Бен Трэверс засмеялся: он и не подозревал, что еще способен смеяться!
Патрик принялся за чай.
После гибели Мэнди Патрик Келли стал добрее и мягче. Он познал горе и теперь хотел избавить от страданий других людей. Кого только мог. Исключая "Потрошителя из Грэнтли", разумеется. Этого подонка он не стал бы жалеть. Да и вряд ли кто стал бы. Этому ублюдку давно пора сдохнуть, и когда это наконец произойдет, Патрик станет вести вполне порядочную жизнь. Такую, в которой найдется место для Кэйт Барроуз!
Патрик все чаще ловил себя на том, что непрерывно думает о ней. В тот день, когда потрясенная случившимся с дочерью Кэйт приехала к нему выплакаться, она стала ему еще ближе. Конечно, они живут в двух разных мирах: она служит в полиции и чертовски предана своей работе, а он всю жизнь не в ладах с легавыми. И все равно: ничто не заставит его отказаться от Кэйт!
Он с трудом избежал искушения открыть ей всю правду, сказать, что ее начальство у него под колпаком. Да и стоило ли это делать? Уж слишком Кэйт "правильная". И именно это в ней привлекало Патрика. Она понравилась Келли сразу, в ту ночь, когда появилась впервые у него в доме и осмелилась возражать ему, спорить! Все боялись Келли. Сам старший констебль пришел бы в ужас, узнай он, как резка Кэйт с самим Патриком Келли.
Она была женщиной в полном смысле этого слова. Но не из тех, кто легко отдается мужчине. После той памятной новогодней ночи, проведенной с Кэйт, Келли словно преобразился. Никогда в жизни не испытывал он такой сильной страсти! Кэйт потом призналась ему, что уже больше пяти лет не занималась любовью. А до этого вообще спала только с мужем! Патрик был в восторге. Он впервые столкнулся с такой чистотой, такой высокой нравственностью и готов был на все, только бы завоевать Кэйт.
На ум пришла мысль: как там дела у Кэйт? Как чувствует себя ее дочь?
Уже в который раз он обнаружил, что неотступно думает о ней!
И это было приятно, несмотря на все страдания, которые он испытывал до сих пор.
Кэйт и Эвелин решили сами отвезти Лиззи в больницу. Сперва они заехали домой, помогли ей собрать вещи, ненадолго задержались в Варли, чтобы посмотреть, как Лиззи устроится. Как ни странно, Лиззи как будто бы даже радовалась, что сейчас расстается с ними.
Больница оказалась вполне пристойной. Лиззи встретили радушно и старались создать ей покой и уют. В палате вместе с ней находилась девушка по имени Анита, маленькая живая блондинка, пристрастившаяся к героину. Они сразу подружились с Лиззи.
Кэйт обещала дочери, хотя и скрепя сердце, никому не говорить в больнице о своей службе в полиции, чтобы это, как говорила Лиззи, не повлияло на ее отношения с остальными больными, в основном наркоманами.
Кэйт не могла смотреть без тревоги на бледную, осунувшуюся дочь. Глядя, как Лиззи беседует с бабушкой, с болью в душе думала, что сама виновата в случившемся! Всю прошлую ночь она провела без сна, думая о том, что надо было заставить Дэна остаться. Ведь он, по сути дела, сбежал, забрал свои вещички и смылся. А Лиззи просто обожала отца, и он никогда ее не разочаровывал. Кэйт тоже гордилась тем, что не давала Лиззи поводов для разочарования, но, скорее всего, она ошибалась.
Когда они вышли из больницы, Эвелин взяла Кэйт за руку: машина была припаркована на другой стороне. Кэйт крепко зажмурилась. Ну не забавно ли? Мать переводит ее за ручку через дорогу!
Подбросив Эвелин домой, Кэйт поехала в участок. Необходимо повидаться с Рэтчетом и хоть как-то наверстать упущенное время. При всей ее любви к Лиззи и страстном желании ей помочь, она не могла потерять работу. Для семьи это было бы все равно что очутиться посредине реки в лодке без весел.
Об этом Лиззи постоянно забывала!
Следом за Кэйт и Эвелин в больницу заявился Дэн. К счастью, они разминулись: меньше всего Кэйт хотелось сейчас видеть Дэна. Зато Лиззи очень обрадовалась отцу.
Когда Кэйт добралась до участка и села напротив Рэтчета, тот предложил ей кофе, и теперь оба то и дело отпивали понемногу из чашек.
- Вы уверены, что нет больше проблем? А то возьмите отпуск по уходу…
- Нет-нет, - покачала головой Кэйт. - Все в порядке. Завтра выхожу на работу.
- Что ж, - с расстановкой проговорил Рэтчет, делая акцент на каждом слове. - Что ж, Кэйт, все это очень печально. Ведь наша работа требует полной отдачи…
Не успела Кэйт рта раскрыть, как в дверь забарабанили.
- Войдите!
В кабинет ввалился Кэйтлин.
- О, Кэйти, привет! Как твоя бедная дочурка? - Он весь лучился радостью. - Вот здорово, что я застал тебя! Когда приступаешь к работе? Я тут, пока тебя не было, тщательнейшим образом вел записи, чтобы ни одна деталь от тебя не ушла!
- Завтра выхожу на работу!
- Отлично! Надеюсь, дочка в порядке?
- Тебе что нужно, Кэнни? - повысив голос, спросил Рэтчет.
- Кому? Мне? - ткнул себя пальцем в грудь Кэйтлин. - Ничего. Ровным счетом ничего! Я искал Кэйти, а мне сказали, что она у тебя! Ладно, до завтра!
Он улыбнулся Кэйт и слегка подмигнул. Но, направляясь к двери, вдруг шлепнул себя по лбу и повернулся.
- Ты уже закончила разговор, Кэйт?
Кэйт поглядела на Рэтчета, и тот ей кивнул.
- Да, закончила!
- Тогда пошли, ознакомишься с последними донесениями! Там, между прочим, масса интересного!
Она поставила чашку на стол, кивком головы попрощалась с Рэтчетом и последовала за Кэйтлином. Когда они вышли из кабинета, Кэйтлин взял ее под руку и повел в небольшую закусочную, посещаемую служащими участка. Называлась она "Лебедь" и всегда была битком набита. Кэйтлин принес два бокала виски и, усадив Кэйт за столик в уголке, предложил выпить за здоровье ее дочери.
- Спасибо, Кэйтлин!
Он небрежно махнул рукой:
- Не сомневайся, я понимаю, что тебе пришлось пережить. Когда моя дочка легла на аборт, я чуть не чокнулся от волнения! И спасла меня только работа. В такие моменты нельзя бездельничать.
- А я думала, вы католик!
- Конечно, католик, все мы католики, но ей-то в то время исполнилось только четырнадцать! Это был настоящий кошмар! Ну а что с твоей девочкой? Только правду!
Сама не зная, как это получилось, Кэйт рассказала ему буквально все.
- Наркотики для родителей просто кара Господня. Смотри, глаз с нее теперь не спускай, а то опять хватанет "дозу". Эти "дозы" для них - все равно что для больного лихорадкой одеяло.
Кэйт про себя усмехнулась: ну и сравнение!
- А что все-таки нового в расследовании?
- По правде говоря, Кэйт, ничего. Это я Рэтчету мозги пудрил. Но думаю, скоро что-нибудь прояснится! Мы тщательно изучаем каждого подонка, каждого подозреваемого, но это все равно что писать в море: слишком их много!
- Огромное спасибо, Кэнни, за поддержку!
Кэйтлин засмеялся:
- Ну знаешь, не каждому удается заполучить такого хорошенького инспектора. Подсунут какого-нибудь здоровенного алкаша, вонючего, как бывший в употреблении презерватив, и работай с ним в паре!
Кэйт усмехнулась: в самых невероятных обстоятельствах вдруг находишь друзей!
- А что нового в деле Луизы Батлер?
- Ничего! Мы, ясное дело, считаем, что это убийство, и если в ближайшее время не будет обнаружено ее тело, то… - Он не договорил.
Кэйт поднялась:
- Ну что? Повторим?
- С удовольствием! Хорошее это дело - эмансипация женщин. Теперь пригласить куда-нибудь даму обходится гораздо дешевле, чем раньше.
Кэйт прошла к бару и мимоходом взглянула на настенные часы. Половина седьмого. Она выпьет еще немного с Кэйтлином и поедет домой. В восемь ее будет ждать Патрик, а до этого она хотела обзвонить знакомых и попробовать отыскать Дэна, чтобы сказать ему пару ласковых. Она готова к беседе с ним.
Глава 16
Джордж стоял в спальне чем-то очень озабоченный. Лицо его было напряженным, с выражением глубокого беспокойства. Он был совершенно уверен, что булавка для галстука должна лежать в верхнем ящике комода. Но там ее не было. Он вытащил ящик и перенес его на кровать. Рылся, рылся, но булавка будто сквозь землю провалилась.
От сильного волнения он прикусил зубами щеку. Он обыскал всю спальню самым тщательным образом - все напрасно. Скорее всего, он потерял ее в предновогоднюю ночь! Джорджа пот прошиб. После того как Илэйн уехала, он очень спешил и сейчас никак не мог вспомнить, надел он тогда галстук или нет. Здравый смысл подсказывал, что, конечно, надел. Он вернул ящик на прежнее место и решил ехать к карьеру, искать булавку.
Она должна быть на теле убитой. Хорошо еще, что у него хватило ума закопать свою жертву. "Дьявол никогда не оставляет своих слуг на произвол судьбы", - часто повторяла его мамаша. И была права. Он не раз убеждался в этом.
Было без пяти семь. Сегодня Илэйн должна ехать на вечеринку, и как только уберется из дому, он отправится на место своего преступления. Джордж, как всегда аккуратный, поправил покрывало на постели и вышел из спальни. В этот момент до него из ванной донеслось пение Илэйн: "Я танцевать хочу!" Он поморщился: что бы ни делала жена, все вызывало в Джордже раздражение. От нее чокнуться можно. Голос Илэйн становился все громче и преследовал его, пока он спускался по лестнице: "Я б танцевать могла, я б танцевать могла, я б танцевать могла… всю ночь!"
Господи, думал Джордж, куда деваться от ее голоса? Куда деваться от нее самой?
В восемь сорок пять Джордж уже стоял у того места, где закопал тело Луизы Батлер. Он поставил на землю большой фонарь, надел садовые рукавицы и принялся откапывать свою жертву. Рукавицы мешали сбрасывать с насыпи камни, и Джордж кряхтел и пыхтел, буквально выбиваясь из сил. Как глубоко он ее тогда закопал! Убийца опустился на корточки, чтобы перевести дух, и тут в нос ему ударил запах разлагающейся плоти.
Джорджа едва не вырвало. Посмотрел бы он на себя сейчас! Лицо позеленело и сморщилось. Настоящий старик. Он извлек из кармана платок, завязал нос и рот и, сделав над собой усилие, стал снова ворочать камни и землю. Наконец он докопался до тела.
Ну слава Богу! - вздохнул он с облегчением.
Он вытащил руку убитой, потом тщательно счистил грязь с лица и осветил фонарем труп.
Какая мерзость! Джорджа передернуло.
За восемь дней тело раздуло, и оно как-то причудливо изогнулось. Роскошные волосы перемешались с землей, а глаза, смотревшие тогда на Джорджа в упор, стали молочно-белыми. Приоткрытый рот принял форму буквы "о", и Джордж пальцем выковыривал из него грязь, словно повитуха слизь изо рта новорожденного. Проделав все это, Джордж отряхнул рукавицу и снова принялся шарить по телу.
Булавки не было.
Тогда Джордж вытащил из ямы труп целиком и со всем тщанием осмотрел его: страх исчез, уступив место инстинкту самосохранения, который сейчас и диктовал ему его действия. Джордж искал даже между ногами и в заднем проходе, а когда попытался перевернуть труп, он выскользнул у него из рук, оставив на рукавицах рваные клочья кожи.
Джорджа снова передернуло, на этот раз - от злости. Чертова сучка! Чего доброго, еще навлечет на него беду!
Уже девять тридцать семь. Целый час он тут роется! А булавки нет как нет!
Джордж выпрямился и стал счищать с себя грязь. Из-за сырой погоды он весь был облеплен ею. Надо сматываться побыстрее, чтобы к возвращению Илэйн привести себя в порядок.
В приступе охватившей его ярости Джордж принялся пинать ногами труп, наслаждаясь мягкостью и податливостью плоти под каблуками башмаков. Он перевел дух и прикрыл рукой уставшие от напряжения глаза, а когда открыл их, ахнул: лицо Луизы Батлер превратилось в месиво!
Джордж сунул в карман пальто рукавицы, склонился над телом, вдруг ощутив невыразимую нежность, разложил пряди волос вокруг того, что было когда-то лицом, смахнул с него сороконожку, пытавшуюся залезть в ухо.
Очень довольный своей работой, Джордж прихватил фонарь и пошел к машине. Он поставил ее чуть ли не в четверти мили отсюда и теперь шагал, весь перепачканный грязью, с одной-единственной мыслью: где же булавка, черт бы ее подрал?
Луиза Батлер была теперь выставлена на всеобщее обозрение. Ее искалеченное тело казалось молочно-белым при свете луны.
Илэйн, счастливо улыбаясь, сидела в ресторане с Хэктором Хендерсоном. Хэктор тоже сиял улыбкой, демонстрируя свои роскошные вставные зубы. Они иногда щелкали, его челюсти, но Илэйн больше не вздрагивала, она уже привыкла к этому, как, впрочем, и к тому, что время от времени Хэктору приходилось, прикрыв рот рукой, языком ставить челюсть на место. Все это для Илэйн не имело никакого значения. Напротив. Рослый, упитанный, веселый мужчина нравился ей не меньше, чем Рудольф Валентино, эстрадная звезда и киногерой.
- Надеюсь, Илэйн, ты в порядке?
- О да, Хэктор! В полном порядке!
Он снова одарил ее ослепительной улыбкой. Его лицо, в капельках пота, лоснилось. Подавшись всем своим грузным телом вперед, Хэктор подлил в бокал Илэйн кьянти.
- Ох, что вы, я могу опьянеть! - сказала Илэйн с девичьей интонацией в голосе. В полумраке зала она и в самом деле выглядела моложе. Посмотрев в большое зеркало на противоположной стене, Илэйн с удовлетворением отметила, что диета пошла ей на пользу. Выглядит она просто великолепно. Не худышка, конечно, кость у нее широкая, но и не туша, как прежде.
Хэктор говорил ей только приятные вещи, и общаться с ним было одно удовольствие. В этом ресторане они уже были однажды, добирались до него по туннелю в Дартфорде, так что официально ресторан считался не лондонским, а кентским. Вряд ли здесь можно было встретить кого-нибудь из знакомых, поэтому ресторан их вполне устраивал. К тому же Илэйн обожала итальянскую кухню и, перед тем как прийти сюда, три дня почти ничего не ела, чтобы полностью насладиться прекрасными блюдами.
Хэктору нравились женщины с хорошим аппетитом, и он с удовольствием смотрел, как Илэйн ест. Он любил крупные формы, потому что и сам был далеко не заморыш, и собирался оегодня же вечером выяснить, что там у Илэйн под колготками, если, конечно, не изменит решения. Эти мысли привели его в возбуждение. Грудь у нее, и так видно, необъятная. На память невольно пришли картинки из порножурнальчика "Бра Бастерс" - он подписался на него и регулярно просматривал, - и, прикрыв глаза, он с наслаждением представлял себе, как высвободит эти огромные полушария из бюстгальтера и как будет их держать на ладонях…
- Хотите чего-нибудь на десерт, Илэйн?
- Право же, я не должна так много есть. Мой вес… - Она улыбнулась опять-таки с девичьей кокетливостью.
Хэктор замахал руками:
- У вас чудесная фигура зрелой женщины, вполне в моем вкусе!
Илэйн млела от счастья: если не считать какой-то там "зрелости", то все остальное - музыка, настоящая музыка! Хэктор взял ее руки в свои и поцеловал ей ладони.
- О, Илэйн, если бы вы были моей! Но вы принадлежите другому, и, вместо того чтобы пить из райского источника, я вынужден лишь издали поклоняться ему!
Илэйн замирала от счастья, слушая эти излияния.
Официант, стоявший неподалеку, закусил губу, чтобы не расхохотаться, но Илэйн не заметила. Она вообще ничего не замечала. Хэктор пробудил в ней желание, которое много лет она подавляла в себе, вернул ей ее женское естество. О таком романтическом поклонении она могла только мечтать. В общем, у Илэйн появился рыцарь, рыцарь в сверкающих доспехах!
И она решила переспать с ним. Пусть напьется из ее "райского источника", осушит его до дна!
Эвелин в девять вечера ушла к себе спать, и Кэйт, сидя в гостиной, включила музыку совсем тихо, чтобы не мешать матери. Билл Поль исполнял "Я и миссис Джоунс", и Кэйт расслабилась, пытаясь спокойно осмыслить то, что случилось с Лиззи. Она приняла душ и сейчас сидела в своем старом хлопчатобумажном халатике, с мокрыми распущенными волосами. Она смыла косметику, и на лице ее при свете камина поблескивал увлажняющий крем. Дослушав до конца песню, Кэйт поджала под себя ноги и продолжала сидеть на диване. Ей необходимо было время от времени поразмышлять в одиночестве, чтобы даже матери не было рядом. А такая возможность появлялась, лишь когда она ложилась в постель.
Но при первых же звуках песни "Каждый день причиняет боль" в исполнении Сэд Кафе в парадную дверь постучали. Часы на камине показывали начало одиннадцатого. Кто бы это так поздно мог быть? Кэйт нехотя пошла в прихожую и сквозь стекло двери увидела Дэна. Да, это он. Кэйт не могла ошибиться.
Только его сейчас не хватало!
Приняв воинственный вид, Кэйт открыла дверь. Дэн не вошел, а буквально ворвался в дом и с сердитым видом направился прямиком на кухню.
- Почему бы тебе не пройти в гостиную, Дэн? - спросила она тихо, чтобы не разбудить мать, и последовала за ним.
Дэн без лишних слов стал наливать себе бренди. Что за бесцеремонность! - возмутилась Кэйт. Да кто он такой, черт его побери?! Вваливается, как хозяин, без приглашения и ведет себя, будто в собственном доме!
Он взглянул на нее, отпил бренди, угрожающе выставил палец и стал водить им в такт словам, на которых делал акцент.
- Оказывается, ты спуталась с этим своим дружком?! Дочь в больнице, повторяю, в больнице для чокнутых, а ты шляешься с местным "крестным отцом"!
Кэйт подавила улыбку: так вот что его задело! Он узнал, что у нее появился мужчина! Ему она не нужна, но, черт побери, он не допустит, чтобы она принадлежала другому.
- Тише, пожалуйста, маму разбудишь. А что касается моей личной жизни, то она моя, никого не касается и потому и называется личной. И не твое дело, с кем и когда я встречаюсь и чем занимаюсь! А сейчас допивай свой бренди и вали отсюда! Денек у меня выдался не из лучших, и уж кто-кто, а ты никак его не украсишь!
- Я не уйду до тех пор, пока не разберусь во всем до конца!
Кэйт вышла из себя:
- Какого еще конца, черт побери?! Я, к твоему сведению, уже давно выросла, и тебя не касается, что я делаю!
- Касается, если это вредит моей дочери!
Последние слова он произнес едва слышно. Кэйт удивленно вскинула бровь:
- Что ты сказал? - Голос ее прозвучал тихо, но зловеще, и в нем Дэн уловил угрозу.
- То, что слышала!
Она пошла на него, и сквозь распахнувшиеся полы халата он увидел ее стройные ноги.
- Послушай, ты! Я тебя терпела только ради Лиззи! А сейчас оставь меня в покое! Слышишь? Убирайся вон и не попадайся мне больше на глаза!
Дэн рассмеялся:
- Бог мой, это ты у своего дружка-гангстера научилась так разговаривать? Смеешь мне угрожать, ты, шлюха! Неудивительно, что и Лиззи пошла по той же дорожке, хороший пример ты ей подаешь!
Музыка в это время кончилась, и в тишине, будто выстрел, прозвучала пощечина, которую Кэйт закатила Дэну. Дрожа от злости и ярости, он поставил бокал, но Кэйт знала, что он никогда не поднимет руку на женщину, и это была единственная положительная черта его характера. Разбить сердце он мог любой, мог использовать женщину, злоупотреблять ее доверием, но при этом изображал из себя джентльмена, так что Кэйт была уверена, он и пальцем ее не тронет.