Один Аркаша молчал. Он был чем-то подавлен, ни за кого не заступался, никого не ругал. А в худом лице его, скованном и чем-то смущенном, в крепко сжатых сухих губах и бровях пряталась тоска и мука. А еще молчал Ваня. Наверно, потому, что опять вскинул к глазам свою "Смену" и получше вмещал в кадр этого отчаянного храбреца на отвесной стене. Звучно щелкнул затвор.
- Пленку бы пожалел, - сказал Артем, - переводишь на пустяки.
- Хороший пустяк! - Ваня выбирал новый кадр с Феликсом. - И у меня есть запасная кассета.
- А-а, ну если так, щелкай, - сказал Артем. - Потомки поллитру поставят!
Между тем Феликс добрался до терраски, сорвал несколько цветов, выпрямился и, повернувшись к ребятам спиной, чтоб они не заметили, - но Дима-то заметил! - стряхнул рукой пот с лица и той же дорогой двинулся назад. Теперь у него только одна рука была свободная, и со лба буквально капало на камни. "Так ему и надо, так и надо…" - думал Дима, хотя, уже сам не рад был своим дурацким крикам и хотел одного: чтобы Феликс поскорей вернулся сюда, на прочную дорожку. Но что-то в Диме еще кипятилось, прыгало и кололо его. И вдруг он снова услышал свой радостный, торжествующе глупый вопль:
- Ох и цветики! Редкостные! Первый сорт!
Феликс не изменился в лице. Однако на полдороге к ним он остановился, получше утвердил кеды в камнях, посмотрел на крепко сжатый букет и внезапно швырнул его вниз. Цветы, рассыпавшись, покатились по бело-рыжему слоистому склону.
- Зачем ты? - вырвалось у Ани.
- Поищем что-нибудь получше! - почти не держась освободившейся рукой за камни, Феликс полез к ним. - Худосочные…
- Ну да, найдешь! - сказал Семка.
Дима медленно полез в гору, ненавидя и презирая себя. Перед ним, у большого бурого камня стояла Аня, но совсем не та, какой она была минуту назад, - фигура ее как-то обмякла, глаза погасли, и хвостик волос беспомощно повис на затылке.
Дима прыгнул в сторону и почувствовал, что задыхается. Его душила жара и еще - обида. Она не проходила, а все пуще разгоралась. Даже голова стала чуть кружиться, точно шел по краю пропасти…
Началось все с того, что недели три назад Аня не пришла к Диме читать продолжение толстого романа про завоевание Марса. А вечером он встретил ее у моря с Феликсом: он подбрасывал камень и пытался попасть в него другим камнем, иногда попадал, и оба камня, громко столкнувшись в воздухе, падали в воду. А она при каждом попадании хохотала… Было отчего! Дима тотчас убрался с берега. "Ты чего не пришла? - угрюмо спросил он ее на следующее утро. - Я два часа ждал тебя и не читал дальше". - "Ох, прости, Димочка, - сказала она, - шла к тебе, а тут подвернулся Фелька и прямо уморил меня - ты же знаешь его: стал рассказывать, как мальчишки в прошлом году доставали со дна моря древнюю амфору и были в таком восторге от своего подвига, что подрались, чуть не свернули друг другу набок носы и нечаянно разломали античный сосуд на куски… Умора! Обхохочешься!" Но Дима-то понимал, что дело было не в этой амфоре, потому что и на другой день он не смог застать Аню дома и Феликс куда-то исчез со двора. И на третий день Дима с Аней походили по улице всего минут двадцать, потому что она вдруг стала куда-то торопиться и скоро убежала. И потом они видались только изредка, зато все время ее можно было встретить с Феликсом, и они громко говорили и дурачились. Как же так? Целый год Дима готовил с ней уроки, читал, собирал обкатанные морем камешки, и Аня учила его плавать кролем. "Ноги не подгибай, а вытягивай и держи вместе! - приказывала она, стоя по пояс в воде. - И голову не поднимай, шея устанет…" С плаванием не ладилось, но это не помешало Ане сказать ему, что он ужасно красивый и настоящий товарищ, - Дима так и зарделся весь. А потом случилось все это… Вот какие они, девчонки. Верь им после этого! Дима поклялся ни с кем из них больше не дружить и прекратил всякое плавание своим плохоньким кролем. И учила-то, наверно, неправильно! Специально учила так, чтобы шел ко дну и захлебывался…
Дима старался не высовывать носа во двор, а когда мама посылала в гастроном, он далеко обходил мясной отдел, где работал Анин отец, худолицый, красный, точно минуту назад из бани. И маме Дима не говорил об этом. Своего отца Дима ни разу не видел. Когда-то давно-давно он приехал отдыхать в Скалистый, влюбился в маму, тогда еще очень молодую и красивую, работавшую в библиотеке дома отдыха, через неделю женился на ней и хотел взять в Москву, где жил в одной комнате с матерью и двумя взрослыми сестрами, однако мама не поехала с ним, и они скоро развелись. Мама до сих пор работала в той же библиотеке, очень любила Диму и обращала на него самое пристальное внимание: чуть что не так - обижалась. Закусит губу - и молчок. Стукнула бы лучше! И на Гору Ветров не хотела пускать, а когда уломал, начала совать в его рюкзачок термос с растворимым кофе и шоколадку - быстро снимают усталость! - и стала доставать из холодильника столько пищи, что он едва отбился. Потом она нахлобучила на его голову панамку и принялась умолять, чтобы в горах он держался поближе… к Феликсу. Ведь сдохнуть можно от всего этого! Первое, что сделал Дима, выйдя из дому, с отвращением сорвал с головы панамку, засунул в карман и принял своей неудалой непокрытой головой ранние лучи солнца…
О том, что произошло у них с Аней, мама не догадывалась и не спрашивала ни о чем, и лишь совсем недавно пришла домой и сказала: "Встретила только что Аню - ох и бойкая девочка, и… - здесь мама сделала паузу и как-то особо посмотрела на него, - и немножко вульгарная…" И Дима почувствовал после этих слов маленькое облегчение…
Подъем на Гору Ветров продолжался. Феликс, чуть не задев лицо Димы рюкзаком, обогнал его. Следом пронесся Захарка, и тот уж не удержался - толкнул его плечом в бок, и Дима хотел поддать его коленом, да не успел: Адъютант увернулся. За ними неторопливо, но быстро и легко огромными шагами лез в гору Артем.
- Ну куда вы так мчитесь? - крикнула снизу Лида. - Я уже хочу пить…
В горле у Димы тоже изрядно пересохло.
- Фелька, ты слышишь? - крикнула Аня. - Давай бутылку!
- Лезьте сюда, жду! - Феликс стоял над ними, у корявой сосенки.
Ваня тащил за руку Лиду, из-под ее туфель с тихим шорохом сыпался вниз песок. Ниже всех находился Аркаша, он то и дело останавливался для отдыха, упираясь руками в колени.
Наконец все кое-как дотащились до Феликса.
Лида, красная, упревшая, уселась на скудную травку. Рядом с ней опустился Аркаша, обессилевший, с частой россыпью крупных капель на лбу. И еще четче проступила на его худом лице бледность. Он ничего не говорил и, кажется, ничего не видел вокруг, и занимался он только одним - дышал. Трудно, учащенно.
Феликс достал из рюкзака бутылку лимонада, содрал о сук на сосне блестящую крышечку и протянул Лиде.
Та длинно глотнула из горлышка.
- Ох, холодная! Еще можно немножко?
Бутылка пошла по рукам. Потом, уже из другой бутылки, пили Аня, Захарка, Семка и Ваня.
У Семки бутылку пришлось вырвать из рук - это ловко проделал Захарка, - потому что тот одним махом хотел выпить всю бутылку.
- Ты будешь? - спросил Феликс у Артема, который, сунув руки в карманы, с безразличным видом стоял рядом.
- Не употребляю лимонадики.
- Не та этикетка, - заметил Аркаша, наконец отдышавшись, и отодрал от бутылки плохо приклеенную овальную бумажку с золотистыми яблоками.
- Угадал, - сказал Артем.
Глава 11
ВОЛОСЫ, СНЯТЫЕ НА СПОР
Дима слушал это, сидя в сторонке, и чувствовал, как язык прилипает к сухой глотке; и чем отчетливей слышал он, как булькает в закидываемой вверх бутылке лимонад, тем чаще глотал слюну.
- Дима, пей, - сказал Феликс.
- Не буду, - Дима едва отодрал от раскаленной глотки язык и тут же поправился: - Не хочу!
- Нам еще далеко лезть.
- Не хочу! - Дима положил подбородок на колени.
- Дай мне его долю, - попросил Семка, и лицо его так и запрыгало, заерзало в каверзной улыбке. - А то я не доползу, тащить придется… Найдутся охотники?
- Лида, пей, - Феликс протянул ей бутылку, та с удовольствием взяла и, прежде чем хлебнуть, спросила у Ани:
- Тебе оставить?
- Полглотка.
Ваня стал перематывать пленку в аппарате, потом уселся на камень, вытащил из футляра аппарат и принялся раскрывать его - разламывать на две части.
- А мне папа обещал купить "Зенит", - Семка присел рядом с ним на корточки. - Зеркалка… Не то что эта фиговина! Упадет - и на кусочки, и объектив слабенький…
Ваня раскрыл аппарат, вынул из него кассету с отснятой пленкой, вложил новую и вставил в зажим выпущенный кончик ленты.
- А ты что не сменишь его? - не отставал Семка. - Ведь твой отец хирург…
- Ну и что? - Ваня в упор посмотрел на Семку.
- Да я так… - замялся тот, не слишком, впрочем, смутившись. - Мало ли что… Хирург - он ведь операции делает… Жизнь человека от него зависит…
- Совершенно верно. - Ваня стал складывать обе черные пластмассовые створки "Смены", которые никак не хотели смыкаться и защелкнуться. - Работка у него… Я бы никогда не мог стать хирургом… Знали б вы, что это такое!
- А что это? - спросил Семка.
- Об этом не расскажешь… Не знаю, как он выдерживает… Зато сколько приходит писем от его бывших пациентов! Да и сами иногда являются… Благодарят… Были почти на том свете…
- И он тебе не может купить нормального фотоаппарата? - зудел над его ухом Семка.
- Отстань от меня! - Ваня снял картузик и вытер им лицо и голову. - Какое это имеет отношение к его работе?
- Ты чего остригся наголо? - спросил Сёмка. - Точно кочан на плечах, а не голова!
- А я на спор снял волосы, - сказал Ваня, и в его руках, совпав, звучно щелкнули две створки "Смены".
- На спор срезал? - не поверил Семка. - Да ты ведь уродиной стал!
Ваня улыбнулся, и это была такая странная, такая виноватая улыбка, что все его лицо преобразилось - стало мягким, беззащитно-добрым.
- А спорили-то на что?
- Да так… Ленька Хромов утверждал, что кое-кто со мной дружит только из-за моих волос и что у меня уродская, как и ты говоришь, башка - вся в буграх и кочках… - Тут Семка не выдержал и хихикнул, - И стоит мне остричься - никто со мной дружить не будет… Я очень разозлился и тут же пошел в парикмахерскую…
- У тебя были красивые волосы? - спросила Аня.
- Обыкновенные. Но у нас в классе ни одного стриженого нет.
- И с тобой, остриженным, дружили? - хитро блеснул глазами Аркаша.
Ваня сунул в карман брюк отснятую кассету.
- По-моему, да.
- А кто дружил? - спросила Аня.
Ваня перестал улыбаться, лицо его сделалось подчеркнуто строгим.
- Да вы ведь никого из наших ребят не знаете…
Аня с Феликсом быстро переглянулись.
- Есть стоящие? - спросил Аркаша.
Ваня кивнул.
- Так не хотелось уезжать сюда. Хотя и тут ничего. Мы еще в пятом классе дали слово никогда не разлучаться и, даже когда нам будет по тридцать лет, переписываться.
- С девчонками тоже? - спросил Захарка.
- Тоже.
- У вас большой шинный завод, - сказал Артем, - резину выпускает, и еще ЯЗы.
- Да что там резина! Видели б вы, какая у нас Волга! А кремль! А картинная галерея! А клиника! Отец работал в очень хорошей клинике. - Лицо Вани прямо сияло от этого его Ярославля, и можно было подумать, что и места лучшего нет на земле.
- Шагаем, - Феликс поднялся. - Потрепались - и хватит.
Глава 12
ГОНКА
Адъютант приподнял рюкзак, Феликс продел закинутые назад руки в лямки, встряхнул и полез в гору. За ним потащились другие. Один Захарка не двигался. Когда до него добралась Аня, он протянул ей руку.
- Уйди! - сказала Аня.
- Хватайся… Не фасонь.
- Лучше Лиде помоги.
- Надо очень, - фыркнул Захарка. - Толстуха - не утащишь…
- И я не хочу! - Аня гневно мотнула хвостиком волос.
Адъютант помчался догонять Феликса, и Дима увидел, как Ваня стал потихоньку спускаться к Лиде, подал ей руку, и она не отказалась. Диме стало неловко, и он старался не оглядываться в их сторону.
Лезли то полого, то почти в лоб, минуя жесткие кустики, обрывистые склоны, островки можжевельника. Зубцы Горы Ветров приближались медленно; их то заволакивало туманом, то они открывались, громадные, желто-серые, с рыжими потеками и темными пятнами; и уже не над ребятами, а ниже их, на фоне каменной стены, лениво и хищно реяли черные грифы. Аркаша отстал метров на полтораста, останавливался, отдыхая, и напряженно смотрел вверх, на удаляющихся ребят; потом опять карабкался - иногда, на особенно крутых местах, даже на четвереньках.
- Привал! - крикнул Дима. - Привал!
- Так мы и к полдню не доберемся! - Феликс лез все выше.
- Привал! - Дима остановился и решительно сел на бугорок.
Скоро Ваня подтащил к Диме обессилевшую Лиду, а сверху спустилась Аня. Снизу к ним карабкался Аркаша. Волосы его прилипли ко лбу, руки судорожно хватались за кустики и выпирающие из горы камни.
- Я спущусь и возьму его на буксир, - тихо сказал Ваня.
- Не надо… Будет еще хуже, - шепнул Дима. - Пусть сам…
- Долго вы будете сидеть? - спросил сверху Захарка. - Слабаки! Цыплячьи души!
- Сколько надо! - ответил Дима, покосился на Аню и закричал Адъютанту: - Догоняй своего хозяина - оторвался!
Аня тотчас показала Диме спину.
Ага, не понравилось! Ну и хорошо.
Через минуту до них добрался Аркаша - на него жалко было смотреть: точно из моря вылез, и ребята старались не смотреть на него. Его грудь ходила ходуном, колени подгибались, и он тут же свалился на землю у их ног.
- Какой ваш Феликс! - сказал Ваня. - Выносливый. Все ему нипочем.
И Дима тут же вскочил на своего конька и с радостью пришпорил его:
- Этого у него не отберешь! - и поглядел в Анину склоненную спину со слабо выпирающими лопатками и тонкой загорелой шеей.
- И с головой… - добавил Ваня. - И отчаянный.
- Страх! - Дима неожиданно почувствовал на языке привкус соли, как будто слезы каким-то образом проникли внутрь его из глаз.
И здесь Аня не вытерпела и повернулась к нему.
- Ты злюка! Ты завидуешь ему! - И вдруг на ее глазах вспыхнули слезы - не ушли внутрь, как у него, не стали точить и разъедать, а вспыхнули на глазах. - И с тобой никто никогда не будет дружить…
Она вскочила и полезла вверх.
- Ну что вы, ребята, что вы!.. - на миг смутился Ваня, как будто был виной всему, и стал растерянно озираться: ведь он ничего не понимал. - Ну зачем ссориться по пустякам? Терпеть не могу такого! Как будто нет других дел!
"Были б у тебя такие пустяки!" - подумал Дима и громко закричал вдогонку ей:
- А мне и не нужна такая дружба! Не нужна! Не нужна!
Лида с Аркашей сидели молча, а Ваня все оглядывался по сторонам, и лицо у него было еще более растерянное и смущенное. Он снова вытер картузиком мокрое лицо и сказал:
- Может, полезем? Отдохнули?
- Нет, - упрямо проговорил Дима, - не отдохнули.
Через полчаса они взобрались вверх, и Ваня первый подбежал к краю Горы Ветров и запричитал, такой перед ним открылся вид. Но Диме было не до видов - он следил за Феликсом. В руках у того был огромный букет красных полураспустившихся маков - когда только успел нарвать? Маки были подобраны один к одному - свежие, крепкие, яркие. Они снопом лежали в его полусогнутой руке, и Феликс стал делить их между Лидой и Аней, сказал, что они могут дать кое-что и мальчишкам, если, конечно, захотят.
- Попить ничего не осталось? - спросил Аркаша.
- Последняя. - Феликс вытащил из рюкзака бутылку и протянул Аркаше. Тот начал жадно пить. Но тут же спохватился, и лимонад пошел по кругу.
- Артем, будешь? - спросил Феликс, когда в бутылке осталась треть.
- Нет.
- А ты, Ваня?
- Нет.
Когда Лида допила последнюю каплю, Артем взял у нее бутылку, подбросил ее, крутнув, поймал за горлышко, подошел к пропасти и швырнул вниз. Все подбежали к краю - посмотреть за ее полетом, а Ваня опять запричитал свое:
- Вы посмотрите… Посмотрите!
К нему тотчас подключилась Аня и закричала в тон ему:
- Ландшафт - будь здоров! Закачаешься!
- Качайся, да только не упади вниз, - угрюмо сказал Ваня.
- У нас так говорят… Красотища-то какая!
Глава 13
РАЗГОВОР О БЕССМЕРТИИ
А вид с Горы Ветров и правда открывался ничего: ветер сдул туман, и море было как на ладошке со всеми его мысами - вон самый острый Дельфиний мыс, вон тонкий обелиск - памятник морякам десанта, вон пассажирский причал для прогулочных теплоходиков, вон рыбацкий, с - фелюгами, баркасами, вон берег с сараями и лодками, вытащенными на гальку, - это было хозяйство колхозной бригады; кое-где в море виднелись колья ставных неводов, которые по утрам проверяют рыбаки. А левей, далеко-далеко отсюда, в синей солнечной дымке прятались Кипарисы, главный город побережья, густо застроенный, уступами спускавшийся к воде, с большим портом и молом, который кончался небольшим белым маячком, с рыболовными сейнерами на якоре: там находились правление колхоза и его основной флот, а бригады и звенья прибрежного лова были разбросаны по окрестным приморским городкам…
- А и правда Гора Ветров, - сказал Ваня. - Ух дует! Прямо ревет! Стонет!
Он стоял, широко расставив ноги, смотрел, прищурясь, вдаль и даже забыл про свой аппарат.
- Не осталось еще воды? - спросил Аркаша.
- Вся, - сказал Феликс. - Придется лезть в грот… - И отошел от края Горы Ветров. За ним ринулись Адъютант с Семкой и побрел Аркаша. Последними ушли Дима с Ваней. Они услышали в густых зарослях можжевельника голоса ребята и, когда подошли, увидели Артема. С толстой веревкой стоял он у широкой трещины, которая, постепенно расширяясь, уходила под землю.
- Сема, ты самый легкий, - говорил Феликс, - тебе лезть.
- Нет, я не самый!.. - Губы у Семки слегка дрожали. - Захарка меньше меня и легче…
- Значит, отказываешься?
- Нет… Но я не самый легкий…
- Ладно, полезу я, - сказал Адъютант. - Только держите крепче… Уроните - покажу!
Адъютанта опустили на веревке, и скоро он, упираясь ногами в стенки, выбрался из глубокого грота с полиэтиленовым мешочком, полным льда и снега. Самую большую плитку ухватил Аркаша, и лицо у него мгновенно оживилось.
Ваня тоже взял плитку льда и лизнул ее.
- Увидел бы папа, - сказал он. - Только не глотайте сразу…
- Учтем! - проговорил Захарка и набил рот снегом.
- Чего стоим? Садись! Устроим кафе-мороженое на Горе Ветров, - сказал под общий смех Артем, и ребята уселись. Потом они с жадностью набросились на еду, высыпав все, что принесли, на расстеленный пустой рюкзак Феликса. Ваня, кроме бутербродов и пучков красной редиски, выкатил из своего рюкзачка банку сгущенки, пробил в ней две дырки шилом перочинного ножа и протянул Лиде.
- Капай на язык.
Та застеснялась, законфузилась. Тогда из его рук банку порывисто схватила Аня, опрокинула и высунула язык, ярко-красный и узкий, поймала на него густую нитку, стала класть белые петли и, подождав, пока соберется побольше молока, глотнула, зажмурилась - так было вкусно, - причмокнула и снова под хохот ребят стала класть на язык петли… Думала, это очень лихо и остроумно!