9. Первый побег и любовные мечты
Через две минуты после того, как Фальстаф с мамой ушли и пока я размышлял над словами дедушки о том, что "нужда закон ломит", а следовательно, в наших силах изменить закон сохранения энергии, дверной звонок резко зазвонил. Я кинулся открывать. На пороге стоял Кики Детектив, он тяжело дышал, пышные волосы торчали во все стороны.
- Черный Компьютер… - еле слышно проговорил он.
Мне вспомнилась увиденная мысленно картина, из-за которой я разревелся перед Фальстафом, и что-то больно кольнуло меня в грудь.
- Что с ним?
- Умирает!
Я охнул.
- Да, утром ему стало плохо, его увезли в больницу, но он не захотел там оставаться, вернулся домой и теперь лежит один, ухаживать за ним некому…
Ни о чем больше не спрашивая, я мигом оделся и, хотя колени еще дрожали, бросился вниз по лестнице. На улице вспомнил, что не захватил с собой чертежи Машины, но возвращаться не стал. Какой смысл создавать Машину, если не будет Черного Компьютера? И у меня из глаз потекли слезы - настоящие, не те, каких добивался Фальстаф.
Черный Компьютер живет от нас далеко, поэтому мы вскочили в автобус и поехали без билета - ни у Кики, ни у меня денег не было. К счастью, обошлось без контролера.
Когда мы подошли к Берлоге, уже темнело. Двор перед мастерской был пуст, цветы поникли головками - их никто не поливал, обычно это делал я… В Берлоге тоже было темно и тихо - ни скрипки, ни визга токарного станка, ни ударов пневматического молота. Печально до жути.
Живет Черный Компьютер за Берлогой, в очень длинной мансарде с покатым потолком. Там стоит кровать, стол, четыре стула, полки с книгами - книг так много, что они сплошь закрывают стены. Только над кроватью висит картина: Прометей, похищающий огонь у богов Олимпа и отдающий его людям.
Черный Компьютер считает Прометея величайшим благодетелем человечества, потому что без огня мы так и остались бы первобытными обезьянами и не научились выпекать хлеб, не изобрели бы электричества, ракет, атомной энергии и так далее.
Когда мы подошли к двери, сердце у меня бешено забилось. Как я посмотрю в глаза своему любимому учителю? В особенности если он на смертном одре. Как расскажу ему о виски, о драке с ковбоем Жоржем, о побоище в квартире с камином? А вдруг его уже вообще нет в живых?
Я тихонько постучал, робко приоткрыл дверь.
И окаменел, как статуя неизвестного солдата, которая стоит на главной площади.
Мансарда была набита битком: весь седьмой "В" в полном составе - и Женское царство, и мальчишки, все, даже Тошко Придурок, а ведь мать никуда его одного не пускает, каждый день после уроков встречает возле школы, чтобы не шлялся зря по улицам. Была здесь, естественно, и Милена с третьей парты. Она ведь у нас заправила…
Все они обступили кровать, на которой лежал Черный Компьютер, а когда мы с Кики вошли, так и впились в меня взглядами. Я невольно весь сжался, ожидая, что в меня опять запустят помидором. Но обошлось без помидора, только взгляды, взгляды, такие же сверлящие, как тогда, когда я уходил из хора. И кровожаднее всех смотрела на меня Милена… А ведь вроде бы простила меня, предлагала перемирие…
- A-а, Энчо! - сказал Черный Компьютер.
Он говорил с трудом, лицо осунувшееся, белое, как мел, глаза ввалились еще глубже…
Он походил на мумию, которую мы однажды видели в софийском музее. Я протолкался вперед, он протянул мне руку. Я пожал - рука была сухая, костлявая, как у скелета.
- Как дела, Энчо? - спросил он. - Говорят, ты был нездоров.
- Д-да… - заикаясь выдавил я из себя.
- А что с тобой было?
- Я… я… - Я чуть было не брякнул "перепил", но вовремя спохватился и сказал другое: - Отравился.
Милена хихикнула. За нею остальные девчонки. Потом мальчишки. В классе уже все было известно. Наверняка от Кики. Не засмеялся только Черный Компьютер.
- Но теперь ты уже здоров? - еле слышно спросил он.
- Д-да… - Я продолжал заикаться.
- Ты все еще занят другими делами?
"Другие дела" - это гитара, актерское мастерство, Орфей, но он не произнес этого вслух, потому что дал слово молчать. У меня снова навернулись слезы.
- Н-немножко. - Я был вынужден слегка покривить душой.
- Тогда, быть может, поработаем над нашей Машиной?
- Д-да… - в третий раз подтвердил я, заикаясь.
- Вот и прекрасно!.. Я тоже, как видишь, слегка подкачал, но скоро поднимусь и смогу присоединиться к тебе. А пока тебе будет помогать Кики.
- Дд-да…
На этот раз я еще сильней заикался, потому что нагло врал, а в принципе не любитель врать. Как я смогу приходить в Берлогу, когда должен с утра до вечера торчать дома и блеять "бла-бла-бла, бле-бле-бле" и все остальное?
- Значит, программа у нас будет такая: завтра суббота, в школе занятий нет, приходи часиков в десять. Мы основательно отстали, надо наверстать. В воскресенье продолжим… Пока я тут валялся и стонал, мне пришла в голову одна интересная мысль, как совсем по-новому закрепить клапан. Завтра же опробуем. Договорились?
- Договорились, - сказал я, пытаясь представить себе, как я завтра улизну из дому, чтобы к десяти быть здесь:
выбегу якобы за газетой…
перелезу с нашего кухонного балкона на балкон к соседям, а оттуда - вниз по лестнице…
как акробат, соскользну по водосточной трубе…
или - это, пожалуй, лучше всего - вылезу из чердачного окна на крышу, оттуда перепрыгну на крышу дома напротив, как Жан-Поль Бельмондо в картине "Профессионал". Конечно, рискованно, но что с того? Должен же я к десяти быть в Берлоге?
Все я представил себе, все, кроме Лорелеи. Это опасность посерьезней даже, чем прыгать с крыши на крышу! Она в состоянии придумать что угодно, лишь бы не выпустить меня из дому!
- Вам пора, ребята, - сказал Черный Компьютер. - Большое спасибо, что проведали. Теперь я скорее поправлюсь.
- Нет, нет! - закричали мы хором. - Мы останемся, поухаживаем за вами! Уберем, сбегаем за лекарствами.
И без долгих разговоров принялись за работу: мальчишки быстро полили розы во дворе, убрали с клумб камни, поправили дорожку к калитке, девчонки захлопотали по хозяйству. Потом мы с Кики пошли в аптеку, и по дороге он рассказал мне свои детективные приключения.
Выполняя задание Лорелеи, он первым делом разузнал у десятиклассниц, которые регулярно ходят на дискотеки, о том, что произошло в доме Большой Шишки. На беду, Шишка вернулся из командировки вскоре после того побоища и застал в квартире полный разгром. Он пришел в ужас и пригрозил жестоко наказать не только Жоржа, но и всех, кто был у него в гостях, в первую очередь меня, как главного виновника инцидента (очень выразительное слово, здорово звучит в сочетании со словом "скандальный": "скандальный инцидент" - обалдеть!). Большая Шишка сказал, что если только я попаду к нему в руки, он взыщет с меня все материальные убытки и вдобавок оборвет мне уши.
Только этого не хватало! К счастью, он не знает, кто я. Во всяком случае, пока не знает.
- А что, он действительно очень большая шишка? - спросил я у Кики.
- Очень. Заведует в горсовете отделом просвещения.
Я мысленно поклялся себе, что никогда не попадусь этому заву на глаза. Увы…
- Кики, ты ведь ничего этого моей маме не скажешь? - спросил я.
- Не скажу. Но ты зато откроешь мне, зачем вы ездили в Софию.
Вернувшись в Берлогу, мы просто ахнули от удивления: мансарда сверкала чистотой. Тут я поверил, что наши девчонки - замечательные хозяйки.
Милена варила куриный бульон. Я обожаю куриный бульон. Настолько, что даже забыл в ту минуту о Росице и ее ямочках…
Когда все было закончено, сделано, все ушли по домам. Остались только Милена - она готовила Черному Компьютеру ужин - и я, потому что был самым близким его другом и собирался пробыть возле него весь вечер. Однако, поужинав и проглотив все свои лекарства, он почти прогнал меня, сказал, что родители, наверно, беспокоятся, а кроме того, я обязан как кавалер проводить Милену.
И я ушел, еще раз пообещав прийти завтра утром в десять.
10. Любовная сцена под балконом и неожиданность, поджидавшая меня дома
Дело было в мае, вокруг достаточно темно и страшно романтично, пахло жареным луком и цветущей липой. И пока мы шли с Миленой по улице, я непрерывно думал о том, повторится ли между нами любовная сцена. Тут неожиданно хлынул дождь, мы спрятались под чьим-то балконом и простояли там довольно долго, потому что дождь все лил и лил.
- Как холодно! - сказала вдруг Милена своим низким, звучным голосом и взглянула на меня сверкающими, как огни паровоза, глазами.
Я не знал, как ее согреть. А она знала: взяла и прижалась к моей груди. Мне от этого тоже стало теплее. Я понюхал ее волосы - от них пахло теперь не мылом, а куриным бульоном и рыбой. Это потому, что инкубаторных цыплят кормят рыбной мукой.
Мне неожиданно вспомнилась сцена из "Ромео и Джульетты", которую мы проходили с Фальстафом, - где Джульетта стоит на балконе, а Ромео - внизу, в саду, и они говорят друг дружке о любви.
- Милена, - спросил я, - ты знаешь, кто такая Джульетта?
- Конечно, - ответила она, - я видела по телевизору. Как я плакала, когда они оба умерли!
- А знаешь ты, что Джульетте было всего четырнадцать лет, когда она покончила с собой от любви к Ромео?
- Выходит, мы с ней почти ровесницы? Как интересно! Нет, не может быть!
- Может, может! У нас, как вообще на юге - в Италии, в Греции, люди созревают быстрее. Я вот тоже… Доктор сказал. Скоро бриться начну… Смотри сама!
Я взял ее руку и провел по своим щекам.
- Чувствуешь?
- Нет, - сказала она.
Жутко разочарованный, я все-таки набрался храбрости и спросил:
- А ты бы из-за меня покончила с собой?
- Пока еще нет… - ответила она тем же серьезным, деловым тоном, каким произносит доклады на совете отряда.
- Почему?
- Почему? Могу объяснить. Во-первых, у тебя есть от меня секреты. Во-вторых, ты ушел из хора и стал дезертиром. В-третьих, у нас война с тобой и остальными мальчишками. И в-четвертых, ты ходишь на дискотеки и пьешь виски без меня.
Все четыре обвинения были очень тяжкими, и, чтобы избежать объяснений, я драматически воскликнул:
- А вот я готов ради тебя отравиться! И даже жениться на тебе, когда вырасту.
- Это дело твое, - ответила она и снисходительно улыбнулась. - Только сперва выполнишь три условия: откроешь мне свои секреты, вернешься в хор и будешь ходить на дискотеки только со мной.
- Согласен, - сказал я. В ту минуту я любил Милену так сильно, что готов был не только выполнить ее условия, но даже отказаться от Орфея и всего прочего в этом роде.
- Поклянись! - потребовала она.
Только я собрался произнести клятву, как дождь прекратился. Все, кто прятался под балконом, устремились к автобусу. Милена тоже. Поэтому я так и не поклялся.
Через пять минут мы были у ее дома. С деревьев стекали струйки дождя. От Милены по-прежнему пахло куриным бульоном и рыбой. А мне жутко хотелось есть…
- Значит, завтра встречаемся на репетиции у Северины Доминор? - спросила Милена. Ее белые зубки сверкнули в темноте.
- Да, - ответил я.
- Тогда покойной ночи! - сказала она и вдруг поцеловала меня в губы, а потом быстро взлетела вверх по освещенной лестнице.
Я стоял как громом пораженный. Снова хлынул дождь, но я ничегошеньки не чувствовал, кроме краешка своих губ, к которым прикоснулась Милена, - это было то самое место, куда меня двинул сперва софийский хулиган, а потом ковбой Жорж.
Не помня себя от счастья, я кинулся бежать по темной мокрой улице через площади и скверы, ноги несли меня, точно крылья, приводимые в движение Вечным двигателем - по-латыни Перпетуум мобиле. Где я бежал, по каким лужам шлепал - убейте, не знаю. Только у нашего подъезда заметил, что весь заляпан грязью. Но мне было на это чихать. Я уже не испытывал никакого страха перед Лорелеей. Меня переполняла решимость быть смелым, быть сильным, волевым Мужчиной. И хотелось громко заявить всем, в особенности маме: я уже вступил в переходный возраст и желаю быть Мужчиной с большой буквы. Я отказываюсь от Орфея, от главных и любых других ролей. Завтра же возвращаюсь к Черному Компьютеру, буду создавать Машину, несмотря на закон сохранения энергии, затем иду на репетицию к Северине, заключаю мир с Женским царством, вступаю в комсомол и через год-два женюсь на Милене. И точка!
Дождавшись, пока немного выровняется дыхание, я смело поднялся на пятый этаж. Но у самой двери в квартиру спохватился, что забыл ключи в других штанах. Тогда, вложив все свои силы в указательный палец правой руки, я нажал на звонок. И от страха чуть не грохнулся без чувств.
Однако не грохнулся.
Потому что дверь мгновенно распахнулась и меня встретила улыбка. Вернее, расплывшаяся в улыбке мама. В новом платье, с самым красивым своим ожерельем - оно досталось ей еще от прабабушки - и в туфлях на высоких каблуках, на которых она еле ходит.
- А вот и наш Энчо! - радостно воскликнула она. - Куда ты исчез, сыночек? Иди, иди скорей сюда, посмотри, какой у нас гость! И какие он нам привез приятные новости! Но сперва сними ботинки.
Я разулся в передней, она взяла меня за руку, ввела в гостиную…
И я увидел там - угадайте кого? - Черноусого! Да, да, того самого водителя, которого мы в Софии приняли за директора студии. На нем был тот же синий костюм и тот же галстук в красную крапинку. Он сидел рядом с папой, хлестал дедушкино вино и набивал живот дедушкиной домашней колбасой. Абсурдная картинка! ("Абсурдный" - тоже выразительное словечко, буду почаще его употреблять, потому что абсурдные картинки встречаются теперь на каждом шагу.) Принесла же его нелегкая как раз сейчас, когда я полон решимости стать Мужчиной…
А он раскинул руки, вроде собираясь по-отечески меня обнять, и сказал:
- А вот и наше юное дарование! Здорово, приятель! Где пропадаешь? Третий час тебя дожидаюсь! - И опять принялся уплетать за обе щеки.
А я стоял посреди комнаты, с брючин стекала на ковер жидкая грязь, образуя у ног живописную лужицу. Мама, как ни странно, не рассердилась, наоборот, подошла, встала возле меня, гордо выпрямилась, как гвардеец, вынула из кармана какой-то листок и сказала:
- Энчо, поблагодари товарища Крачунова, он пожертвовал своим свободным временем и примчался на машине из Софии специально для того, чтобы собственноручно передать нам важное сообщение. Слушай!
И она прочитала:
- "Съемочная группа "Детство Орфея" Энчо Маринову. Извещаем вас о том, что второй тур отбора исполнителей на роли и эпизоды состоится 15 мая в 10 часов в помещении клуба "Возрождение" на площади Рила. С приветом, Директор картины Джаров".
Закончив чтение, Лорелея чарующе улыбнулась Черноусому.
- Что же ты, Энчо? - сказала она. - Разве ты не поблагодаришь товарища Крачунова?
- Бла-бла-благодарю, - проблеял я, мгновенно сообразив, что не смогу выполнить условия Милены.
- Пустяки, - отозвался Черноусый. - Ради юных талантов мы и не на такое способны. Между прочим, товарищ Маринова, вы тогда в Софии намекнули, что у вас в городе можно достать дефицитные препараты…
- Да, да, конечно! - ответила Лорелея и метнула взгляд в сторону папы, который что-то буркнул себе под нос. - Вам какой препарат нужен?
- Не мне, отцу… Антигерон… против старения.
- Цветан, у тебя антигерон еще есть? - обернулась Лорелея к папе. - Есть? Замечательно! Товарищ Крачунов, загляните завтра к мужу на склад, он вам все устроит… Будьте здоровы! - Она чокнулась с Черноусым и продолжала: - Расскажите, пожалуйста, какой сюжет в этом сценарии. Нам необходимо знать, чтобы получше подготовиться к роли.
- Чего не знаю, того не знаю, - признался Черноусый. - Я сценариев не читаю, я читаю только журнал "Автомобилист". Но раз название "Детство Орфея", так небось про детство Орфея и рассказывается, а? Того самого, кому в Смоляне памятник поставили.
Эти слова заставили маму глубоко задуматься. А кончив думать, она сказала:
- Цветан, машина у тебя на ходу? Завтра утром мы едем в Смолян! Чтобы наконец познакомиться с Орфеем лично. А ты, Энчо, поди умойся и садись ужинать!
Я пошел в ванную, умылся, переоделся, не переставая упорно обдумывать ситуацию, которая создалась из-за приезда Черноусого. Ведь, если мы завтра поедем в Смолян, я не смогу быть в десять у Черного Компьютера, не увижусь с Миленой и, значит, все погибло! И я уже не Мужчина с большой буквы. Нужно что-то предпринять. Причем что-то решительное.
Я тихонько выскользнул за дверь и поднялся на чердак, чтобы вызвать на связь Кики. Открыл дверь Орлиного гнезда, зажег свет.
И увидел Квочку Мэри. Она лежала, свернувшись в клубок, и не шевелилась.
- Эй, Квочка! - Я осторожно ткнул ее ногой в бок. - Что с тобой?
В ответ - молчание. Она была бездыханной.
Я поднял ее, приложил ухо к сердцу. Оно не билось.
Квочка Мэри умерла. Скончалась от голода и жажды! И я - ее убийца! Сколько дней она оставалась одна-одинешенька без еды и питья! Да, я убил ее!
Я не плакал. Я так решил - ни слезинки! Мужчины с большой буквы не проливают слез. Они стискивают зубы и действуют. Я начал действовать.
Влез на стол, открыл слуховое окошко, выглянул наружу. Вечер был жутко светлый. Небо после дождя - как выстиранное, а звезды сверкают, как электронное табло на заводе "Западный". Серп луны, выгнувшийся дугой в сто пятьдесят градусов, лил свет на крыши, и они казались от этого призрачными. Город спал, даже и не подозревая о том, что Энчо Маринов решился на побег, чтобы выполнить условия Милены… Я выбрался наверх, прополз по черепице и спустился по скату крыши на балкон.
Вокруг высились телеантенны. Я посмотрел вниз: улица была безлюдна, мусорные ящики казались детскими горшочками. У меня закружилась голова, в животе заныло. Прыгать вниз было страшновато.
Спуститься по водосточной трубе тоже рискованно: кронштейны давно ослабли, как бы не сверзиться. Оставалась последняя возможность: перепрыгнуть на крышу дома напротив, от которой меня отделяло метров десять. Но так далеко я еще никогда не прыгал, с легкой атлетикой у меня, признаться, дела неважнецкие. Впрочем, и сам Жан-Поль Бельмондо вряд ли прыгнул бы на такое расстояние с крыши на крышу. Да еще ночью!
"Как же быть? - с горечью спросил я себя. - Дождаться, чтобы рассвело, и уж тогда попробовать удрать? Или же покориться Лорелее, вернуться домой и стать, значит, еще большим предателем?"
И тут меня вдруг осенило: совершенно незачем прыгать с крыши на крышу, ведь я могу преспокойно выйти на улицу через подъезд.
Вышел на лестничную клетку, сел верхом на перила и за двенадцать секунд съехал вниз. Толкнул входную дверь - она была не заперта.
Но я не выскочил на улицу. Меня приковала к месту мысль, как бывало с бедняжкой Мэри, когда я ее гипнотизировал: а куда я побегу?
К Черному Компьютеру? Да он меня и не пустит к себе, а если пустит, Лорелея обвинит его в том, что он похищает малолетних.
К дедушке Энчо в деревню? Далеко, да и денег на билет нету.