Владику стало страшно. Филин еще что-то говорил, понемногу успокаиваясь, сбавляя напор, становясь тем привычным и будничным, каким он однажды явился сюда. Вот он потянулся к гитаре, запел что-то. Все заулыбались, задвигались, зазвенели стаканами. А Владик не мог освободиться от ощущения, что Филин - только что, на глазах у всех - сбросил на мгновение заученную маску и тут же, как ни в чем не бывало, вновь нацепил ее. И в это короткое мгновение он, Владик, Успел рассмотреть настоящего Филина, каким он и был на самом деле: раскрылась вдруг, высветилась его тупая, маленькая, мстительная душонка. Будто сквозь туман он слышал, как Филин, посмеиваясь, предложил прошвырнуться и "дернуть магазинчик".
- А ты что же? - положив свою тяжелую руку на плечо Владика, спросил Филин.
Владик лишь судорожно кивнул. В голове шумело. Распределили обязанности, покуривая, посмеиваясь, двинулись в сторону улицы Высотной, через мост. Свернув с Высотной, долго шли по каким-то полутемным улочкам и переулкам. Филин шел впереди уверенной походкой человека, знающего себе цену. За ним двигались "химики". Юрка, который даже здесь пытался копировать походку и манеры Филина, шел, слегка покачивая плечами и широко расставляя ноги, как морячок после долгого плавания. Но тут же сбивался на привычный вкрадчивый полу бег, каким ходили все городские "отморозки".
"Раз пошли на дело…" - нервно посмеиваясь, твердил Владик слова любимой песни Филина.
Неясные фигурки прохожих, завидев пьяную компанию, поспешно перебегали улицу и скрывались в ближайших подворотнях. Владика трясло. "Откуда взялась эта странная дрожь?" - испуганно спрашивал он сам себя и не находил ответа.
Магазинчик был расположен в одноэтажном деревянном домишке. Филин уверенно снял маленькую кривобокую раму подсобки, и в тот самый момент, когда он подсаживал Юрку, помогая ему влезть в окно, прямо на них из темноты вылетел парень. Крепко сбитый, со спортивной сумкой в руках.
- Ты что это делаешь, гад? - уверенно и строго спросил он.
Филин от неожиданности едва не уронил Юрку и обернулся. "Химики", стоявшие на стреме, замерли, раскрыв рты и не зная, что предпринять. Владик из-за угла магазинчика видел, как, щелкнув, блеснуло в свете фонаря лезвие финки.
- Чего орешь, сопляк? - спокойно спросил Филин, медленно подходя к парню.
И тут произошло невероятное. Филин как-то странно дернулся. Владик даже не заметил, какое же движение сделал парень. И финка, описав дугу, шлепнулась в глубокую лужу. В следующее мгновение горбоносый кумир Юрки уже лежал на земле, упираясь носом в грязный и скользкий от весенней сырости тротуар. Владик оцепенел. Он не мог двинуться с места: стоял и смотрел, как "химики", будто сорвавшиеся с цепи собачонки, бросились к парню и вцепились в него бульдожьей хваткой. Из темноты выскочил Юрка с дрыном в руках. Почувствовав опасность, парень с силой рванул в сторону, и на его месте, на какую-то долю секунды, оказался Вася. Тяжелый дрын всей тяжестью обрушился на него. Вася хрюкнул, сполз в грязь, загребая руками, словно неумелый пловец, всхлипывая и ругаясь, пополз к забору. Воспользовавшись замешательством, парень обхватил Юрку за ноги и рванул на себя. Юрка грохнулся на спину. Сел. Помотал головой. Успевший вскочить на ноги Филин, подхватил Юркин дрын, крякнул, как при колке дров, и бросился к парню. Удар пришелся по плечу. Парень крутнулся на месте, неловко упал на бок. Владик видел, как Филин, Петя и Юрка, все больше зверея, месят ногами извивающееся тело парня. Владику стало плохо, его едва не стошнило. Слева за огородами, метнулся слабый, тщательно прикрываемый рукой луч фонарика. Владик хотел крикнуть, но у него пересохло во рту, и вместо крика из груди вырвался какой-то хрип. Тогда он, заложив пальцы в рот, свистнул. Владик умел свистеть вот так, зло, нагло и требовательно. Компаньоны, оставив парня, обернулись все разом и вопросительно посмотрели на него. Филин молча пошел на Владика.
- Ты чего?
- Там кто-то с фонариком! - судорожно сглотнув и вздрагивая от сотрясающей все тело нервной дрожи, с трудом выговорил Владик.
В это время к месту происшествия, нереальный, как инопланетный корабль или мираж, выплыл милицейский газик. Щелкнули, будто выстрелили, дверцы. Захлебываясь заверещали свистки.
- Рвем отсе-е-еда! - завопил Петя истошным голосом, и кодла рванула в темноту. Краем глаза Владик успел заметить, как Филин, споткнувшись, покатился кубарем по земле и тот час на него навалились две фигуры в милицейской форме. Владик метнулся в проулок. Он бежал, ничего не замечая: ни направления, ни улиц, ничего. Давно уже потерялись в сплетении улиц и проулков Юрка с Петей.
Пошел сильный, холодный дождь, а Владик все бежал и бежал, забыв о времени. Ему казалось, что он и не бежит вовсе, а летит над землей и сердце от страшной пустоты, горечи и напряжения готово вырваться из груди. Он едва не разбился, скатившись с высокой насыпи к железнодорожному полотну. Пригибаясь, пересек освещенную фонарями дорогу и по узенькой тропинке пробрался к своему дому. Прислонившись к забору, перевел дух. На душе было темно и пусто. То самое ощущение безысходности, какое он испытал тогда, в сарае Шеста, вдруг вернулось к нему, и он заплакал - крупными злыми слезами, размазывая их вместе с дождем и грязью по щекам. Слезы принесли облегчение, словно где-то там, внутри, вновь вспыхнул маленький, слабый светлячок надежды. Вытерев слезы рукавом, Владик уверенной походкой подошел к крыльцу. На ступеньках в одиночестве сидел Ваня Шест и курил.
- А-а-а! Владя! - обрадовался он. - Откуда и куда?
"И чего привязался? - встревожено думал Владик, молча протискиваясь в дверь мимо Шеста. - Может, пронюхал, что мы магазин грабонуть собирались? Навряд ли…"
Дома ярко горел свет. Мать в одиночестве сидела за столом, а перед ней лежала какая-то бумага. Она не стала ругать Владика, даже не спросила ничего, а только вдруг притянула к себе, прижала к груди всклоченную, мокрую голову сына и заплакала.
- Мамка, ты чего? Ты чего разнюнилась? - испуганно спрашивал Владик, чувствуя, как и у него начинает щипать в горле и он готов зареветь вместе с мамкой.
- Забирают тебя, Владя, в детдом забирают, - утирая слезы ладонью, сказала мать, - завтра утром отведу тебя в детприемник, а сама лечиться поеду. Уже у доктора была. Обещал лечиться отправить. Вылечусь, заберу тебя домой!
- Вправду заберешь? - недоверчиво переспросил Владик.
- Заберу, - зашептала мать, - и будем мы с тобой вдвоем жить, и никого нам не надо!
- А Федька?
- Что Федька! - вздохнула мать. - Федька парень самостоятельный. С придурью немного, так что тут поделаешь? Федька сам по себе, мы сами по себе. По утрам кофий со сливками пить станем, сладкие торта жрать. Как люди! Чем мы хуже?
Владик недоверчиво смотрел на мать. Ему хотелось, чтобы мать вылечилась и перестала пить водку. Он очень этого хотел и потому согласен был ехать в детдом.
"Брату Федьке еще целый год в тюрьме сидеть, да и я скоро там буду. Права была "классная", когда говорила, что по мне тюрьма плачет, - лежа в постели, думал Владик. - Того и гляди, милиция заметет! Руки за спину - и поминай, как звали! Мамка тогда наверняка сопьется… А может, в детском доме меня и искать не станут? Поутихнет все, забудется, поживу с годик, а там, глядишь, и мамка вернется".
На следующий день Владик, отозвав Кита с Бегемотом в сторонку, таинственно зашептал:
- Вот что, корешки, встретимся сегодня за дровяным сараем, в шесть, пароль "Череп", Дело есть!
- Во дает! - едва оправившись от изумления, вслед Владику сказал Аркашка. - Череп какой-то…В шесть, за сараем. Даст нам нам с тобой, Кит, по черепу - и в кусты! Знаем мы этих корешков.
- Не даст, - успокоил его Кит, - он же наследный сын министра юстиции, законы знает!
Вечером, ровно в шесть, "корешки", что-то недовольно бурча под нос, нехотя потащились к сараю.
- Рвем отседа, Кит! - боязливо оглядываясь, шептал Аркашка. - Не ндравится мне все это.
- Пароль! - рявкнул Владик, так что "корешки" вздрогнули.
- "Череп"! - испуганно пискнул Аркашка.
- Проходи, - разрешил Владик, появляясь на тропинке.
К сараю примыкала старая облезлая будка, закрытая снаружи на большой ржавый замок. Владик подошел к будке и жестом фокусника отодвинул в сторону две доски.
- Прошу, кореша!
Первым в будке оказался Кит. За ним, крехтя и чертыхаясь, протиснулся Бегемот. Последним влез Владик и, внимательно оглядев пустырь, задвинул за собой доски.
В будке, прямо на земле, стояла ржавая консервная банка, в которой горел огарок свечи. Кит с Бегемотом уселись на обломок какой-то доски, скрестив ноги и сложив руки на животах.
- Ну че, кореша, по маленькой? А? - натянуто улыбнулся Владик, доставая бутылку вина. - Я же сегодня родился!
На закуску он извлек из пакета по большой банке консервированного борща, шоколадке и по пачке сигарет. Выпили одну бутылку, за ней последовала вторая. На Бегемота напал приступ звериного голода, он клацал зубами и вопил: "Жрать хочу-у-у-у! Жрать!" В полной темноте кореша навалились на Аркашку, он, мотая головой, мычал: "Отпустите, гады, жрать хочу-у-у!" Потом судорожно дернулся, и его вырвало. Ребята отпрянули. В потемках матерился Кит - Аркашка испортил ему новые штаны. А Бегемота стало трясти. Теперь он клацал зубами от озноба.
- Хо-о-о-о-олодно-о-о! - тянул он. - Ой, хо-о-олодно-о-о! - Владик почувствовал, как у него закружилась голова, тело стало тяжелым и непослушным. Он приник лицом к какой-то щели, через которую просачивалась струя свежего воздуха, и впал в глубокое, почти мертвое забытье.
Адская смесь из вина, вонючих сигарет, сырого борща и шоколада сделала свое черное дело. Всю ночь из будки доносились странные булькающие звуки и стоны. На рассвете скрипнули доски, и на свет вылезли три вздрагивающих от озноба привидения с мертвецки бледными лицами. Нетвердо ступая, вся троица двинулась в сторону детского дома.
- Как выкручиваться-то будем, корешки? - спросил Владик.
- А никак, слабым голосом сказал Аркашка и опрометью бросился в кусты.
- Че это он? - притворно удивился Владик.
- А ни че! - зло выдохнул Кит. - Сегодня Марьсильна нам хвоста накрутит! И правильно сделает: не пей! А все ты, Кораблев! Чокнемся, кореша! За дружбу между народами! За именины! Пароль "Череп"!
- Забубнил, - буркнул Владик, искоса поглядывая на вылезающего из кустов Аркашку. - Лучше глянь, кто к нам пожаловал.
По дорожке навстречу к ним спешила нахмуренная Марьсильна с дежурным воспитателем и медичкой.
- Легки на поминках, - ни к кому не обращаясь, устало сказал Владик.
Казалось бы, самый страшные кары должны были рухнуть на голову Владика. Но, как ни странно, Марьсильна поступила наоборот. Тут же, на дорожке, она весь свой гнев обратила на Кита и Аркашку - как на старых детдомовцев, которые должны были не только противостоять соблазну, но и убедить Владика Кораблева, что он поступает нехорошо, не по детдомовски. Она тут же увела их в себе в кабинет, отпустив Владика на все четыре стороны.
"Накрутит она им хвоста", - привычно думал Владик.
Однако Аркашка и Кит вернулись из директорского кабинета в самом хорошем расположении духа.
- Видать, вас Марьсильна мармеладом угощала, а не загривки чистила, - обиженным тоном сказал Владик.
Кит с Аркашкой промолчали. И весь день занимались какими-то таинственными приготовлениями. Утром произошло и вовсе непонятное. На Владика, организатора безобразной пьянки, посыпались цветы и подарки.
- Вы че, пацаны? Рехнулись? - растерянно отбивался Владик. Но когда пошли подарки от девочек, он умолк и с мрачной физиономией принимал приятные удары судьбы.
В столовой, во время завтрака, ему на стол подали именинный пирог, который испекли старшие девочки. А потом повариха тетя Сима торжественно внесла большой и красивый кекс, от которого еще шел пар. Она поставила его перед Владиком и сказала:
- Это тебе от меня, сынок. Будь счастлив и расти большой!
Все захлопали в ладоши. Владик сидел бледный и еле сдерживался, чтобы не разреветься. Самое тошное во всем этом было то, что и дарили и кормили - от души.
Марьсильна, почувствовав его состояние, громко объявила:
- После завтрака, ребята, в зале состоится небольшой праздничный концерт, посвященный нашему имениннику! А сейчас, по детдомовской традиции, он угостит пирогом и кексом всех нас, своих дорогих гостей!
Все закричали "ура-а-а!. Поднялся невообразимый шум. Владик разрезал пирог с кексом на куски, а дежурные разнесли их по столам. Владик успел заметить, как Бегемот под шумок стащил два куска. Один сунул в рот, другой опустил в карман.
Когда в актовом зале все заняли свои места и успокоились, на середину вышла Светка Березкина и объявила:
- Первым номером нашей программы - чудеса дрессировки! Спешите видеть! Один на один с диким зверем! Перед вами знаменитая дрессровщица Дина Леднева и дикий лев по кличке Мурзик! Але-гоп!
Дина вышла с обручем в одной руке и котенком в другой. Ребята засмеялись. Дина опустила котенка на пол, взяла обруч и приказала: "Прыгай, Мурзик!" Котенок несколько раз послушно прыгнул через обруч. Ребята захлопали. Владик с трудом узнал в этом пушистом звере того мокрого, умирающего котенка с автобусной остановки. Потом Дина заставила пройти Мурзика по спинке стула. Мурзик прошелся по самой кромочке и вдруг, спрыгнув, понесся со сцены. Зрители бросились ловить его, но Светка Березкина, не растерявшись, крикнула:
- Тихо! Дорогие зрители, сценку не хотите ли?
Все сразу успокоились и закричали: "Давай, показывай!" И Светка с Диной показали пантомиму "Рассеянный доктор". Зрители от хохота падали с мест, когда рассеянный доктор, зашивая живот больному, забывал там то собственные очки, то расческу, то шляпу.
Потом Березкина объявила выступление профессора черной и белой магии. Вышел Кит и стал показывать фокусы. Владику особенно понравился фокус с бусами… Кит брал обыкновенные бусы, обрывал с одной стороны узелок, и бусины скатывались с нитки в стакан с водой. Кит на глазах у зрителей выпивал содержимое стакана и доставал изо рта бусы - целехонькие, связанный с обоих концов.
- Кит! - кричали из зала. - Как это ты делаешь?
- Ловкость рук и никакого мошенства, - односложно отвечал Кит и показывал новый фокус.
- Во дает! - кричали из зала. - Ну и Кит!
Концерт закончился, и Марьсильна объявила танцы. Девчонки, разбившись на пары, танцевали, мальчишки, отпуская шуточки, толкаясь, сбились в кучу, в углу зала. Смешливая толстушка Марина Силина танцевала с тоненькой, как гвоздик, Светкой Березкиной. Они то и дело сбивались, потому что беспрерывно хохотали, поглядывая на мальчишек. Впрочем, и остальные девчонки вели себя так же.
И тут на Владика, как он выразился позже, что-то наехало. Он никогда не обращал внимания на девчонок, но сегодня с ним что-то произошло. Он вдруг почувствовал: Светка Березкина ему не безразлична. И ее правильный носик, и русая челка, и мягкие движения - все приводило его в растерянность и трепет. Изо всех сил, стараясь скрыть это, подгоняемый неожиданным чувством, он растолкал мальчишек, дал по шее Бегемоту, разинувшему от изумления рот. Громко топая, разъяренный Бегемот погнался за ним через весь зал. Владик, несколько раз ловко увернувшись от него, наступил на ногу Киту. Кит взвыл и тоже погнался за Владиком. Владику было все равно кто за ним гонится, главное - Светка Березкина смотрела на него и, по всему было видно, одобряла все его действия. Кит подставил именнику подножку, Бегемот навалился сверху. Подоспевшие воспитатели разняли и сопроводили возмутителей спокойствия в директорский кабинет. Так начался и закончился день рождения.
Владик увидел его случайно в самой дальней части детдомовского парка. Худенький мальчик лет десяти что-то рисовал в альбоме. Владик подошел ближе и взглянул на рисунок. На первом плане было изображен старый детдомовский забор, корявый стволы деревьев, разросшиеся кусты. Все говорило о заброшенности и запустении. А чуть выше, наискось, рисунок пересекала улица, не та, что виднелась за кустами - тихая и безлюдная, а другая, удивительная, фантастически уходящая ввысь. И по ней, на оглушительной скорости, закручивая ее в гигантскую спираль, проносились космические корабли. И невиданные небоскребы качались и клонились, как трава на ветру. А в центре этого рисунка металось напряженное человеческое лицо. Ясно было, что этот человек не может принять до конца сумасшедший ритм жизни, раскачивающего человеческую душу на своих безжалостных качелях.
Что-то наивно-детское, зрелое и завораживающее было в этом маленьком рисунке. Мальчик вдруг обернулся и протянул Владику ладошку.
- Здравствуй! Это тебя турецко-подданным зовут? А я - Павлик! Нравится тебе мой этюд? Хочешь, я тебе свои рисунки покажу?
Владик, оторопев от неожиданности, молча кивнул. На первой странице была изображена светлая девочка с кошкой на руках. На следующем рисунке тоже она, в костюме клоуна, на третьем - с гитарой наперевес и в шляпе, надвинутой на глаза.
- Это Динка Артистка, - сказал Павлик, - она ужасно талантливая, кого угодно изобразить может. Один раз изобразила, как трактор с гусем познакомились. Мы чуть не лопнули от смеха. Ты не видел? Попроси - она покажет.
- Значит артисткой будет, - сказал Владик.
- Не-е, ветврачем. Видел, сколько по нашему двору кошек-собак бегает? Это Динка приволакивает. Жалючая она очень. В Петрозаводске у меня тоже собака Рыжик водилась. Она дедушку Володю любила. А когда дедушка умер, Рыжик куда-то насовсем пропал.
Павлик помолчал и тихо, едва слышно, добавил:
- А зимой у меня воробей Серега жил, в тумбочке. У него лапка была сломана. А когда лапка срослась, он к другим воробьям улетел.
На одном из рисунков были изображены две девчонки, вцепившиеся друг дружке в волосы.
- Это Манька-Танька, - пояснил Павлик. - Манька еще ничего, она только царапается, когда дерется. А Танька чем попало может по башке звездануть, хоть камнем, хоть доской, хоть помойным ведром. Вовсе не соображает. Она, когда после драки извиняется, кричит, что у нее все нервы алкоголем насквозь промочены. "Еще неизвестно, - орет, - чем бы ты сам бросался, если бы твои предки алкашами были!" Долго так кричит. Пока не устанет. Потом сядет в уголок и молчит. У Маньки тоже родители алкаши были, только Манька веселая! Целые дни бегает, песни поет. Бегает-бегает да и скажет: "Ты, Танька, не хвались! У меня, может, нервы тоже алкоголем пришиблены, только с другой стороны, с веселой!" А Танька извернется да ей в волосы и вцепится. Обидно ей, что она не стой стороны пришиблена, с какой надо. Потузят друг дружку и успокоятся.
"Занятный пацан, - уже засыпая, думал Владик, - занятный… Только невеселый какой-то".
Владик сидел у детдомовскуого компьютера и играл в "стрелялки" Чьи-то руки мягко обняли его за голову. Руки были маленькие, шершавые, и пахло от них ирисками.
- Павлик! - догадался Владик. - Молодец, что пришел.
- А как ты меня узнал? - доверчиво спросил Павлик.
- Так и узнал, - сказал Владик, выключая компьютер и усаживая Павлика рядом. - Ты сегодня опять рисовал?
- Рисовал, - кивнул Павлик, - только мне Миша Акулов мешал.
- Как же он тебе мешал? Зачем?