- Гениально придумано! - одобрил Афанасьев. - А где остальные, тоже тут?
- Нет, остальные по другим домам пошли. Сейчас уже, наверно, закончили.
- Ну ладно, - сказал Афанасьев. - Пошли, что ли. Подожди, веревку только возьму.
Он скрылся в квартире, а я стояла неподвижно. Не сон ли это? Неужели вот сейчас мы пойдем с ним по улице, и, кто знает, может, как раз и случится то, о чем я мечтала: нападение, драка, Афанасьев спасает меня, и мы с мим - друзья на всю жизнь!
Юра вышел с мотком бечевки и ножницами. Он ловко перетянул пачки крест-накрест, отнес ножницы и моток и вышел уже в куртке.
- Пошли!
Он вызвал лифт, мы втащили туда пачки и поехали вниз. На первом этаже все так же сидела злая тетка. Но Афанасьев сказал ей:
- Здрасте, тетя Паша.
Тетка улыбнулась и сразу из злой превратилась в добрую.
- Здравствуй, Юрик! - сказала она. - Ишь, захомутала тебя пионерочка!
- Это из нашей школы, - ответил Афанасьев.
Я хотела взять самые тяжелые пачки, но Афанасьев сам их взял, а мне оставил полегче. Я пыталась возражать, ведь он не обязан надрываться, и потом, мне хотелось показать ему, какая я выносливая.
- Ладно, шагай! - снисходительно ответил он. - Кому-нибудь другому докажешь.
И мы пошли. Пачки были очень тяжелые, бечевка врезалась в ладони, но я готова была сколько угодно идти, потому что рядом шел Юра. Для полного счастья не хватало только хулиганов.
Расстояние от Юриного дома до нашего показалось мне очень коротким. Мы зашли в наш подъезд и спустились на несколько ступенек. Тут, под лестницей, уже лежали пачки макулатуры. Мы положили рядом и мою бумагу. Если и завтра собрать столько же, звено наше наверняка выйдет на первое место.
- Спасибо! - сказала я.
- На здоровье, - ответил Афанасьев. - Ну пока! Чус!
И он ушел. А я с минуту стояла и глядела ему вслед. А потом меня будто пронзило чувство невероятной радости, и я по- мчалась наверх, перешагивая сразу через три ступеньки. В одну секунду я добралась до четвертого этажа и затрезвонила в дверь.
Одного звонка показалось мне мало, я нажала кнопку еще раз и еще. За дверью послышалась какая-то суета. Папин голос нервно прозвучал из глубины квартиры:
- Где же твой Рахманинов?
Мамины шаги - я их изо всех могу отличить - послышались в передней, но тут же стали удаляться.
- Пододеяльник давай менять! - услышала я ее голос.
Тут я вспомнила, что ведь сегодня Костя ждет в гости какую-то Светлану, которую должен привести его друг Венька. Мой трехкратный звонок он принял за их приход. Меня таком смех разобрал, что пришлось зажать рот ладонью. Вот это я Костю сейчас разыграю!
А по квартире продолжали взволнованно бегать. До меня донесся голос мамы:
- Что же ты меня заранее не предупредил! Я бы хоть убрала квартиру!..
Маме, наверно, казалось, что опа говорит шепотом, но на самом деле она говорила громко - я все слышала. Потом раздались звуки симфонической музыки и мамин приветливый голос:
- Сейчас, сейчас! Одну минуточку!..
Дверь открылась. Мама с торжественным и в то же время любопытным выражением лица стояла на пороге.
- Ах, это ты! - сказала она разочарованно, и вся торжественность сошла с ее лица. - Зачем ты трезвонишь как сумасшедшая? Ты обедала?
Я вкатилась в квартиру, согнувшись пополам от смеха. Ринулась в кабинет - мне не терпелось посмотреть, какое впечатление произведет мое появление на Костю.
Костя лежал, укрытый одеялом под свежим пододеяльником. Папа склонился над проигрывателем и отлаживал звук. Он поднял голову, удивился и выключил проигрыватель.
На Костино лицо невозможно было смотреть без смеха: из ожидающе-взволнованного оно стало удивленным, потом разочарованным, потом яростным.
- Здрасте! Я Светлана! - проговорила я сквозь хохот, - А куда вы девали рваный пододеяльник?
- Шпионка! - закричал Костя, отбрасывая книгу, - Подлость какая! Ну я тебе сейчас…
Он соскочил с постели.
- Костя, Костя, успокойся! - воскликнула мама. - Это твоя сестра!
- Змея она, а не сестра! - бушевал Костя. - В одиннадцать лет стать такой законченной скотиной! Что с ней дальше будет?!
Я спряталась за маминой спиной, но Костя выволок меня на середину комнаты и больно отодрал за уши. Я завизжала.
- Прекрати сейчас же! - вмешался папа. - Что это в конце концов за безобразие! Дня не проходит без стычек. Оставь ее в покое, слышишь!
- Ах, вы ее еще защищаете? - кричал Костя. - Потакаете ее подлостям? Кого вы воспитываете?..
- Ну что ты болтаешь? - прервал папа.
- Вы ослеплены родительской любовью, - кричал Костя, - а я ее насквозь вижу!..
- Ничего ты меня не видишь! - возразила я. - Ты сам ядовитая кобра!
Мама схватилась за голову. Папа сказал:
- Ни в какие ворота не лезет! И это мои дети!
- Что с тобой творится, Костя? - мягко произнесла мама, - В переходном возрасте с тобой было так легко! У тебя был такой спокойный характер! А сейчас просто невозможно! А ведь мы с папой - пожилые люди, Костя. Если с нами что-нибудь случится, вы с Ирой останетесь вдвоем…
- Да слышал я это сто раз!
- Я с ним ни дня не останусь! - заявила я. - Лучше уйду в интернат.
- Скатертью дорога! - ответил брат.
- Костя! - крикнула мама. - Это просто нестерпимо! Вы меня до инфаркта доведете. Я так устаю на работе, и вот вместо отдыха… Мне нужно собрать папу. Папа завтра улетает в командировку.
- А куда? - спросила я.
- На Командорские острова, - ответил папа. - Котиков снимать.
- Ух ты! - позавидовала я. - Привези детеныша.
Папа засмеялся и потрепал меня за волосы, а я забралась к нему на колени. Папа знал, что я хочу стать кинооператором, и хотя и обмолвился, что это не женская профессия, но не возражал. Ему даже правилось, что я хочу пойти по его стопам.
- Насчет детеныша не обещаю, - сказал он. - Но без подарка не приеду, не волнуйся.
- Вот-вот, - пробурчал Костя со своей тахты. - Привези ей живого крокодила. Пусть он ее заглотает.
- Костя, ты глупеешь не по дням, а по часам, - сказала мама. - Стыдно! Тебе двадцать один год!
- Вот именно! - запальчиво ответил Костя. - В двадцать один год у человека нет своего угла. Не могу никого пригласить в гости!
- Тебе ли жаловаться! Живем в трехкомнатной квартире!
- Мне нужна отдельная комната! - заявил Костя, - В конце концов я взрослый человек.
- Ты собираешься жениться? - испугалась мама.
- Это мое дело! - сердито отрезал Костя.
Мама с папой переглянулись.
- А ведь он прав, - сказал папа, - в какой-то степени. Ему сейчас отдельная комната нужнее, чем Ирине. Он много занимается. И кроме того…
- Не хочу! - закричала я. - Не отдам свою комнату!
- Тебя не спрашивают! - злорадно сказал Костя. - И вообще это не твоя комната, а моя.
- Нет, моя! Не выселюсь - и все!
- Опять начинается! - вздохнула мама. - Нет, это просто невозможно. А если бы мы жили в одной комнате, как живут еще многие?
- Не выселюсь! - твердила я, но уже чувствовала, что, раз об этом зашел разговор, меня обязательно переселят. Я давно опасалась этого, потому что в глубине души сознавала, что Костино требование не лишено справедливости. Его книги уже не помещались на полке и лежали стопками на полу. Часто пропадали тетради с лекциями, авторучки закатывались под тахту - места не хватало.
- Ничего, Ира, - сказала мама немного виновато, - мы тебе устроим тут уютно. Ведь в самом деле Косте нужна отдельная комната. Я уже давно об этом подумывала. Только руки не доходили. Все казалось, что не к спеху.
- И сейчас не к спеху! - отстаивала я свои права. - Жениться ему еще нельзя. У него еще идет перестройка организма.
- Ну, ты даешь! - захохотал Костя.
- Ира! - воскликнула мама. - Что ты в этом понимаешь?
- Не беспокойся, все понимаю! - ответила я с вызовом.
Мама какая-то странная. Когда я с ней рассуждаю о биотоках, о передаче наследственности, о возможности жизни на других планетах - она не удивляется, хотя и говорит, что сама она в моем возрасте об этих вещах ничего не знала. А когда я высказываюсь по вопросам женитьбы, ее это просто поражает. Между тем мы с девчонками часто говорим на эту тему.
А недавно с нами проводила беседу наша школьная врачиха. Она оставила в классе только девочек, а мальчишкам велела уйти. И говорила с нами о том, что мы будущие женщины, и о перестройке нашего организма. Мы потом несколько дней задирали нос перед мальчишками: мы-то будущие женщины, а они кто?
- Захочу и женюсь, - сказал Костя. - Тебя-то уж во всяком случае не спрошу.
- Ну ладно, - сказал папа, - решено и подписано. И давайте не откладывать. А то я завтра уеду, а вернусь хорошо если через месяц. За это время, я чувствую, вы окончательно перегрызетесь.
И они втроем принялись перетаскивать Костины вещи в мою комнату, а мои - в кабинет.
- Костя, ты лежи, - уговаривала мама. - У тебя ангина, тебе нельзя переутомлять сердце. Ира, ну что ты сидишь? Помоги нам?
- Ни за что! - заявила я. - Лишили меня собственного угла и еще хотите, чтобы я вам помогала! А вы знаете, что от огорчения в человеческом организме увеличивается холестерин?
- Боже, какая осведомленность! - сказала мама. - За что тебе только в школе двойки ставят?
Вскоре все было кончено. Костя перебрался на мою полутороспальную кровать, похожую на каравеллу Колумба, перетащил в мою комнату проигрыватель и магнитофон. Мои тетради, карандаши и линейки вместе с недочитанным Алексиным перекочевали в средний ящик папиного письменного стола.
Я сидела в кресле и чувствовала, что мой организм переполняется холестерином. Втайне я даже радовалась переезду - в моем распоряжении будет теперь большая комната да еще с телевизором. Но обидно все-таки - взяли и вышвырнули из своей комнаты, как котенка.
- Ира, иди ужинать! - позвала мама.
Я хотела гордо отказаться, но почувствовала, что умираю с голоду. Жевала я с мрачным видом, время от времени шмыгая носом.
***
До конца третьей четверти оставался ровно месяц.
Мне нужно было подтянуться по русскому и по математике. К сожалению, Люся дала мне "Портрет Дориана Грея", так что о четверке по математике думать не приходилось. Но по русскому мне бы хотелось вытянуть на четверку. У меня были такие отметки: четыре, три и три с минусом. Если бы я получила пятерку, четверка в четверти обеспечена. Приходилось разрываться между русским устным и Дорианом Греем. Дориан явно одерживал победу. Спасало только то, что меня пока но вызывали.
После того как мы с Костей обменялись комнатами, в наших отношениях наступило затишье. Правда, затишье враждебное - Костя со мной почти не разговаривал, не мог мне простить моего невольного розыгрыша. К нему зачастила Светлана - та самая, из-за которой произошел скандал. Они с Костей вместе учились и теперь готовились к школьной практике. Так, во всяком случае, Костя объяснял маме ее частые посещения. Но я-то подозревала, что ни к какой практике они не готовятся, а просто слушают музыку, плотно закрыв дверь. И мама, которая раньше без всяких церемоний заходила в комнату, когда там занималась я, теперь заходить стеснялась. А если нужно было взять что-нибудь из шкафа, смущенно кашляла у двери, а потом стучала и говорила:
- Можно? Извините, пожалуйста, я на одну секундочку.
- Пожалуйста, пожалуйста! - отвечала Светлана так, словно она уже была хозяйкой этой комнаты и от ее разрешения зависело: пустить маму или не пускать.
Меня это злило. Светлана мне с первого взгляда не понравилась. Не люблю женщин в дубленках - у них почти у всех невероятно высокомерный вид. Владелица дубленки смотрит поверх окружающих, словно ей нет никакого дела до остальных граждан, в обыкновенных пальто. Но дубленочниц выдает косой взгляд, который они бросают на встречных женщин. В этом взгляде жадный вопрос, ну как я выгляжу? И если какая-нибудь дура посмотрит с завистью, да еще замедлит шаги и оглянется, дубленочница еще надменнее вскинет голову - вот-вот запыхтит от гордости, как будто у нее на плечах шкура убитого ею крокодила.
У Светланы дубленка была сверхмодная, длинная, до самых щиколоток, отороченная по подолу и рукавам длинным белым мехом, вся расшитая зелеными и желтыми кренделями.
И выражение лица у Светланы было точно такое, как у всех остальных дубленочниц: холодно-высокомерное. Она была похожа на манекен в витрине магазина "Одежда".
Когда Светлана снимала свою дубленку, то становилась немного проще, хотя дух шикарной шубы как бы продолжал сопровождать ее.
Надо признать, что Светлана была красивая. Темные, прямые волосы закрывали ей пол спины. А глаза были зеленоватые. Она их подводила тушью, но не слишком. Черты лица правильные, но тоже какие-то холодные, манекенные.
Костя же, когда приходила Светлана, необычайно оживлялся, называл ее "русалкой", все время пытался острить.
Не знаю, может, Светлане это и нравилось, хотя по ее манекенному виду ничего нельзя было угадать. Мне это Костино подлизывание в виде острот ужасно не нравилось, потому что в этом было что-то унизительное.
Костя пропускал Светлану в дверь моей бывшей комнаты, после чего дверь плотно закрывалась и включался магнитофон или проигрыватель. Конечно, может, музыка и помогала их занятиям, но мне кажется, что заниматься под музыку - это все равно что готовить уроки моим способом - с открытым ящиком стола, в котором лежит интересная книга.
А между тем практика была на носу. Уже у нас в классе на уроках сидели студенты и их преподаватели-методисты. Костя должен был вести уроки в девятом и в пятом классах. В девятом дать два урока по литературе, а в пятом - один урок русского языка. Только еще неизвестно было, в каком из пятых - в нашем или в "Б". Мне хотелось, чтобы в нашем.
Так и вышло - Костя пришел домой и сообщил, что его назначили в наш пятый "А" на завтра. Тема урока - личные и возвратные местоимения.
- Ты уже всем растрепала, что твой брат будет вести урок в вашей школе? - спросил Костя.
- Никому, - ответила я. - А вдруг ты провалишься?
После обеда Костя позвал меня в комнату.
- Садись вот здесь, - приказал он. - Ты будешь класс, я - преподаватель. Я буду вести урок, ты - реагировать. Если что тебе покажется не так, поправишь.
Это мне очень понравилось. Я с удовольствием села.
Костя вышел из комнаты и сразу вошел, держа в руках тетрадку, как если бы это был классный журнал.
- Здравствуйте! - сказал Костя сдержанным учительским голосом. - Садитесь, пожалуйста…
- Нет, Костя, не так! - прервала я. - Ты должен подойти к столу и немного помолчать. Чтобы все успели приготовить тетради и встать. А то ты скажешь: "Здравствуйте", а мы еще только будем подниматься, хлопать крышками, и получится, как будто ты первый с нами здороваешься.
- Пожалуй, - согласился Костя. - Ты, оказывается, не такая дура, как кажешься. Давай сначала.
Костя снова вышел и вошел. Подождал немного. Я сделала вид, что только что его заметила, поерзала на стуле и встала.
- Здравствуйте! - сказал Костя.
- Здравствуйте! - ответила я.
- Садитесь, пожалуйста.
Я села.
- Теперь так?
- Теперь хорошо, - ответила я.
- Дальше что?
- Дальше ты должен спросить: "Кто у вас сегодня дежурный?" Дежурный встанет, а ты ему: "Назовите отсутствующих".
- Ясно! - сказал Костя, - Поехали. Кто у вас сегодня дежурный?
Я встала.
- Назовите отсутствующих.
Я назвала наугад три фамилии. Костя якобы отметил их в своей тетради.
- В прошлый раз, - сказал Костя, - вы начали изучать местоимения. Проверим, как вы усвоили эту тему. К доске пойдет…
- Только не вызывай Викторову! - предупредила я.
Мурка Викторова училась очень хорошо, но сильно заикалась. В прошлом году одна студентка задала ей какой-то вопрос. Мурка попыталась ответить, но ее заело на первой же букве. Студентка не сообразила, в чем дело, и сказала: "Не знаешь, а тянешь руку. Садись!" Мурка села и заплакала. Тогда мы все стали объяснять, что Мурка знает, просто она заикается. Студентка ужасно смутилась и всю остальную часть урока вела очень плохо. А для Мурки с тех пор время студенческой практики стало сущим мучением - она боялась, что ее спросят.
Все это я объяснила Косте.
- Это у нее комплекс, - сказал он. - Страх перед новым унижением ушел у нее в подсознание. Я постараюсь его вывести. Какая она из себя, эта Викторова?
- Маленькая такая, стриженая. Она сидит на второй парте у окна.
Мы продолжали урок.
Костя рассказал мне все, что касается личных и возвратных местоимений. Я, кажется, на всю жизнь запомнила, что местоимение третьего лица "он" изменяется по родам: она, оно. Потом мы повторили все, начиная от "Здравствуйте. Садитесь!" - и кончая: "Запишите домашнее задание".
Костя старался уложиться точно в сорок пять минут. Я ему посоветовала оставить минут пять про запас, на всякий случай, а то бывает, что кто-нибудь не понял, а времени уже нет, и приходится наскоро добалтывать уже после звонка, а это производит нехорошее впечатление.
Костя опять со мной согласился.
В общем, я за Костю была теперь почти спокойна. Главное - это неторопливость, с которой нужно объяснять новый материал. Когда студент торопится, повторяет по три раза одно
и то же, сразу видно, что он не уверен в себе. А надо не бояться сделать паузу, как бы обдумывая фразу. И еще хорошо, когда студент ходит по классу, а не стоит, как привязанный, у стола, потому что на столе у него тетрадка с записями вроде шпаргалки. И если он все время в нее подглядывает, сразу ясно, что он вроде двоечника, который не может без подсказки.
Костя сказал, что все выучит наизусть и к столу вообще подходить не будет.
- Хочешь, я завтра перед уроком узнаю, кто хорошо выучил, и тебе скажу, - предложила я. - Шестиклассники всегда подсовывают студентам списочек, кого вызвать.
Но Костя от списочка отказался.
- Это нечестно. Вызывать буду по журналу, кого найду нужным. Тебя, например, - пошутил он.
- Правильно, - засмеялась я. - Вот это будет номер - брат сестре двойку ставит.
- Почему двойку? Подзубри - пятерку поставлю. А кто знает, что я твой брат?
- Люся знает, - ответила я. - Она тебя видела на улице. Но я взяла с нее честное слово, что она никому не скажет. Я сама всем скажу, после урока.
Так мы сидели в комнате и мирно болтали, и я очень жалела, что папа уехал в командировку, а мама еще не пришла с работы - они были бы изумлены, что мы наконец-то не ссоримся. Но тут раздался звонок в дверь, и Костя мгновенно забыл о моем присутствии. Он кинулся открывать, и я поняла, что пришла Светлана.