Бедняга! Года два тому назад вот так же и при всех мыла мама Васю. Точно он был грудной, и Вася настоял, чтобы его мыли на терраске или в сарае. А теперь уже старается мыться сам.
Несколько малышей сидели вокруг на траве и с любопытством смотрели, как под быстрыми и точными мамиными руками Крылышкин становился чистым и скрипучим. У него были туго сжаты от мыла глаза и, как у великомученика, сморщено лицо. Ждать, пока он откроет глаза, было некогда, и Вася сказал:
- Петь, это я, Вася… Скажи, у вас нет чистого конверта? Я потом отдам…
Крылышкин открыл рот, чтобы ответить, но на язык его шумно шлёпнулась пена, и Петя стал отплёвываться и сопеть. Отплёвывался он так сильно и далеко, что сидевшие вокруг зрители в панике повскакали и заняли места подальше, куда Крылышкин при всём желании не смог бы доплюнуть.
- У нас нет конверта, Васенька, - сказала его мама, полная, с крашеными, ослепительно-белыми волосами и добрым лицом. - Мы здесь никому не пишем писем… - Она продолжала обеими руками энергично скрести густо намыленную голову Крылышкина и при этом просила его не дёргаться, не крутиться в ванне - можно поскользнуться и упасть.
Крылышкин судорожно держался обеими руками за края, и от резких маминых движений его мотало из стороны в сторону, точно стоял он не в пластмассовой ванне, а мужественно плыл в морской шлюпке при девятибалльной штормовой волне. И его поднимало с одного высоченного гребня на другой.
- Ты как моряк! - крикнул Вася, чтобы Крылышкин не слишком огорчался. - Я пошёл… Приходи завтра!
Вдруг Петя сел на дно ванны, решительно замахал руками и, не разжимая губ, замычал, чтобы мама скорей смыла с его лица мыло - наверно, хотел поговорить с Васей о чём-то важном. Но мама ещё не кончила мыть голову Крылышкина, а Вася очень торопился и ушёл.
Он вернулся на свой участок. Папа сидел на корточках возле сарая и пытался насадить на новый черенок лопату: старый вчера нечаянно сломал, и бабка Федосья полчаса ворчала на него за неосторожность.
Вася постоял рядом с папой, собрался с силами и сказал:
- Пап, я только что написал письмо Андрюшке, позвал его к нам…
- Ну и хорошо. Что от меня требуется? Чтобы опустил письмо?
- Не только опустил, - сказал Вася.
- А что же ещё?
- Оно, понимаешь ли, папа, секретное. Сверхсекретное… И у меня нет конверта… И…
- И ни один человек не должен прочесть его?
Папа внимательно посмотрел на Васю, и Вася кивнул.
- И даже Саньке не дал бы?
- Ну что ты, папа… Саньке я всё отдал бы… Всё! Ведь Санька же…
- Стоп. Я знаю, что ты скажешь дальше. - Папа улыбнулся. - Так будь уверен, что ни один человек, кроме твоего Саньки, если повстречаю его, не прочитает письмо.
На этот раз заулыбался Вася, и сердце его признательно толкнулось в рёбра.
- Иди и положи мне письмо в левый боковой карман пиджака, - сказал папа, - и на всякий случай застегни на пуговицу, чтобы не потерялось. На вокзале куплю конверт, надпишу и опущу…
Вася бросился к дому и сделал всё, что велел папа, и был совершенно спокоен, что так оно и будет: его секрет останется нераскрытым. Папа ещё ни разу за всю Васину жизнь не обманул его, и даже, кажется, не было случая, чтобы не сдержал своего слова.
Ближе к вечеру они скромно отпраздновали окончание отпуска, выпив кагора. Вася тоже хотел чокнуться с мамой, папой и бабушкой, но - вот беда! - в бутылку с яблочным соком забралась пчела. Она обиженно жужжала, пытаясь улететь, и всякий раз натыкалась на стенки и падала в жёлтый сок.
- Придётся тебе чокнуться пустой рюмкой, - сказал папа, - или налей холодного чаю.
Вася кинулся в комнату, принёс стрелу от своего лука, сунул в горлышко бутылки; пчела по этому мостику выбралась наружу. Вася посадил её на подоконник сохнуть и чокнулся как равноправный со всеми рюмкой с яблочным соком. А когда они поели и собрались провожать папу, пчела обсохла, Вася вынес её на бумажке на крыльцо, и она благополучно улетела в свой улей.
Потом Вася с мамой провожали папу до бетонки.
По ней папа должен был пройти три с половиной километра до железнодорожной платформы или поймать попутную машину. Папа на этот раз был в хорошем сером костюме, в левом боковом кармане которого лежало аккуратно сложенное письмо к Андрюшке.
Когда они проходили возле Санькиного забора, папа с усмешкой сказал:
- Тебя, сынок, как компасную стрелку к северу, клонит к нему…
Мама засмеялась и ласково помяла Васино ухо:
- Да никуда его не клонит! Он терпеть не может этого совершенно неуправляемого типа, скандалиста и грубияна… Верно ведь?
Вася захохотал и, раскинув в стороны руки, стремительно помчался к бетонке. Потом они втроём пошли по ней, пробивавшей леса и поля Подмосковья, прошли мимо глубоко вырезанного в асфальте бычка и надписи с двумя восклицательными знаками.
- Ну, хватит меня провожать… До свидания! Слушайтесь друг друга, плачьте не чаще раза в неделю, хорошо лопайте и побольше читайте…
- Идёт, папа! - заверил Вася.
Они пошли с мамой назад и несколько раз оборачивались и махали папе, и он отвечал.
Васе было грустно, что папа уехал и вернётся не раньше чем через одну-две недели, но ему было и радостно: родители совсем не против, а, может, даже и за его дружбу с Санькой… И когда Вася с мамой опять поравнялись с Санькиным забором, она сказала:
- Пойдёшь со мной или нет?
- Нет! - Вася кинулся к Санькиной калитке.
Санька ходил в синей майке и потрёпанных, с кожаными заплатками джинсах возле клетки, полученной на спор у Бориса, и разговаривал с Зуркой, большим пушистым кроликом, сидевшим за проволочной решёткой. Зуркой Санька назвал кролика в честь своей собаки, которую очень любил и которая два года назад погибла на бетонке - сшиб самосвал.
Увидев Васю, Санька заулыбался:
- Классный кролик, а?
- Нормальный… Ты что танцуешь возле клетки?
- Хороший он! Чего стоят одни уши! А глаза! Огромные, умные… А знал бы ты, какой он добрый, послушный и беспомощный! Просто жаль, что он такой и ничего не может нам сказать. И что живёт в неволе… Ну пошли, травы нарвём Зурке… - Не дожидаясь Васиного согласия, Санька бросился в сарай и выбежал с пустым мешком.
Они ползали на коленках по широкой поляне, рвали свежую кашку и разговаривали. Ребята на поляне были не одни. По другому краю её ходили сёстры Сомовы и, громко посмеиваясь и шушукаясь, рвали цветы. На поляне была уйма цветов! Высокие и крупные ромашки с жёлтыми глазами и белыми ресницами лепестков пестрели вокруг ребят, крупные бледно-голубые лесные колокольчики упруго гнулись от шмелей и пчёл, и над всей поляной стоял тонкий, чистый, звучный аромат.
У сестёр в руках уже были большие букеты, а они всё рвали и рвали цветы. И Васина мама всегда рвала их здесь, уезжая в Москву. Санька то и дело отрывался от своей кашки, поднимал голову и поглядывал на Олю.
Высокая и тонкая, в белом с жёлтыми горошинами платье, она сама была похожа на большущую ромашку. Но даже издали было видно - так она шла по полянке и так нагибалась за цветами, - что она чуточку высокомерна и никогда первой не подойдёт к какому-нибудь мальчишке.
Санька задумался, заулыбался каким-то своим мыслям и почему-то всё время отворачивался от Васи. Потом, забыв про кашку, он нарвал возле бугра целую охапку длинных колокольчиков и сказал:
- Во какие! Нравятся? У Ольки таких нет. Может, отнесёшь ей?
- Давай. - Вася протянул руку, однако Санька тут же вырвал у него охапку и бросил под ноги. Тёмные брови его на переносице угрюмо сошлись.
- Ты чего? - удивился Вася. - Мне это ничего не стоит… Отнести?
- Не надо… У них там цветы не хуже, чем здесь…
"Опасается чего-то, - подумал Вася. - Неровные они, эти девчонки, особенно Оля, и никогда не знаешь, чего от них ждать…" Вася подождал немного и уже хотел было рассказать Саньке о том моряке-тихоокеанце, который загорелся, как факел, и бросился на танк, но раздумал: для этого рассказа совсем не подходили обстановка и настроение.
Сёстры Сомовы скоро ушли, и Санька вроде бы повеселел. И тогда Вася спросил его, не страшно ли было доить корову.
- Непривычно, - ответил Санька, совавший в мешок большие горсти клевера. - Я решил доказать Борьке, что будет у меня его клетка, а у Зурки - приличная жилплощадь…
- Слушай, Сань, - сказал Вася, - не сердись, пожалуйста, на Крылышкина, он не хотел тебя подвести. Он очень доверчивый и не знал, в чём дело, когда к нему подбежали пастухи, и поэтому показал на твой дом.
- А и знал бы, в чём дело, всё равно показал бы! Из робости, из страха, из-за своей, как ты говоришь, доверчивости выдал бы.
Вася со вздохом сказал:
- А может, и не выдал бы… Он хороший и добрый… Небось и тебя обыграет в шахматы…
- Ну и что? Пусть обыгрывает. На здоровье! Я ведь не об этом.
- Не плохой он - вот что я хочу сказать, - стоял на своём Вася. - Нет у него здесь настоящих друзей. Один он. Вот и растёт таким робким… И мама с папой у него чересчур заботливые - ни одного шага сделать самому не дадут… Его не надо гнать от себя, Саня…
- Пожалуй, - согласился Санька. - И о родителях верно судишь: им это приятно - заботиться о своём ребёнке, и совсем они не думают, что из него получится… Смотри только Эдьку не защищай, здесь ничего не поможет.
Вася кивнул и спросил совсем о другом:
- Значит, добровольно не поедешь к тётке Ольге?
Санька упрямо мотнул головой:
- Дурак я, что ли? Лишь на милицейском мотоцикле с коляской и с наручниками на руках.
Вася вдруг представил Саньку, едущего по бетонке в сопровождении милиционера, и громко рассмеялся.
- Ты чего? - Санька вздрогнул.
- Да так… Вообразил… А ты, Сань, не лезь на рожон, выжди. Ведь могут же…
- Пусть попробуют! - В Санькиных глазах запрыгали чертенята, крошечные, но вполне настоящие - Вася отчётливо видел их: с рожками, копытцами и хвостиками. - Отец сказал, что неплохо бы мне там отдохнуть от этого участка, развеяться и посмотреть на мир. Он уверен, что эта тётя Ольга, если она справедливая, найдёт со мной общий язык. А вот Маринка воспротивилась, она знакома с этой тётей… И знаешь, что Маринка сделала?
- Что? - Вася, не дыша, приблизил к нему лицо.
- Заявила своей мамочке, что если она отправит меня погостить к своей сестре, то поедет вместе со мной. Соскучилась по великой русской реке и заливным лугам. Сообразил? Вместе с Маринкой я охотно поеду, в Волге будем купаться, рыбу ловить - рыбу, а не бычков! - загорать, и тётя Ольга не причинит нам никакого вреда… Лафа, а не жизнь!
Вася широченно заулыбался. Потом спросил:
- Сань, где ты всё пропадаешь? Недокличешься тебя. Эдька говорит, что в студенческом строительном…
- Выходит, иногда он говорит правду, - сказал Санька. - У них мне нравится. Есть у них один такой парень, Володька. Очкарик, но ничего - сильный и весёлый. Познакомился с Мариной в продмаге в Рябинках и недавно заявился к нам в гости. Видел бы ты, как наш дед за чаем рассыпался перед ним! У деда губа не дура, он ничего не делает просто так, всё у него рассчитано. На этот раз хочет подбить студентов, чтобы сарайчик подправили, душ поставили. Володька обещал поговорить с товарищами. Ну, я тоже познакомился кое с кем. Несколько раз таскался в их лагерь. Студенты - это люди. Всё понимают, как надо. Не жадничают, не суетятся, всему знают цену. А как играет этот Володька на гитаре и поёт - заслушаешься! На пластинку бы записать! И девчонки там не кривляки, нормальные. Весело. Давай вместе сходим завтра?
- Они же работают, - сказал Вася. - Не прогонят меня? Я-то кто для них?
- А ты не с пустыми руками. И пойдём после работы. Свинарник свинарником, а веселье весельем…
- А что я должен взять? - спросил Вася и, подумав немножко, перебрав одно, другое, третье, добавил: - Мы ведь ещё не взрослые… И вообще…
- А ловить бычков ты умеешь? - в упор спросил Санька, и Вася никак не мог связать уменье ловить бычков со студентами стройотряда.
- Умею.
- Ну и ничего больше пока что от тебя не требуется. Пошли к Зурке, уже полный мешок…
Глава 11. Череп и две кости
Приоткрыв дверцу клетки, Санька толкал горсти клевера, и кролик, смешно, по-птичьи пискнув, принюхался, задвигал носом и усиками и тут же принялся за еду. Санька погладил его шелковистую шкуру и заулыбался:
- Ешь, ешь, у меня ты голодным не будешь… - И повернулся к Васе: - Если будут дома отходы от капусты и ненужные кочерыжки, тащи сюда.
Вася кивнул и спросил:
- А чего это твой дед вдруг купил Зурку? Любит крольчатину и хочет, чтобы был пожирней?
- Ну да! Пусть только коснётся его - дом подожгу! Скажешь тоже… Ты с этим поосторожней!
К ним подошла Марина, босая, в коротком розовом халатике на пуговицах, и засмеялась:
- Не перестарайся! Эти кролики не знают меры - едят сколько влезет, до отказа набивают пузо, а потом и лапки кверху…
- Зурка не такая, - обиделся Санька и опять осторожно погладил худенькое - косточки прощупываются под пальцами - тело Зурки.
Мимо них с лейкой прошёл дед Демьян:
- Не мучай животное! Лучше воды наноси и полей огурцы и помидоры… Слышишь?
Санька терпеть не мог приказаний деда и по привычке огрызнулся:
- Слышу!
- Охота тебе всё время задирать его, - сказала Марина, - пропускай мимо ушей, и всё… Да, ещё вот что. Моя мама сегодня спросила, есть ли у тебя какой-нибудь спортивный разряд.
- Ну есть. А зачем ей это?
- Сам спроси у неё. Интересуется.
Марина придирчивым взглядом оглядела Саньку, велела повернуться левым боком, потом задом.
- Опять разодрал джинсы! Через колючую проволоку пролезал? На крюке подъёмного крана висел?
Санька блеснул глазами и неразборчиво буркнул:
- Да вроде нет. Было, да другое…
- Снимай, ещё заплатки поставлю: старую сумочку в ход пущу или драные дедовы хромовые сапоги… Что бы я, Санёк, делала без тебя?
- А что? - недоверчиво посмотрел на неё Санька.
- А то, Санёк, что если бы ты был аккуратненький и бережливенький, никогда бы я шить не научилась. А теперь даже по коже могу… Ты мой учебный полигон!
Санька захохотал, крепкими руками подхватил Марину за талию и под коленки, оторвал от земли и закружил. Она радостно взвизгивала и визжала бы и кружилась, наверно, ещё целый час, если бы дед Демьян не закричал на них.
Поставив раскрасневшуюся Марину на землю, Санька сказал что отдаст ей джинсы, когда окончится его рабочий день, и посмотрел на Васю.
- Тебе, наверно, скучно с нами?
- Что ты! Наоборот. А почему ты спросил это?
- Ведь мы с Маринкой переростки и дурака валяем, а ты серьёзный мальчишка и не любишь терять даром времени.
- А я с вами не теряю его…
- А знаешь что, - вдруг сказал Санька, - пошли на пруд! Корабли давно не пускали… Ты же ещё не видел моего "Пирата". Я кое-что придумал… Ты оценишь!
- А дед? - спросил Вася. - Он ведь велел тебе воды наносить и полить огурцы на ночь… Может, после на пруд?..
- Никаких "после"! Пусть знает, что у меня тоже есть свои интересы и что я человек… Он со мной не считается, а я должен считаться с ним?.. Пойдём на пруд!
- Пойдём!
Санька любил его за это: Вася поддерживал все его игры, и случалось, так входил в азарт и накалялся, что потом приходилось урезонивать его. И мама с папой у Васьки понятливые, открытые, не надутые. Не то что бабка Федосья, упрятанная в себя, как улитка в раковину, - никогда не знаешь, что она думает и как поступит. Один был недостаток у Васи - маловат, почти малыш. Не обо всём с ним поговоришь. Не дорос до многого. Даже неловко было водиться с ним. И Санька звал его играть лишь тогда, когда оставался в одиночестве или ссорился с приятелями.
- А мне можно с вами? - спросила Марина. - Я тоже хочу посмотреть.
- Тебе всё можно, только чтобы в случае чего своей мамочке - ни-ни… Она у тебя строгая: не подступись!
- А что значит "в случае чего"? - спросила Марина. - Ты меня чем-то пугаешь? Что-то задумал? Говори уж прямо.
- Да мало ли что может быть на испытаниях…
Санька бросился за дом, туда, где был другой построенный им, крытый толем домик: в нём стояли ржавая койка, столик, табурет, а у двери - верстачок с тисками. К задней стенке домика был прислонён резиновый корабль.
Санька нырнул в домик и вернулся с трёхмачтовым бригом в руке. Он был большой, с полметра, и почти как настоящий.
Вася прямо ахнул, увидев его. "Пират" - было написано чёрным по борту. Санька на ходу поправлял на мачтах белые паруса, сшитые Мариной. Вася бежал за Санькой по дорожке меж высоких синих и жёлтых ирисов.
- А Крылышкина можно позвать? - спросил он.
Санька поморщился, но раз Васе хотелось, махнул рукой:
- Зови.
- Сань, только не пускай без нас. - Вася преданно коснулся его локтя и посмотрел в глаза. - Надо, чтобы все видели! Подождёшь?
Санька кивнул:
- Только спущу на воду… Шпарь!
Вася как угорелый помчался в другой конец посёлка, а Санька с Мариной нырнули в калитку, ведущую к Мутному пруду, взобрались на сомовский мосток, прочно стоящий на толстых кольях. Санька опустил в воду указательный палец, поднял, определил направление ветра и стал разворачивать и закреплять тонкими нитками паруса. Из бортовых окошечек брига грозно выглядывали пиратские пушки.
Санька опустил бриг. Он встал ровно, без крена, четко отражаясь в вечерней воде пруда.
- Красавец! - вздохнула Марина. - Откуда у тебя, Санечка, такие руки?