Остановился, вконец измученный, прислонился к каменной стене. Похоже, он от них убежал. Здесь, в тишине сада, погони уже не слышно. Но и сил не осталось. Ужасно болит грудь, боль стреляет в плечо, в руку, в пальцы. Что делать - лечь на землю и ждать, пока они его найдут?
Куда теперь? Может быть, в домишках неподалеку кто-нибудь решится его укрыть? Нет, Рош предупреждал - не доверяй никому, даже своим, иудеям. Римские законы известны всем: укроешь беглеца - навлечешь беду и на себя, и на семью. Нет, надо лезть дальше. Солдаты вряд ли будут искать там, в холмах.
Перед глазами мутная пелена. Голова гудит, мысли мешаются. Одна надежда, одно в голове - добраться до Иоиля, он укроет, даст приют. Правда ли это? Кто знает, но он почему-то доверяет Иоилю с самого первого дня в горах.
Юноша плохо помнил, как доковылял до длинной стены, как сообразил завернуться в плащ, чтобы скрыть бурые пятна крови. Потом, словно в тумане, вспоминалось - привратник его впустил, пошел за Иоилем. Вот он стоит в прихожей, думать ни о чем не способен, всю свою волю собрал только для того, чтобы не грохнуться на пол. Шаги по гравию дорожки в саду, чья-то фигура, против света не разберешь. С трудом разлепил глаза, узнал - нет, не Иоиль, Мальтака. Девочка бросилась к нему:
- Даниил! Уходи, уходи быстро. Иоиля нет. Они с отцом в синагоге. Могут вернуться в любую минуту.
Так плохо, даже не понятно, о чем она говорит. Ясно - надеяться больше не на что. Но двинуться с места сил не осталось.
- Ты что, не понимаешь? - кричит она. - Отец тебя здесь найдет, не будет больше с тобой церемониться! Зачем ты вообще вернулся?
Невероятным усилием воли заставил себя собраться с мыслями, хрипло пробормотал:
- Мне нужен Иоиль. Это очень важно.
- Ничего нет важнее занятий брата, - гнев бросился ей в лицо. - Оставь его в покое, если он тебе хоть чуточку дорог. Он когда-нибудь станет знаменитым раввином. Нечего ему рисковать всем на свете из-за кучки разбойников.
Даниил уставился на девочку. О чем она толкует? Он с трудом даже слышит слова, все в каком-то тумане.
- Пойми же ты, он никак не может решить, куда идти. Но он знает, в чем его долг. Пожалуйста, Даниил. Оставь его в покое, прошу тебя, уходи.
Постепенно туман в голове начал рассеиваться. А ведь она права. Какую же он глупость сделал. Правильно, нельзя подвергать опасности Иоиля. Даниил повернулся, поглядел на дверь - она качается, будто растворяется в воздухе. Сделал шаг, другой, и неожиданно провалился в темноту.
Сознание возвращалось медленно. Сперва он ощутил - под головой что-то мягкое. Как хорошо, можно лежать и не двигаться, пусть себе грудь и бок горят. Внезапно резкая, невыносимая боль привела его в чувство. Кто-то склонился над ним, кажется, девичья головка, тяжелые, темные кудри, лицо - словно белое пятно в темноте. Вдруг все вспомнил, попытался встать. Опять тьма, полная мучительной боли. Снова и снова - боль и смутные очертания девичьего лица.
- Где я? - прошептал еле слышно, не в силах двинуться.
- Тише, тише! - ответный шепот Мальтаки. - Молчи. Ты в чулане.
Слова плывут где-то в отдалении, смысл ускользает.
- Даниил, - бормочет голос, - ты меня слышишь?
- Да.
- Я пойду принесу чего-нибудь - рану перевязать. Лежи смирно и молчи. Я скоро вернусь, очень скоро. Понял?
- Да.
Шорох, полоска света. Девочка исчезает. Он один, и двигаться не надо.
Проходит какое-то время, снова свет, снова склоненная над ним девичья головка.
- Проснулся? Вот, выпей. Я подержу голову.
Прохладный край чашки у губ. Нежная рука под затылком. Вино крепкое, странный, терпкий, горьковатый вкус. Разливается теплом по горлу, по груди, боль немного стихает.
Она отставила чашку в сторону:
- Теперь надо снять одежду. Не бойся, я осторожно.
Он сжал зубы, пока она легкими движениями снимала покрытую кровью тунику. Голова кружилась от крепкого вина. Наверно, какое-то лекарство подмешала. Теперь протирает бок мокрой губкой, резко пахнет укропом, незнакомыми сладкими травами, оливковым маслом. Мягкая, сухая повязка касается раны.
- Как я сюда попал?
- Я тебя притащила. Почему ты сразу не сказал, что ранен? Иоиль никогда бы мне не простил, если бы я… если бы что-нибудь…
Она умолкла, сильными движениями перевязывая рану, а потом еще раз поднесла вино к губам.
- Я не могу здесь долго оставаться. Иоиль скоро вернется, он придумает, что делать. Не шевелись. Лежи и жди, мы придем.
Он не знал, сколько времени прошло - медленное течение уносило его куда-то вдаль. Тут снова появилась полоска света, расширилась. Дверь закрылась, но свет остался. Иоиль держит плошку с маслом, на лице с трудом сдерживаемое беспокойство.
- Даниил… ты как? Благодарение Богу, ты до нас добрался!
- Я… не знаю… где…
- Молчи, молчи. Я слышал, что произошло. Они по всему городу ищут. Когда Така мне сказала, я догадался - это тебя разыскивают. Что же ты натворил, Даниил!
- Не задавай ему вопросов, Иоиль. Ему нельзя разговаривать, - прозвучал голос Мальтаки. - Смотри, вот немного похлебки. Попробуй поесть.
Иоиль держит миску, а девочка кормит его с ложки похлебкой. Вкусно, теплая, только сил нет проглотить. Три ложки, и он закрыл глаза - надо отдохнуть. Заставил себя произнести вслух:
- Теперь ваш дом в опасности - из-за меня.
- Нет, никому и в голову не придет искать в нашем доме. Дай мне осмотреть твою рану, - Иоиль опустился на колени, осторожными движениями размотал повязку. Присвистнул тихонько. - Счастливчик. Еще бы чуть-чуть - и конец. Здоровущая дырка. Что толку спорить, тебе надо лежать тихонько, вот и все.
У Даниила нет никакой охоты спорить. Ему сейчас уже на ноги не подняться.
- Здесь оставаться небезопасно. Слуги могут зайти в любой миг, если кому зерно понадобится. Там, за стеной, небольшой коридорчик. Мы его с Такой в детстве обнаружили, когда в прятки играли. Положим тебя на циновку и перетащим туда, выдюжишь?
- Да, - его переполняла благодарность, он все выдержит.
Коридор совсем узенький. Иоиль тянул, Така подталкивала сзади, и потихоньку им удалось протащить Даниила внутрь, уложить подальше от двери. Брат поправил циновку, сестра вернулась в чуланчик за соломой - под голову и укрыться.
- Не хочется оставлять тебя одного, - Иоиль осветил убогое убежище. - Воздуха маловато, но все-таки есть чем дышать, и никто тебя тут не отыщет.
Даниил с трудом бормотал слова благодарности.
- Мне бы хотелось устроить тебя поудобнее. Жалко, что сегодня днем все пошло наперекосяк. Отец не всегда такой. Он просто… он уже давно подозревает, о чем я мечтаю… боится, я уйду к зилотам.
- Я вел себя как последний дурак.
- Ну… не стану возражать… - Иоиль в первый раз улыбнулся. - Но смелости твоей завидую… вот бы и мне с ним так поговорить…
- А если он найдет…?
- Он тебя никогда не выдаст, я уверен. Но примется задавать вопросы. Про Амалика, про горы и все такое прочее… Лучше и не начинать. Просто лежи здесь и ни о чем не беспокойся. Така и я будем приходить - когда сможем.
Така прошептала что-то брату на ухо.
- Да, пора идти. Побудешь один, ладно?
- Да, - выдохнул Даниил. - Я…
- Спи, спи побольше. Я скоро вернусь.
Даниил лежал тихо, свет исчез, вдали затихали шаги. Но прежде чем наступила полная темнота, раздался шепот: "Спокойной ночи, Даниил". Может, это лихорадка, может, ему просто показалось, будто голос матери произнес слова, почти забытые за столько лет.
Глава 7
И все могущественные цари, и вознесенные, И господствующие над твердью, Упадут пред Ним на свое лицо…
Голос Иоиля, вернее, почти шепот, полон искренней дрожи. Сидит на земляном полу в тесном коридорчике, читает отрывок, стараясь держать свиток так, чтобы на него падал свет маленького трепещущего фитилька, который они осмелились зажечь. Двое слушателей прислонились к стене, безмолвно, затаив дыхание, завороженные музыкой слов и чарами древнего пророчества.
И их лица исполнятся стыдом, и мрак соберется на них. И ангелы наказания возьмут их, Чтобы совершить над ними возмездие за то, Что они притеснили Его детей и избранных.
И они сделаются зрелищем для праведных и избранных Его: Праведные будут радоваться, взирая на них, Ибо гнев Господа духов будет пребывать на них, И меч Господа духов упьется ими.
Даниил откинулся назад, лицо скрыто в тени. Эти слова пьянят словно вино, которое Така приносит ему каждый вечер. От них по жилам будто огонь разливается. Сегодня он впервые ощутил прилив жизненных сил. Пять дней и пять ночей провел он в этом узеньком коридорчике, его трепала лихорадка, но постепенно боль в боку стала спадать. Скоро придется отсюда уйти, а пока надо запомнить эти чудесные слова и взять их с собой туда, в пещеру.
Иоиль дочитал до конца. На мгновенье повисла тишина. Мальчик аккуратно свернул папирусный свиток, девочка, сидящая рядом, шумно вздохнула.
- Иоиль, - спросила задумчиво, - а отец читал Книгу Еноха?
- Конечно, читал.
- Почему же он тогда против борьбы за свободу?
- Отец говорит: только Бог распоряжается будущим. Когда Господу будет угодно, Он установит на земле Свое Царство.
- Ты тоже в это веришь, Иоиль?
Иоиль нахмурил брови.
- В каком-то смысле - да. Но в древние времена герои не ждали, чтобы Бог вместо них сражался в битвах. Они поднимались на бой и сражались, и Господь укреплял их. Может, и сейчас Бог ожидает от нас того же? Мы слишком долго терпим, слишком долго остаемся в бездействии, как отец. А ты что скажешь, Даниил?
Даниил был счастлив просто слушать, а не отвечать. Он завидовал умению Иоиля всегда находить верные слова. Лицо юноши напряглось - он подыскивал нужные выражения.
- Мы ждем слишком долго. Этот Финеес, ты про него читал вчера, взял копье, чтобы убить врагов Божьих, и Господь его вознаградил.
- Когда же Господь пошлет нам нового Финееса? - вздохнул Иоиль.
- Что если уже послал? - выкрикнул Даниил, не обращая внимания на ноющую боль в боку. - Одного человека мало. Как ему сражаться одному, без армии? Нужны воины, тысячи воинов, и оружие, чтобы драться. Но мы ничего для этого не делаем.
- А Рош, там, в горах?
- Рош не может все сделать в одиночку. Нас только горстка.
- Даниил… - глаза Иоиля широко раскрылись от благоговейного восторга, он уже не мог усидеть на месте. Дыхание мальчика прерывалось, слова выходили невнятными. - Ты думаешь, Рош… он… тот самый вождь, которого мы ждем?
Наконец слова произнесены, слишком долго они не решались признаться друг другу, о чем все время думают.
- Я знаю, я уверен!
Никто не решается заговорить первым, оба дрожат под грузом немыслимой общей тайны.
- Он как лев, - начал Даниил, с каждой минутой обретая уверенность. - Он ничего на свете не боится. Там, на горе, в пещере, одно только слово - и все подчиняются без звука. Было бы нас побольше… если бы набрать достаточно… Рош прогонит римлян туда, откуда они пришли - в море.
Иоиль и ответить не успел, как заговорила Мальтака:
- Но Рош поставил себя вне закона! Не такого изберет Бог сражаться за Свое Царство.
Даниил сразу же ощетинился. Не понимает он этих девчонок. За нас она или против? Вот, его спрятала, перевязывает рану, приносит еду. А сперва упрашивала оставить брата в покое. Конечно, она все это делает ради Иоиля, и в то же время изо всех сил пытается удержать брата в их безопасном мирке.
- Какая разница, кто такой Рош? - сердито спросил Даниил. - Когда удастся избавиться от римлян, тогда и придет Царство.
- Это одно и то же, - кивнул Иоиль. - Победа и Царство Божие.
- Называй, как хочешь, - Даниил уже терял терпение. - Я знаю одно - ненавижу римлян. Жажду их крови. Ради этого стоит жить. Только ради этого и живу с тех пор, как…
- С тех пор, как…? - настойчиво переспросил Иоиль.
- С тех пор, как убили отца с матерью.
Снова молчание, а потом опять голос Мальтаки, но теперь такой ласковый:
- Расскажи нам, Даниил.
Юноша не знал, на что решиться. Как в тот день в горах, его раздирало надвое - желание спрятаться, притаиться, и вместе с тем нестерпимая потребность заговорить с ними. Никто в пещере не знает его истории. Он никогда не рассказывал о случившемся. Так страшно вытащить прошлое из тайников души, но как же хочется облегчить бремя, которое столько лет приходится нести одному.
- Неподходящая история для девичьих ушей.
- Она о твоей матери? - спросила Така.
- О ней и об отце.
- Девушке подобает услышать о своем народе, о другой женщине, такой, как она.
Даниилу почти не видно ее лица в полутьме коридора. Но глаза сверкают, и взгляда девчонка не отводит. За него она или против? Хорошо, с чего начать?
- Мне тогда было восемь. Я ходил в школу при синагоге. Отец работал смотрителем виноградников. Дело доходное - не помню, чтобы мы голодали или чего-нибудь боялись. Вечером, за ужином, отец рассказывал нам разные истории. Он знал множество историй наизусть. Сестре было только пять. Волосы цвета спелой ржи, а глаза голубые, как у мамы.
Мама нашей мамы родом из Греции, рабыня, вышла замуж за своего хозяина-иудея. Но мама ничего не знала о заморских обычаях, она всегда почитала Бога Израиля. Она учила нас стихам из Писания, их полагалось повторять за ней нараспев. Наверно, все как в других семьях. Думаю, и теперь в селении остальные семьи так живут.
- У нас в доме похоже было, - кивнул Иоиль.
- Брат отца, младше его, они очень дружили, жил вместе с нами. Когда я был совсем маленьким, дядя женился и построил свой дом неподалеку от нашего. Я помню его свадьбу. Мне разрешили идти со всеми в свадебной процессии, а я от восторга уронил факел и прожег большущую дыру в новой накидке.
Даниил прервал рассказ, помедлил минутку. Эта часть истории, пока все было хорошо, жила в самой глубине его сердца. Остальные молчали, пусть соберется с мыслями, незачем его торопить.
- Дядя страшно гордился своей молодой женой. Когда у них родился первенец, мальчик, можно было подумать - ни у кого раньше сыновей не рождалось, так он ликовал. И сделал ужасную глупость. Подходило время податей, а он взял часть отложенных денег и купил жене подарок - красивую шаль с золотой прошивкой, надеть, когда в синагоге будут оглашать имя ребенка. Думал подработать и скопить денег. А тут римлянам понадобились средства на новую дорогу, и сборщик податей пришел раньше срока. Дяде бы пойти к моему отцу, но он постыдился просить - ни у кого ведь нет лишних денег. Принялся спорить, убеждать, что еще слишком рано. Горячая голова. Сборщик податей рассердился и нажаловался на него. Пришли солдаты и забрали его в темницу. Как только отец узнал, он обошел всех друзей и собрал нужную сумму. Но дядя совсем потерял голову, стал драться с римлянами, и теперь они его не хотели выпускать. Сказали - пойдет в каменоломни, покуда не выкупит себя из долгов.
- Мы знали - они его ни за что не отпустят, а он непременно начнет драться, и тогда его убьют. Молодая жена от горя чуть с ума не сошла. Пришла к нам, упала на колени перед отцом, умоляла спасти мужа. Тогда мой отец кое-что придумал. Он был человек мирный, но тут взялся за оружие. Он и еще четверо спрятались в поле и ждали, когда римляне поведут его брата. И напали на конвой. Конечно, их всех схватили. Одного солдата ранили серпом, и он в ту же ночь умер. Легионеры решили хорошенько припугнуть все селение - распяли всех шестерых, даже дядю, хотя тот ничего не делал, у него руки были связаны.
Легкий звук, почти стон, сорвался с губ девочки. Иоиль не шевелился. Даниил продолжал рассказ:
- Мама стояла у креста весь день и всю ночь и весь следующий день. Ночью стало холодно, поднялся туман, и когда вернулась домой, только плакала и кашляла. Она прожила еще пару недель.
- А ты тоже там был? - еле слышно спросила Така.
- Да. Отец умер, а я произнес страшную клятву. Может, кто скажет, что в восемь лет нельзя связать себя такой клятвой, что навеки нерушима. Но я поклялся на всю жизнь. Пообещал, что отплачу им сполна. Буду их ненавидеть, и драться с ними, и убивать их. А больше мне жить не для чего.
Юноша прервал рассказ, он дрожал с головы до ног, ледяной спазм перехватил горло. Пусть бы ушли, оставили его в покое. Но Така снова задала вопрос:
- А кто о вас заботился после?
- Бабушка. Заставляла меня ходить в школу еще пять лет. Но потом и она заболела, еды в доме почти не было, и она продала меня Амалику.
- А сестра?
Даниил опять немного помолчал. Да, придется и про это рассказать.
- Помните, ей было всего пять лет. В ту ночь она умудрилась убежать от соседей. Никто не знает, сколько времени провела она у крестов, пока ее не нашли и не забрали домой. Она стала кричать во сне. Потом отказалась выходить из дома. А когда пытаешься ее заставить, истошно вопит, вся синеет и цепенеет, будто мертвая. И потом несколько дней совсем больная. Ну, мы и сдались. Она всегда росла слабенькой, плохо ела. Мне кажется, сестра все забыла, но бесы все равно ее не оставляют. Она так никогда и не выходит из дома.
Он остановился, не зная, что сказать, как объяснить им про Лию.
- Она такая добрая и нежная, - добавил он, застенчиво взглянув на Мальтаку, и удивился - в глазах девочки блестели слезы. Даниил поспешно отвел взгляд.
С самого начала рассказа Иоиль не произнес ни слова, сидел, уставившись куда-то в пространство. Он, казалось, мгновенно повзрослел. Его еще недавно полудетское лицо вдруг посуровело, стало почти взрослым. Внезапно он встал на колени, наклонился - в коридорчике совсем мало места. Даниилу видно - согнутые плечи напряжены, губы дрожат.
- Даниил, - задыхаясь, проговорил он. - Я тоже хочу связать себя клятвой. Клянусь Небесами, я отомщу за твоего отца! Обещаю! Буду бороться до самой смерти!
Изумленному такой страстностью Даниилу внезапно стало ужасно стыдно - он же не хотел, это нечестно, он не может привлечь Иоиля на их сторону такой ценой.
- Нет, нет, Иоиль, это не твоя битва.
- Нет, моя! Моя и всех остальных иудеев. Твой отец - один из тысяч, павших от их рук. Мы должны - обязаны - все силы положить, чтобы освободить нашу страну.
Если он этого хочет, тогда задача Даниила выполнена. Он ведь за тем и пришел в Капернаум. Но все-таки его гложет сомнение. Оторвать Иоиля от изучения священных текстов, вытащить из надежного мирка - туда, в полную опасностей тьму его собственного мира?
Така поняла колебания юноши. В смятении притулилась она к стене, с ужасом глядя на брата. Нет, не только с ужасом - с гордостью.
Иоиль повернулся к сестре:
- Ты же понимаешь, Така, иначе нельзя. Не могу я с головой зарыться в книги, когда такое происходит. Ты должна понять. Мы всегда все понимаем одинаково.