Я вскинул руку и замахал ей в ответ что было сил.
Она махала очень медленно. Рука ее была согнута в локте. Лица я не видел, но уверен - она ласково улыбалась.
Мне стало невыносимо грустно от вида этого маленького, похожего на коробку здания, стоявшего посреди большого поля в лучах закатного солнца. Я почувствовал, что должен постараться покрепче ухватить то, чего я не умею назвать, но чем до краев наполнена эта коробка. Но как это сделать? Оно ускользает от меня, становится все более далеким и недостижимым… Ухватить его так же невозможно, как остановить течение времени.
Старушка перестала махать рукой и теперь просто стояла неподвижно и глядела в нашу сторону.
- Я приеду еще! Не скучайте! - закричал я. Но она, скорее всего, не услышала. Постояв еще немного, она отвернулась от окна и ушла вглубь комнаты, исчезнув из виду.
- Давайте и правда еще к ней приедем! А?
- Конечно, приедем, - хором сказали Кавабэ с Ямашта.
Нежный закат заполнил все вокруг. Проник в наши сердца…
10
Несмотря на тайфун с его ураганным ветром и проливным дождем, космея не погибла. Смятые и, казалось бы, безнадежно поломанные стебли поднялись с земли, потянулись к небу. На стебельках один за другим появлялись новые листья красивого зеленого цвета, гораздо более густого, чем раньше.
- Молодец, не сдается! - восхищенно сказал Кавабэ.
Теперь после занятий мы сразу шли к деду - его дом сделался чем-то вроде нашего штаба. Мы наблюдали за космеей, ели купленные по дороге булочки и делали домашнее задание.
Дед всегда встречал нас какой-нибудь фразой вроде: "Опять вы приперлись" или "Будете шуметь - выгоню". Но тем не менее купил еще три специальных подушки, чтобы мы могли сидеть все вместе вокруг низкого столика.
- Что вы все зубрите да зубрите? Для чего вам? У вас все равно головы дырявые.
- Дырявые. Оттого и приходится зубрить.
Такие разговоры Кавабэ и дед вели ежедневно по нескольку раз на день.
Но на самом деле он здорово нам помогал - делал вместе с нами домашние задания по истории и по родной речи. Каждый раз, когда нам задавали новые иероглифы, он находил слова, которых мы не знали и чтобы они обязательно писались с этими иероглифами. Он показывал нам слово и объяснял его значение.
Когда мы проходили иероглиф "крона дерева", он объяснил нам слово "кущи" - "океан крон". Иероглиф "завладеть" мы запомнили благодаря слову "Ашура" - "завладевший шелком". Ашура - это такой зловещий воинственный демон, живущий либо в дремучем лесу, либо в морской пучине. Потом был еще иероглиф "гроздь", который пишется в слове "вымя" - "молочная гроздь". Это самое "вымя" даже Ямашта запомнил с первого раза. Благодаря деду Пончик вообще стал гораздо лучше разбираться в иероглифах.
Как-то вечером мы возвращались домой, после того как дед рассказал нам невероятную историю о Минамотоно Ёсицунэ - это тот великий полководец двенадцатого века, который объявил войну собственному брату и потерпел сокрушительное поражение. Так вот, оказывается, он вовсе не покончил жизнь самоубийством, как учили нас в школе, а бежал на северный остров Хоккайдо, откуда морскими путями добрался до материка и сделался там монгольским героем - легендарным Чингисханом. Впрочем, великий полководец меня не очень волновал.
- Слушайте, вы помните ту старушку, которую мы навещать ездили?
- Из дома престарелых?
- Ага… Она вам никого не напоминает?
- Чего? - Ямашта с Кавабэ переглянулись.
- Ты о ком?
- А вы сами не заметили?
- О! - Ямашта посмотрел на меня.
- Похожа, правда?
- Похожайохожа.
- Да на кого? Скажите уже! - Кавабэ все еще не догадывался.
- Помнишь, "Лавка семян Икэда"?
- На старушку из лавки?
- Что, скажешь, не похожа?
- Похожа.
Деду мы решили пока не рассказывать, что ездили к Яёи Коко в дом престарелых. Это был наш секрет.
- Может, попросим у нее, ну, у этой старушки…
- Что попросим?
И я рассказал о своем плане.
Вид у него был такой, будто он встретился лицом к лицу с призраком.
Когда мы привели к нему старушку из лавки и сказали, что это Яёи Коко, он посмотрел на нее так, как если бы она восстала из мертвых.
Поначалу мы сказали старушке из лавки, что космея вот-вот расцветет, и пригласили ее посмотреть на цветы. Но по дороге мы все ей объяснили и попросили ненадолго стать Яёи Коко.
- Понимаете, он все еще не может ее забыть.
- Он, наверное, каждый день мечтает о том, что встретится и поговорит с ней.
- Знаете, как он обрадуется!
- Что же делать? - задумалась старушка. - Вряд ли он поверит, что я это она.
- Поверит! Вы очень похожи! Вы невысокая, кожа у вас белая и лоб круглый, совсем как у нее.
Старушка машинально коснулась рукой своего лба.
- Я смотрю, мальчишечки, вы все продумали.
- Да.
- Ну хорошо. Молодцы. Раз так, то я согласна.
- Ну, вот и хорошо! - эхом отозвался Ямашта.
Дед как раз вышел во двор с тазиком в руках снимать сухое белье. Услышав, кого мы ему привели, он застыл, как изваяние. Старушка вежливо ему поклонилась.
На веревке весело раскачивались дедушкины подштанники.
- Может, присядете здесь? - позвал с веранды Ямашта. Он уже успел принести с кухни два стакана с холодным пшеничным чаем.
- А ты, я смотрю, чувствуешь себя как дома. - На самом-то деле дед вовсе не смотрел на Ямашту. Он торопливо пошел к дому, и лицо у него было страшное. Немного не дойдя до веранды, он вдруг обернулся и сказал гостье:
- Пожалуйста, заходите, садитесь. - И с этими словами взошел на веранду.
А еще через мгновение, все так же крепко прижимая к себе тазик, сел со всего размаху на курившуюся благовонную палочку, которая горела на веранде, чтобы отпугивать комаров.
- Ай-яй-яй, горячо!
Старушка с трудом подавила улыбку. На деда было страшно смотреть.
Я сделал Ямаште знак рукой: "Посторонним покинуть помещение".
На следующий день мы, как всегда, после занятий направились к деду. Увидев нас, он не произнес ни слова. В комнате было жарко, пахло свежевыглаженным бельем.
Дед спрыснул из пульверизатора белую наволочку и прошелся сверху утюгом. Раз, другой, нажимая с силой, чтобы разгладить складки. Потом поставил утюг на подставку, взял следующую наволочку и снова начал брызгать из пульверизатора. На руке, в который был зажат утюг, выступили синие жилки.
- Жара такая, а вы гладите. Давайте лучше пообедаем!
- Хотите, мы в магазин сходим?
- Может, и правда нужно чего купить?
Он продолжал молчать. Ни слова в ответ не сказал.
- Как прошла встреча? - не выдержал наконец Кавабэ. - Как вчера было?
Дед выдернул провод из розетки и принялся надевать хрустящие от чистоты наволочки на подушки. Он молчал и в нашу сторону не смотрел.
- Вы не хотели с ней встречаться, да? - испуганно спросил Ямашта.
И на это никакой реакции не последовало. Ямашта укоризненно взглянул на меня, словно говоря: "Вот, посмотри, что ты наделал! Вечно придумаешь что-нибудь…"
- Вы что, сердитесь на нас, что ли? - спросил я, надувшись. Дед сложил - одна на другую - четыре подушки, которые в постиранных, свежевыглаженных наволочках выглядели новенькими, только что купленными, и кинул на меня мрачный взгляд.
- Вам повезло, что я пообещал этой женщине вас не ругать.
- Вы что, сразу догадались?
- А ты как думал?
- Так вы поэтому сердитесь?
Дед облокотился на башенку из четырех подушек и сказал:
- Вы ее заставили соврать, жулье бесчестное!
- Какое еще жулье?! - тут же завопил Кавабэ.
- Заткнись, идиот! - зарычал дед.
Меня буквально подкинуло в воздух - я еще никогда не слышал, чтобы он издавал такие звуки.
- Мы хотели как лучше!
- Как лучше, как хуже… Не в этом дело.
- А в чем? В чем дело?
- А в том, что вы чужую жизнь в обезьянье шоу превратили.
Он уже не кричал, но эти слова - мрачные, тяжелые - придавили меня, как каменная плита. Это было гораздо, гораздо серьезней, чем если бы он сказал, что мы придурки и злобные уроды.
- Я честно думал, что это хорошая идея. Она так похожа на ту, другую…
Тишина. Долгая-долгая тишина. Я даже испугался. Осторожно глянул на деда и увидел, что он буквально сверлит меня глазами.
- Что это значит?
И тут я понял, что проболтался.
- Что это значит: "Похожа на ту, другую…" А?!
Кавабэ процедил сквозь зубы:
- Ну и придурок же ты, Кияма.
Ямашта, понимая, что все потеряно, втянул голову в плечи.
- Ну, мы с ней встречались… - сказал я.
- Вы ее нашли?
- Да.
И я рассказал ему все по порядку. О том, как мы обзванивали ее однофамильцев. О доме престарелых. О сестре и племяннике, в доме которых она раньше жила.
- И как она? В порядке?
Дед опустил голову так низко, что я не видел ничего, кроме его лысой макушки.
- Да.
- Она что-нибудь сказала?
Я не ответил. Дед поднял голову и пристально на меня посмотрел.
- Она все забыла.
- Вот как.
- Она потеряла память. Она думает, что ее муж погиб на войне.
Дед вдруг тихонько засмеялся.
- Так ведь… так оно и есть. Все равно что умер.
- Нет, не все равно.
Стрекот цикад засасывал нас, как огромная звуковая воронка.
Цир-цир-цир… цир-цир… Цир-цир-цир… цир-цир… Цир-цир-цир… цир-цир…
Это многоголосое, многослойное пение забивало уши. Я сам не узнавал своего голоса. Мне показалось, за меня говорит кто-то другой.
- Она думает, что он герой… что муж ее погиб как герой. Она рассказала мне, что он привязал к себе бомбу, пошел в самую гущу вражеского войска и взорвал себя. Она очень подробно мне все рассказала, так подробно, что даже не верится, что все это неправда.
- Это не называется неправдой, - вдруг влез в разговор Кавабэ.
- Да, это не неправда… - Дед лег на спину. Потом спросил задумчиво: - А далеко это место… куда вы ездили?
- Неблизко.
Он полежал еще немного на спине, потом перевернулся на бок и буркнул:
- А вообще, не лезьте, если вас не просят. - После этих слов он повернулся к нам спиной.
- Простите, можно зайти? - послышался из сада неуверенный голос.
Выглянув с веранды, мы увидели старушку из лавки семян. Она стояла у входной двери.
- Мальчишечки, дорогие, и вы здесь? - Она пошла по двору в сторону веранды.
Сегодня на ней было надето кимоно, а над головой она держала белый матерчатый зонтик от солнца. Круглый зонтик сиял под солнечными лучами, и казалось, что над головой у бабушки вынули кусочек неба и оттуда льется ослепительное сияние. Как будто вход в потусторонний мир.
Старушка сложила зонтик.
- Вы меня извините за вчерашнее, - она вежливо поклонилась.
- Я… после того как вы ушли… - она посмотрела на нас, - у меня не получилось так, как вы хотели…
Мы в один голос начали извиняться внезапно охрипшими голосами.
- Да что вы, что вы. Это вы меня простите, - и старушка снова поклонилась.
- Мне очень жаль, что мы вас поставили в такое неловкое положение. - Дед вышел на веранду и пригласил старушку зайти и сесть за стол. Было видно, что он нервничает.
Старушка положила на стол перед собой аккуратный сверток. Развязала концы нежно-розового платка - внутри оказалась бамбуковая корзинка, полная ярко-красных ягод.
- Шелковица? Откуда?
- Родственники из деревни прислали. Извините, что я так мало принесла, - и она смущенно улыбнулась.
Меня отправили на кухню мыть ягоды. Я набрал целую миску воды, растворил в ней щепотку соли и тщательно вымыл каждую ягодку. Это нас дед научил, что, когда моешь фрукты, надо добавлять соль. Когда на них падал солнечный блик, красные ягоды переливались в воде таинственным светом, как россыпь рубинов. Я слил воду, аккуратно переложил шелковицу обратно в корзинку и поспешил на веранду.
- Какая сладкая!
- Ой, кисленькая!
- Вкуснятина!
Наши возгласы прозвучали нестройным хором.
- Лучшее лакомство для медведя, - дед с удовольствием закинул в рот большую ягоду. Настроение у него явно улучшилось.
- Медведя?
- Медведи обожают шелковицу и другие лесные ягоды. Там, где самые вкусные ягоды, обязательно поблизости окажется медведь. И наоборот - там, где околачивается медведь, ягоды будут самыми вкусными. Как эти!
Шелковица лопается во рту. Сначала кислая-кислая, потом сладкая-сладкая. "Вот если забраться в самую гущу леса, где не ступала нога человека, и собрать с древесных листьев самые крупные росинки, то, наверное, они будут такого же вкуса", - подумал я.
- Есть еще дикий виноград, - сказала бабушка.
- Ага. Есть и виноград, - вид у деда при этом был такой, как будто он совсем не прочь прямо сейчас превратиться в медведя.
- Райские яблочки.
- Точно! - дед прищурился как кот, наевшийся травки-котовника.
- Тисовые ягоды.
Дед ничего не ответил, только вздохнул блаженно.
- Теперь и ягод стало меньше. И уже почти не осталось мест, где можно их собирать.
Старушка смешно держит губы трубочкой, будто пьет нектар. Как птичка.
- А вы откуда? Где родились?
- На Хоккайдо. Из поселка Айбецу.
- Вот как. А я из Тома, слышали?
Старушка удивленно глядит на деда.
- Получается, мы земляки, - она улыбается. Как две капли воды похожа на Яёи Коко!
- А я на самом-то деле вчера так и подумал, что, наверное, мы с вами земляки.
- Да?
- Люди с Хоккайдо, они… они другие. Разве не так? - он кивнул, будто вел разговор сам с собой. - Вот и мама моя тоже была такая. Работала очень много.
- Ну надо же! - Кавабэ уставился на деда. - У вас тоже, значит, была мама!
Эта мысль поразила его до глубины души.
- Ну понятно, была.
- Да-да, в моей семье тоже все работали много и хорошо. Любили работать, - сказала старушка и смущенно засмеялась.
А потом они принялись вспоминать и рассказывать друг другу о том, как ходили в школу на лыжах, которые надо было надевать на резиновые сапоги; и о том, что дедов папа был железнодорожным инженером; и о том, в каких местах - а это были сплошь секретные, потаенные места - рос самый вкусный дикий виноград; и о том, как однажды мама засолила целый кувшин икры; о том, как летом дети купались в реке; о том, что вода в реке была холоднющей; о том, как прямо на глазах старушки, когда она была маленькой девочкой, поймали опасного преступника, сбежавшего из тюрьмы в Абасири; о том, как всей семьей вялили селедку; о том, как вкусно было есть на обед острый перец в маринаде из соевого соуса с рисовым солодом; о том, что старушка в детстве терпеть не могла молоки; и о том, как каждый раз ее сердце сжималось от грусти, когда она слышала по ночам вой лисицы, спустившейся с высоких гор; о том, как летом вдруг расцветали разом все цветы; о том, какие роскошные клубы пара шли зимой от лошадей, везущих повозки, груженные бревнами; и о том, как чистили печки-буржуйки; и о том, как ели замороженное молоко, посыпая его сверху сахаром, так что он скрипел на зубах; о том, как строили зимой снежную горку и соревновались, кто дальше съедет с нее на лыжах…
Они говорили и говорили, и казалось, этот разговор никогда не закончится.
Просто удивительно, сколько интересных воспоминаний было у этих двух стариков. Я даже подумал, что быть старым вовсе не так уж и плохо. Ведь чем ты старше, тем больше вещей, о которых ты можешь вспоминать и радоваться этим воспоминаниям. И даже когда ты сам уже исчезнешь, твои воспоминания будут витать в воздухе, растворяться в дожде, просачиваться в почву… Они будут существовать в самых разных местах, и, может быть, часть из них найдет путь к сердцу другого человека… Ведь бывает так, что оказываешься в каком-то месте впервые, но отчего-то чувствуешь, что когда-то ты уже здесь был. Это значит, что воспоминания людей из прошлого нашли тебя и зашли в твое сердце. От этой мысли мне сделалось очень хорошо.
Бабушка и дедушка замолчали. Теперь они сидят и молча смотрят во двор.
Откуда ни возьмись налетел прохладный ветерок. Мне показалось, что мы все сидим внутри кисло-сладкой, спелой, напоенной лесными ветрами ягоды тутового дерева.
11
Мама съела капельку зеленого салата и снова принялась за вино. Гамбургер и кружочки тушенной в сладком соусе моркови, настолько красивые, что смахивали на муляжи, были абсолютно безвкусными.
- Мам, поешь как следует, - сказал я, отложив палочки. - Ты только и делала, что смотрела на меня, а сама так ни к чему и не притронулась.
- Мне что-то не хочется мяса, - сказала она и отправила в рот крекер. Раздался тихий хруст, после чего мама влила в себя очередную порцию вина. И так каждый день. Она почти ничего не ест, но за последнее время поправилась. Веки у нее припухли, и вся она какая-то вялая, еле ноги передвигает, будто несет что-то тяжелое.
Я встал из-за стола и открыл холодильник. В отделении для фруктов и овощей - увядший сельдерей, заплесневелая четвертинка тыквы и три груши.
- Ты купила груши?
- Да, - ответила мама, продолжая сидеть неподвижно. - Они показались мне вкусными на вид, вот я их и купила.
- Может, съедим одну пополам?
- Ты ешь, а мне что-то не хочется.
Я достал из ящика нож, чтобы почистить и разрезать грушу. Мама подошла, хотела забрать у меня нож и сделать все сама, но я сказал ей, что справлюсь.
Стоя у раковины, я начал чистить грушу. Оголилась ее белая, сочная мякоть, золотая спиральная полоска кожуры становилась все длинней.
- Ловко у тебя получается! - мама с удивлением следила за движением моих рук.
Мы уже несколько раз ели груши у деда.
- Плотно прижимай нож указательным пальцем правой руки, - посоветовал он мне, когда я первый раз попытался самостоятельно почистить грушу. Я так и сделал и почувствовал, что нож понемногу, будто сам по себе, продвигается вперед. Но все равно, на то, чтобы очистить первую грушу, у меня ушла куча времени.
И хотя очищенная груша имела не самую аппетитную форму, а Ямашта сказал, что на ней видны грязные отпечатки моих пальцев, дед умял эту несчастную грушу с большим аппетитом.
А сейчас я уже и сам не замечаю, как груша мягко вращается в моей руке, гладкая, ровная, и маленькие капельки сока размазываются по ладони.
Я закончил чистить грушу и протянул ее маме.
Капелька катится по маминому запястью, повисает на кончике локтя. Вслед за ней уже катится вторая, а за этой еще одна… Я смотрю на маму - вечер, она стоит на полутемной кухне и потерянно вгрызается в сочную грушу.
Мне захотелось плакать. Я покрепче ухватил нож и принялся чистить вторую фруктину.
Мама сама не заметила, как съела обе груши.
В этот вечер она больше не пила вина.
Уже темнело, когда вместе с дедом мы сели в электричку. Первый раз за все время он позвал нас с собой. Но куда едем, не сказал.