- В девятнадцатом веке ребенок не может потеряться, - неожиданно резко и убежденно заявил дедушка Брадшо.
- Ну, ну, дедушка, я советую вам не волноваться. И век сейчас уже двадцатый. Он все еще живет в прошлом веке. Его память, похоже, остановилась несколько лет назад. Из каких же вы будете? Бернли? Старр? Из Блэр-Уотер? О, тогда вы знаете тамошних Марри? Племянница? О!
Это "о!" миссис Джулии Холлингер прозвучало весьма выразительно. Перед тем она успела торопливо выставить тарелки и еду на стол, покрытый чистой клеенкой, но теперь так же быстро убрала их, извлекла из ящика буфета скатерть, достала из другого ящика серебряные вилки и ложки и сняла с полки красивые солонку и перечницу на подставке.
- Не хлопочите так из-за нас, - умоляла Эмили.
- Что вы, никакого беспокойства! Если бы здесь не стряслось такой беды, миссис Брадшо была бы очень рада вас видеть. Она очень добрая женщина, бедняжка. Ужасно тяжело видеть ее в таком горе. Понимаете, Аллан - ее единственный ребенок.
- Говорю вам, в девятнадцатом веке ребенок потеряться не может, - повторил дедушка Брадшо подчеркнуто и с раздражением.
- Нет... нет, - успокаивающе отвечала миссис Холлингер, - конечно нет, дедушка. Маленький Аллан еще найдется. Вот вам горячего чайку. Советую выпить. Это его на время успокоит. Не то чтобы он был слишком нервный... просто все сейчас расстроены... кроме старой миссис Макинтайр. Уж ее-то ничто не взволнует. Жалеть об этом, конечно, не стоит, только кажется мне, что это настоящая бесчувственность. Хотя, разумеется, она не совсем в своем уме. Садитесь, девочки, и перекусите. Слышите, как дождь поливает, а? Ох, мужчины вымокнут до нитки. Долго искать мальчика сегодня они уже не смогут... Так что Уилл скоро будет дома. Я, пожалуй, даже боюсь его возвращения... Клара опять придет в безумное волнение, когда он придет домой без маленького Аллана. Ужасно трудно пришлось нам вчера вечером с ней, бедняжкой.
- В девятнадцатом веке ребенок потеряться не может, - сказал дедушка Брадшо... и в негодовании захлебнулся горячим чаем.
- Нет... и в двадцатом тоже не может, - сказала миссис Холлингер, хлопая его по спине. - Я советую вам, дедушка, лечь в постель. Вы устали.
- Я не устал, а в постель, Джулия Холлингер, лягу, когда захочу.
- Ну, хорошо, дедушка. Я советую вам не возбуждаться. Пожалуй, я отнесу чашечку чая Кларе. Может быть, теперь она выпьет. Она ничего не ела и не пила с вечера вторника. Как может женщина выдержать такое... я вас спрашиваю?
Эмили и Илзи ужинали, хотя аппетит у обеих почти пропал; дедушка Брадшо следил за ними с подозрением в глазах, а из маленькой спальни доносились горькие стоны.
- Так мокро и холодно в эту ночь... где он... мой малыш? - причитал женский голос, в котором звучало такое страдание, что Эмили содрогалась, словно сама испытывала те же душевные муки.
- Скоро его найдут, Клара, - говорила миссис Холлингер притворно бодрым, утешающим тоном. - Только не теряй терпения... вздремни, я тебе советую... его непременно скоро найдут.
- Они никогда его не найдут. - Голос матери почти срывался на крик. - Он мертв... мертв... он умер в ту холодную ночь во вторник... так давно. О Боже, сжалься! Он был так мал! А я так часто говорила ему, чтобы он помалкивал, если к нему не обращаются... теперь он никогда больше не заговорит со мной. Я не позволяла ему оставлять зажженной лампу, когда он ложился спать... и он умер в темноте, один и замерзший. Я не позволяла ему завести щенка... а ему так хотелось... Но теперь ему ничего не надо... только могилу и саван.
- Я не вынесу этого, - пробормотала Эмили. - Не вынесу, Илзи. У меня такое чувство, словно я схожу с ума от ужаса. Уж лучше было остаться под открытым небом, несмотря на бурю.
Высокая и худая миссис Холлингер, с видом одновременно сочувственным и важным, вышла из спальни и закрыла за собой дверь.
- Ужасно, правда? И так она будет причитать всю ночь. Не хотите лечь в постель? Еще довольно рано, но, может быть, вы устали и предпочтете уйти наверх - там вам не будет слышно ее, бедняжку. Она не захотела чаю... боится, что доктор подмешал в него снотворное. Она не хочет уснуть, пока не найдут мальчика - живого или мертвого. Если он в зыбунах, то, конечно, его никогда не найдут.
- Джулия Холлингер, ты дура и дочь дурака, но даже ты должна понимать, что в девятнадцатом веке ребенок потеряться не может, - сказал дедушка Брадшо.
- Если бы это не вы, дедушка, а кто-нибудь другой назвал меня дурой, я разозлилась бы, - несколько ядовито отвечала миссис Холлингер. Она зажгла лампу и повела девушек наверх. - Надеюсь, вы уснете. Я советую вам постелить одно из одеял под себя, хотя на кровати есть и простыни. Я сегодня проветрила все - и одеяла, и простыни. Подумала, что лучше проветрить их на случай, если все-таки будут похороны. Я помню, что Марри из Молодого Месяца всегда очень тщательно проветривали свои постели, так что я решила упомянуть об этом. Только послушайте, как ветер воет. Эта буря, вероятно, будет иметь ужасные последствия по всему острову. Не удивлюсь, если сегодня с этого дома сорвет крышу. Пришла беда - отворяй ворота. Я советую вам не волноваться, если ночью вы услышите шум. Когда мужчины принесут тело, Клара, бедняжка, будет, вероятно, как одержимая. И, может быть, вам лучше повернуть ключ в замке. Старая миссис Макинтайр иногда бродит ночью по дому. Она совсем безобидная и, как правило, ведет себя довольно разумно, но люди пугаются.
Девочки испытали немалое облегчение, когда дверь за миссис Холлингер наконец закрылась. Она была доброй душой и честно исполняла свой соседский долг, как она его понимала, но ее присутствие не слишком ободряло. Они огляделись. Комната для гостей была крохотной, безукоризненно чистой, с наклонными стенами по форме скатов крыши. Большую ее часть занимала большая удобная кровать, явно предназначенная для того, чтобы на ней спать, а не для того, чтобы украшать собой комнату. Маленькое окно, разделенное переплетом на четыре квадратика, с безупречно белой муслиновой занавеской, отделяло их от моря и холодной штормовой ночи.
- Брр!- содрогнулась Илзи и постаралась забраться в постель как можно скорее. Эмили последовала за ней - не так быстро, но совсем забыв про ключ. Илзи, совершенно выбившаяся из сил, уснула почти мгновенно, но Эмили не могла спать. Она лежала и страдала, напрягая слух в ожидании шагов. Дождь бил в окно - не каплями, но потоками, ветер рычал и выл. Снизу, от подножия холма, до нее доносился рокот волн - белых и пенистых, бушующих вдоль темного берега. Неужели прошли лишь сутки с тех часов летнего очарования в лунном свете на стоге сена посреди поросшего папоротниками пастбища? Нет, та ночь, должно быть, была в другом мире.
Где он, этот бедный потерявшийся ребенок? В одну из минут затишья посреди бури ей вдруг представилось, будто она различает над головой в темноте негромкий плач - казалось, какая-то одинокая маленькая душа, недавно расставшаяся с телом, пытается отыскать дорогу к близким. Эмили не находила способа убежать от своей боли - врата сна были закрыты перед ней; она не могла отвлечься от своих чувств и взглянуть на них со стороны. Ее нервное напряжение возрастало. Мыслями она была там, где бушевала буря, и с мучительным напряжением искала разгадку, пыталась проникнуть в тайну: где находится ребенок? Он должен найтись... она сжала кулаки... должен. Ах, эта бедная мать!
- О Боже, пусть его найдут - живым... пусть его найдут - живым, - молилась она в отчаянии, исступленно повторяя одни и те же слова... тем более исступленно, что, казалось, эта молитва исполниться не может. Но она всё твердила эти слова, чтобы отделаться от стоящих перед ней в воображении ужасных видений болот, зыбучих песков, бурной реки, - твердила, пока наконец не ослабела настолько, что даже душевные муки не могли помешать ей уснуть. Она забылась тревожным сном, а буря все ревела и выла, и мужчины, разыскивавшие мальчика, наконец прервали свои напрасные поиски.
Глава 14
Женщина, которая отшлепала короля
Буря улеглась, и серые лучи дождливого рассвета, занявшегося над заливом, пробрались в маленькую комнату для гостей в белом доме на холме. Эмили, вздрогнув, пробудилась от тревожного сна, в котором она искала - и нашла - потерявшегося мальчика. Но припомнить, где именно он оказался, она никак не могла. Илзи еще спала рядом с ней, возле стены, разметав по подушке шелковистые золотые локоны. Эмили, в голове у которой все еще был сумбур полусонных мыслей, огляделась... и решила, что, должно быть, по-прежнему видит сон.
У крошечного столика, покрытого белой, обшитой кружевом скатертью, сидела женщина - высокая полная старая женщина, с густыми седыми волосами под безупречно белым вдовьим чепцом, какой все еще носили в первое десятилетие этого века женщины с севера Шотландии. На ней было платье из темно-фиолетовой полушерстяной ткани и большой снежно-белый передник, который она носила с видом королевы. Концы синей шали были аккуратно скрещены на ее груди. Лицо у нее было необычно белое, с глубокими морщинами, но Эмили со своим даром замечать самое существенное сразу увидела, что в каждой его черте сохранились энергия и живость. Она также увидела, что красивые ясные голубые глаза смотрят так, словно их обладательница некогда пережила ужасное горе. Вероятно, это была старая миссис Макинтайр, о которой говорила миссис Холлингер. В таком случае старая миссис Макинтайр представлялась в самом деле весьма почтенной особой.
Миссис Макинтайр сидела сложив руки на коленях и смотрела на Эмили пристальным взглядом, в котором было что-то не поддающееся определению - что-то немного странное. Эмили, вспомнив, что, по общему мнению, миссис Макинтайр "немного не в себе", смущенно пыталась придумать, как выйти из этого неловкого положения. Следует ли ей заговорить? Миссис Макинтайр избавила ее от необходимости решать, что делать дальше.
- Ваши предки будут с севера Шотландии? - спросила она неожиданно глубоким, сочным голосом с восхитительным горским акцентом.
- Да, - сказала Эмили.
- И вы будете пресвитерианка?
- Да.
- Шотландские пресвитериане - единственные приличные люди, - заметила миссис Макинтайр тоном глубокого удовлетворения. - И скажите мне, пожалуйста, как вас зовут. Эмили Старр! Ошень красивое имя. А теперь я скажу вам мое имя. Мистрис Маргарет Макинтайр. Я не обычная женщина. Я женщина, которая отшлепала короля.
И снова инстинкт рассказчицы заставил Эмили, теперь уже совсем очнувшуюся от сна, затрепетать в предвкушении чуда. Но проснувшаяся в эту минуту Илзи ахнула от удивления. Мистрис Макинтайр вскинула голову совсем как королева.
- Вам нет нужды бояться меня, моя дорогая. Я не обижу вас, хотя я женщина, которая отшлепала короля. О да, так говорят обо мне люди, когда я вхожу в церковь. Это Женщина, которая отшлепала короля.
- Я полагаю, - начала Эмили нерешительно, - что нам лучше встать.
- Вы не встанете, пока я не расскажу вам мою историю, - решительно заявила миссис Макинтайр. - Как только я увидела вас, сразу поняла, что вы должны ее услышать. Вы не ошень румяная, и я не скажу, чтобы вы были ошень хорошенькая... о нет. Но у вас маленькие ручки и маленькие ушки... я думаю, это ушки фей. Девушка рядом с вами ошень красивая и будет ошень хорошей женой красивому мужчине... она умна, о да... но вы ошень обаятельная, и именно вам я расскажу мою историю.
- Пусть расскажет, - шепнула Илзи. - Мне до смерти хочется узнать, как отшлепали короля.
Эмили кивнула: другого выхода, кроме как остаться лежать и выслушать то, что пожелает рассказать мистрис Макинтайр, все равно не было.
- Вы не понимаете второй язык? Я имею в виду гаэльский.
Зачарованная, Эмили отрицательно покачала черной головкой.
- Жаль, так как мой рассказ прозвучит не так хорошо по-английски - о нет. Вы скажете про себя, что старухе все это приснилось, но будете неправы, так как я расскажу вам подлинную историю - о да. Я отшлепала короля. Разумеется, он не был тогда королем... он был всего лишь маленьким принцем - лет девяти, не больше... ровесник моему маленькому Алеку. Но кое-что я должна сказать сначала, а то вы не до конца поймете мою историю. Это было давно, очень давно, еще до того как мы уехали с родины. Моего мужа звали Алистер Макинтайр, и он был пастухом недалеко от замка Балморал[64]. Алистер был ошень красивым мужчиной, и мы были ошень счастливы. Не то чтобы мы не ссорились порой - о нет, тогда жизнь была бы ошень однообразна. Но, когда мы мирились, мы любили друг друга еще больше, чем прежде. И я сама была ошень красива. Теперь я все толстею и толстею, но тогда была ошень стройной и красивой... о да, я говорю вам чистую правду, хотя я вижу, что вы втайне смеетесь надо мной. Когда вам будет восемьдесят, вы лучше это поймете...
Может быть, вы помните, что королева Виктория и принц Альберт[65] каждое лето приезжали в Балморал и привозили с собой своих детей. Слуг они привозили только тех, без которых не могли обойтись, потому что не хотели суеты и толчеи, а хотели хорошо и спокойно провести время, как обычные люди. По воскресеньям они иногда ходили в местную церковь послушать проповедь мистера Дональда Макферсона. Мистер Дональд Макферсон был ошень талантливым проповедником, и он не любил, если люди входили, когда он уже начал молитву. Он мог тогда остановиться и сказать: "О Боже, мы подождем, пока Большой Сэнди Джим займет свое место" - о да. Я слышала, как королева смеялась на следующий день - над Сэнди Джимом, разумеется, не над священником.
Когда королеве не хватало помощниц в замке, они просто посылали за мной и за Джанет Джардин. Муж Джанет был помощником охотника в их имении. Джанет всегда говорила мне: "Доброе утро, мистрис Макинтайр", когда мы встречались, а я говорила: "Доброе утро, Джанет", только чтобы показать, что Макинтайры стоят выше Джардинов. Но она была ошень хорошим существом на своем месте, и мы ошень хорошо ладили, когда она не забывалась.
Я ошень дружила с королевой - о да. Она была совсем не гордой женщиной. Она иногда заходила ко мне в дом на чашечку чая и говорила со мной о своих детях. Она была не ошень красивая - о нет, - но у нее были ошень хорошенькие ручки. Принц Альберт был ошень благородной внешности - так люди говорили, но, на мой взгляд, Алистер был гораздо красивее. В целом они были ошень хорошие люди, и маленькие принцы и принцессы каждый день играли с моими детьми. Королева знала, что они в хорошей компании, и у нее было спокойнее на душе, чем у меня... так как принц Берти был такой отчаянный паренек, каких поискать - о да - и большой проказник... и я все время боялась, как бы он и мой Алек не попали в беду. Они играли вместе каждый день... и ссорились тоже. И не всегда в этом был виноват Алек. Но ругала я всегда Алека, бедный паренек. Кого-то ведь надо было отругать, а вы понимаете, моя дорогая, что я не могла отругать принца.
Одно меня ужасно тревожило: ручей за домом среди деревьев. Он был ошень глубокий и местами быстрый, и, если бы ребенок упал в него, то непременно утонул бы. Я все время твердила принцу Берти и Алеку, чтобы они не смели подходить к ручью. Но они все равно подходили пару раз, и я наказывала за это Алека, хотя он говорил мне, что не хотел идти, а принц Берти говорил: "Пойдем, это не опасно, не будь трусом", - и Алек шел, так как считал, что не должен перечить принцу Берти, да и слушать, как его называют трусом, ему не хотелось, ведь он Макинтайр. Я так тревожилась из-за этого, что не спала по ночам. А потом, моя дорогая, однажды принц Берти свалился прямо в глубокую заводь, а мой Алек попытался вытащить его и сам свалился следом за ним. И они утонули бы вместе, если бы я не услышала их крики, когда возвращалась домой из замка, куда носила пахту для королевы. О да, я живо поняла, что случилось и побежала к ручью, и скоро выудила их, очень испуганных и мокрых. Я знала: надо что-то делать, и мне надоело во всем винить бедного Алека, и к тому же, моя дорогая, сущая правда то, что я была ошень, ошень сердита и не думала о принцах и королях, но только о двух ошень непослушных маленьких мальчиках. О, я всегда была вспыльчива - о да. Я схватила принца Берти, положила себе на колено и как следует отшлепала его по тому месту, которое добрый Господь предназначил для этого у принцев, как и у обычных детей. Я отшлепала его первым, так как он был принцем. Потом я отшлепала Алека, и они ревели вместе, так как я была очень сердита и все, что могла рука моя делать, делала по силам, как говорит Библия[66].
Затем, когда принц Берти ушел домой, ошень сердитый, я остыла и немного испугалась. Ведь я не знала, как отнесется к этому королева, и мне было неприятно думать, что Джанет Джардин будет торжествовать надо мной. Но королева Виктория была разумной женщиной. Она сказала мне на следующий день, что я поступила правильно, а принц Альберт улыбался и шутил со мной насчет "рукоположения". И принц Берти с тех пор слушался меня и не ходил к ручью - о нет - и сидеть ему какое-то время было не ошень удобно. Что же до Алистера, то я думала, он ошень рассердится на меня, но никогда нельзя заранее сказать, как мужчина отнесется к тому или к сему - о да. Он тоже посмеялся и сказал мне, что придет день, когда я смогу хвастаться и рассказывать всем, как однажды отшлепала короля. Все это было давно, но я никогда этого не забуду. Она умерла два года назад, и принц Берти стал наконец королем. Когда мы с Алистером уезжали в Канаду, королева подарила мне шелковую нижнюю юбку. Это была очень красивая клетчатая юбка цветов клана Виктории. Я никогда не надевала ее, но буду в ней один раз... в моем гробу - о да. Я храню ее в сундуке в моей комнате, и моя родня знает, для чего эта юбка. Я хотела бы, чтобы Джанет Джардин знала, что меня похоронят в нижней юбке из тартана[67] Виктории, но Джанет давно умерла. Она была очень хорошей женщиной, хоть и не Макинтайр.
Мистрис Макинтайр сложила руки на груди и умолкла. Рассказ был окончен, и она испытывала удовлетворение. Эмили, слушавшая ее с жадным вниманием, торопливо спросила:
- Миссис Макинтайр, вы позволите мне записать эту историю и опубликовать ее?
Мистрис Макинтайр подалась вперед. Ее белое морщинистое лицо немного зарумянилось, запавшие глаза засияли.
- Вы хотите сказать, что напечатаете все это в газете?
- Да.
Мистрис Макинтайр поправила шаль на груди слегка дрожащими руками.
- Странно, как наши желания иногда неожиданно сбываются. Жаль, что этого не слышат глупцы, которые говорят, будто Бога нет. Вы запишете все это и перескажете пышными словами...
- Нет, нет, - торопливо возразила Эмили. - Никаких пышных слов. Мне, возможно, придется внести небольшие изменения и написать введение и заключение, но основную часть я напишу точно так, как вы рассказали. Я не стану пытаться улучшить ее ни на йоту.
Мистрис Макинтайр взглянула на нее с сомнением... потом уступила.
- Я бедное и невежественное существо и выбираю слова не ошень хорошо, и, возможно, вам виднее. Вы слушали меня ошень мило. Мне жаль, что я задержала вас так надолго моими старыми историями. Теперь я уйду и дам вам встать.
- А мальчика нашли? - взволнованно спросила Илзи.
Мистрис Макинтайр сдержанно покачала головой.