Енькина мать несколько дней ходила кланяться колдуну, чтобы он отдал башмаки.
Наконец Залогин выкинул их за порог, да еще и осрамил: "Воровку растишь!"
...Давно уже пробежал фонарщик с лесенкой, зажигая уличные фонари. Ребята продрогли и поодиночке стали расходиться, а Васи все не было.
Оставшись один, Васята начал бегать взад и вперед по мостику, чтобы маленько согреться. Потом, присвистывая, затоптался на одном месте. Наконец, уморившись, прижался к столбику и стал покорно мерзнуть.
Вася шел задумавшись, низко опустив голову. Он даже вздрогнул, когда к нему подбежал Васята.
- Вась! Я тут давно тебя дожидаюсь! Ну как? Он тебя не бил, колдун-то?
- Ничего! - тряхнул Вася головой. - Пойдем к нам, я все расскажу!
И оттого, что здесь его встретил верный друг Васята, а там остались такие хорошие Анисья и Шура, Васе стало легко и весело.
"КАРУСЕЛЬ"
На работу надо было приходить чуть свет. Наносив воды и дров, Вася растапливал все три печки, обогревающие комнаты. К шести часам утра, когда подымался хозяин, в доме было уже тепло. А с семи часов начиналась "карусель" - как называла Шура Васину маяту.
- Вася, слазь в погребицу...
- Вася, пойдем полы воском натирать...
- Вася, хозяйка зовет...
Вася убирал с Шурой комнаты, мыл окна, колол дрова, чистил конюшню, снова носил воду на кухню, палил свиные головы на холодец, щипал гусей, кур - у Залогиных каждый день к обеду собирались гости - и не меньше пяти раз ставил самовар.
К концу дня Анисья силком заставляла его что-нибудь съесть. А придя домой, Вася, как столетний старик, сразу же лез на печь - спать.
Иногда Васе казалось, что он всю жизнь только и делал, что был на побегушках. День за днем, месяц за месяцем проходило время.
Пролетело рождество. Прокатила на тройках с бубенцами горластая масленица. Потянулся великий пост.
Богомольный Пармен Ефимович заморил весь дом. На кухне пахло кислой капустой, редькой. Залогин постился сам и заставлял поститься домашних. Хозяйка потихоньку посылала Васю купить колбаски или ветчинки. Анисья и Шура на свои деньги покупали солонину и варили ее, когда хозяина не было дома, - чтобы не унюхал, моленный черт!
Хозяйка, изнывающая от скуки, несколько раз звала Васю к себе и ни с того ни с сего приказывала подмести ее комнату. И каждый раз Вася находил где-нибудь под креслом или под кроватью смятую трешницу или пятерку и, аккуратно расправив бумажку, клал ее на видное место. Ему представлялось, что у хозяйки под широкой юбкой висит мешок с деньгами. Повернется как-нибудь неловко, а деньги и сыплются. Он не предполагал, что это была хитрая уловка - проверяли его честность.
Денег за работу Вася не получал. Работал за харчи. Но на рождество Пармен Ефимович торжественно подарил ему два рубля и серого коленкора на рубаху.
Все было бы терпимо, если бы не кучер Петр. Неумный и подлый парень при всяком удобном случае награждал мальчика скверными прозвищами.
Дело объяснялось просто. Раньше Петр иногда помогал хозяину в лавке и надеялся, что Залогин наймет другого кучера, а его, Петра, сделает приказчиком. Пармен Ефимович часто поговаривал, что одного приказчика, работающего в лавке, уже мало. Торговля расширялась.
А теперь хозяин все чаще и чаще забирал в лавку Васю - то навести порядок на полках, то распаковать товар. Учил обращаться с весами, подсчитывать деньги. Несмотря на то что Вася окончил только первый класс, считал он бойко и почти без ошибок. На кухне поговаривали, что Залогин метит Васю в приказчики. Анисья и Шура с удовольствием беседовали на эту тему в присутствии Петра.
...Вася колол дрова. Эту работу он любил. Ему нравилось, как толстенные промороженные березовые чурбаки со звоном и треском распадались на две половины под ударом тяжелого колуна.
- Вася... - послышалось ему. Он огляделся. Рядом никого не было, но собаки, глухо рыча, подбежали к забору.
- Ва-ась!
Вася подошел к забору.
- Кто зовет? - сердито спросил он. - Я же работаю, нельзя мне.
- Это я, Енька! Ой, Васенька, миленький, вылези сюда! Ой как надо!
Вася еще раз оглянулся. Не хватало только, чтобы во дворе появился Петр.
- Говори скорей, чего тебе надо?
- Ой, ты вылези, вылези, ради Христа! - причитала Енька.
Вася, как кошка, взобрался на забор и перемахнул на другую сторону. Не успел он спрыгнуть на землю, как в него вцепилась Енька.
- Побежим скорей! Васенька, мама Клавку тому барину отдает, насовсем... Побежим Клавку отымать!
Енька тащила Васю за руку, и он бежал, сам не зная, чем сможет помочь. Не успели они свернуть в проулок, где жила Енька, как из-за угла им навстречу завернул извозчик. Между барыней и длинноволосым барином съежилась закутанная в большой платок Клава.
- Клава-а! - отчаянно закричала Енька и бросилась за санями. Извозчик хлестнул лошаденку, и Енька, поскользнувшись, растянулась на снегу.
Вася помог ей подняться. Не отряхиваясь, растопырив руки, Енька пошла вперед. У калитки стояла Енькина мать с Леником на руках и глядела в сторону, куда скрылся извозчик.
Маленькая, взъерошенная, вывалянная в снегу Енька грозно встала перед матерью.
- Зачем Клавку отдала? - крикнула она. - Зачем? Я в няньки пойду, пускай Клавка дома будет! А ты... отдала-а-а! - Енька заплакала.
- Ей там лучше будет, Еничка. Ей там... хорошо будет, - с трудом шевеля побелевшими губами, прошептала мать.
Енька в ужасе отступила:
- Мама! Ты ведь так говорила про папу... когда он помер...
С тяжелым сердцем вернулся Вася на работу. "Не любила она Клавку, - осуждал он Енькину мать. - Разве можно свою дочку насовсем отдать?.."
- Эй ты, выродок! Лодыря гоняешь? - словно из-под земли вырос перед Васей Петр. Он с фасоном вытащил серебряные часы и ткнул пальцем в циферблат. - Два часа валандаешься и только-то наколол? Да тут, - пнул он ногой в груду расколотых поленьев, - охапки три, не больше. Дармоед!
Это была неправда. Дров было много.
- Чего ты ко мне лезешь? Хозяин какой нашелся! - запальчиво выкрикнул Вася.
Петр неожиданно ухватил Васю за ухо.
- Ты, гнидыш несчастный! Еще огрызаешься на старших? Да я тебя, как щенка...
Никогда никто не драл Васю за уши. Вырвавшись от Петра, он замахнулся колуном. Петр перехватил Васину руку и стал выкручивать ее, пока ослабевшие пальцы не выпустили колун. Не помня себя от боли, Вася ударил кучера ногой. Петр заревел и, схватив полено, бросился на мальчика.
- Карау-у-ул! Убивают! - раздался отчаянный крик Шуры.
Мохнатое тело, громыхая цепью, вздыбилось перед Васей и, рыча, кинулось на Петра.
- Спаситя! Загрызет! - взвыл Петр, катясь по земле и закрывая лицо от озверевшей собаки.
Злобный лай, крик Шуры, вопли Петра услышали в доме. Во двор выбежал сам Залогин.
Вася с трудом оторвал Тузика от Петра. Щегольская поддевка кучера была изодрана в лохмотья. Из покусанных рук текла кровь.
- Что тут стряслось? - сердито спросил хозяин.
- Взбесился... убить надо, - только и смог выговорить Петр, указывая на Тузика, который стоял рядом с Васей и, рыча, следил за кучером.
- Не похоже, чтобы бешеный, - усомнился Залогин.
- Да не, здоровый он, Пармен Ефимович! - сказал Вася и погладил собаку. Тузик завилял хвостом и, подпрыгнув, лизнул Васю в лицо.
- Василий, говори, что тут было? Кто караул кричал?
Вася молчал.
- Я кричала! - подбежала Шура. - Когда он, - она показала на Петра, - на Васю поленом замахнулся, я и закричала. А Тузик за Васю вступился, тут уж Петр заорал. Он, Пармен Ефимович, все время к мальчонке цепляется. И свою работу на него свалил. Вася и конюшню чистит, и лошадь прибирает, а кучер наш только запряжет, когда прикажете, и сидит на облучке, как барин! Это не Тузик, а Петр взбесился... от безделья!
- Та-ак... - неопределенно протянул Залогин и добавил: - Так не так, а перетакивать не будем. Василий, с завтрашнего, дня будешь работать в лавке. А тебе, Петр, вся работа по домашности. Справляйся!
На другой день Вася стал подручным у самого Пармена Ефимовича.
Лавка разделялась на два отдела. В одном, называющемся "Бакалея и прочие товары", были крупы, мука, сахар, пряники. Другой отдел назывался "Мануфактурный и галантерейный". Здесь на полках лежали штуки сукон, шелков, ластика, коленкора и ситца. Из белых картонных коробок свешивались нежные, похожие на иней кружева.
Висевший над дверью звоночек голосисто докладывал о приходе покупателя. Пармен Ефимович, опершись обеими руками о прилавок, приветливо улыбался и выжидательно вытягивал шею.
- Сударыня моя-с! Только что получили, уделите внимание! Вася, достань вон с верхней полки. Удостойте взглядом - цвет самый модный, гридеперловый... Ах, поярче? Извиняюсь! Вот-с! Вася! Ту штуку подай! Пожалуйста, чистый сельфериновый... очень вам к лицу-с!
Покупательница привередничала, Вася заваливал прилавок всевозможными материалами, и начиналась торговля. Залогин заламывал бешеную цену и убеждал:
- Только для вас, как вы наша постоянная покупательница... Себе дороже, поверьте-с!
Вася заметил, что барыни из благородных только поморщатся, ахнут, но платят не торгуясь. Купчихи же торговались до седьмого пота, до хрипоты, выискивали в материи какой-нибудь изъян и не успокаивались, пока не выторговывали хоть полтинник. Залогин взмахивал руками, материя взвивалась в воздух и послушно наматывалась на деревянный аршин.
С простым народом обращались иначе.
- Ну чего ты трешь? Чего щупаешь? Ситец первый сорт. Что? Больно цветаст? А тебе для кого? А, для себя... Ну тогда вот серенький в крапочку - "кукушечка" называется. Намедни купчиха Галунина себе на платье отрезала. Красавчик ситчик - и в пир, и в мир, и в добрые люди! Ежели кофточку сшить с басочкой...
- Тра... та... та... тра... та... та, - трещит Залогин, и ошалевшая баба, заплатив намного дороже, со счастливой улыбкой забирает покупку, да еще и благодарит хозяина за совет.
Пармен Ефимович машет рукой:
- Не за что, не за что! Мне твои трудовые копейки не нужны, с их я не разбогатей". Иди, милая, носи на здоровье!
Если в мануфактурном отделе велись оживленные разговоры, то в бакалее разговаривали мало. Приказчик Семен, мужчина лет тридцати, молча отвешивал товар, коротко говорил цену.
- Гречки бы мне,
- Сколь?
- Три фунтика.
- А вам чего?
- Селедочка не ржавая?
- Не пробовал. Сколь?
...Семен заболел. В лавку прибежала его жена и просила, чтобы Пармен Ефимович никого не брал на его место.
- Никого и не собираюсь брать, - успокоил ее Залогин. - Сколько годов вместе работаем, - он засмеялся, - и ни разу не подрались! Вот покамест мальчонку приспособлю. Василий, надевай фартук, становись хозяевать!
Вася встал за прилавок. Щеки горели от гордости: он стал приказчиком!
Пармен Ефимович подошел к прилавку:
- Ну-ка, молодец, отпусти мне полфунтика сахару кускового, фунт баранок да четверку монпансье. Чего уставился на меня, как, прости господи, баран на новые ворота? Я есть покупатель, давай мне, чего спрашиваю!
Вася начал отвешивать товар. "Копаюсь, как курица в навозе!" - ругал он себя.
Самая большая возня получилась с сахаром. Вася измучился, разбивая ножом головку рафинада.
- Ты, молодец, мне крошки не клади! - сварливо заворчал Залогин.
Вася разозлился и, войдя в роль, бойко ответил:
- Чего теперь, тебе на золотник весу голову сахарную давать, что ли?
Залогин захохотал:
- Молодчага! Вот это по-торговому! Из тебя, брат, такой приказчик выйдет - ай, люли-малина! - И, раздобрившись, добавил: - Чего сейчас отвесил, домой снеси... гостинчик!
...Дома Вася с торжеством выложил на стол залогинский гостинец - первый свешанный Васей товар.
- Пармен Ефимович сказал: месяц в учениках похожу, а петом он жалованье мне положит.
- Слава тебе господи! - обрадовалась мать. - И то, почитай, уж год, как за одни харчи вертишься!
- Не усидеть тебе на этом троне, - высказался отец.
Вася загорячился:
- Думаешь, не справлюсь? Вот увидишь, как еще работать буду! Каждый месяц получку домой приносить...
Иван Степанович внимательно посмотрел в глаза сына.
- Думается мне, характером ты не в масть Залогину вышел...
У Васиных весов было два комплекта разновесов - старые и новые. Залогин несколько раз приказывал пользоваться одними старыми гирями, а Вася в горячке забывал об этом и хватал первую попавшуюся. Залогин кряхтел, хмурился и наконец спрятал новые гири в ящик под прилавком.
- Одними обходиться надо. Чать не пудами товар отпускаешь, - объяснил он.
"Чего новые гири жалеет? - подумал Вася, но не придал этому никакого значения. - Так, чудит старик".
Перед пасхой в лавку прибежала горничная господина Мамина.
- Здравствуйте, Пармен Ефимович! Говорят, у вас свежий постный сахар есть?
- Как же-с, самый свежий! Пожалуйте-с! - Залогин сам юркнул за Васин прилавок и, достав новые гири, стал отвешивать товар.
- А это вам на дорожку, - пошутил он, кладя в пакет несколько лишних кусков.
- Спасибочки! - зажеманилась горничная. - До свиданьица.
"Вертячка! - неодобрительно решил про нее Вася и словно запнулся: - Почему Залогин не доверил ему отпустить постный сахар? Не бог весть какая барыня залетела! Мало ли в лавку горничных ходит... И почему он отвешивал новыми гирями?"
Внезапная догадка заставила его броситься к весам. Он схватил фунтовые гири - старую и новую - и поставил их на тарелки весов. Новая гиря перевесила.
- Ты что мудруешь, Васенька? - ласково спросил оказавшийся рядом Залогин.
Вася, бледный, переводил взгляд с весов на хозяина. На двери звякнул колокольчик. Залогин поспешно снял гири.
- Потом, потом поговорим, - зашептал он. - Подарочек я тебе приготовил хороший!
Но Вася все понял. Старые гири были намного легче. Значит, работая ими, он все время обвешивал, обкрадывал людей?!
- Нечего потом говорить, - сверкая глазами, крикнул Вася. - Фальшивыми гирями товар вешаете! Жуликом меня сделать хотели?!
- Замолчи, щенок! - угрожающе прорычал Залогин.
Но Вася ничего не боялся. В дверях стоял какой-то мужчина и с любопытством следил за происходящим.
- Вот, - кричал Вася. - Смотрите, мне велел этими гирями вешать, а они фальшивые. - Он снова бросил на весы разновесы, и опять новая гиря посадила тарелку, а старая взлетела вверх.
- Вон отсюдова! - заорал Залогин.
- Не гони, сам уйду, жуликом не стану! - Вася сбросил с себя фартук и перескочил через прилавок.
Мужчина подошел к весам и внимательно стал разглядывать гири Залогина.
- Подточена гиречка-то, ваше степенство! - прищурился он на Залогина.
Залогин что-то тихо ответил. Мужчина сразу переменил тон.
- А-а, все может быть. Гирька старенькая, пообилась маленько, только и всего!
Это было последнее, что слышал Вася. Через мгновение он шел по улице, и весенний ветер, бодаясь, упирался ему в грудь...
- А я со дня на день этого ждал, - спокойно сказал отец, выслушав сбивчивый Васин рассказ. - Кровь-то в тебе наша, чапаевская! Скажи спасибо, что ты сам догадался про гири. А что, ежели бы кто-нибудь из людей мошенничество заметил? Залогин бы живо отперся, а тебя в жулики записал.
- Господи! - испугалась мать.
- Вот те и господи! А Василий у нас молодец - правильным человеком растет.
Вечером пришел Андрей. Наконец-то Вася мог поговорить с ним. Почти год они, живя под одной крышей, не виделись. Васе приходилось уходить чуть свет, а придя с работы, он засыпал, не дождавшись брата.
Вася рассказывал Андрею о Залогине и смотрел, как на лице у брата круто выпирают желваки - будто он перекатывает во рту камни. Слова тоже походили на тяжелые булыжники.
- Такие Залогины во всей России сидят, как пауки. Весь народ паутиной оплели. Руки-ноги связали. Глаза залепили и рот заткнули! Хочешь живым быть - иди к пауку в подручные, помогай ему ловчее кровь сосать. Не хочешь - твоей крови напьются, кровососы! Ну, ничего, недолго им осталось!
Андрей поднял кулак.
- Не горюй, братан! Подрастай скорей! - загадочно сказал он и обнял Васю.
Васята отнесся по-деловому к уходу Васи от Залогина.
- Давай со мной ходить? Я у вдовой купчихи дрова пилю с ейным дворником. Он, старый лешак, никогда трезвым не бывает и лается, что это не его дело. А с тобой вдвоем мы живо все перепилим и расколем.
Вася с радостью ухватился за этот заработок. Запасливая купчиха накупила дров по крайней мере года на два. После работы ребят кормили в кухне обедом, и, кроме того, за каждый день они получали по двадцать копеек. Но все имеет свой конец. Сложив в сарае последний штабель и чисто прибрав двор, ребята сидели на кухне и уныло, в последний раз хлебали жирные щи.
- Ну, чего ж вы теперь делать будете? - обратилась к ним хозяйка.
- Может, еще кто наймет? - вздохнули приятели.
- Вот что, свояку моему - Цепунину два мальчика требуются в трактир. Пойдете?
- Пойдем, пойдем! - повеселели ребята.
- Ладно, завтра ко мне придете, я вас сама и отведу.