Но нет, от римских солдат никуда не деться. Они повсюду - стоят на причалах, подсчитывают мешки с зерном и корзины с овощами. Прогуливаются по рынку. И повсюду евреи идут по своим делам, не обращая на них ни малейшего внимания. Даниил, проживший пять лет высоко в горах, где вынашивал свою ненависть, не давая ей заснуть ни на минуту, просто не мог поверить своим глазам. Как же это возможно, каждый день, каждую минуту подвергаться такому унижению - один вид солдат должен бы напоминать горожанам о потерянной свободе. И хуже того, он заметил, что многие торговцы перебрасываются шуточками с солдатами. Понять нельзя - никакой гордости. Все на свете позабыли? Будь тут Рош, он бы их быстренько наставил на ум. Почему этот Иисус ничего не скажет?
Мысль о Роше напомнила - он в городе по делу. Дом равви Есрома нашелся не сразу. В конце концов кто-то махнул в сторону высокого холма над гаванью. Даниил карабкался вверх по мощеной круглыми камнями улице, а в животе урчало. Можно только надеяться, что Иоиль соблюдает неписаный закон - страннику, пришедшему к твоему порогу, обеспечены еда и кров. Но когда теснота каменных домиков уступила место высоким изгородям богатых угодий, за которыми почти скрывались поднимающиеся уступами террасы золотисто-зеленых садов, в сердце закралось первое сомнение. Рош ведь его предупреждал - этот Есром унаследовал большое именье и немалое богатство. Даниил никогда не видел такой роскоши, она подавляла своим размахом. Может, в богатых домах не помнят законов гостеприимства? Вдруг его прогонят с порога, словно попрошайку?
Он подошел, как ему указали, к тяжелой двери в стене, позвонил в висящий колокольчик. Пара минут, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Показался морщинистый старик. Есром? Нет, у него ухо проколото. Чуть не свалял дурака - кланяться рабу!
- Я пришел поговорить с Иоилем бен Есромом, - нарочито громким голосом объявил юноша.
Не без колебаний слуга провел его в узкий, вымощенный керамической плиткой коридор.
- Подожди здесь. Как твое имя, что мне сказать молодому господину?
- Скажи, Даниил бен Иамин, друг из Кетцы.
Здесь было прохладно и полутемно, дубовые двери справа и слева закрыты. Даниил изумленно оглядывался. Сквозь арку видны залитый солнечным светом внутренний дворик, цветущие деревья, зеленая трава, мрамор. Он прислушался - слабый плеск воды, пение птиц. Кажется - и во дворце Ирода таких чудес не сыщешь. Какой же он дурак - Иоиль, верно, и не вспомнит его.
Легкая поступь, шуршание шелка, тень между ним и залитой солнцем аркой. Нет, не Иоиль, его сестра Мальтака. Мягкая ткань платья живописными складками спускается на узорчатые сандалии. Темные волосы схвачены тоненьким золотым обручем, не дающим им упасть на лицо. Она глядит на незнакомца, минута, другая, и по глазам видно - она его узнала и страшно недовольна. Старательно подготовленное приветствие Даниила пропадает даром, она даже не улыбнулась в ответ, но видно - очень встревожена.
Тут послышался топот ног. Мальчик, бегущий по двору, ничуть не изменился. Тот же самый мальчишка из селения, который без оглядки бросился в бой на горной тропе. Схватил Даниила за руку, темные глаза сияют:
- Даниил! Добро пожаловать! Я так надеялся… - он оборвал себя на полуслове, оглянулся. - Останешься поесть с нами? Конечно, останешься.
Гордость поборола урчащий желудок:
- Нет. Мне только с тобой надо поговорить.
- Я тебя просто так не отпущу, столько времени не виделись!
- Я весь грязный с дороги.
- Это не беда… Только оставь здесь накидку - из уважения к отцу, сам знаешь.
Даниил покраснел, как же он забыл, что при входе в дом фарисея принято снимать верхнюю одежду - а не то весь дом считается нечистым. Он медленно расстегнул плащ, подаренный Симоном. Иоиль бросил взгляд на оборванную, поношенную тунику и торопливо бросил:
- Забудь, что я сказал. Оставайся как есть. Не так уж это и важно.
Таща гостя за собой, Иоиль вдруг заметил сестру, застывшую в проходе, улыбнулся слегка неуверенно:
- Така, помнишь Даниила, одного из тех…
И резко оборвал себя на полуслове.
Черные брови девочки поднялись, голос холодный и неприветливый:
- Помню.
Она повернулась, мелькнули узорчатые сандалии, и Мальтака ушла в дом.
Иоиль глянул ей вслед с явным раздражением, потом пожал плечами:
- А, не обращай на нее внимания. Это на нее так город действует - совсем зазналась. Пошли в мою комнату, там поговорим. Подумать только - увидать кого-то из родного селения…
Даниил быстро прошел вслед за другом по дворику, почти не успев разглядеть его зеленого великолепия. Они миновали ряд стройных колонн, попали во второй коридор, поднялись на несколько ступенек и оказались в маленькой комнатке. По всем признакам, Иоиль живет тут один. Узкое, невысокое ложе накрыто полосатой тканью, две резных деревянных скамеечки, расписанный сундук, столик с перьями и чернильницей, рядом раскрытый свиток - Иоиль занимался.
Иоиль налил воды в изящный кувшин, достал тонкое льняное полотенце. Даниил осторожно, боясь совершить какую-нибудь неловкость, вымыл руки и ноги, размотал тюрбан. Понятно, Иоиля не волнуют приличия, он просто ужасно рад видеть Даниила. Постепенно к юноше вернулась уверенность в себе. Что бы с ним ни случилось, он не станет расстраиваться из-за какой-то глупой девчонки.
- Тебя Рош послал? - нетерпеливо сыпал вопросами Иоиль. - Были еще другие караваны? А тот раб - чернокожий великан, как он? Я тебе не завидовал тогда, когда ты его повел.
- Лучше бы мне рта в тот день не раскрывать.
- Почему?
- С той минуты, как я взялся за цепь, он мной распоряжается, а не я им. Я теперь посмешище всего лагеря. Конечно, работает он как вол, поддерживает огонь в горне. Но ни на минуту не выпускает меня из виду.
Иоиль расхохотался:
- А говорить он умеет? Понимает, когда ты с ним разговариваешь?
- Они думают, он ничего не понимает. А мне кажется, все не так просто. Он иногда будто пытается мне что-то сказать.
- Ты его не боишься?
- За себя - ни чуточки. Но за других я боюсь. Мне все время приходится держать ухо востро. Он такой силач и к тому же - как валун на краю обрыва. Перышком можно сдвинуть. Однажды я поспорил о чем-то с Иоктаном, и Иок бросился на меня с кулаками. Откуда ни возьмись - Самсон, и хвать его своими огромными ручищами. Я еле-еле остановил.
Иоиль присвистнул.
- Я думаю… - и тут же прервал сам себя, вскочил на ноги. - Отец настаивает, чтобы на трапезу всегда приходили вовремя. Лучше потом поговорим.
Равви Есром стоял у фонтана во дворике, высокий, узколицый, с седеющими волосами. Он вежливо, но холодновато поклонился, когда сын представил Даниила.
- Мир тебе. Рад видеть гостя в нашем доме, - и с неодобрением оглядел неподобающее одеяние юноши.
"Ты бы верблюду больше обрадовался, - подумал Даниил. - Когда я уйду, придется, наверно, заново совершать обряд очищения всего дома".
Две женщины двигались бок о бок, грациозно скользили по мощеному полу - младшая, Мальтака, наверное, похожа на свою мать в молодые годы. Крошечная птичка с ярким опереньем взлетела с карликового грушевого дерева, пронеслась над самым плечом девочки и упорхнула куда-то еще. Така скривила уголки губ, будто говоря Даниилу: "Стоит мне только захотеть, я бы много чего могла порассказать". Ее мать ласково улыбнулась и протянула юноше руку.
Они ввели Даниила в просторную комнату. Он весь напрягся, заметив - каждому приготовлено ложе. Они что, считают, он будет есть лежа, по римскому обычаю? Но не прошло и минуты, как неловкость отпустила, и он, подражая Иоилю, осторожно улегся на ложе. Така молча веселилась, наблюдая за его усилиями опереться на локоть. Такая важная особа, можно подумать - весь век живет в городе, а ведь сама увидала ложе первый раз в жизни всего месяц назад. У них в селении никто себе не позволял подобных языческих глупостей.
Мать Иоиля, сказав несколько вежливых слов, повела дочь за шелковую ширму, обе будут спрятаны от взглядов мужчин, пока те вкушают пищу. Что за чепуха! Даниил уверен - совсем недавно они ели, сидя все вместе на циновках, как любая другая семья в селении.
Даниилу доставило немало мучений бесконечное омовение рук, его унижало все - серебряные кувшины, тонкие льняные салфетки, стоящие за спиной рабы. Он чуть ли не с яростью набросился на появившуюся еду, осушил залпом чашу инжирного вина и только тогда заметил - остальные еще даже не пригубили. Положил обратно недоеденный кусок хлеба - слишком поздно, почти ничего не осталось, он впивается зубами в пищу, как Самсон. Заметил - хозяин поджал губы. Дела нет до их бесконечных правил. У самих, небось, никогда живот с голодухи не подводило?
- Где ты живешь? - спросил равви Есром, справившись с крошечной порцией рыбы и фруктов. - Далеко от Капернаума?
Даниил отвел глаза от пустой чаши:
- В Кетце, мой господин.
- Неужели? - изумился Есром. - А твой отец? Я что-то не припомню…
- Мой отец - Иамин, смотритель виноградников.
- А, - нахмурился хозяин. - Теперь вспоминаю. Очень печальная история. Достойный был человек твой отец, только слишком горячий.
Пренебрежительный тон больно ужалил Даниила, ему становилось все труднее бороться с гневным огнем, всегда тлеющим так близко к поверхности. Он побагровел, уткнулся носом в тарелку, стараясь сдержать просящиеся на язык слова.
- Так ты - единственная поддержка матери?
- Ее тоже нет в живых.
Равви Есром помолчал, он принял нарастающий гнев Даниила за выражение горя, а потому произнес значительно ласковее:
- Это двойное несчастье. Что ты делаешь - пошел по стопам отца?
- Нет, меня отдали в ученики кузнецу Амалику, - Даниилу хотелось закричать: "Продали Амалику!" Продан в рабство на шесть лет человеку, которому даже мула нельзя доверить. И что, раввины протестовали? Нет, ни единая душа в селении пальцем не пошевельнула, чтобы ему помочь.
- Каждому юноше необходимо ремесло, - увещевательным тоном продолжал Есром. - Ты, наверное, знаешь - Иоилю пришлось выучиться на плетельщика сандалий, как и мне самому в свое время. Хочу заметить, я учился куда прилежней. Что-то я не припоминаю тебя в мастерской Амалика.
- Я там пробыл недолго.
- Сразу можно сказать, что он - кузнец, - вмешался Иоиль в надежде переменить тему разговора. - С такой мускулатурой ты бы всех поразил в гимнасии. Ты там бывал когда-нибудь?
- В римском гимнасии? - Даниил недоуменно вскинул глаза на друга. - Да я туда и ногой не ступлю!
- Надеюсь, что нет, - равви Есром весьма неодобрительно глянул в сторону сына. - Что за неуместная шутка!
- Конечно, конечно, отец, я просто пошутил, - поспешно ответил Иоиль.
- Неподобающий предмет для веселья. Возмутительно, наша иудейская молодежь находит себе столь недостойное занятие - спортивные игры. А некоторые из старейшин позволяют себе приходить туда и любоваться ими.
- В городе немало других интересных мест, - нарочито бодрым голосом проговорил Иоиль.
- После обеда я тебе покажу, что где.
Даниил снова опустил глаза - тарелка пуста. Порции такие маленькие, что и червячка заморить не удалось. А еще равви так и норовит его унизить - каждым своим вопросом. Теперь юноша сердился даже на Иоиля.
- Я уже видел больше, чем нужно, - грубо ответил он. - Что еще - римская крепость и римские орлы повсюду. Куда ни поверни, мостовая звенит от топота римских калиг.
Иоиль нахмурился - тонкая морщинка беспокойства прорезала лоб. Как бы увести разговор от опасных предметов?
- Я сперва тоже все время об этом думал. Но постепенно привыкаешь. По большей части они в наши дела не лезут. Кое-кто из них старается вести себя по-дружески.
- По-дружески! - Даниил резко выпрямился. - Только сегодня утром я видел - старик пытался починить ось повозки. Совсем глухой, не услышал, что колесница уже близко. Задела заднее колесо, старик сказал - места было предостаточно, чтобы объехать. Клялся - солдат на него наехал нарочно. Кочаны капусты все свалились в грязь. Бедный старикан никак не мог в себя прийти. И к этому ты привык? - он бросил гневный взгляд на друга.
Иоиль в смущении опустил глаза.
- Нам всем известны многие прискорбные случаи, - вступил в разговор Есром. - Надеюсь, этому человеку все же удалось продать свои овощи. Но здесь, в Капернауме, нам есть за что благодарить римлян - за нашу новую прекрасную синагогу.
Но Даниил зашел уже слишком далеко - отступать было поздно. На него накатила темная волна, сметая на пути вежливость, опасения, даже причину, которая привела его в этот дом.
- Римская синагога! Построенная на римские деньги? Чем это лучше стадиона?
Иоиль затаил дыхание.
Равви Есром приподнялся с ложа, глаза полыхнули гневом:
- Придержи язык, молодой человек. Синагога - дом Божий, помогли римляне своими деньгами или нет.
Юноша тоже вскочил на ноги, уставился горящим взором на хозяина дома:
- Никогда порога этой синагоги не переступлю! На ней кровь!
Страстные слова прогремели в тишине комнаты.
- Молодой человек! - голос Есрома жалил как бич. - Пора научиться держать мысли при себе. Если тебе дела нет до своей жизни, по крайней мере не навлекай опасности на тех, кто оказал тебе гостеприимство.
Резкие слова помогли Даниилу опомниться. Он покраснел и пробормотал:
- Простите меня, мой господин. Я… я не хотел быть неблагодарным. Просто я не могу понять. Как горожане умудрились все позабыть? Им будто и дела ни до чего нет. Везде, куда ни глянешь, - тупые лица солдат, бряцание оружия. А вы еще говорите о благодарности? Кому - солдатам? Благодарить их за то, что построили нам синагогу, - чтобы мы не роптали? Благодарить, что позволяют нам дышать воздухом - оскверненным ими? Не надо было мне сюда приходить. Нечего мне делать в городе, нечего делать в таком доме. Уже невмочь терпеть - жить, словно ничего не происходит, когда мой народ - пленник в собственной стране…
Он запнулся, ужасно недовольный собой, поднял глаза - удивительно, равви Есром больше не сердится, а глядит на него с какой-то непонятной жалостью.
Хозяин дома подошел к юноше, положил руку на плечо, сказал тихо:
- Мальчик мой, мы не забыли. В наших душах - те же чувства. В сердце каждого иудея болит одна и та же рана - мы в плену. Нам нужны патриоты, как ты. Но терпение нам тоже нужно. Негоже так говорить - не желаю больше ждать посещения Господня.
- Но сколько еще… сколько еще придется терпеть?
- Бог не сказал Своего слова. Пока Он его не произнесет, нам остается только ждать.
- Но…
- Я знаю, ты наслушался речей зилотов. Они всегда пополняют свои ряды такими безрассудными молодыми храбрецами, как ты.
Даниил отступил, высвобождаясь:
- Зилоты - лучшие люди в Галилее. Смелые и благородные…
Есром жестом остановил юношу:
- Галилея рождала немало храбрецов, но не так уж много людей рассудительных. Зилоты снова и снова сражаются с завоевателями, а что толку? Кресты вдоль дорог, сожженные селения да растущие подати? Они глядят на солдат, на римскую когорту, идущую по дороге, и им чудится, что власть римлян - уязвимая и легкая добыча. Они не видят дальше своего носа - за этим легионом стоит другой, и еще один, и еще - бесчисленные легионы, даже представить себе невозможно, вооруженные до зубов, обученные искусству убивать. Той власти, что держит в кулаке весь мир, - что ей горстка зилотов? Комары, жужжащие над ухом, прихлопнуть и забыть…
- Они…
- Попомни мои слова, молодой человек. У Израиля одна только сила, по сравнению с ней римская мощь - ничто. Закон, данный нам Моисеем и праотцами. Последний римский император исчезнет с лица земли, а Закон останется. Закону и должны мы верно служить. Желал бы я, чтобы Иоиль это крепко усвоил. Придется запретить ему встречаться со старыми друзьями, призывающими к насилию. Прошу тебя, покинь наш дом. Сейчас же. Иди с миром, Даниил, и я буду молиться, чтобы ты узрел истину раньше, чем твой нетерпеливый язык доведет тебя до беды. Но не возвращайся к нам, - он махнул слуге, стоящему у двери. - Проводи нашего гостя, укажи ему дорогу.
Иоиль дернулся было что-то сказать, но замер. После такой отповеди Даниил, слишком сконфуженный, чтобы вежливо попрощаться, просто мотнул головой и вышел вслед за слугой из комнаты.
Когда дверь закрылась, его охватила злость - на самого себя. Умудриться так глупо все испортить. Что теперь подумает Рош? Никогда больше ему ничего не доверит, конечно. Не мог с собой совладать. И Иоиля потерял, это уж точно.
Какое унижение - придется рассказывать Рошу, что не справился с поручением. Но другое разочарование еще глубже - Даниил не просто потерял одного новообращенного для Роша, в первый раз в жизни он обрел надежду на друга - и потерял ее.
Глава 6
Даниил посмотрел на горы. Ноги его больше не будет в этом городе. Но почему-то он медлил. Жгучая боль, обида на Есрома, страх явиться Рошу на глаза, смутное чувство недовольства самим собой и всем миром - конечно, в такой день неприятности поджидают тут как тут. Юноша подошел к колодцу на перепутье двух дорог, подобрал черепок, наклонился за водой. Не успел и язык смочить, как понял - кто-то за спиной.
Прямо над ним - потный лошадиный бок, а сверху лицо римского солдата.
- Напои коня, парень, - приказал легионер, решительно, но не грубо. - Мы немалый путь проделали.
Мышцы Даниила напряглись, но тут, сам того не желая, юноша заметил запавшие бока смертельно уставшей лошади, взмыленную, лоснящуюся от пота шею. Бедное создание тоже в рабстве у римлян. Нельзя ее так оставить. Поднял черепок, подержал прямо у морды, пока животное утоляло жажду.
- Хватит! - рявкнул солдат. - А то брюхо вздуется. Теперь мне воды.
Даниил помедлил, потом протянул недопитую воду римлянину.
Резкий толчок, брызги повсюду.
- Свежей воды, негодяй!
Все, больше терпеть невмочь. Даже не задумавшись, Даниил плеснул оставшуюся в черепке воду прямо в ненавистное лицо солдата. Замер на секунду, сообразил, что наделал, бросился бежать. За спиной кто-то орет. Ужасный удар по ребрам, юноша споткнулся, копье упало на дорогу прямо рядом с ним. Вскочил на ноги, понесся прочь, добрался до каменной ограды, под ее укрытием помчался дальше, туда, где виднелась небольшая рощица. Грозные крики, топот ног позади. Оглянуться страшно. Добежал до деревьев, за ними ряд домов, узенький проулочек. Нырнул туда. Нет, кто-то все равно несется по пятам.
Повернул в один переулок, потом в другой. Теперь дорога идет в гору, бежать еще труднее. Оступился, еле-еле снова выпрямился. Перебрался через низенькую ограду, укрылся за ней, пытаясь отдышаться. Дотронулся до пылающего бока. Рука красная и липкая. Огляделся вокруг - чей-то сад, в дальнем конце лестница ведет на другую террасу, тоже засаженную деревьями. С огромным трудом вскарабкался по лестнице. Надо передохнуть. Топот ног все еще слышен, но уже глуше. Забрался на следующую террасу, опять замер, сберегая дыхание, снова рванулся к лестнице.