* * *
Васек ходил за теткой, с жаром рассказывая ей про нового учителя.
- Он знаешь, тетя Дуня, сильный какой! Он взял и прямо с одного маху все парты передвинул. Силач!
- Боксер, наверно, - предположила тетка.
- Нет. Почему боксер? - растерялся Васек. - Боксер - это, знаешь, в таких перчатках борется. А он нет. Он же учитель.
- А… учитель? - складывая в корзинку вымытые ножи и вилки, рассеянно переспросила тетка. - Ну-ну… А где же это у меня ножик один? Обронила, что ли?
Она полезла под стол.
Васек присел на корточки и, приподняв скатерть, с жаром продолжал:
- У нас все ребята любят его! И не то чтобы он очень добрый, он даже улыбается редко…
- Нашла, - вылезая из-под стола, сказала тетка и вдруг озабоченно спросила: - С чего же это он все улыбается да улыбается?
- Кто?
- Да учитель ваш. Эдак и с ученья твоего мало толку будет.
- Да ну тебя! - рассердился Васек. - Я совсем наоборот говорил.
- Это что же такое "наоборот"? - сдвинув на нос очки, строго допытывалась тетка.
Васек посмотрел на нее и прыснул со смеху:
- Ой, не могу!
- Ишь, смеяться-то ты горазд, - добродушно сказала тетка. - А вот посмотрю я, как в учебе поспеваешь. Очень уж вас балуют теперь. А про учителя ты лучше отцу расскажи: он человек самостоятельный, пускай сам разбирается, кто плох, кто хорош.
Васек с хохотом выкатился в кухню:
- Таня! Я тете Дуне про учителя рассказываю, а она… она… сначала… боксером его…
Васек беззвучно затрясся от смеха. Таня взглянула на его лицо и тоже залилась смехом. Тетка вышла в кухню и, поглядев на Таню, ехидно сказала:
- Не знаю, кто из вас старше да умнее!
Но слова эти только подбавили жару в огонь. Васек и Таня смеялись уже без всякой причины, неудержимо и весело.
Павел Васильевич пришел поздно. Он был взволнован предстоящей длительной поездкой.
- Недельки на три укачу, - говорил он, глядя на Васька теплыми, озабоченными глазами. - Ты тут не скучай, Рыжик…
В этот вечер они долго разговаривали. Васек торопливо рассказывал отцу все свои новости.
Учитель по рассказам сына понравился Павлу Васильевичу.
- Вот и гляди, чтобы не ударить перед ним лицом в грязь, - поучал он.
Тетка долго не гасила свет, но вмешиваться в разговор не решалась.
Утром в доме была суматоха. Тетка собирала отца в дорогу: пекла ему пирожки, складывала в чемодан белье и метила его, чтобы оно, чего доброго, не перемешалось с чьим-нибудь чужим.
Васек ходил за отцом по пятам и ежеминутно спрашивал:
- Ты целые три недели будешь?
- Три недели.
Васек вздохнул:
- Ну ладно. Сегодня все ребята принесут в школу свои работы или коллекции. Я тоже хотел выжженную коробочку взять и мамину рамку.
Отец и сын начали разглядывать выжженные Васьком вещицы. Васек осторожно держал в руках рамку. Из рамки смотрела на него мать со своей всегдашней спокойной, милой улыбкой.
- В бумажку заверни. Не потеряй там, - сказал отец.
- Ну, что ты!
Они поглядели друг на друга. Сердце у Васька сжалось.
- Приезжай скорей, что ли, - пряча рамку, сказал он.
- Паша, Паша, - закричала тетка, появляясь на пороге, - собирайся! Что ты с ним, как маленький, связался! С коробочками да рамочками…
- Ну-ну, - сдвинул брови отец, - не командуй. Это наши дела.
Он крепко обнял Васька. Васек благодарно и горячо сдавил руками его шею.
Тетка покачала головой и скрылась в кухне.
* * *
На кустах, обросших мохнатым инеем, наросли высокие шапки снега.
Сергей Николаевич шел из школы. Он не торопился. В глазах у него пестрел класс. Несколько фамилий и лиц уже запомнились, другие еще терялись в общей массе.
"Живые, хорошие ребята! И директор приятный…"
Сергей Николаевич вспомнил, как Леонид Тимофеевич, проводив его в класс, весь первый урок похаживал по коридору, как будто в классе сидели его собственные дети и держали экзамен перед новым учителем.
- Ну как? - вытирая платком круглую лысину, спрашивал он в учительской. - Как вам мои ребята?
Сергей Николаевич пожал ему руку.
Директор закивал головой.
- Там есть… Там есть пики-козыри! - сказал он, щуря смеющиеся карие глаза. - Но работать можно! Работать можно!
Учителя приняли Сергея Николаевича в свою среду просто и сердечно. Вожатый отряда Митя тоже понравился учителю.
Сергей Николаевич спрашивал Митю про пионерскую работу, сборы, экскурсии. Они вдвоем уселись на диван, а потом, стоя в дверях учительской, никак не могли расстаться, и Митя, силясь перекричать дребезжащий звонок, говорил:
- Мы на лыжах недавно через весь лес прошли… А девочки ребятам не уступают…
Сергей Николаевич взбежал на крыльцо маленького домика и крепко застучал ногами, отряхивая с калош снег.
Из комнаты его окликнул отец:
- Ну-ну, долго ты нынче! Как там дела?
Сидя в кресле, Николай Григорьевич приоткрыл одну половинку двери и, откинув голову, смотрел на сына из-под густых бровей светлыми голубыми глазами.
- Ну как? Познакомился? Подружился?
- Познакомился! - Сергей Николаевич повесил пальто, бросил на полку шапку. - И, кажется, подружусь!
- Ну и хорошо! Первое впечатление самое верное, говорят. За обедом подробно расскажешь. А у меня радость. Письмо получил. Матвеич мой объявился! На пасеке живет. Приглашает в гости. - Старик протянул сыну письмо: - Вот, читай!
- Да ну? Матвеич?! А про Оксану пишет? - пробегая глазами неровные строчки, спрашивал Сергей Николаевич.
- Пишет, пишет! Соскучилась твоя сестренка, - вздохнул отец.
Матвеич был старый товарищ Николая Григорьевича. В гражданскую войну оба они партизанили на Украине, потом расстались, изредка обмениваясь письмами и сохраняя старую дружбу. Теперь Матвеич звал старика на Украину: "Приезжай, старина! Полечим твои больные ноги".
От партизанских лет, проведенных в лесах и болотах, у Николая Григорьевича к старости разболелись ноги. Он редко куда-нибудь выходил и в отсутствие сына скучал, с нетерпением глядя в окно. Особенно мучило его безделье.
- Я ведь еще работать могу. Ноги мне не мешают, - грустно говорил он сыну - Ты вот всю ночь там что-то пишешь. Давай я хоть помогать тебе буду.
Как-то Сергей Николаевич попросил отца переписать свой доклад, с которым он должен был выступать на совещании учителей. Старик оживился, захлопотал и принялся за работу. Он тщательно переписал доклад разборчивым, крупным, немного детским почерком, без единой помарки.
- Ого! Да тебе мог бы позавидовать любой ученик четвертого класса! - смеясь, сказал Сергей Николаевич.
Вечером, выметая комнату, он обнаружил в углу скомканную бумагу - это были испорченные листы с кляксами. Но старик уже зарекомендовал себя как переписчик. И теперь Сергей Николаевич сам часто обращался к нему с просьбой переписать что-нибудь.
Прочитав письмо, они вдвоем стали сочинять ответ Матвеичу.
- А что, Сережа, может, и катнем с тобой в гости, а?
- Катнем, катнем, - отвечал Сергей Николаевич. - Как-нибудь летом…
Глава 11
В КЛАССЕ
Ребята из четвертого "Б" прибежали в школу раньше всех. Почти каждый из них тащил что-то под мышкой или осторожно нес свою раздутую сумку.
- Стой, стой! Показывай, что за багаж у тебя? - останавливал на крыльце Грозный.
Иван Васильевич не переносил двух вещей: пугачей и рогаток.
Нюх у него на эти вещи был безошибочный:
- Стоп! Что-то ты такой бодрый нынче?
И, нащупав оттопыренный карман. Грозный вытаскивал оттуда предательски торчавшую рогатку.
- Так… до зубов вооружился. Давай пугач!
- Да нету у меня, Иван Васильевич!
- Нету? Кому-нибудь другому рассказывай!
Васька он пропустил беспрепятственно - из сумки у него торчал только выжженный пенал.
В классе ребята показывали друг другу свои сокровища.
Девочки принесли вязанье, платочки, вышивки. Мальчики высмеивали их:
- Станет он это смотреть, очень ему нужно! В куклы с вами играть!
- Мы Марии Михайловне всегда показывали. Ей даже нравилось очень! - кричали девочки.
- Марии Михайловне! Да она сама вышивала, она учительница, а он учитель! - доказывали им мальчики.
- Девочки, не слушайте их! Вот назло я первая свою вышивку покажу! Я не боюсь! - кричала Синицына.
- Ну и что хорошего? Только осрамитесь! - возмущался Одинцов.
- А какое вам дело? Мы сами за себя отвечаем.
- Девочки, не обращайте на них внимания! - уговаривала подруг Зорина.
Степанова медленно развязывала какую-то коробочку.
- Мы просто покажем все, что у нас есть. А ты, Одинцов, умнее, когда молчишь, честное пионерское.
Надя Глушкова запрыгала:
- Получил? Получил?
На Одинцова со всех сторон посыпались шутки.
- Ну, напали!.. - крикнул Леня Белкин. - Одинцов, удирай, а то засмеют!
- Да ну их!
Навстречу Ваську бросился Саша:
- Трубачев, я тебя давно жду! Вот марки принес.
- И я принес пенал и рамку. - Васек похлопал по сумке.
- Трубачев, - крикнула Синицына, - мы первые будем свои работы показывать.
- Трубачев, они хотят со своими вышивками вылезать… Понимаешь? Новый учитель - военный человек, а они к нему с тряпками! - объяснил Одинцов.
- Мы не с тряпками!
- А с чем же?
- У нас - свое, а у вас - свое!
Васек положил на парту сумку.
- Тише! - Он выждал, пока наступила тишина. - Кого Сергей Николаевич спросит, тот и покажет - мальчик или девочка, понятно? А самим не вылезать, категорически! Понятно?
- Понятно! - прошумел класс.
- Ну и лучше! Так, по крайней мере, никому не обидно.
Ребята занялись рассматриванием принесенных вещиц. В классе шуршала бумага, под партами валялись обрывки газет, тесемки, тряпочки.
Саша был занят марками. Одинцов раскладывал по ящикам свои камни. Трубачев, сидя боком на парте, что-то рассказывал ребятам. Когда в класс вошел Сергей Николаевич, все вскочили. Учитель прошел к столу. Под ноги ему попалась какая-то бумажка. Он поднял ее, повертел в руках, потом оглядел класс и сдвинул брови.
- В классе грязно. В чем дело? - отчетливо сказал он и, заложив руки за спину, отошел к окну.
Несколько ребят сорвались с места и нырнули под парты. Через минуту учитель повернулся к классу. Все сидели уже на местах с виноватыми, сконфуженными лицами.
- Я думал, что говорить о чистоте и порядке в четвертом классе мне не придется. Но пусть это будет в первый и последний раз. Вы не малыши, и объяснять тут вам нечего. Есть староста, есть дежурный по классу, есть санком. Честный человек честно относится к своим обязанностям.
Все были подавлены. Синицына, прикрыв ладонью рот, отвернулась и сделала ребятам гримасу.
"Что? Говорила я вам? Вот и любите его после этого!" - было написано на ее торжествующей физиономии.
Начался урок. Учитель вызывал к доске, спрашивал с мест. Ребята подтянулись. Они старались так ходить, как ходит учитель, так четко выговаривать слова, как выговаривает он, и вообще заслужить улыбку, шутку, похвалу. Выходя к доске, мальчики прижимали руки к туловищу и старались держаться прямо, по-военному.
На переменке озабоченно переговаривались между собой:
- Не спрашивает, что принесли.
- Забыл или рассердился?
- Ага, похвалиться хотели, а он и не спрашивает ничего! - язвила Синицына.
Васек заложил в учебник свою рамочку - он уже пожалел, что принес ее: "Зря только карточку изомну".
Но на последнем уроке Сергей Николаевич вдруг сказал:
- Кто-то из вас собирался принести свои работы, коллекции. Одинцов, кажется, хотел показать уральские камни.
Ребята ожили:
- Одинцов, Одинцов, иди!
Одинцов покраснел от удовольствия:
- Можно показать?
- Конечно.
Одинцов вытащил из сумки серую коробку с несколькими отделениями и подошел с ней к столу. Учитель внимательно рассматривал камни - о каждом он знал что-нибудь интересное. Рассказывая, держал камень на ладони, обходил с ним всех учеников.
Или говорил Одинцову:
- Покажи ребятам.
За камнями появились коллекции насекомых, за коллекциями - Сашины марки. Все приобретало особый интерес в руках учителя.
- Вот этот жук… - говорил Сергей Николаевич. И жук начинал оживать в его рассказе. Он гудел, жужжал, портил в садах деревья, спасался от преследования и наконец укладывался обратно в коробочку.
- Вот эта марка… - говорил учитель.
И марка начинала длинное путешествие из чужой страны через моря, через океаны, на судне, на самолете, в поезде и наконец возвращалась к Саше.
Васек показал пенал и рамку с карточкой матери. Учитель спросил, кто выжигал.
Васек сказал, что он сам. Учитель посмотрел на карточку и улыбнулся:
- Твоя мать?
- Да, - сказал Васек и, испугавшись, что учитель будет что-нибудь спрашивать, поспешно добавил: - Она умерла.
- Возьми, - сказал учитель, передавая ему рамку.
И, подняв вверх пенал, стал рассказывать, как по дереву можно выжечь различные рисунки и раскрасить их.
Несколько мальчиков не принесли ничего. Учитель удивился:
- А что же вы любите, что делаете дома?
Малютин вытащил из-под парты большой лист.
- Я немножко черчу, - сказал он. - Вот тут я нашу школу начертил, и улицу, и парк… - Рассказывая, он проводил мизинцем по тонким и жирным линиям на бумаге. - А вот это, - указал он на другой чертеж, - прямо так, я выдумал из головы такое, как бы мне хотелось… чтоб было… новая школа, фруктовый сад вокруг, пристань…
Ребята вытянули шеи и с любопытством смотрели на Севу.
- Постой, это очень интересно. Это план, так сказать. Молодец! - с видимым удовольствием сказал учитель. - А как же ты чертить научился?
- У меня мама чертежница, я ей помогаю иногда, - скромно сказал Сева.
- Интересно, - улыбнулся учитель. - Ну, давай покажем ребятам, как делается план улиц, строений. Покажи-ка нам школу!
Сева прошел по всем партам, объясняя:
- Вот улица… вот школа…
Когда он кончил, Сергей Николаевич сказал:
- А девочки нам ничего не показали!
Девочки низко наклонились к партам. Лида Зорина бросила торжествующий взгляд на мальчиков и шепнула что-то Вале Степановой.
Степанова встала:
- У нас одно фото… Потом одна девочка занимается лепкой, потом еще одна книжки переплетает… и еще…
Она обернулась к подругам.
- Игрушки… игрушки… - подсказал кто-то сзади.
- Да, игрушки на елку и еще… вышивки всякие, - закончила Валя Степанова.
- Так давайте, что же вы! Это все нужные и интересные занятия. Очень интересные!
Девочки, перешептываясь, достали свои сверточки и гуськом потянулись к столу.
Мальчики переглядывались:
- Ого! Когда это они делали? Вот хитрюги какие!
- Смотри, смотри! Степанова снимок показывает!
Сергей Николаевич держал в руках фотографический снимок:
- Очень интересная работа! Это ты, что же, увеличила?
За снимками появился удачно вылепленный из глины галчонок с раскрытым ртом и растопыренными крыльями, за галчонком - вылитые из гипса фигурки и аккуратно переплетенные книги.
Мальчики молча таращили глаза.
Сергей Николаевич рассматривал все с большим интересом. Лучшие работы показывал классу.
Вышивки, кружева и вязанье тоже понравились учителю.
- А вот это и я умею делать, - вдруг сказал он, поднимая вверх туго сплетенный из сутажа пояс. - У меня даже галстук такой есть!
Девочки ликовали. Мальчики улыбались, но на девочек не глядели.
Учитель рассмотрел еще несколько вышивок; на одной трудно было определить, кто вышит - не то заяц, не то кошка. Разговор перешел на мышей, ежей, кроликов.
Одинцов сострил:
- А Леня Белкин поймал белку.
- Жалко, что у нас нет Медведева: он поймал бы медведя, - сказал учитель.
- Есть, есть Медведев! - закричали ребята. Медведев, коротенький, щупленький мальчик, поднялся с места.
- Мне не поймать, - смущенно сказал он под громкий хохот ребят.
Глава 12
"ТИШЕ… ТИШЕ…"
Одинцов, Саша Булгаков и Васек вышли вместе.
- Вот что, ребята, - сказал Васек. - Давайте пересмотрим расписание дежурных, чтобы такого, как сегодня, больше не было. Слыхали, как он сказал: в первый и последний раз! Да еще о честности…
- Да! - подхватил Одинцов. - Я сегодня чуть не пропал, думал - сквозь землю провалюсь, когда он отошел к окну.
Саша вытащил записную книжку.
- Кого же мне назначить? Может, вместе составим расписание?
- Одинцов, ты помоги ему… Знаешь, чтоб подобрать хорошие пары, кого с кем, чтобы все как по маслу шло!
- Ладно, мы сделаем! А я вот что, ребята, придумал: давайте попросим Сергея Николаевича посадить нас вместе, - сказал Одинцов.
- Да как же втроем сядем? - засмеялся Васек.
- Ну, один впереди, два сзади, а все-таки вместе. Попросим, а?
- Ну что ж, попросим, - решили товарищи.
У своего дома Васек распрощался с друзьями.
- Папа уехал? - спросил он у порога.
- Уехал. Утром еще. А ты что же, забыл? - отозвалась тетка, накрывая на стол.
- Нет, не забыл.
Васек почувствовал острую необходимость видеть отца, рассказать ему о том, что было в классе, посоветоваться.
"Сейчас надо бы подтянуть ребят… - подумал Васек. - А как подтянуть?"
Он вспомнил, что ему говорил Митя: "Хочешь ребят подтянуть - подтянись сам, а то ребята знаешь какие? Сразу скажут: "Ты что с нас спрашиваешь? Ты раньше с себя самого спроси".
Васек вспомнил, что за все время каникул он не брал в руки учебника, и, наскоро пообедав, сел заниматься. Но мысли как-то разбегались, что-то не додумывалось до конца, беспокоило. "Со стенгазетой запаздываем. И что Одинцов думает! Ведь он редактор, почему я должен ему напоминать?"
Кроме стенгазеты, что-то еще царапало Васька. Когда учитель похвалил Малютина за чертежи, Васек вдруг почувствовал что-то против Севы и довольно грубо сказал ему, когда тот сел рядом с ним: "Не рассаживайся на всю парту со своими планами!"
- Васек! - позвала из кухни Таня. - Иди сюда! У меня билеты в кино. Пойдешь? У нас в клубе. Вместе и домой потом придем.
Васек не успел ответить - тетка просунула в дверь голову:
- Васек уроки должен учить, день будний, а в вашем клубе как-нибудь обойдутся без него!
- Как хочет, - бегло взглянув на мальчика, сказала Таня.
- Ему и хотеть нечего, за него взрослые думают…
- Почему это еще? - грубо прервал ее Васек. - Захочу - и пойду! Ты мне запретить не можешь - я не маленький.
- Тише, тише… - вдруг зашептала тетка, приложив к губам палец с наперстком и оглядываясь с таким видом, будто в комнате спал ребенок. - Тише, тише… тише.
- Чего - тише? - сбавляя тон, удивленно спросил Васек.
- Сядь на место сейчас же, - тем же значительным шепотом произнесла тетка.
Таня смотрела на нее испуганными глазами.