Дед поставил большой бумажный пакет на пол, поднял руку и взялся за поручень. При этом спина у него распрямилась, и оказалось, что он не такой уж и низенький. Просто сутулится, когда ходит.
- Ну скажите, куда мы едем?
- А что мы будем там делать?
- Почему вы молчите?
Мы кудахтали, как куры на насесте, а он только посмеивался. На все наши вопросы ответ у него был один - хитрая усмешка.
Днем он выглядел озабоченным. Возился с какими-то черными бусинами, скреплял их бечевкой. А когда мы попытались подойти к этим бусинам чуть поближе, сразу рявкнул:
- А ну, не трогать!
А потом добавил:
- Вечером приходите.
Чтобы отпроситься из дома, мы с Кавабэ сказали, что идем делать уроки к Ямаште, а Ямашта сказал, что идет делать уроки ко мне.
На третьей остановке мы вышли из поезда. Эта была станция неподалеку от железнодорожного моста, по которому мы возвращались с занятий в летней школе.
- Мы, наверное, на сухое русло пойдем, - сказал Кавабэ. - Я когда-то очень давно ходил сюда головастиков ловить. Поймал гигантского головастика размером с ладонь! Папа сказал, что это лягушка-бык.
Кавабэ обернулся: сухое русло было видно с платформы, в это время суток оно казалось большим, пустым и темным пространством.
Мы начали спускаться по ступенькам к выходу со станции. Где-то на середине лестницы Кавабэ остановился и сказал:
- Тут красиво стало. Они тут все обновили.
Он спустился еще на пару ступенек и снова остановился прямо рядом с рекламным щитом, на котором висела реклама нового торгового центра. Кавабэ рассеянно скользнул по ней глазами.
- Интересно, что дед задумал, - недовольно сказал Ямашта. - Он нам никогда ничего не говорит.
Как и предполагал Кавабэ, мы пошли в сторону сухого русла. Оставив нас сидеть на поросшей травой высокой насыпи, тянувшейся вдоль русла, дед с бумажным пакетом спустился вниз. Прошло уже довольно много времени, а он все не возвращался.
- Пойду поищу его, - сказал Ямашта и исчез в темноте.
От нечего делать я прилег на траву. Меня начало клонить в сон. С неба на меня смотрела маленькая тусклая звездочка.
- Ой! - вдруг вскрикнул в темноте женский голос. Вслед за этим рявкнул мужской:
- Ах ты, мерзавец!
Я вскочил и стал вглядываться в ту сторону, откуда доносились голоса.
В нескольких шагах от того места, где мы сидели, по насыпи шла дорога. На этой дороге я разглядел в темноте машину. У машины стоял парень и держал кого-то за грудки. Вернее не кого-то, а Ямашту. Кавабэ застыл рядом со мной ни жив ни мертв.
- Я смотрю, ты тут с дружками? - парень заметил, как я вскочил, и теперь пристально меня разглядывал. На нем была черная футболка-поло в белую продольную полоску. Пострижен он был почти наголо. Лицо темное, злое.
- Вы, поганцы, чего здесь шныряете? Подсматривать пришли?
- Нет! Вовсе нет! - у Кавабэ, который до этого стоял рядом со мной как восковое изваяние, начала дергаться нога.
- Дрянь ты эдакая! А что ты тогда здесь делаешь, а?!
Нога у Кавабэ перестала дергаться, и он снова превратился в восковую фигуру.
Я огляделся. Вдоль дороги, через ровные промежутки в десять метров, стояли в ряд темные машины. Но нам на помощь никто не вышел. Влюбленным парочкам, которые приезжают вечером на реку, нет дела до мальчишек. Да и в самом деле, кто привозит девушку в такое место на свидание? Только мерзкие, трусливые типы.
- Мы, это… - начал я с опаской.
- Что "это", придурок? - парень злобно на меня посмотрел и что есть силы тряхнул Ямашту за шиворот.
Из машины вылезла молодая женщина в измятой одежде.
- Да оставь ты их. Все уже.
Она поправила волосы, отбросив их назад. В темноте блеснули ее длинные, покрытые лаком ногти.
- Заткнись! - огрызнулся парень.
- Ну-ну, - женщина прислонилась к машине и замолчала.
- Мы сюда с дедушкой пришли, - продолжил я свои объяснения.
- И куда же этот ваш вонючий дед подевался, а? Что ты мне тут заливаешь?
Дело принимало совсем неприятный оборот. Мне страшно захотелось писать. И правда, куда подевался дед? Что он вообще себе думал, когда оставлял нас одних в таком месте?!
- Ух ты! - женщина, открыв рот, глядела в небо.
- Что за… - полосатый тоже посмотрел вверх.
Над руслом в темноте раздавались один за другим звонкие залпы. Салют!
Снаряды взлетали вверх: один, другой, третий… И хотя, конечно, дедушкин салют и не дотягивал по размаху до салюта, который устраивают во время городских праздников, но это было здорово! На темном небе одна за другой расцветали красные, синие, желтые хризантемы. И к тому же не было толпы, которая обычно собирается посмотреть салют на городском празднике.
- Красота! - сказала женщина восхищенно. Из других машин тоже начали вылезать люди.
- Это наш дед! - громко сказал Кавабэ. - Я и не знал, что он такой… такой пиротехник!
- Точно! Помните черные бусины? Это эти… "пиротехнические элементы"! Я по телику передачу видел про фейерверки.
- Это ваш дед салют устроил? - у полосатого от удивления округлились глаза.
- Ну да, - ответил Кавабэ, - а кто еще?
- Крутой он у вас! - сказал парень и, буркнув: "Ах да, я и забыл", отпустил наконец Ямашту.
Шестой залп. Медленно опадает, тает в небе прекрасный цветок и тут же расцветает вслед за ним другой. Едва только он исчезнет в темноте, как тут же на его месте распускается третий…
Я неотрывно следил за этим постоянным обновлением. Не хотел упустить ни секундочки из этого фейерверка.
- Он нас сюда привел, чтоб салют показать, - сказал Ямашта, глядя в небо. - Салют! Это так здорово! Какой он молодец!
- Мой папа был пиротехником, - сказал Кавабэ.
- Лето, - сказал полосатый, - самое настоящее лето.
- Ага, - его подруга кивнула.
Наконец фейерверк закончился, цветы в небе окончательно растаяли. Вокруг стало тихо. Мы еще немного постояли, задрав головы к небу.
Вдруг Кавабэ рванул вниз по насыпи:
- Кто первый?!
Тут и мы с Ямаштой увидели деда, который шел нетвердой стариковской походкой вдоль темного сухого русла, и припустили к нему со всех ног.
За нами увязался полосатый, приговаривая, что во что бы то ни стало должен угостить деда ужином, и в итоге мы все пошли в ресторанчик, который специализировался на окономи-яки. Мы зашли внутрь. Вокруг - только взрослые, и все пьют пиво. Если папа узнает, где я оказался, мало мне не покажется.
- Пошли лучше домой, - сказал я.
- Ага, - поддержал меня Ямашта.
Но Кавабэ как ни в чем не бывало уселся за стол.
- Я тут был как-то раз с мамой, - заявил он.
Делать нечего. Мы сели рядом с ним. Стол, за которым мы сидели, отличался от обычного стола. В него была встроена специальная железная плита, на которой как раз и жарят окономи-яки.
- Заказывайте, что хотите и сколько хотите! - сказал парень в полосатой футболке-поло. Настроение у него было отличное.
- Тогда… мне, пожалуйста, окономи-яки с имбирем и кальмаром. И апельсиновый сок, - ни капельки не стесняясь, сказал Кавабэ.
Дед, парень и подруга парня взяли пива. Я первый раз видел, как дед разговаривает с незнакомыми взрослыми. Я думал, он не любит и не особо умеет это делать, но оказалось, что я ошибался. Дед явно получал удовольствие от беседы. Это было так странно. Он рассказал, что в молодости работал на заводе, на котором делали снаряды для салютов, после войны был техником в гараже, а потом работал садовником. Да вообще, он много кем успел поработать. И теперь сидел и рассказывал об этом.
Мы под мудрым руководством Кавабэ жарили окономи-яки для всех. Потом раскладывали по тарелочкам. Ели, слушали дедовы рассказы, потом снова жарили. Скучно не было.
- Да, нелегко вам пришлось на войне…
- А ты чем занимаешься? - спросил дед полосатого.
- Я директор зала игровых автоматов. На зарплате, конечно. Зал не мой, - парень отчего-то смущенно улыбнулся. - В последнее время у нас много странных посетителей. Бывает, придут с виду приличные люди - в костюмах, в галстуках, типа в банке работают или в какой-нибудь компании. А как рот откроют - одна ругань. Прям противно.
- Да, работа у вас не из приятных, - сказал Кавабэ, засунув в рот очередной кусок.
- Точно. Кстати, я недалеко от станции работаю. Заходите как-нибудь в гости.
- Вот вырастем, обязательно придем! - ответил Кавабэ и отхлебнул апельсинового сока. Потом блаженно вздохнул.
- А вы, пацаны, - парень вдруг, подавшись вперед всем телом, повернулся к нам, - вы кем хотите стать, когда вырастете?
- Я хочу рыбную лавку держать, - сказал Ямашта с набитым ртом: он как раз взялся за свою порцию окономи-яки со свининой. - Буду в рыбной лавке работать, как папа.
- Ты молодчина, пацан! - воскликнул полосатый.
- А я буду пиротехником! Я сегодня решил, - сказал Кавабэ.
Дед оглушительно расхохотался. Да, так громко, что полосатый от неожиданности чуть не выронил из рук кружку пива.
- А ты? - все посмотрели на меня.
А я?..
- Я еще не знаю.
- На самом деле это неважно. Главное, чтобы ты хорошо работал. Со всей душой, - сказал парень в футболке очень серьезно. А потом вдруг рассмеялся, почти так же громко, как дед: - Хотя, конечно, кто бы говорил…
И подруга его тоже засмеялась.
- Знаете, малявки, я ведь не знал, что вы такие классные! Вы уж меня простите, что я на вас набросился! - Парень успел выпить уже довольно много пива и смотрел на нас пьяным взглядом.
- Я подумал… ну, что вы за нами, за мной и вот за ней, - он ущипнул свою подругу, - подсматриваете. Ну, и рассердился немного.
- Ничего страшного. Мы все понимаем, - поспешно сказал Ямашта, покраснев как рак.
Полосатый покачнулся и пьяно кивнул.
- Но, если честно, то грудь у нее отличная! Правда? Ну-ка давай, покажи всем! - и он попытался расстегнуть блузку на своей подруге.
- Все, перестань! - она сделала сердитое лицо, но по голосу было слышно, что на самом-то деле ей смешно.
Мы все втроем уставились под стол.
А дед сказал:
- Ну, если, у вас все так хорошо, и грудь к тому же красивая, так отчего ж вам не пожениться?
- С кем? С ней? - парень от удивления, кажется, даже протрезвел.
Женщина отвернулась.
- Хотя, почему бы и нет? - сказал он вдруг. - Хозяйка, еще пива!
Женщина захлопала своими огромными глазами и посмотрела куда-то вниз, смущенно пряча лицо.
"Какая она красивая", - подумал я.
- А когда будет свадьба, дедушка, мы попросим, чтобы вы нам закатили огромный фейерверк, - сказал парень, отпив огромный глоток из кружки, которую ему принесла хозяйка.
- Сделаем, - дед тоже отхлебнул пива. - Заказ принят.
В этот вечер дед был особенно добродушным.
- За встречу! Кампай! - крикнул Кавабэ, высоко подняв стакан с соком.
12
Началась последняя неделя августа, а вместе с ней - футбольный лагерь. Каждый год мы ездим на остров, откуда родом наш тренер. На острове мы тренируемся и купаемся в море. Так проходит четыре дня. А потом мы возвращаемся домой.
В секции занимаются четвероклассники, пятиклассники и шестиклассники. Вместе с тренером нас двадцать семь человек. Когда мы собираемся рано утром на станции, шум стоит неимоверный: носятся друг за другом, не снимая рюкзаков, пятиклассники, плачет кто-то из четвероклашек - не хочет расставаться с мамой, которая пришла его проводить. А тут еще и Кавабэ - тоже энтузиаст нашелся! - ходит и орет: "Всем построиться! Всем построиться!" Просто ужас!
Сначала мы ехали на скоростном поезде, потом на пароме и наконец прибыли на остров. Там сели на автобус и поехали в общежитие. С одной стороны дороги - отвесные скалы, с другой - море, а в нем волны с шапками белой пены. Дорога извивается белой лентой между скалами и морем. Где-то далеко, у самого горизонта, вода поднимается, начинает движение к берегу и, становясь волной, накатывает на скалы.
И так раз за разом, как глубокое дыхание гигантского животного. Интересно, сколько вдохов и выдохов сделал за свою жизнь земной шар? Сколько еще будет биться море о берег?
Горизонт изогнулся дугой, будто зовет: "Доберись до меня!" Дразнится, стоит у меня на пути. Но как ни старайся, до горизонта дойти невозможно.
Я уселся поплотнее на автобусном сиденье. В автобусе тем временем стало тихо-тихо. Сегодня мы проснулись рано, поэтому теперь наши почти все спят. Местные жители, которые сели в автобус у пристани вместе с нами, уже сошли. И теперь автобус, как большая люлька, укачивает только нас. Так бы и ехал вечно в этом автобусе, догоняя горизонт…
- О чем думаешь? - спросил меня тренер, сидевший на соседнем сиденье. Вообще-то по профессии он учитель рисования. У него очень широкие плечи и сильные ноги. А еще у него борода. Он похож на большого медведя.
Тренер наклонился, чтобы посмотреть из моего окна на море. От него пахло апельсинами.
- О могилах.
- В каком смысле? - тренер удивленно взглянул на меня.
- Тут много могил прямо на берегу. Интересно, их не смоет в море?
На выступающем над морем утесе видны ряды могил. Есть старые, без надгробных камней. Есть и совсем новые, с сияющими гранитными надгробиями. Когда мы приезжали на остров в прошлом году, я не обратил на них никакого внимания.
- Хорошее место, - сказал тренер. - Море как на ладони. Я б не отказался, чтобы меня здесь похоронили, когда я умру.
- Много могил.
- Да, - тренер кивнул и некоторое время молча смотрел из окна.
- На этом острове почти никого не осталось. Кто помоложе, и я в том числе, все уехали. Ну или почти все. Жителей становится все меньше. И только могил - все больше.
Я вздохнул. Мне вспомнилось выражение "остров-могила". Но тут все по-другому. Тут не чувствуешь мрачной угрюмости.
Автобус вписался в крутой поворот, море оказалось близко-близко - вот-вот проглотит и автобус, и нас вместе с ним. А вот и еще могилы.
- Они как стражники. Эти люди в могилах, они охраняют остров.
- Ну, может, и так.
Могилы находятся на границе между землей, на которой живут люди, и морем. В могилах спят мертвые. Овеянные морским ветром, они спят тихим, вечным сном.
- Кияма, ты сейчас в шестом классе. Это твой последний год.
- Ага.
Автобус, урча, взбирается в гору. Бледный месяц над морем прислушивается к реву мотора и к плеску волн.
Мы все еще едем в автобусе. Под потолком горит небольшая флуоресцентная лампочка, вокруг нее летает ночной мотылек. Бьется упрямо, роняет пыльцу. За окном уже совсем темно. Понять, где мы едем, невозможно. Дорога заметно ухудшилась, и нас здорово трясет. Автобус едет, будто придавленный темнотой, кажется, даже мотор почти не урчит. Я сижу один посередине длинного заднего сиденья. Все спят.
Но чье это лицо в окне?
Это мое отражение?
Конечно, это должно быть мое отражение. Это я отражаюсь в темном стекле.
Но нет. Это не я. Это кто-то другой. Незнакомый, совсем дряхлый старик. Но кого же он мне напоминает?
Автобус трясет все сильнее. У меня никак не получается пересесть поближе к окну. Я не вижу, не могу разглядеть лицо. Кто он, этот старик? Как ему удается держаться с той стороны стекла? А может быть, все-таки… я пытаюсь найти в окне свое отражение. Автобус кидает из стороны в сторону. Меня сбрасывает с сиденья. Слышен хруст, наверное, я сломал ногу.
- Кияма… Кияма…
Я испугался и проснулся. Надо мной мерцает тусклая лампочка на старом, покрытом пятнами деревянном потолке. Кавабэ теребит меня за плечо. Точно! Мы же уже давно приехали в общежитие, которое расположено в большом старом доме. Этот дом принадлежит родителям тренера.
- Эй, Кияма, - шепчет Кавабэ. В комнате кроме нас и Ямашты еще трое четвероклашек. Они спят.
- Что тебе?
- Я ж говорю, в туалет надо.
- Кому?
- Ямаште.
- Ну, так пусть сходит.
- А он один боится.
- Ну, так ты с ним сходи.
- Я-то схожу. Я просто подумал, может, ты тоже в туалет хочешь.
- Не хочу.
- Ну пойдем вместе.
Нет, ну вы видели такое?
Я вылез из-под одеяла. Ямашта уже подпрыгивал в нетерпении у раздвижных перегородок.
- Давай скорее, я сейчас описаюсь.
Мы вышли в коридор. Прямо напротив нашей двери еще одна, двустворчатая, как в шкафу, с приоткрытыми створками. Раньше в этом доме был склад, здесь хранили бобовую пасту мисо, из которой готовят мисо-суп. Но после того как умер дедушка нашего тренера, семья решила переделать этот дом в общежитие для приезжих. Окна в доме маленькие, стены толстые, в комнатах даже летом прохладно. В коридоре независимо от времени суток полутемно. По обе стороны от коридора - комнаты, комнаты. Честно говоря, чем-то напоминает тюрьму, хотя не знаю, насколько уместно это сравнение.
Из-под двери туалета, который находится в самом конце коридора, льется слабый флуоресцентный свет. Мы шлепаем босыми пятками по полу, и нас не покидает ощущение, что кто-то все время смотрит на нас сзади. Но заставить себя обернуться и посмотреть - есть там кто-нибудь или нет - выше наших сил.
Почему-то я подумал о тех могилах, которые видел днем из окна автобуса. О том, как сейчас там, в темноте, шумит над ними ночной ветер. Днем он был ласковым и спокойным, но как только стемнело, надел другую личину и носится теперь, как зверь-оборотень, не находя себе покоя.
- Знаете, кто такие мисолизы? - вдруг прошептал Кавабэ.
- Мисо-кто? - голос у Ямашты дрожал, он уже подозревал что-то нехорошее.
- Это духи, которые лижут мисо. У них длинные шершавые языки, как у кошек…
- Хватит уже.
- Как вы думаете, они еще здесь живут? Мне вот кажется, что живут. Я прям чувствую, что сейчас они подкрадутся сзади и своим языком по шее как лизну-у-ут…
Охнув, Ямашта встал как вкопанный. Я посмотрел на Кавабэ. У него было бледное лицо, зубы стучали от страха. Надо же, сам боится, а все равно какие-то ужасы рассказывает. Странный он все-таки человек.
Добравшись до светлого туалета с сияющими писсуарами, мы облегченно вздохнули. Стук деревянных сандалий, на каждой из которых было написано "для туалета", отдавался эхом от стен и потолка. Мы выстроились рядком, каждый у своего писсуара.
- Я даже у себя дома боюсь ночью в туалет ходить. Я и сейчас терпел, сколько мог, но когда терпишь, спать не получается, - сказал Ямашта.
- Я тоже боюсь, - признался вслед за Ямаштой и я. - У меня дома, чтобы в туалет попасть, надо сначала через умывальную комнату пройти. А там зеркало висит. Я ужасно боюсь в него случайно посмотреть.