-На это я как-то и не обратила внимания,- пожала плечами Мехриниса.- Помню только, что поздоровалась она смущенно, сказала тихо: "А я к вам собиралась". Голову не поднимала, искала в своей сумке неторопливо...
-Значит,долго искала в сумке? - быстро спросила Сабирова.
-Ой, нет, усохнуть моей памяти! Я ошибаюсь, миленькая. Тут же достала и вручила письмо. Да, да, точно так, сейчас я вспомнила.
-А потом?
-Потом она заторопилась и сразу ушла,- взглянув в строгие глаза лейтенанта, упавшим голосом сказала Мехриниса.
-В последнее время вы ее встречали еще где-нибудь?
-Где же это было... Да, да! - Мехриниса повернулась к мужу.- Ведь мы видели ее в тот день, когда провожали Батыра.
-У него дома, не так ли? - уточнила Сабирова.
-Да, в доме моей покойной сестры.
-Тогда вы разговаривали с ней?
-Где там было разговаривать! - Мехриниса вздохнула.- Подошла она, поздоровалась и больше не подходила.
-А во дворе она совсем не появлялась в этот вечер?
-Как же, выходила, носила чай, суп, следила за самоваром.
-Она была расстроена или весела?
-Разве до веселья было тогда! Разговаривали только в комнате, где сидел Батыр, а все женщины во дворе молчали, словно воды в рот набрали. Какое уж веселье в доме, где провожают на войну, сами понимаете.
-А не заметили вы, чтобы она плакала?
-Может, и плакала, но я не заметила.
-Вы знали тогда, что она часто встречается с вашим сыном Батырджаном? - Лейтенант Сабирова произнесла последние слова особенно четко, сделав ударение на имени.
-Не-ет, не только не знали, но и слыхом не слыхивали,- отвечала испуганно Мехриниса.
-А ваша сестра при жизни не говорила вам об этом? - не отступала Сабирова.
-Сестра часто говорила, что ее заветное желание - женить Батыра, но была ли у нее на примете невеста для сына, не знаю, об этом она не говорила. Так и не исполнилось ее желание.- На глазах у Мехринисы появились слезы.
-Не горюйте, апа, что же делать! Допустим, Батыр объявил бы, что хочет жениться на Салтанат, что бы вы сказали на это?
-Ой,- замахала руками Мехриниса,- ну, что я могла бы сказать? По возможности...
-...справили бы свадьбу, правда? - подсказала Сабирова и взглянула сначала на Мехринису, затем на Махкама- ака.
-Как же иначе?
Махкам-ака тоже, как бы подтверждая слова жены, кивнул.
Пожилой милиционер без стука открыл дверь, принес чайник, поставил перед лейтенантом и молча вышел. Сабирова дважды перелила чай из чайника в большую пиалу и обратно, разлила его по пиалушкам и подала одну из них Мехринисе.
-Утомила я вас разговором, апа, простите, но такая уж у нас работа: мы должны знать все до мельчайших подробностей. Выпейте чаю.- Потом Сабирова подала чай Махкаму-ака и обратилась к нему: - Амаки, а вы когда видели девушку?
-Я с ней не был знаком. Когда я поехал на вокзал провожать Батыра, с нами была целая группа девушек. Не знаю, которая из них Салтанат. Узнал, что она существует, только после того письма. Оказывается, они вдвоем даже отходили в сторону, я и этого не заметил.
-От вашего сына,- поинтересовалась Сабирова,- после того были еще письма?
-Было письмо,- сказал Махкам-ака, взглянув на жену.
-Могли бы мне его показать?
-Охотно.- Махкам-ака вытащил из кармана письмо и передал Сабировой. Она начала читать. Почему-то конец письма Сабирова прочитала вслух:
-"...Если я вернусь живым-здоровым, Салтанат станет вашей невесткой. Мы любим друг друга. Покойная мама знала это и одобряла. Перед отъездом я много раз собирался об этом вам сказать, но как-то не осмелился. Салтанат хорошая девушка: думаю, мамочке и вам, папа, она понравится... Не удивляйтесь тому, что я даже здесь думаю об этом. Война войной, а любовь любовью. А поставить вас в известность - мой долг. Не сердитесь на меня. Пусть Салтанат ничего не узнает о моем письме, иначе она станет стесняться и даже не будет приносить вам письма.
Наверное, в ближайшие дни нас отправят на фронт, и я приму участие в боях. С нетерпением жду ваших писем. Скучающий по вас ваш сын Батыр".
Читая письмо, Сабирова останавливалась после каждого предложения и смотрела то на Махкама-ака, то на Мехринису. Закончив чтение, она положила письмо на стол и долго сидела молча. Супруги тоже молчали.
-Значит, если вдруг Салтанат действительно окажется беременной, придет к вам домой и скажет: "Я ваша невестка",- возьмете вы ее под свое крыло?
-Ой, миленькая, что вы? Ни то ни се... Как же на глазах народа...- Мехриниса даже приподнялась со своего места.
-Не болтай! - сердито прервал Махкам-ака жену.- Взяли бы, доченька, взяли бы под свое крыло.
-С чего это! У нее есть свой дом, мать! Без бракосочетания, без ничего...- взорвалась Мехриниса.
-Прекрати, я тебе говорю,- прикрикнул на жену Махкам-ака.- Тебе что важнее - бумажка о бракосочетании или достоинство человека? Вот тебе бумажка о бракосочетании.- Махкам-ака взял письмо, лежавшее перед Сабировой, и швырнул его Мехринисе.
Письмо упало на пол. Мехриниса бережно подняла его, разгладила, Сабирова заметила, что рука у нее дрожит. Сабирова наблюдала за супругами молча, все больше проникаясь уважением к Махкаму-ака. Ее поразило, как человечно и мудро отнесся кузнец к тому, что услышал от работника милиции. Почувствовав, что Махкам-ака сказал все, что хотел сказать, лейтенант Сабирова наконец заговорила сама:
-Прежде всего нельзя забывать о том, что все это только предположения. Пока мы лишь предполагаем, и вы, и я, и ваш сын (она опять выделила последние слова). Батырджан...
-Нет, доченька, вы ошибаетесь. Для нашего сына это не столько предположение, сколько желание, надежда! - возразил Махкам-ака.
Утвердительно кивнув, Сабирова продолжала:
-Что будет, если узнает ее мать, Кандалат-биби? - Лейтенант взглянула сначала на Мехринису, затем на Махкама-ака, который сидел, вертя в руке тыквянку с табаком.
-Кандалат? Ой, она поднимет шум, крик, выгонит дочь кочергой. Как же, принесет незаконнорожденного...
-Замолчи! - вскипел гневом Махкам-ака.
-Амаки...- успокоила Сабирова Махкама-ака.
-А мать еще не знает? - с опаской понизив голос, спросила Мехриниса.
-Нет, об этом, кроме вас, меня и Икбал-апа, никто не знает.
Дальше все произошло в одно мгновение. Сабирова помнит только, что, едва она замолчала, Махкам-ака вскочил и влепил Мехринисе звонкую пощечину. Сабирова не успела и глазом моргнуть, а Махкам-ака уже выскочил в коридор. Лейтенант подошла к Мехринисе. Та сидела сжавшись, закрыв лицо руками. Сабирова положила руку ей на плечо.
-Не расстраивайтесь, апа. Очень больно?
-Нет. Это даже хорошо.- Мехриниса не убирала рук от лица.
-Что хорошо? - не поняла Сабирова.
-А то, что ударил.
И тут вдруг Сабирова поняла, что дело совсем не в обиде. Какая-то глубокая душевная боль заставляла страдать Мехринису.
- Такая привычка была у него и прежде? - осторожно спросила Мехринису Сабирова.
-Никогда.
-Апа, считайте меня своей сестренкой и расскажите все, не стесняйтесь. Я знаю, бывает такое в супружеской жизни. Не бойтесь, говорите. Я и не думаю привлекать вашего мужа к ответственности...
-Что говорить?
-Что вас мучает? Часто ли он выходит из себя вот так? Ведь многие мужчины разрешают себе это, ападжан.- Сабирова поглаживала Мехринису по голове, сочувствуя женщине.
-Какие все мужчины, миленькая, я не знаю, но он не такой. За тридцать лет, с тех пор как мы поженились, он впервые поднял на меня руку.
Сабирова не очень поверила словам Мехринисы, хотя Мехриниса вроде бы мало походила на женщин, умеющих хитрить.
-Почему же тогда вы довольны? Неужели приятно получать от мужа затрещины?
-Все это Икбал-сатанг натворила. Если б я не проболталась этой пройдохе, не пришлось бы обманывать и мужа. Вот теперь получила по заслугам. И знаете, словно гора свалилась с плеч. Легче стало на душе.
Мехриниса и в самом деле немного повеселела, но посматривала на дверь с беспокойством.
-А муж-то ушел, что ли? Как он рассердился! - вздохнула она.
И тут вошел Махкам-ака. Сабирова сделала вид, что ничего не произошло, и любезно предложила кузнецу чаю. Затем она вернулась к прежнему разговору:
-Разыскиваем Салтанат. Всюду сообщили об ее исчезновении. Может, еще и найдем. О девушке, кстати, никто не отзывался плохо. По общему мнению, вела она себя всегда хорошо и с достоинством.
-Нет, нет, она неплохая,- взволнованно подтвердила Мехриниса.
-Ну вот, тем более. Теперь я хочу поговорить с вами о другом. Мать Салтанат тяжело больна. Лежала в больнице. Кажется, ее уже привезли? - Сабирова посмотрела на Мехринису.
-Да, вроде уже неделя, как она дома. Старшая сестра за ней ухаживает. Сама-то я не смогла навестить ее...- Мехриниса виновато опустила глаза.
-А неплохо бы вам навестить ее. Ведь...
-Зайду к ней, миленькая.- Мехриниса была готова хоть сейчас отправиться к матери Салтанат.
-Пришла беда, открывай ворота. Так и у Кандалат- биби,- тяжело вздохнула Сабирова.
-А что? - насторожился Махкам-ака.
Мехриниса лишь испуганно уставилась на лейтенанта.
-Погиб ее муж.
-О бедняжка, о несчастная! Как же она перенесет это?
- Верно: беда никогда не приходит одна! Бедный Шахабиддин...- Махкам-ака провел по лицу руками.
-Кандалат-биби об этом еще не знает. Похоронная пришла вчера. Хорошо, что я предупредила на почте и вручили ее мне. Теперь не знаю, что и делать. Сказать? Как бы опять не слегла Кандалат-биби. А не говорить? Имеем ли мы право скрывать такое?!
-Трудное дело. Во всяком случае, доченька, лучше немного еще повременить. Авось девушка найдется.
-Правильно говорите, муж,- согласилась Мехриниса.
-И я такого же мнения,- сказала Сабирова и вдруг спросила совсем о другом: - В последние дни вы писали сыну?
-Отправили два письма,- ответила Махкам-ака.
-Об исчезновении девушки, надеюсь, не писали?
-Нет, нет! Зачем расстраивать Батыра?
-Правильно, Махкам-ака. Чем спокойнее наши фронтовики за нас, тем лучше они выполнят свой долг. Только боюсь я, как бы не написал о Салтанат кто-нибудь из его товарищей или родственников.
Махкам-ака переглянулся с Мехринисой.
-Может быть, нужно что-то предпринять? - спросила Мехриниса.
-Обдумывала я это. У Салтанат ведь есть брат, он тоже может узнать. Хорошо бы и ему пока не сообщать. Кстати, ваш сын, как и раньше, продолжает писать Салтанат. Это мне точно известно.- Сабирова отхлебнула остывшего чаю и, заметив, что Махкам-ака намерен заговорить, опередила его:
-К сожалению, его письма я не могу вам отдать. Они могут помочь нам в розыске. Вдруг что-нибудь в них объяснит исчезновение девушки... Это очень хорошие письма, скажу вам. Такие и Тахир не писал своей Зухре.
- Значит, правда, доченька, что он любит ее? - Мехриниса испытующе смотрела на Сабирову.
-Не сомневаюсь. Это настоящая любовь. Чистая, нежная. Поэтому-то мне и страшно, как бы Батырджан не узнал о случившемся.- Сабирова тяжело вздохнула.- Говорила с подругами. Салтанат и с товарищами вашего сына. Они утверждают: Салтанат всерьез собиралась ехать с Батыром на фронт.
-О аллах, вот как! - удивленно воскликнул Махкам- ака, а Мехриниса даже рот открыла от изумления.
-Девушка... что же она может там? - придя в себя, пробормотала Мехриниса.
-Такое теперь время. И я вот тоже, если потребуется, завтра же поеду,- твердо сказала Сабирова.
-Допустим, если так, если уехала, как же она не подумала о матери? - волнуясь, заговорила Мехриниса.- Ведь не маленькая, понимает. Почему не оставила хоть записку, не сказала кому-нибудь из близких или не сообщила после?
Сабирова развела руками: пока и она ничего не знала.
-Извините, что отняла у вас много времени. Если будет какая-нибудь новость, сообщу.
-Лишь бы хорошие вести были, миленькая,- сказала Мехриниса.
Супруги встали. Лейтенант Сабирова проводила их до дверей.
По улице Мехриниса и Махкам-ака шли молча. Исчезновение Салтанат, известие о гибели ее отца, разговор о любви Батыра и девушки заслонили даже неприятное воспоминание о пощечине. Но постепенно мысли кузнеца вернулись к сцене в милиции. Махкам-ака и сам не мог понять, как это произошло. Ему было больно. Впервые в жизни он так оскорбил жену, да еще в присутствии постороннего человека. В то же время Махкам-ака никак не мог забыть о том, что, не зная ничего толком, жена пыталась очернить хорошую девушку и выдала ее тайну Икбал-сатанг.
Мехриниса не обижалась на мужа, сознавая свою вину; боль от пощечины давно прошла, и ее беспокоило лишь то, Что муж был хмур и неразговорчив. Заговорить же первой ей не позволяло самолюбие.
Завернув за угол, супруги остановились: по обочинам дороги стояли плотные вереницы людей. Милиционер, подняв свою полосатую палочку, остановил движение транспорта, освобождая путь идущим друг за другом автобусам и четырехколесным арбам, переполненным эвакуированными детьми.
Взволнованная Мехриниса обернулась к мужу и встретилась с ним глазами. Это длилось одно мгновение, но Мехриниса поняла, что творится с Махкамом,- ему и так было горько, а теперь, потрясенный внезапной встречей с чужой бедой, он особенно отчетливо ощутил, как мелок и ничтожен его поступок. Глазами Махкам-ака просил прощения у жены. Мехриниса ничего не успела сказать: громкий плач ребенка на арбе привлек ее внимание. Молчавшие до этого люди на обочине вдруг разом заговорили:
-Бедняжки! У них на губах ведь еще материнское молоко...
-Чем же виноваты эти малыши...
-Есть и раненые, ай-ай-ай...
Какая-то женщина заплакала, не пытаясь скрыть свои слезы от окружающих.
-Ух, чтоб ослепнуть проклятым фашистам! Ведь они же в них стреляли, окаянные, стреляли! - У старушки, выкрикнувшей эти слова, даже голос сорвался.
-Куда их везут?
-Прибыло, говорят, десять тысяч. Правда это? - спросил седой мужчина свою соседку.
-Где там десять! Говорят, тридцать тысяч прибыло. Сама слышала...- Женщина вытирала платком глаза.
Махкам-ака слушал, и чувство ярой ненависти к врагам, сделавшим этих детей сиротами, все сильнее охватывало его.
Как только проехала последняя арба с детьми, Махкам- ака быстро зашагал к дому. Мехриниса едва поспевала за мужем.
Махкам-ака первым вошел во двор и увидел Витю, который сидел на пороге и плакал.
-Вот тебе на, такой большой мальчик, а плачешь.- Махкам-ака взял Витю на руки, начал утешать.- Ну, хватит, хватит, сынок. Вон и мама пришла.
-Верблюда привели? - вдруг строго спросил Мехринису Витя.
-Не было верблюда, сынок,- ответил Махкам-ака.
-А леденец-петушок был?
-Сейчас принесу.- Махкам-ака опустил мальчика на землю.- Понимаешь, сынок, когда я шел туда, еще не продавали петушков. А обратно пришлось идти другой улицей. Схожу еще раз.
-А сейчас уже продают? - с надеждой заглянул в глаза отцу Витя.
-Конечно.- Махкам-ака быстро пошел к гузару.
С тех пор как в доме появился Витя, у кузнеца не было свободной минуты. И сам он и жена не знали покоя. Но как бы Махкам-ака ни уставал, стоило ему только увидеть веснушчатую мордашку мальчика - на сердце становилось легче, забывалась усталость, проходила головная боль. Вот и сегодня: казалось, ничто не развеет его тоски, а, как только поднял Витю на руки, сразу почувствовал облегчение. "Видно, сам аллах создал человека таким,- думал кузнец,- на один плач - один смех... Иду на гузар за леденцовым петушком... Иду только за этим и... радуюсь. Говорят, ребенка обмануть легче всего. Так оно и есть. Легче всего. Но если обмануть его несколько раз, он и сам станет обманывать других, когда подрастет".
На гузаре Махкам-ака купил леденец и вернулся домой.
-На, сынок.- Махкам-ака подал Вите леденец.- Ешь на здоровье, а я пойду поработаю.
Махкам-ака взял спецовку и отправился в кузницу, но, не дойдя до середины двора, передумал. Он вернулся к дому, положил спецовку на прежнее место:
-Надевай-ка ботинки, Витя. Пойдем погуляем.
Обрадованный Витя, изрядно уже измазанный леденцом, бросился в комнату за ботинками.