- В руке-то все дело, - объяснила женщина. Оттянула тряпку в сторону, и юноши увидели покрасневшую, вспухшую рану. Мальчик бросил на них сердитый взгляд, снова прикрыл руку тряпицей, опустил глаза.
- Верблюд его укусил, - вздохнул мужчина. - Уже два месяца прошло, а все не заживает. Я шерсть пряду, и мальчишке тому же надо учиться, а как прясть с одной рукой?
- Мы только вчера об этом проповеднике услыхали, - перебила его женщина. - Но времени даром не теряли.
- А что, - удивился Даниил, - он еще и врач?
- Откуда ты такой взялся, что ничего не слыхал? Наш сосед вернулся из Капернаума и рассказал - в городе только о нем и толкуют. Он сам видел - проповедник исцелил хромого, тот двадцать лет на ногу припадал. А потом побежал - мальчишка, да и только. Если этот плотник сумел хромого исцелить - вылечит и нашего парня.
Даниил недоуменно взглянул на Иоиля, спросил шепотом:
- Ты об этом слышал?
- Да, говорят, - пожал плечами Иоиль. - Отец сказал… - он оборвал самого себя, и оба зашагали молча, что тут говорить - притащили такого малыша из самой Каны - и ради чего!
Внезапно до них докатилась волна отдаленных голосов. Вон там, в маленьком проулочке, у того дома.
Неясный квадратик света - дверной проход - полускрыт толпящимся народом. Люди заполнили комнату, те, кому не хватило места, сгрудились перед домом, во дворике, так что к двери и не пробраться. Сидят на корточках на земле, прислонились к воротам - чего-то ждут. Много больных. Одного даже принесли на грубо сколоченных носилках. Вокруг костыли, палки, у кого рука перевязана, у кого нога. Во дворе - глиняный очаг, оттуда остро попахивает дымком и жареной рыбой.
Юноши, стараясь не наступить на носилки, пробрались поближе к дому, и Даниил схватил за рукав прислонившегося к притолоке человека:
- Мир тебе.
- И тебе мир, - ответил тот. - Внутри больше места нет. Учитель выйдет, как только кончит есть.
- Я ищу одного его друга. Симона, кузнеца из Кетцы. Знаешь такого?
- Симон Зилот? Он там, в доме, - сунул голову в дверь, крикнул: - Симон, тут тебя спрашивают.
Стоящие у двери потеснились, в проходе появился кто-то широкоплечий, прищурился, вглядываясь в темноту.
- Эй, Симон! Это я, Даниил. Из Кетцы.
- Даниил! - Симон явно обрадовался. - Как хорошо, что ты меня нашел. Пойдем внутрь. Ты ел?
Они протиснулись в маленькую комнатку, душную, задымленную, до отказа набитую бородатыми, смуглыми мужчинами. От запаха свежеиспеченного хлеба и жареной в масле рыбы у Даниила закружилась голова. Он торопливо познакомил своих друзей.
- Поглядеть на тебя, так ты только что спустился с гор, - рассмеялся Симон. - Но сперва надо отвести вас к учителю. - Он схватил юношей за руки и потащил в дальний угол комнаты.
И вот Даниил лицом к лицу, глаза в глаза с плотником. Словно вокруг больше ничего нет - только теплый свет этих глаз, ласковое, дружеское приветствие и вместе с тем взгляд, проникающий в душу, тревожащий, требовательный.
- Как хорошо, что вы пришли, - произнес Иисус. Даниил не мог вымолвить в ответ ни слова. Ему на миг даже стало страшно. И только когда плотник отвел глаза, к юноше вернулась способность дышать.
Симон нашел для друзей местечко между парой крепко сложенных, пропахших рыбой и чесноком здоровяков. Кто-то усадил Иисуса на почетное место. Женщины, неслышно двигаясь среди мужчин, внесли большие деревянные блюда с хлебом, зеленью и мелкой жареной рыбешкой, поставили еду на циновку перед Иисусом. Он поднял глаза, улыбнулся:
- Верно, немало пришлось поработать, дочери мои, нелегко наготовить столько еды и всех накормить?
Женщины переглядывались, улыбались, румянец смущения пробивался сквозь загар. Иисус наклонился, взял с блюда кусок тонкой лепешки.
С противоположной стороны комнаты послышался голос:
- Учитель, никто не принес воды помыть руки. Разве в этом доме не соблюдают Закон?
Хозяйка дома тяжело вздохнула, в испуге прикрыла ладонью рот. С лица мгновенно исчезло выражение гордости и довольства.
- А надо было? - она умоляюще взглянула на плотника. - Я не думала, столько народу…
- Не расстраивайся, - мягко ответил Иисус.
- В этом нет необходимости. - Он посмотрел на задавшего вопрос. - Еду здесь подают с любовью.
Пусть же сердца, а не только руки будут достойны такого дара.
Он встал - длинный хитон белеет в полутьме комнаты - благословил хлеб. Потом передал блюдо сидящему рядом.
Даниил взглянул на друга - брови нахмурены в смущении. Иоиль взял кусочек хлеба, положил в рот. Может, в первый раз в жизни сознательно нарушил Закон, подумалось Даниилу. Ему и самому не по себе от слов плотника.
Когда короткая трапеза закончилась, Иисус поднялся, произнес благодарственную молитву, поблагодарил хозяйку и остальных женщин, а потом медленно двинулся к двери по запруженной народом комнате. Во дворе поднялся шум голосов - стоны, вопли, мольбы.
- Лишь бы дотронуться до тебя, равви. Хотя бы до краешка одежды.
- Мой сын, равви! У него лихорадка уже целую неделю.
- Сюда, учитель! Посмотри на меня! Мне ближе не пробраться.
Иисус на мгновенье замер на пороге, оглядывая кричащую толпу. Даниил оказался прямо за ним и даже шагнул вперед - удержать Иисуса. Эти люди, там в толпе, могут запросто разорвать человека на части. Но Иисус протянул руку, заговорил - и шум смолк. Кто-то по-прежнему молил о чем-то, слышались стоны, но большинство замерло в ожидании.
Вот Иисус, полный непоколебимого спокойствия, вышел во двор, движется от одного человека к другому. Слабые руки хватаются за края одежды, больные пробиваются вперед, те, кто не может его коснуться, целуют землю, по которой он только что ступал. То тут, то там Иисус останавливается, иногда тихо заговаривает, иногда легонько касается чей-то руки, дотрагивается до плеча ребенка. О чем он говорит, никто не слышит.
Внезапно слышится крик:
- Я здорова! Он исцелил меня! Я здорова!
Женский голос утонул в шуме толпы.
Хозяйка и другие женщины, до того подававшие в доме, следуют за Иисусом с корзинками, наполненными едой, бородатые рыбаки помогают им раздавать хлеб и рыбу.
Протянутые с мольбой руки хватают куски, запихивают с жадностью в рот, все исчезает в мгновение ока. Даниилу теперь понятно, почему в доме подавали столь скудный ужин. Сколько еды ни напаси, все равно будет мало для такой голодной толпы. От вида этих людей его бросило в дрожь. Откуда они взялись, убогие создания, притащились сюда в надежде на кусочек хлеба?
Тут Даниил заметил пару, которую они встретили по дороге. Совсем рядом с Иисусом. Учитель повернулся, они подтолкнули к нему ребенка. Женщина упала на колени, спрятала лицо в ладонях. Мужчина стоит, не сводя глаз с Иисуса. Четверо с носилками заслонили их от Даниила, прошла минута, и юноша заметил - семейство уже спешит к воротам. Он бросился за ними.
- Поговорил он с вами? - спросил он, догнав этих троих. - Сказал что-нибудь?
Слезы ручьем текут по лицу женщины, она ничего не видит перед собой, не может вымолвить и слова. У мужчины взгляд полон недоумения.
- Мальчик исцелился, - шепчет он.
- Откуда ты знаешь? - удивился Даниил. - Рука зажила?
- Нет, я даже не посмотрел. Покажи ему, - приказал он сыну.
Мальчик отодвинул тряпицу, выпростал руку, недоверчиво на нее глянул:
- Уже не болит.
Даниила охватил озноб, он наклонился поближе.
- Все равно распухшая, - укорил он мужчину.
Тот только отмахнулся:
- Боль прошла, и опухоль пройдет.
- Что он сделал? Коснулся руки?
- Нет, по-моему, нет. Я ему стал объяснять, что случилось, и у меня будто слова пропали. Только и мог, что смотреть на него. Но сразу понял - с мальчишкой все в порядке.
Даниил вдруг ужасно рассердился:
- Ты все лжешь! Какой-то ловкий прием…
- Зачем мне лгать? - мужчина не отвел взгляда. - Говорю тебе, парень выздоровел и сможет теперь стать прядильщиком.
Симон стоял во дворе, Иоиль рядом. Даниил схватил старшего друга за плечо:
- Тот мальчишка! Симон… он говорит, что исцелился!
Симон не переспросил и даже не удивился. Сказал тихо:
- Да.
- Но я видел… мы оба видели… еще и часу не прошло. А теперь парнишка утверждает - ничего не болит.
- Сегодня многие исцелились.
- Это невозможно, это обман…
- Но ты сам видел его руку. Так что же ты думаешь?
- Просто ума не приложу…
- Я тоже. Но приходится верить собственным глазам. Я знаю, так уже и раньше случалось. И не раз.
- Он чародей? - задумчиво спросил Иоиль.
- Никакому чародею это не под силу. Он говорит - его власть от Бога.
- Но другие люди… все те…
- Я не знаю, почему они не исцеляются. Похоже, и от больного что-то зависит. Наверно, нужно шагнуть навстречу, позволить ему. Ребенок или родители, у кого-то, должно быть, хватило веры.
- Может, мальчик и так бы выздоровел?
- Возможно, - Симон успокаивающим жестом положил руку Даниилу на плечо. - Подожди, он сейчас будет говорить.
Вот уже в третий раз Даниил чуть с места не сорвался навстречу этому голосу. Сегодня в нем ни радости, ни победительной силы - как тогда, на залитом солнцем берегу озера. Ласковые слова падают на страдающих и больных, как капли целительного дождя. Но и в тихом голосе учителя чудится неведомая мощь и непоколебимая убежденность.
- Не бойтесь, ибо вы - дети Божьи. И разве Отец не знает, в чем дети имеют нужду? Ибо говорю я вам, даже малая птица не упадет на землю без воли Отца нашего, а вы не важнее ли малых птиц. Носите ваши бремена с терпением, потому что Бог уготовил вам место в Его Царстве.
Царство! Даниил оглянулся по сторонам. Что толку говорить увечным страдальцам о Царстве? Какой в этом смысл - все равно ни один из них не в силах поднять руки, чтобы драться. Но лица кругом - множество лиц, светлые, расплывчатые пятна в темноте - тянутся навстречу словам учителя. Тяжелое дыхание, напряженное сопение, каждый старается не пропустить ни звука. Слушают, будто его слова - хлеб насущный, которым никак не наесться вдоволь.
- Будьте добры друг к другу, любите друг друга, - продолжает голос. - Ибо каждый из вас драгоценен перед Господом.
Фигура в белом хитоне покачнулась. Даже в тусклом свете, льющемся из дверей, видно, как он измучен. Один рыбак подскочил поближе, поддержал, другой вынес из дома зажженный фонарь. Вдвоем, укрывая от толпы, повели они учителя по саду. Все глаза следят за ними, люди затихли, словно оцепенели, зачарованные негромким голосом, смотрят, как Иисус и двое рыбаков карабкаются по наружной лестнице, скрываются в чердачной каморке.
Даниил выпрямился, пытаясь стряхнуть чары, связавшие его с примолкнувшей толпой. И тут вдруг вспомнил - он же пришел сюда по делу!
Симон выслушал, ясно было - Рош ему не указ. Юноша не сомневался, что кузнец откажет. Но нет - тот ласково глянул на Даниила, задумчиво произнес:
- Этот Рош, ты в него веришь, да?
- Конечно, верю.
- Тогда ладно. В моем хозяйстве вряд ли найдется то, что тебе нужно. Но здесь, в городе, есть одно место, на улице, где кузнецы живут. Ты мастерскую легко узнаешь - над воротами бронзовая подкова. Я иногда там помогаю. Хозяина зовут Самуил, он мне должен за работу. Скажи ему, пусть даст тебе эти заклепки.
- А твои деньги?
- На что мне теперь деньги? Тебе нужнее.
Но Даниил все никак не мог уйти, его мучил еще один вопрос.
- Симон, ты останешься здесь, с Иисусом?
- Если он мне позволит.
- Он… он - один из нас, правда?
Симон улыбнулся:
- Хочешь спросить, зилот ли он?
- Но ведь ты за тем и пришел? Позвать его, пусть будет с нами?
- Да, поначалу, - кивнул Симон. - Но вышло совсем иначе - не так, как я задумывал. Нет, не буду я его звать. Я только надеюсь, крепко надеюсь, что он позовет меня.
Даниил понял - яснее ответа от Симона сегодня не добиться. Двое юношей в молчании пустились в обратный путь. Когда Иоиль заговорил, голос его дрожал:
- Как он может называть их детьми Божьими? Они и слыхом не слышали о Законе. Нечисты от дня своего рождения.
Но не это беспокоило Даниила. Какое ему дело до Закона - он сам немногим лучше всех этих.
- Разве плохо - теперь им есть на что надеяться.
- Какое у них право - надеяться!
Иоиль опять замолчал, в отличие от Даниила он никак не мог успокоиться - нелегко примирить услышанное с тем, чему его так долго учили.
- Боюсь, отец прав, - наконец, выдавил он из себя. - Нет, он не настоящий равви. Он говорит - можно есть без омовения рук. Наверно, его даже слушать опасно. Но все же…
Пока они шли обратно в город, сомнение заполняло даже темноту вокруг - невысказанный, еще не облекшийся в слова, но такой важный вопрос.
Глава 9
Пять дней спустя, ранним утром Даниил сидел в засаде - там, где начинался подъем в гору. Солнце палило немилосердно, но ладони юноши покрывал холодный пот. Тот, кого он поджидал, мог показаться в любую минуту. Первый раз предстоит действовать в одиночку. Значит, никак нельзя напортачить.
Что сомневаться, неудачи ждать неоткуда, иначе Рош бы его не послал. Даниил догадывался - вожак ищет примирения, хочет расплатиться за починку кинжала. Но в то же время - это испытание. Рош каждого так испытывает - годится человек или нет.
- Он будет один, - наставлял юношу Рош. - Всегда путешествует в одиночку, старый скупердяй. Выбирает незаметные тропинки. Делает вид, что бродяжка, попрошайка, клянчит кусочки хлеба у всякого, кого встретит. А у самого денег - только захоти, хватит дворец тетрарха купить. Живет как нищий и что ни месяц тащит через горы мешок с золотом, переправляет другу, а тот покупает ему земли в Антиохии. В один прекрасный день он исчезнет навсегда и до конца жизни будет жить словно царь. Но для начала пусть расплатится со мной. Нынешний мешок пойдет в мою пользу.
Такова справедливость в понимании Роша, ему по вкусу подобные забавы. Послушать его, так он оказывает Даниилу любезность, посылая его на дело. Впрочем, и сам Даниил в общем-то согласен с вожаком. Негоже этому скопидому нежиться по-царски в Антиохии, когда остальные, такие же, как он, евреи, горбатятся на полях и живут впроголодь. Кроме того, всё надо сделать по-быстрому. Напугать его хорошенько на безлюдной тропе, и пусть идет дальше подобру-поздорову, но сперва - небольшое пожертвование в пользу борцов за свободу. Справедливо, что ни говори. А все равно, в животе как-то неуютно.
Прождав почти час, Даниил заметил - кто-то приближается. Он вжался в землю за большим валуном. Странник медленно, тяжело дыша, карабкается в гору. Любого могут обмануть лохмотья и нетвердая походка. У Даниила чуть-чуть полегчало на сердце - старик ведь и сам обманщик. Когда старый скряга поравнялся с валуном, юноша выскочил из засады.
Старикан не сопротивлялся. Сжался в комочек, упал на колени, стонал, клялся - у него за душой ни полушки. Даниил рывком поставил его на ноги, схватил висящую на поясе сумку. В ответ - удар, неожиданный, словно бросок змеи. Даниил успел краем глаза заметить блеск кинжала, перехватил руку. Глаза старика сверкнули холодным пламенем. Безмолвная борьба длилась недолго. Откуда в нем такая силища, на вид - кожа да кости? В левой руке мелькнул второй кинжал. Даниил увернулся, один могучий удар кулака - и старик опять распластался на земле. Даниил с трудом перевел дыхание, нагнулся, ощупал кушак. Ага, мешок с деньгами тут - увесистый такой. Он засунул мешок в свой пояс и пошел прочь. Дело сделано.
У поворота тропинки обернулся. Что такое, старикан все лежит без движения. Вдруг в голове всплыло давно забытое воспоминание - и как будто под дых ударило. Даниил застыл на месте, его затошнило, да, именно так. Он еще совсем маленький, проснулся как-то раз поутру, а дедушка, как этот, лежит на циновке, шапочка-ермолка соскочила, видна розоватая лысина, тощая шея торчит, словно у цыпленка-недоростка.
Проклятый Рош! Даниил помнил приказ вожака. Уходить как можно быстрее. Он оглядел каменистый склон. Если кого-нибудь послали за ним приглядывать, то-то будет смеху потом в пещере. Но не может же он оставить старика на дороге, совсем одного. Так на дедушку похож. Даниил повернулся, бросился к старикану, наклонился, горло от ужаса перехватило. Приложил ухо к лохмотьям на груди. Нет, под тощими ребрами чуть слышно бьется сердце. Поднял старика, отнес к краю тропинки, в тень большого валуна, сел рядом и стал ждать.
Прошло немало времени прежде, чем тот пришел в себя. Моргнул, повернул голову, в глазах ужас.
- Лежи спокойно, - сердито, почти грубо крикнул Даниил. - Я тебя не трону. Погоди, пока получше станет.
Но старик не стал ждать, вскочил, попятился.
- Стой, - окликнул его юноша. - Вот, возьми, может понадобиться.
И он бросил старику один из кинжалов, совсем недавно угрожавших его жизни.
Даниил наблюдал за стариканом, пока тот семенящей походкой тащился вниз по дороге, откуда только что пришел.
Вернувшись в пещеру, Даниил бросил мешок с золотом к ногам вожака. Рош подхватил, взвесил на заскорузлой ладони, перебросил на другую ладонь, потянул тесемки, поток золотых монет полился на камень. Рош прихлопнул рукой одну-две, что пытались укатиться.
- Неплохая добыча - на одно утро хватит. Небось, теперь локти кусает, старый осел, - позлорадствовал вожак.
Даниил стоял, не говоря ни слова.
- А где его кинжал?
Юноша бросил кинжал на землю. Он знал, что предстоит. Вожаку уже все доложили, сомневаться не приходится.
- А второй?
- Ему отдал. Негоже человеку пускаться в путь без кинжала.
Рош бросил насмешливый взгляд из-под густых черных бровей:
- Что, разжалобил своим нытьем? Я-то думал, ты поумнее будешь.
Даниил молчал.
Рош повертел монету между двумя грязными пальцами:
- Думаешь, он тебя поблагодарит за заботу? Вот встретишься с ним в городе - узнаешь. Надо было его прикончить.
- Ты мне не приказывал убивать, - угрюмо буркнул Даниил.
- Думал, сам сообразишь. Уж больно ты чувствительный. Боишься кровь чуток пустить?
- Мне нужна кровь римлян! - у Даниила лопнуло терпение. - Мы что - с евреями воюем?
Рош запихнул монеты обратно в мешок, затянул тесемки, поднялся на ноги. Глаза сверкают гневом, но голос спокойный:
- Глупец! Будет тебе римская кровь! Совсем ничему тут, со мной, не научился? Все такая же дубина неотесанная - хочешь победить римлян голыми руками? Нет, нам нужны солдаты, оружие и провиант. А они стоят денег - и немалых.
Заруби у себя на носу, раз и навсегда: мы берем деньги везде, где можем.