4. Взрыв в седьмом "В"
Звонок на первый урок уже звенел вовсю, когда я влетел в класс.
И в тот же миг что-то мягкое и липкое взорвалось, как граната, у меня на переносице. Я чуть не шмякнулся без сознания, даже почувствовал во рту вкус этой гранаты и запах, хотя в первую минуту не понял, что это. Обычно наше оружие - гнилые яблоки и тухлые яйца, а на этот раз было что-то другое.
Громкий торжествующий рев девчачьих голосов заставил меня открыть глаза.
Женское царство давилось от смеха. Смеялась и Милена с третьей парты, ее черные, как у Кармен, глаза метали молнии и чуть не испепелили меня. Сок от липкой гранаты стек мне на губы, на подбородок. Я лизнул. Это был мерзкий, гнилой помидор. Он стекал на мою белую рубашку, на брюки и с них - на пол.
Девчонки продолжали гоготать, мальчишки - нет. Они даже бросали на Женское царство угрожающие взгляды, а Кики Детектив, как верный друг, подбежал и вытер мне лицо.
- До-лой Эн-чо! До-лой пре-да-те-ля! - скандировали девчонки.
Чей-то тяжелый портфель обрушился на Милену, она запустила в мальчишек на последней парте пакетом с бутербродами, ей ответили залпом из бумажных фантиков с боеголовками из жевательной резинки. Девчонки открыли стрельбу картечью из карандашей и ручек, и через пять минут весь класс был втянут в побоище. В воздухе летали футляры от готовален, тетради, ластики, даже булочки и бублики, которые мы покупаем в буфете на завтрак.
Я стоял у двери, вытирал лицо и, как дурак, наблюдал за ходом сражения - ведь у меня не было под рукой никакого оружия, да и, по правде говоря, я слегка растерялся от неожиданной атаки.
И вдруг в класс вошел Черный Компьютер. Увидав меня перепачканным с ног до головы вонючим красным помидором, он просто остолбенел. Сражение мгновенно прекратилось, но пол по-прежнему был завален портфелями, карандашами, булками, бумажными фантиками и прочими боеприпасами.
Черный Компьютер долго стоял не шевелясь, переводя взгляд с меня на ребят, на заваленный боеприпасами пол, и печально качал головой, словно видел перед собой не школьников, а несмышленышей - поросят, обожающих валяться в грязи… Потом он шагнул вперед, пнул ногой чей-то портфель и сказал:
- А я-то думал, что вы образумились. Неужели опять звать директора, пересаживать вас, переводить некоторых в параллельные классы?
Женское царство подняло писк:
- Это все из-за Энчо! Это он виноват! Он предатель!
Не пищала только Милена с третьей парты. Она сидела тихо и смирно, похожая на святых с тех икон, которые мы видели в Рильском монастыре, когда ездили туда всем классом на экскурсию. Но я-то прекрасно знал, что главный организатор сегодняшнего нападения - Милена, и никто другой: это была месть за мой вчерашний разрыв с "Колокольчиками".
Черный Компьютер громко вздохнул и сказал:
- Уберите поскорей в классе. А ты, Энчо, поди умойся.
Я вымыл в туалете лицо и руки, но пятна на рубашке и штанах так и остались.
Когда я вернулся, в классе все уже было убрано, следы от помидорной гранаты вытерты, ребята сидели тихо-тихо, ожидая, что Черный Компьютер начнет нас отчитывать, но он не сделал этого. Он вообще никогда не ругает нас. Он только печальным голосом попросил:
- Объясните, пожалуйста, что же, в сущности, произошло, почему вы превратили класс в Ватерлоо?
Все молчали. Он продолжал:
- Впрочем, кто из вас знает, что такое Ватерлоо и где оно находится? По-моему, это входит в программу седьмого класса. Тот, кто ответит, получит в четверти шестерку по труду, хотя этот вопрос и не связан впрямую с моим предметом.
Я молчал: у меня по истории двойка и, хоть убей, понятия не имею о Ватерлоо. Но многие подняли руку, выше всех - Кики Детектив, который, не дожидаясь приглашения, быстро отчеканил:
- Ватерлоо - местность в Бельгии, где французский император Наполеон Первый был разбит англичанами. С того дня Наполеон перестал быть императором, его заточили на острове Святой Елены, где он и умер.
Я знаю, что Кики каждый день читает толстенные энциклопедии и выучил в алфавитном порядке всех великих исторических деятелей. А я только таскаю энциклопедии на голове, чтобы выработать воздушную походку…
- Отлично, Кирилл! - похвалил Черный Компьютер. - Будем надеяться, что сегодняшнее ваше сражение - последнее, иначе возникнет необходимость заточить какого-нибудь местного Наполеона за пределами школы. Но объясните мне все-таки, из-за чего вспыхнула война.
Тут встала Милена с первой парты - коротышка с голубыми глазками, которая тайно красит губы, - и заявила:
- Мы наказали Маринова за предательство. А мальчишки стали его защищать, хотя он этого не заслуживает.
- И кого же предал Энчо Маринов? - спросил Черный Компьютер.
Ответить ему никто не ответил, но все головы повернулись к Милене с третьей парты. И она стала такой же красной, как тот помидор, которым в меня запустили.
- Я вижу, никто не желает мне сказать, кого же предал Энчо, - продолжал Черный Компьютер. - Быть может, он скажет мне это сам. Энчо, зайди после урока в учительскую.
И начал урок, но я почти ни словечка не услышал, хотя он рассказывал о том, как труд превратил обезьянью лапу в человеческую руку, а человеческая рука в свою очередь способствовала развитию человеческого мозга.
После урока я пошел в учительскую. Когда я проходил мимо Милены, она прошипела:
- Только посмей выдать меня!
Разговор с Черным Компьютером был недолгим. Прежде всего он попросил меня показать руки.
- Что это значит? - спросил он, увидев мои пораненные пальцы. - Что случилось с божественной человеческой рукой, способствовавшей развитию мозга хомо сапиенс, а хомо сапиенс по латыни означает "человек разумный".
Я молчал. Мне совершенно не хотелось говорить ему про гитару и Маэстро. Да и мозг у меня, наверно, пострадал от этих проклятых волдырей на руках…
- Так кого же ты предал? - продолжал он меня расспрашивать.
Я по-прежнему молчал. Только сопел, как поврежденный токарный станок. Хоть позавчера я и открыл ему кое-какие мои секреты, не мог же я рассказать ему о том, что познакомился в Софии с девочкой, которую зовут Росица, что у нее бархатистые карие глаза, что я постоянно думаю о ней и, наверно, из-за нее порвал с "Колокольчиками", потому что хочу вместе с ней сниматься в кино.
Черный Компьютер перешел на шепот, и глаза у него теперь не горели, как при сорока двух градусах по Цельсию, а, наоборот, были погасшие и печальные.
- Энчо, я не собираюсь клещами вытягивать из тебя правду. Не знаю, совершил ты предательство или нет. Но если окажется, что совершил, мне будет бесконечно больно. Потому что - запомни это хорошенько - Машина создается только чистыми руками. Мошенничество бесплодно, в особенности если человек стремится к Идеалу, к Перпетуум мобиле… То же самое в искусстве. Художник должен иметь чистые руки, иначе на сцене, на экране, в книге вылезет наружу фальшь. Порядочность по отношению к себе и к другим требование номер один на любом поприще. - И, помолчав, добавил: - Почему ты не откроешь мне, что тебя мучает?
Я уже готов был признаться ему в моих душевных терзаниях, но его вдруг забила дрожь, и он стал судорожно глотать свои таблетки. Я хотел чем-то помочь, но он движением руки отослал меня.
Я ушел. Даже не сказав до свиданья.
Мне было жутко не по себе. И не выходили из головы слова о чистых руках.
5. Второй день подготовки. Ромео и Джульетта
Когда я пришел домой, мама встретила меня с таким восторгом, что даже не заметила помидорных пятен на рубахе и штанах. Она велела мне встать на весы, которые специально привезла с папиного склада. Я весил пятьдесят два восемьсот, для моего роста многовато… Мама записала в тетрадку: "28 апреля. Орфей - 52.800".
- С сегодняшнего дня начинаем вести дневник, - объявила она. - Будем подробно записывать все стороны нашей творческой и технической подготовки, чтобы, если потребуется, вносить необходимые поправки и дополнения.
Начала она эти дополнения с того, что заставила меня пятьдесят раз прыгать через веревочку и, лежа на полу, двадцать раз коснуться ногами головы. После чего взгромоздила мне на голову энциклопедии и велела спуститься на первый этаж и подняться назад - привратница, завидев такое, решила, что я спятил…
Когда я наконец сел обедать, то готов был, кажется, слопать целого барашка, но вместо барашка Лорелея положила мне в тарелку ложку шпината с творогом и пол-ломтика хлеба. Я жалобно застонал…
- Тебе нельзя переедать, - сказала она в ответ на мои стоны. - С набитым желудком актерского мастерства не усвоишь…
- Актерского мастерства? - изумился я.
- Да. - Мама многозначительно усмехнулась. - Потерпи, скоро увидишь.
И я увидел.
В два часа раздался звонок в дверь. Лорелея всплеснула руками, воскликнула: "Это он!" - кинулась открывать и через минуту ввела в комнату еще одного незнакомца.
Должен вам сказать, что я редко у кого видел такой огромный живот и такие красные щеки. Человек этот напоминал огромную, толстенную бочку. Начал он с того, что так хлопнул меня по спине, что у меня перехватило дыхание.
- A-а, вон он, юный гений, о котором шла речь! - заухал он, как контрабас. - Замечательно! Давай знакомиться. Иван Иванов, но все меня зовут Фальстафом, ха-ха, из-за моего брюха, а также потому, что Фальстаф - лучшая моя роль. Меня даже в Софии помнят, я там двадцать восемь лет назад был на гастролях. Известно тебе, кто такой Фальстаф? Симпатичнейший из шекспировских героев, а Шекспир величайший из всех драматургов…
Он бы, наверно, еще долго распространялся на эту тему, но мама прервала его монолог.
- Энчо, - с чарующей улыбкой сказала она, - товарищ Фальстаф - заслуженный артист, он согласился ради тебя три раза в неделю приезжать из Стара Загоры. Будь прилежен и послушен. Он не дает уроков кому попало.
- Ха-ха! - Фальстаф опять заухал, как контрабас. - Только юным гениям, да, да, исключительно гениям…
Лорелея, страшно польщенная, что меня назвали юным гением, сказала "чао" и ушла, не забыв напомнить, что в четыре часа, сразу после занятий по актерскому мастерству, придет Маэстро. Я сказал: "Хорошо, мамочка" - и тяжко вздохнул.
Новый учитель похлопал себя по животу, который загудел, как пустая бочка, и опять заухал громовым голосом:
- Ну как, Энчо, идем в артисты, а? Да будет тебе известно: нет на свете профессии прекраснее актерской. Выходишь на сцену, перед тобой в темном зале сидят тысяча человек и как завороженные следят за каждым твоим словом, каждым движением…
- В кино тоже так? - как бы между прочим спросил я.
- В кино?! - Он страшно возмутился. - Кино - это не искусство! Понятно? Кино - это чушь! Тени, которые движутся по белой простыне и исчезают, стоит погаснуть электричеству. Актер в кино не видит перед собой зрителей, не слышит их дыхания, восторженных рукоплесканий, не выходит на поклоны, дамы не бросают цветов к его ногам… Фильм приходит и уходит, через месяц-два никто, кроме киноманов, и не вспоминает о нем… Вот, к примеру, скажи, скольких киноактеров ты помнишь - из тех, кто блистал пять, десять, пятнадцать лет назад? Одного Чарли Чаплина - и всё! Но Чаплин - гений, а главное, он в детстве играл на сцене…
Я слушал своего нового учителя и вспоминал, как у нас в городе встречали артиста, игравшего хана Аспаруха, как после сеанса его забросали цветами, как старшеклассницы бегали за ним по пятам, но не стал этого говорить, чтобы не обидеть Фальстафа. А он продолжал разглагольствовать:
- Знай, мой мальчик, кино - это пустое занятие, это коммерция, шумиха, реклама и деньги, презренный металл… А истинный актер живет не ради денег. Один раз, всего один раз, тому пятнадцать лет, меня пригласили на киностудию, предложили какую-то жалкую роль. Я встал перед камерой, никакой публики, только съемочная группа, и надо произносить реплики перед микрофоном и холодным объективом, который поблескивает, как бельмо на глазу слепца. Я вознегодовал. "Кто я? - сказал я себе. - Артист или манекен?" Отказался от роли, и с тех пор ноги моей не было на киностудии…
Хорошо, что Лорелея не слышала этих рассуждений, иначе она наверняка прогнала бы Фальстафа. Я вспомнил толпу кандидатов на роль Орфея и решил все же обсудить этот сложный вопрос с Черным Компьютером.
Фальстаф, видимо, усек, о чем я думаю, потому что сказал:
- Ладно, Энчо, хватит тратить драгоценное время на пустые разговоры, приступим к серьезной работе. Для начала прочти мне что-нибудь, хочу понять степень твоей гениальности. Есть у вас Шекспир?
Я порылся в книгах, которые мама принесла накануне, и нашел том, на котором было написано: "Вильям Шекспир. Трагедии. Перевод с английского".
- Отлично! - обрадовался Фальстаф. - Выберем что-нибудь этакое… - И, полистав книгу, остановился на странице сто семьдесят шесть. - Вот! "Ромео и Джульетта"! Лучшее, что было когда-либо написано о любви.
При слове "любовь" я подумал о Росице, и сердце у меня забилось громче. А Фальстаф сел возле меня и показал страницу:
- Почитаем вместе вот эту сцену: дом Капулетти, сад, ночь, луна, звезды, благоухают цветы, издали доносятся звуки гитары, Джульетта стоит на балконе, Ромео снизу смотрит на нее, хочет к ней подняться… Я буду Джульеттой, а ты - Ромео. Начали! - И первый прочитал вслух:
Фальстаф - Джульетта (басом)
Как ты попал сюда? Скажи, зачем?
Ведь стены высоки и неприступны.
Смерть ждет тебя, когда хоть кто-нибудь
Тебя здесь встретит из моих родных.
Я - Ромео (сопрано)
Я перенесся на крылах любви:
Ей не преграда - каменные стены.
Любовь на всё дерзает, что возможно,
И не помеха мне твои родные.
Фальстаф - Джульетта
Но, встретив здесь, они тебя убьют.
Я - Ромео
В твоих глазах страшнее мне опасность,
Чем в двадцати мечах.
Взгляни лишь нежно -
И перед их враждой я устою.
Фальстаф - Джульетта
О, только бы тебя не увидали!
Я - Ромео
Меня укроет ночь своим плащом.
Но коль не любишь, пусть меня увидят.
Мне легче жизнь от их вражды окончить,
Чем смерть отсрочить без твоей любви.
Я замолчал, потому что дальше читать не мог - так меня взволновали эти душераздирающие слова. Я тоже был готов на смерть ради любви, только пока еще не знаю к кому - к Милене или к Росице… Фальстаф хлопнул себя по животу и загудел:
- Слушай, не найдется ли чего-нибудь перекусить? В поезде не успел пообедать. Где у вас кухня?
И, не дожидаясь ответа, сам пошел на кухню, открыл холодильник, вынул оттуда бутылку пива и жареного цыпленка, приготовленного папе на ужин. Вернулся в комнату и принялся есть и пить, а мне велел читать дальше в одиночку. Но я был до того голодный и до того потрясен переживаниями Ромео и Джульетты, что заикался сильней, чем всегда, и Фальстаф нетерпеливо прервал меня:
- Достаточно! Все ясно…
Умяв всего цыпленка и осушив до дна бутылку, он крякнул и уже спокойнее продолжал:
- Гением тебя, конечно, не назовешь, но ты не огорчайся, гении рождаются в сто лет раз… Я научу тебя хотя бы не заикаться и читать с выражением. Положи книгу. Сейчас я тебе покажу несколько упражнений для дикции. Открой рот пошире и медленно произнеси: "Бла-бла-бла…"
Я широко разинул рот и медленно произнес:
- Бла-бла-бла…
- А теперь: "Бле-бле-бле…"
Я заблеял:
- Бле-бле-бле…
За этим последовало "бли-бли-бли, бло-бло-бло" и так далее, пока я не проблеял весь алфавит и у меня не заныла челюсть.
- Ну, на сегодня, пожалуй, хватит, а то на поезд опоздаю, - сказал Фальстаф. - Следующее занятие - в четверг. К тому времени повторишь все упражнения хотя бы по тридцать раз и прочитаешь до конца "Ромео и Джульетту". Буду спрашивать, имей в виду.
И ушел, похлопывая себя по животу, который гудел, как пустая бочка.
На часах было полчетвертого. Я тут же накинулся на Шекспира. Надо было дочитать до прихода мамы, потому что "Ромео и Джульетта" наверняка из тех книг, которые она мне запрещает.
Я прочел трагедию молниеносно, пропуская длинные описания. В ней рассказывается про любовь и ненависть, про дуэли и яды, убийства и самоубийства и еще про многое, чего я толком не понял, в следующий четверг попрошу Фальстафа объяснить. А вообще-то война между родными Ромео и родней Джульетты очень похожа на нашу войну с Женским царством…
Я до того увлекся чтением, что забыл поесть, а когда спохватился, в дверь уже звонили, и я пошел открывать.
На пороге стоял не Маэстро, а Бобби из ВИА "Олимп". Он держал в руках гитару и скалился во весь рот.
- Привет, миляга. Ты и есть Энчо, да? - спросил он. И, не дожидаясь ответа, назвал себя: - Бобби Гитарист. - Втолкнул меня в прихожую, вошел следом и продолжал: - Меня прислал Маэстро, буду несколько дней вместо него. О’кей? Он в отключке. Самое малое пять дней проваляется.
Всезнающий Кики Детектив утверждает, что Бобби Гитарист у нас в городе самый лучший эстрадный музыкант. Год назад он окончил гимназию, отрастил длинные свисающие усы, какие носили наши предки протоболгары, организовал вокально-инструментальный ансамбль "Олимп", и теперь без него не обходится ни одна дискотека. Все девчонки-старшеклассницы сохнут по нему.
- Ну, Энчо, чем сегодня займемся? - спросил он, настраивая гитару.
- Не знаю, - сказал я, - у меня все руки в волдырях.
Он взглянул на мои пальцы и нахмурился:
- Вот это да! Так не поиграешь. Даю тебе три дня выходных.
- Мама сказала, чтобы вы не волновались, мы вам за эти дни заплатим.
Он великодушно рассмеялся:
- Да плевал я на деньги с высокой горы, запомни это, Энчо, раз и навсегда! Но раз уж я пришел, давай покажу тебе кое-какие приемы, как получше играть. О’кей?
И он заиграл. Сначала негромко, потом увлекся, даже, прикрыв глаза, стал себе подпевать. Это было обалденно красиво, и я, незаметно для себя, тоже запел. Так мы пели довольно долго - когда кончили, на часах было пять.
- А ты неплохо поешь, - сказал Бобби. - Даже очень. И слух есть, и чувство ритма… Ну да, конечно, не зря же ты состоишь в "Колокольчиках"… Музыкантом будешь?
Я что-то невнятно проблеял - не мог же я признаться, что меня прочат в киноартисты.
- Маэстро говорит, ты будешь заниматься всего месяц. Это правда? - спросил он.
- Да вроде…
Он сердито дернул свои протоболгарские усы:
- Чистый бред! За месяц гитаре не выучишься, только еще сильнее раздерешь пальцы. Лично я начал играть в девять лет, понимаешь? А теперь мне двадцать, и я все еще учусь… Если нет у тебя терпения, упорства, лучше сразу бросай это дело, пока не поздно. Гитара требует от человека самоотверженности, любви…
Уж эта самоотверженность! Черный Компьютер тоже ее требует для Машины.
Уж эта любовь!