- Правильно! - воскликнул я. - Пусть сготовят, например, салат "Антивоенный" - со ржавыми пулями, осколками - чтобы все поняли, чем это пахнет! - Я захохотал и минут, наверное, пять не мог остановиться. - Пардон! - усмирив наконец себя, сказал я.
Ланин с изумлением посмотрел на меня, потом - на Латникову.
- Судя по оценкам, - сказала Латникова, кивая на мой дневник, - он не такой дурачок, каким хочет казаться!
- Пардон! - снова проговорил я и набрал полную грудь воздуха, чтобы не засмеяться.
- Вот примерная программа встречи! - Ланин, подняв прохладный ветерок, положил перед Латниковой второй листок.
- А мне можно участвовать? - не удержался я. Ланин холодно посмотрел на меня.
- К сожалению, прием в "Юные борцы за мир" в настоящее время закрыт! - произнес он.
Я представил, как мы с моим островным директором хохотали бы над этой фразой, но здесь такое, видать, было совершенно не принято.
- Уж, выходит, и не поборись… - только пробормотал я. Ланин со скорбным лицом ждал, когда я покину помещение и можно будет продолжать разговор со всей ответственностью и серьезностью.
- Можем записать тебя в кружок домоводства! - пытаясь как-то разрядить напряженку, улыбнулась Латникова. - В кружок мягкой игрушки.
- О! Годится! Это я с детства люблю! - воскликнул я, но тут уже почувствовал, что и сам устал от своего кривлянья. - Все! Больше не буду! Ухожу! Это еще вольный дух из меня не вышел. Все! Пардон! До свидания! - Поклонившись, я убыл.
Я радостно сбежал по лестнице. Внизу, в вестибюле, встретил Генку с папашей; тот бережно нес свой дурацкий стеклянный колпак с невидимым шедевром, Генка волок какой-то ящик, - видимо, с микроскопом.
- Ну как? - обеспокоено спросил меня Генка.
- Нет проблем! - ответил я.
- Да… умеешь ты! - с завистью произнес Генка.
- Спокойно! Не надо меньшиться! - суровым тоном проговорил отец. - Нам тоже есть что предъявить!
Поделиться радостью - я снова в своей школе, снова дома - было не с кем. В прихожей встретил меня только Чапа: родители все еще не пришли. И то Чапа был какой-то озабоченный, рассеянно куснул меня и побежал в комнату, где были свалены вещи, и стал по очереди скрести чемоданы.
"Ясно! - вдруг понял я. - Свою любимую игрушку ищет!"
Я разыскал ему его любимую резиновую куколку, он, увидев ее, радостно подпрыгнул, довольно заурчав, улегся с ней в угол, и наступило полное счастье.
Глава III
Проснулся я рано, родители еще спали. Отпуск! У меня, впрочем, тоже, но все равно - надо мчаться, столько нужно увидеть после разлуки!
Я поставил на плиту чайник, но он, как назло, долго не закипал.
- Ну закипи! Ну что тебе стоит! - уговаривал я, но он делал вид, будто не понимает, о чем речь.
Затрещал телефон. Так! С утра начинается! Это хорошо.
- Алле! - хватая трубку, произнес я. - Говорите, я слушаю!
- Это я.
- Кто - я? Говорите конкретно!
- Генка… кто же еще?
- Что значит - "кто же еще"? Ну, слушаю вас… то есть тебя!
В трубке было тихо. Он звонит, а я должен за двоих разговаривать!
- Ну, как дела? - спросил я.
- Нормально… - проговорил Генка. - В школе оставляют меня. Отец рассказал, какие я штуки делаю…
- Ну и что?
- Латникова сказала: "Надо же!"
- Ну? А потом? - быстро спросил я. Такого "говоруна" надо подгонять, а то разговор может не кончиться до ночи!
- Ну, а когда батя сказал, что микроминиатюры в международных конкурсах участвуют, - тут она вообще! - Генка немного оживился.
- Ну поздравляю!
Снова пошла долгая пауза. Чапа подбежал послушать.
- Сходи посмотри, не кипит ли чайник, - попросил я. Чапа убежал.
- Ну, все? - сказал я в молчащую трубку.
Генка вдруг закашлялся - я должен был минут, наверное, пять слушать по телефону его кашель.
- А… помочь нам не можешь… оборудование перетащить в школу? - робко проговорил Генка.
- А… не жалко вам? - вырвалось у меня.
- Жалко, вообще-то! - Генка вздохнул. - Но вдруг… у кого-то талант откроется к микроминиатюрам… А так пропадет!
- Оно конечно, - проговорил я. - Скоро поднимусь.
Чайник, естественно, уже закипел, летал по кухне, ударяясь об стены, - еле-еле я его словил, поставил на стол.
- Что тут за грохот? - в кухне появился отец.
- Да вот… чайник ловил.
- Ты всегда отличался исключительной ловкостью! - усмехнулся отец.
Пришла мама, мы сели завтракать. И Чапа уселся на табурет.
- Ну вот, наконец и дома! - оглядывая стены, проговорил отец. - Только Зотыча нашего не хватает! Где-то он?
- Избави бог! - отмахнулась мать.
После завтрака я поднялся к Генке - началось великое переселение; Генка бережно тащил стеклянные колпаки, его отец вез на тележке сундук с инструментами, я тащил ящик с микроскопом. Ребята, играющие перед школой в футбол, проводили нас ошеломленными взглядами.
Нас встретил учитель труда Маркелов, открыл дверь мастерских, показал отведенный нам стол. Генка с отцом осторожно стали расставлять оборудование.
Тут раздалось шлепанье тяжелого мяча об пол - стекляшечки задребезжали. Дверь распахнулась, и вошел мой бывший (и видимо, будущий) одноклассник Пека. На языке современной педагогики он назывался "неформальный лидер", хотя раньше, как сказал о нем мой отец, видевший Пеку, таких называли просто хулиганами. За его спиной живописно клубилась его шобла.
- А мы думали - клад раскопали, в школу принесли! - проговорил Пека, и шобла засмеялась.
Он стукнул в пол мячом, все задребезжало.
- Поосторожнее тут стучи - тонкое оборудование! - проговорил Генкин отец (Маркелов бесследно исчез).
- А как тише? Вот так? - Пека снова стукнул мячом.
- Ладно тебе! - миролюбиво проговорил Генкин отец. - Пойди лучше посмотри, какие вещи человеческие руки могут сделать!
Пека, кривляясь, на цыпочках подошел к микроскопу, прищурив глаз, смотрел.
- Ой! Кораблик! - завопил Пека.
Дружки заржали. Пека отпрянул. Без микроскопа, естественно, ничего не было видно.
- Ой! А где оно?
- Вот так вот! - проговорил Генкин отец. - Без микроскопа и не увидишь!
- Ой! И что же это будет? - проговорил Пека. Отец посмотрел на Генку: говори, мол, ты.
- Кружок микроминиатюризации, - выговорил Генка. - Невидимые изделия… которые везде можно применять. Вот. Мы с отцом будем… учить… кто захочет.
- И ты тоже?! - удивился Пека.
- И я! - проговорил Генка.
- Ой, держите меня! - завопил Пека. - А… блоху подковать можешь?
- Могу! - упрямо проговорил Генка.
Пека вдруг взмахнул рукой над Генкиным плечом, словно что-то поймал.
- Ну… подкуй! - сказал он. Все заржали.
Сотрясая ударами мяча здание, они промчались по коридору и выскочили во двор.
- Вот подлецы ведь! - Отец Генки вскочил. - Ну я им устрою! Сейчас к директорше пойду, скажу, как они работу срывают!
- А-а-а! Бесполезно! - скривясь, махнул рукой Генка. - Пека этот - любимчик у нее. Еще бы, слава школы, чемпион по всем видам.
Мы посидели молча.
- Ну, а ты хоть будешь работать, нет? - с надеждой обратился ко мне Генкин папаша. Меня, честно, покоробило словечко "хоть", как-то я не привык к такому обращению.
- К сожалению, не располагаю временем! - Я развел руками и направился к выходу. Но у дверей понял, что надо смягчить. - Нет, честно, навряд ли получится у меня! - Я вышел.
Я шел по коридору и чувствовал, что мне стыдно: бросил людей в такой ситуации! Но возвращаться было уже неловко: вряд ли они посмотрят на меня с любовью! Ну ладно, зато я этим весельчакам скажу все, что я о них думаю!
Я нашел их за стадионом; они сидели на скамейке-доске, поставленной на кирпичи, и увлеченно беседовали на свои темы.
- А Эрик, хочешь знать, не ладонью кирпич разбивает! - небрежно заговорил Пека, словно Эрик этот был он сам.
- А… чем? - восхищенно спросил другой мой будущий (и бывший) одноклассник Мяфа.
- У него перед ладонью психическая волна идет! - понизив голос, произнес Пека. - Ею он и рубит кирпичи!
Все почтительно молчали. Тут они, видимо, почувствовали психическую волну, идущую от меня, и обернулись.
- Что же ты бросил своего друга? - Своим ехидным вопросом Пека попал в больное место.
- Я не бросил, - ответил я. - Просто решил подойти к вам, чтобы разъяснить некоторые непонятные вам моменты. Так вот, мои друзья делают вещи, которые вам и не снились…
- И не дай бог, если приснятся! - дурашливо испугался Пека, и все заржали. Да, неплохо они научились зубоскалить, слова серьезного им не скажи! Когда вокруг все гогочут, трудно держаться с достоинством, сразу как-то теряешься.
- А кассетник такой он может сделать? - Мяфа хвастливо врубил магнитофон "Шарп".
- Представь себе, может… причем - невидимый! - ответил я. "И неслышимый…" - подумал я про себя. Телепатия, видимо, все же существует.
- И неслышимый! - воскликнул Пека, и все грохнули.
- И вообще… все, что нужно людям, они могут сделать! А ты что можешь? - Всю свою энергию я сосредоточил теперь на Пеке.
- А я все что хочешь могу сломать! - оскалился Пека.
- Для этого мозг не требуется! - сказал я.
- Так, - глянув на меня, сказал Пека. - Человек нарывается! Требуется маленькая разминка! - Небрежным движением он "сдул" всех сидящих на доске и стал часто-часто колотить ребрами ладони по дереву. - Хо! - вдруг выдохнул он и, видимо, врезал по концу доски, потому что она вдруг подлетела и шлепнула мне другим концом прямо в лоб. - Оп-па! - распахивая объятия, как перед зрителями в цирке, выкрикнул он. Все зааплодировали.
- Хоп! - выкрикнул я и стукнул его по шее.
- Так! - глаза Пеки засверкали. - Это уже серьезно! - Он низко пригнулся и запрыгал вокруг меня влево-вправо. Я понял, что это каратэ.
- Да чего с ним волохаться! - на своем странном языке кричали болельщики. - Заделай его! Сюту применяй! Хачитачи!
Я тщательно следил за его руками - и вдруг меня что-то ударило снизу в подбородок, - последнее, что я понял, что это была нога.
…Очнулся я, видимо, не скоро… И долго не мог понять, где я. Передо мной простиралась освещенная вечерним солнцем лесная долина, вдали на холме поднимался великолепный белый замок.
"Что ли, я в раю?" - подумал я. Из какого-то невидимого магнитофона (вероятно, сделанного Генкой, достигшего в раю полного совершенства) доносилась задушевная, тягучая мелодия. Я плыл в полном блаженстве.
- Ну ты, Пека, даешь! - вдруг донесся до меня хрипловатый голос. - Если всю дорогу за тобой будут валяться бесчувственные тела - далеко мы так с тобой не ускачем!
Я повернулся на голос и увидел освещенного густым красным светом усатого джентльмена в черном пиджаке с каким-то гербом на кармане, в руке он подбрасывал пачку сигарет "Кэмел".
- Кто ж знал, Эрик, что он вырубится! - услышал я самодовольный ответ Пеки, но не увидел его.
Так это вот и есть, значит, всемогущий Эрик! Но где же я? Приподнявшись, я увидел, что нахожусь в каком-то мрачном подземелье, освещенном маленькой лампочкой. Подземелье замка? Но как же я вижу долину и другой замок вдали?
Я протянул руку - передо мной была глянцевая картинка. Так, с этим понятно.
- Ну что, голубь, оклемался? - Эрик взял меня за подбородок и потряс. - В следующий раз будешь крепко думать, прежде чем оскорблять парней, владеющих каратэ.
Глава IV
Забавно было после двухлетнего перерыва входить в свой класс. Многих уже не было: они были отсеяны строгой директрисой и педсоветом, ушли в другие школы или ПТУ. Я все понимал, не понимал только одного: как мог "отсеяться" классный отличник и умница Долгов, - неужели он тоже почему-то не соответствовал "новым требованиям"? Какие же это новые требования?
Оставшиеся все, конечно, здорово изменились, особенно девчонки, их было просто не узнать: все были слегка накрашены, на каждой было энное количество драгоценностей. Поэтому Ирка Холина, с которой мы раньше вроде дружили, сейчас со своим скромным бирюзовым колечком на тонком пальчике на все мои попытки как-то отвлечь и развеселить ее отвечала отрывисто и трагически. Всякие аметисты и топазы на подружках-соперницах она еще терпела, хоть и тяжко вздыхала, но когда появившаяся в дверях Маша Гурко буквально ослепила всех бриллиантами в ушах - Ирка не выдержала, вскочила, всхлипнула и выскочила в коридор. Я нашел ее в дальнем, глухом загибе коридора, где мы раньше когда-то любили с ней находиться. Я, как мог, пытался утешить ее, говорил, что у нее все еще впереди, а в конце концов дошел до того, что решил для ее утешения прочесть одно мое старое стихотворение "Пруды", посвященное ей.
- Помнишь, у меня такое стихотворение было "Пруды"? - спросил я у нее.
- Какие еще "Труды"? - мельком глянув на меня красным глазом, плачущим голосом проговорила она.
- "Пруды", - сказал я.
- Нанималась я, что ли, все помнить? - дернув плечиком, проговорила она.
Именно в таком тоне, как я уже заметил, было принято теперь разговаривать хорошеньким девушкам. Стоило уехать на два года - как слабоумие распространилось с ужасной силой!
Я все же прочел:
Ты помнишь, как однажды голышом
Я лез в заросший пруд за камышом,
Колючий жук толчками пробегал
И лапками поверхность прогибал.Я жил на берегу, я спал в копне.
Рождалось что-то новое во мне.
Как просто показать свои труды!
Как трудно рассказать свои пруды!Я узнаю тебя издалека:
По кашлю, по шуршанию подошв,
И это началось не с пустяка,
- Наверно, был мой пруд на твой похож.Был вечер. Мы не встретились пока.
Стояла ты. Смотрела на жука.
Колючий жук толчками пробегал
И лапками поверхность прогибал.
- Какой еще жук? - с досадой и недоумением воскликнула она, когда я закончил. Из всего стихотворения она, видимо, услышала только одно слово, настолько она была захвачена мыслями о бриллиантах. Резко повернувшись, она пошла в класс - страдать дальше.
Я тоже вернулся и стал смотреть продолжение маскарада. Вот дверь со стуком распахнулась, и верхом на Мяфе въехал в класс наш "неформальный лидер" Пека.
- Вот моя лошадка, знакомьтесь! - завопил Пека.
- Иго-го! - радостно заржал Мяфа.
- Хочешь травки, лошадка? Кушай травку!
И Мяфа стал жевать принесенные в класс цветы. И многие, что интересно, одобрительно гоготали и приглашали лидера к себе:
- Пека! Ко мне садись!
- Пека! Ко мне давай! Отличное место у окошечка занял!
Они смотрели на него просто умоляюще! Но Пека "спешился" лишь у последней парты, где сидел Генка. Генка расцвел, но несколько преждевременно - Пека движением плеча спихнул Генку в проход. Все, разумеется, радостно засмеялись.
Генка, к моему удивлению, заискивающе заговорил:
- Ну чего ты, Пека, выступаешь? Вместе бы посидели! Чего тебе, жалко, что ли?
Пека не отвечал. Генка понуро взял портфель, побрел между парт и сел ко мне.
- Ладно уж… с тобой буду сидеть! - вздохнул он.
- Ладно уж… сиди! - сказал я.
Пека, устроившись на задней парте (все, понятно, повернув головы, смотрели на него), вдруг расстегнул школьную курточку, и под ней открылась роскошная желтая футболка - на ней английскими буквами с намеком на иероглифы чернело слово: "Каратэ"! Я вдруг с удивлением заметил, что глазки Иры моментально высохли и она стала метать в сторону задней парты быстрые взгляды. Влюбилась в Пеку, верней, в его футболку с надписью "каратэ"! Да, интересные дела!
Но тут вошел учитель математики - новый для меня, раньше я его не видел, - и я переключил внимание на него.
На перемене все занимались, по примеру Пеки, исключительно каратэ: пытались достать ногой лампочку или хотя бы подоконник, барабанили, по указанию Пеки, по деревянным предметам.
- Во - самая лучшая деревяшка! - Под его предводительством все накинулись на Генку.
После уроков мы вышли с Генкой вдвоем - никто не захотел с ним, а значит, и со мною вместе идти.
- Знаешь, что мы с отцом будем делать? - вдруг шепотом произнес он. - …Модель школы! - Глаза его горели безумным огнем. - Со всеми, кто там есть! И с каждым будем делать что захотим!
Я в ужасе смотрел на него.
Вдруг из-за угла с гиканьем выскочила толпа. Впереди мчался Пека, вращая перед собой какую-то палку.
- Боевая тренировка! - вопил он. - Бей их!
Генка рванул в сторону, и я вдруг тоже заметил, что бегу! Дома я долго ходил, тяжело дыша, - то ли запыхался, то ли так разволновался… Я вдруг понял, что если еще раз от них побегу, меня точно хватит кондрашка на нервной почве. Нет уж, все! Теперь они от меня будут бегать!
…Я плохо помнил, где находится тот роскошный подземный дворец, в котором мне "посчастливилось" побывать вчера. Я долго ходил по дворам и вдруг увидел длинную очередь людей с сумками пустой посуды. Я вспомнил, что в том подземном дворце в углах таинственно сверкала пустая посуда.
Вдоль очереди я спустился по ступенькам в сырой подвал. Очередь утыкалась в обитую железом дверь. Маленькое окошечко в этой двери было закрыто.
- Какой-то перерыв там у них! - понуро сказала старушка, стоящая первой.
- Ясно! - я вышел из подвала и зашел с другой стороны.
Там был двор продуктового магазина: в грязи валялись ящики; брызгая, проезжали фургоны; грузчики в фартуках катили по наклонной эстакаде какие-то бочки. Странно, вообще, что здесь такая грязь, - ведь здесь же вносят еду!
Я кое-как пробрался к двери, вошел в цементный коридор, увидел лесенку вниз и пошел туда. Там была приоткрытая дверь из красивого обожженного дерева - эту дверь я помнил!
Я вежливо постучался.
- Кто там еще? - послышался хриплый голос Эрика.
Я вошел. Помещение было тускло освещено одной лампочкой, огонек которой изображал живое пламя, - тени слегка покачивались на стенках. Рядом с Эриком за столом сидели еще двое - таких же солидных людей, с усами и бакенбардами.
Они медленно повернулись в мою сторону.
- Чего надо? - с трудом разглядев меня, спросил Эрик.
- Ничего. - Я с восхищением оглядывался по сторонам, на расклеенные по стенам картинки "красивой жизни". - Просто… понравилось мне у вас… можно побыть?
- Ишь ты… соображает! - проговорил Эрик, и он и его дружки мрачно усмехнулись. - Ну ладно… сиди! - снисходительно проговорил Эрик.
Я робко присел на краешек скамейки.
- Ну ладно, Эрик, давай дальше! - проговорил тучный усатый блондин.