- Откуда вы это знаете? - высказал предположение Фомин. - Может быть, здесь имеется потайной ход? Убийца проник через него, свалил на вас фарфоровую вазу и удрал.
- Может быть, вы и правы… - вдруг согласился Ячменев. - Они ведь меня предупреждали, чтобы я не совался в это дело!
- Между прочим, - Фомин наклонился к самому уху следователя, - в туалете прячется странный субъект. Он весь дрожит, хотя там очень тепло.
- Не уходите отсюда! - распорядился следователь. - Я скоро вернусь. Но будьте осторожны…
Фомин прислонился спиной к двери и достал огнестрельное оружие.
А Георгий Борисович по дороге в туалет встретил комендантшу, которая все еще бродила с ведомостью.
- Извините, что я вас отрываю от общественной работы, но у меня к вам опять интимный вопрос. В библиотеку никогда не существовало потайного хода?
Надежда Дмитриевна отодвинулась от следователя на то максимальное расстояние, которое допускала ширина коридора. Прежде тем ответить, Надежда Дмитриевна выдержала паузу, а затем заговорила со всей серьезностью:
- К сожалению, в наш особняк потайного хода не было. А вот у наших друзей, у графов Беловежских-Пущиных был секретный коридор, который из-под земли вел прямиком в спальню графини. Дело в том, что графиня находилась в связи со своим кузеном. Когда граф уезжал в присутствие, кузен, охваченный страстью, по подземному ходу мчался к графине. Между прочим, тоннель Беловежеких-Пущиных был использован при строительство горьковского радиуса метрополитена от станции "Белорусская" до станции "Динамо".
- Премного благодарен! - весело сказал Георгий Борисович, который понимал, что второй раз получил по заслугам.
- Пожалуйста! - любезно ответила Надежда Дмитриевна. - Когда у вас возникнут трудные вопросы, вы обращайтесь ко мне запросто, без стеснений.
И они разошлись, испытывая взаимную симпатию. Войдя в туалет, следователь увидел у окна высокого седого человека, одетого в безупречный темный костюм, в белую рубашку и при галстуке бантиком. Элегантность одежды контрастировала с небритым лицом.
- Здравствуйте! - сказал Ячменев, направляясь в кабину.
Небритый франт пробормотал в ответ что-то невнятное. В дверь постучали.
- Войдите! - разрешил Ячменев.
На пороге туалета возник сияющий Шалыто.
- Георгий Борисович! - начал он докладывать, глядя в спину начальству. - Разрешите вам передать…
- Ну, я вас слушаю! - сказал Ячменев, поворачиваясь к помощнику лицом.
- В лаборатории склеили рукопись! Вот она…
Человек у окна, поняв, что перед ним работники уголовного розыска, рухнул на колени:
- Я не убивал!
Его поведение привело сыщиков в замешательство.
- Встаньте! - попросил Ячменев. - Здесь холодный пол. Вы схватите ревматизм!
- Лучше ревматизм, чем тюрьма! - упирался незнакомец, не поднимаясь с каменных плит. - Товарищ следователь, я не убивал! - повторил он жалобно, и при этом лицо его стало того же фаянсового цвета, что и предметы вокруг.
- Кто вы такой? - спросил Георгий Борисович. В его обширной практике случалось всякое, но еще никто не стоял перед ним на коленях в туалете.
- Ростовский Кирилл Петрович. Я главный хранитель библиотеки, где произошло убийство.
- Встаньте, пожалуйста! - Ячменев испытывал чувство неловкости при виде человека старше себя годами, стоящего в такой ненормальной позе.
- Ни за что! - проявил твердость характера главный хранитель.
- Может быть, ему так нравится? - заступился за Ростовского сердобольный Шалыто. - Может, у него коленки мягкие…
В мужской туалет, нисколько не смущаясь, заглянула Надежда Дмитриевна и, оценив обстановку, сказала:
- Вот времена настали! В уборных людей допрашивают! А я вас везде ищу, Кирилл Петрович, вносите десять рублей!
- На что?
- На венок! - сказал следователь.
- У меня сейчас нет! - заволновался Ростовский. - Внесите за меня, Надежда Дмитриевна, я вам верну!
- Ладно! - смилостивилась старуха, - Распишитесь!
Не поднимаясь с пола, Ростовский расписался в ведомости.
Когда мужчины остались одни, Шалыто передал рукопись следователю:
- Это про Ивана Грозного. Про то, что он очень плохой. А мы в школе проходили, что он хороший!
- Bаш недостаток, Ваня, - пожурил Ячменев, - что вы еще не забыли то, чему вас учили в школе!
Но Шалыто не понял намека следователя:
- Одним словом, не рукопись, а научная мура!
При этих словах Ростовский неожиданно вскочил на ноги:
- Почему же мура? Я все превосходно обосновал!
- Разве это писали вы, а не Зубарев? - удивился Ячменев.
- Сразу видно, что вы человек, далекий от науки! - с укором сказал Ростовский, - Сергей Иванович был слишком занят, чтобы писать научные труды. Но он, как никто, чувствовал веяния времени и всегда поворачивал науку, куда требовалось.
- И он много раз ее поворачивал? - спросил Ячменев.
- Приходилось, - уклончиво ответил Ростовский. - Вы думаете, легко управлять историей культуры?
- А разве можно управлять историей? - удивился простак Ваня.
- Не только можно, но и нужно. Так считал Сергей Иванович.
- Пройдемте в библиотеку, - предложил следователь, - поговорим. Здесь неподходящее место.
- Я боюсь мертвецов! - поежился Ростовский.
- Его увезли! - успокоил библиотекаря Шалыто, и все трое направились в бельэтаж.
- Какие у вас были отношения с убитым? - расспрашивал по дороге Георгий Борисович.
- Хозяина и раба! - с достоинством раба отвечал Кирилл Петрович. - Я писал за него все, даже докторскую диссертацию.
- Не может быть! - вырвалось у Ячменева.
- Может… - грустно, но убедительно ответил Кирилл Петрович.
- Где вы были вчера вечером, ну, часов в одиннадцать или в двенадцать? - вздохнул следователь.
- Дома! - без запинки отвечал допрашиваемый. - Я рано лег спать.
Ячменев всегда чувствовал, когда люди врут и с неприязнью взглянул на Ростовского:
- Еще один вопрос. Скажите, пожалуйста, у покойного здесь, в академии, была, ну, как это лучше выразиться… пассия, что ли?
Ростовский оживился и сразу приобрел элегантность. Это было неприятно Ячменеву, на котором любой костюм висел мешком.
- Видите ли, дорогой мой, Сергей Иванович был, как мы говорим, большой ходок…
Ячменев поморщился. Он не терпел пошлости.
- Не так давно у нас появилось прелестное создание, - с видимой охотой распространялся главный хранитель, - некто Алла Григорьевна. Учительница литературы. Готовит у нас диссертацию. Это называется связь науки с производством. Сергей Иванович, как вы понимаете, с удовольствием согласился быть ее научным руководителем. Весьма любопытна тема диссертации: "Свободное время школьника и борьба с ним". Идея заключается в том, чтобы уберечь ребенка от тлетворного влияния улицы и родителей.
Ячменев внутренне содрогнулся, и они вошли в библиотеку, где Фомин все еще стоял на страже.
- В библиотеке ничего существенного не произошло! - с сожалением доложил Зиновий.
Ростовский нервно озирался по сторонам, ему явно было не по себе.
- Возьмите, пожалуйста, ваш билет в город Куйбышев, - равнодушным голосом предложил Ячменев.
Ростовский уставился на следователя, пытаясь что-нибудь прочесть в его непроницаемых глазах.
- Это не мой билет! - пролепетал, наконец, Кирилл Петрович.
- Тогда извините! - просто сказал Ячменев. - Вы мо жете идти.
И опять подумал про себя: "Я снова угадал. Это его билет. Что это со мной сегодня?" Ростовский выкатился прочь.
- Этот Ростовский, - веско заговорил Георгий Борисович, - не ночевал дома! Во-первых, он небрит, а такие бреются каждое утро! Во-вторых, билет в Куйбышев может принадлежать только ему, я это чувствую! А в-третьих, он ночевал на Казанском вокзале!
- Как вы это узнали? - хором вскричали помощники.
- От Ростовского пахнет Казанским вокзалом! - сказал следователь. Эту сногсшибательную деталь он сообщил без всякой рисовки. - Каждый вокзал пахнет по-своему. Я посвятил этому массу времени. Это мой конек. Казанский пахнет чарджуйской дыней, самаркандскими персиками, алма-атинскими яблоками и мешками. Курский вокзал тоже пахнет фруктами. Но следует различать аромат сред неазиатских и кавказских фруктов. На Курском пахнет виноградом "Изабелла", мандаринами, мимозой и курскими соловьями. Киевский вокзал заставляет вспомнить о вишне, о нежинских малосольных огурчиках, о деревенском сале и болгарских помидорах. Тогда как Рижский вокзал напоен ароматом копченой салаки и латвийской селедки!
- Ну, а Павелецкий? - робко спросил Шалыто, перед которым открылся доселе неведомый мир.
- Здесь астраханские арбузы и подмосковные грибы. Ведь самые грибные места по Павелецкой дороге. Но легче всего определить запах Ярославского вокзала. Он насквозь пропитан молоком. Белорусский же вокзал пахнет сложно: морожеными датскими курами, люстрами из ГДР и польскими яйцами. Ленинградский вокзал - вокзал интеллигентный. Он тонко, едва уловимо пахнет искусством и истерией.
- Ну, а Савеловский? - спросил Фомин, который знал, что в Москве девять вокзалов.
- С Савеловским плохо! - сокрушенно признал Ячменев. - Он не имеет специфического запаха. Именно поэтому возник проект о сносе Савеловского вокзала как бесполезного!
Ревностные помощники молчали, потрясенные замечательным носом своего наставника.
- Если от этого человека, - пришел в себя Фомин, имея в виду Ростовского, - несет Казанским вокзалом, значит, он тоже замешан в убийстве!
- Не торопитесь с выводами! - одернул прыткого Фомина Георгий Борисович. Он на секунду задумался, затем пошел к выходу и поманил помощников за собой. В коридоре он шепотом отдал Ивану важное приказание:
- Возьмите рукопись, положите в библиотеке на стол, выйдите, заприте дверь на ключ, а ключ спрячьте в карман. Пока меня не будет, пожалуйста, дежурьте в коридоре и никуда не отлучайтесь!
- А что делать мне? - ревниво спросил Фомин.
- Что вам делать, Зиновий? - растерялся Ячменев. - Я не знаю. Может быть, вы сами найдете себе занятие? У вас ведь есть уже собственный метод.
- Значит, вы даете мне полную свободу? - обрадовался Фомин.
- Полная свобода никогда не приводит к добру! - ухмыльнулся следователь. - Я вижу, вы хотите следить за Ростовским. Пожалуйста, тратьте время зря!
Фомин исчез, а Георгий Борисович направился в кабинет Зубарева.
В кабинете все говорило о незаурядной личности покойного. На шкафу стоял небольшой бюст Зубарева работы известного скульптора. На одной из стен рядом с изображением выдающихся педагогов висел портрет Зубарева работы известного живописца. А на письменном столе, под стеклом, лежал дружеский шарж на Зубарева работы известного карикатуриста. Книжный шкаф был уставлен сочинениями С. И. Зубарева, изданными на разных языках.
На старинной тумбочке возле письменного стола Ячменеву бросился в глаза альбом в сафьяновом переплете. Георгий Борисович взял альбом в руки и перелистал. На вклеенных фотографиях был запечатлен академик Зубарев в торжественные минуты: академик Зубарев и Чарльз Спенсер Чаплин, академик Зубарев и наследная принцесса Голландии, академик Зубарев и Пабло Пикассо, академик Зубарев и лауреат Нобелевской премии физик Нильс Бор, академик Зубарев и Майя Плисецкая, академик Зубарев и Софи Лорен, академик Зубарев и бык-рекордсмен Кузька.
От фотографий внимание Ячменева отвлекли голоса, которые раздались за стеной.
- Давайте поглядим некролог, Антон Сергеевич! - сказал бархатный баритон.
В детективных романах следователи часто и, разумеется, совершенно случайно подслушивают чужие разговоры. Это просто какой-то рок! На самом деле они не хотят подслушивать, это им глубоко противно. Но у них нет иного выхода.
- "Злодейское убийство вырвало из наших рядов…" - читал Антон.
- Минуточку… - перебил бархатный баритон. - Какое убийство? В наши дни академиков не убивают. Они умирают естественной смертью.
Ячменев уловил в интонации баритона легкую иронию.
- Давайте напишем, - предложил голос, по которому Ячменев узнал Ростовского, - трагически погиб на научном посту…
Баритон опять не согласился.
- Не надо будоражить общественное мнение. Пишите, Кирилл Петрович: наша наука понесла невозвратимую утрату. Скоропостижно скончался… нет-нет… есть лучше… Смерть безжалостно вырвала… из наших рядов… выдающегося ученого, академика Зубарева Сергея Ивановича…
- "Он родился, - снова читал Антон, - в 1911 году, в семье лесничего".
Хотя Ячменев не видел лица обладателя баритона, он через стенку почувствовал, что тот покривился:
- Какой еще лесничий? Где вообще находится лес?
- Как где? - не понял Антон. Но Ростовский был подогадливее.
- В деревне!
- Правильно, Кирилл Петрович, - насмешливо продолжал баритон. - Пишите… Родился в таком-то году в бедной крестьянской семье…
- Откуда вы знаете, что в бедной, Юрий Константинович? - возмутился Антон, который был слишком прямолинеен для такого тонкого дела.
Как видно, хозяин баритона Юрий Константинович обладал педагогическим тактом:
- Будет более типично - человек из бедной крестьянской семьи вырос до академика. И надо написать, что в детстве он батрачил… что там еще… пас скот…
- Возил навоз! - вставил Антон.
- Как вам не стыдно, Антон Сергеевич, в такие минуты думать о навозе! - издевательски сказал баритон.
- Я не желаю участвовать в составлении этой липы! - и Ячменев услышал, как хлопнула дверь.
- Не утруждайте себя, Юрий Константинович, я все напишу, как надо! - сказал Ростовский.
Теперь некролог был в надежных руках.
Вспомнив, что давно не звонил домой, Ячменев набрал номер.
Опять подошла жена.
- Ну, что там у вас происходит?… Как, одевается?… Сколько нужно времени, чтобы одеться?… А где мой зять?… Как, у нее? Они, между прочим, еще не расписаны! И я не допущу!.. Я не говорю никаких глупостей!
Ячменев покинул кабинет в расстроенных чувствах.
Вскоре он ехал в троллейбусе и злился на весь мир:
- Почему преступники совершают свои злодеяния по ночам? Наверно, они делают это нам назло, чтобы мы не высыпались. Трудно им, что ли, убивать днем, когда солнышко светит, когда настроение хорошее, когда у меня законный рабочий день.
Затем Ячменев стал думать о вещах, которые не имеют касательства к делу. Так поступают все детективы в современных криминальных романах. В разгар следствия их мысли заняты черт знает чем. Ячменев не составлял исключения. Он думал о будущем человечества:
- Скоро начнут строить подводные города, потому что земли не хватает. В Японии, говорят, уже приступили к разработке проектов. В этих городах появятся свои преступники. Искать их будет трудно. Кругом вода, следов не видно. Бедные Шалыто и Фомин, придется их заменить на двух одаренных дельфинов. А как же я сам? И меня заменят на дельфина!.. Интересно, что чувствует дельфин, когда его дочь выходит замуж?…
Троллейбус остановился около школы № 1214. Георгий Борисович вынырнул из подводных мыслей.
Спустя несколько минут директор, перепуганный приходом следователя, уже вводил его в 8-й класс "Б", где под видом урока литературы истязали поэта.
Ученики недружно встали.
- Алла Григорьевна, вы позволите, товарищ Ячменев побудет у вас на уроке! - сказал директор и исчез.
Ячменев нашел свободное место в последнем ряду и с усилием впихнул грузное тело за парту.
Возле доски разворачивалась серьезная схватка учительницы с учеником. На его лице застыло скучающее и презрительное выражение.
- Я не согласен… - тянул ученик.
- С чем ты не согласен, Борознин? - переспросила учительница. Она была так хороша, что Ячменев понял убитого Зубарева.
- Я со всем не согласен…
- Как тебя понять?
- Извините, но вы все равно не поймете…
- Борознин, садись! - сказала Алла, желая прекратить конфликт при постороннем.
- Просто вы меня при комиссии боитесь спрашивать! - лениво отбрехивался Борознин.
- Ну, говори! - разрешила учительница тоном, не предвещавшим ничего доброго.
- Татьяна вышла замуж за старика Гремина, - забубнил Борознин. - Но продолжала любить Онегина. Разве это красиво - любить одного, а выходить за другого?
- Продолжай, продолжай! - Алла покосилась на Ячменева, который слушал с нескрываемым интересом.
- Когда Евгений наконец-то ее полюбил, - тянул Борознин, - Татьяна по глупости осталась со стариком. А вот любая девчонка из нашего класса в такой ситуации сбежала бы к Онегину, и правильно!
В классе раздался неуместный смех. Это не сдержался Георгий Борисович. Все поглядели на него, он застеснялся и буркнул:
- Простите…
- Вот видишь, - с укором сказала учительница Борознину, - над тобой смеются. Садись!
- А что вы мне поставите?
- Тройку!
Ячменев понял, что Алла не хочет ставить при нем плохую отметку.
- Это меня устраивает! - Борознин аппетитно зевнул и поплелся на место. Он плюхнулся на скамейку рядом со следователем и сказал запросто:
- Обрыдло все!
Педагог постаралась загладить инцидент и вызвала первого ученика. Им оказалась здоровая румяная девушка с внешностью физкультурницы. Статуи таких физкультурниц с веслом украшают наши парки и стадионы.
Она резво затараторила, и сосед Ячменева прокомментировал:
- По учебнику шпарит… Слово в слово…
Первая ученица рапортовала так быстро, что Ячменев, не успевая улавливать смысла, задремал. Изредка до его сознания доносились отдельные фразы:
- Онегин был оторван от национальной и народной почвы. Растлевающее влияние света еще более удаляло Онегина от народа…
- Онегин вел типичную для золотой молодежи того времени жизнь, - балы, рестораны, прогулки по Невскому, посещение театров. На это ушло у него восемь лет…
- Онегин опять не понял глубины запросов Татьяны…
Девица перестала передиктовывать учебник, и Ячменев проснулся. Он испуганно огляделся по сторонам: не заметил ли кто-нибудь, что он спал?
- Запишите темы домашних сочинений. Первая. Почему Онегин недостоин Татьяны? Вторая. Что было бы с романом "Евгений Онегин", если бы в нем не было образа Татьяны?
Народ безмолвствовал. Всем было, как говорится, до лампочки.
Прозвенел звонок. Класс мгновенно опустел.
Ячменев остался наедине с учительницей. Он понял, что на уроке не обнаружил ничего преступного, кроме качества преподавания. Он выдернул себя из парты:
- Мне нужно с вами поговорить!
Учительница расценила его слова по-своему и начала оправдываться.
- Вы, пожалуйста, не обращайте внимания на Борознина, Анатолий трудный мальчик. Он неисправим. У него но каждому поводу есть собственное мнение.
Ячменев молча предъявил служебное удостоверение. Алла расхохоталась: