Да, у него были два парня. Смотрели футбольный матч рижской "Даугавы" с витебской "Двиной", заодно немного выпили с горя, что "Даугава" проиграла.
- С каким счётом?
- Хотите поймать на дурачка? Не выйдет. Один - три.
- Как звать парней, с которыми выпивал?
- Хроникёр и Чижик, - не задумываясь, ответил Феликс.
- Врёт он, - не выдержал Даумант.
- Боксёр? - удивился Феликс. - Тебя тоже?
- Хроникёр и Чижик были вечером на тренировке по боксу у тренера Роберта Страута.
- Проверим, - оперуполномоченный сделал пометку в блокноте. - А третий гость? Кто он?
- Какой третий? - Феликс разыгрывал недоумение.
- Тот, который курил сигару.
- Не было третьего. Сами пробовали, дурачились.
- Когда парни ушли?
- Сразу после матча, около одиннадцати.
- Опять врёт, - снова вмешался Даумант. - Ограбление произошло между одиннадцатью и двенадцатью ночи, а около часа здесь пировали вовсю.
- Ну, Боксёр, от тебя я этого не ожидал, - в голосе Курчавого прозвучала откровенная ненависть. - Поберегись распускать язык, а то не поздоровится. Шрам тебе припомнит!
- Что за Шрам? Имя, фамилия? - заинтересовался оперуполномоченный.
- Есть один парень, - Феликс забеспокоился.
Ничего из краденых вещей не нашли. Эксперт установил, что на мотоцикле, который стоял в гараже рядом с "Волгой", недавно ездили: грязь на колёсах ещё не засохла. Он тщательно обследовал шины и нашёл застрявший в углублении протектора камешек. Феликс отрицал, что ездил на мотоцикле. Мать может подтвердить, что он не выходил из дома.
Когда сына увозили, мать подняла шум.
- По какому праву? Я буду жаловаться в высшие инстанции. Сами бандиты, невиновных хватаете.
- Гражданка Дидрике! За оскорбление при исполнении служебных обязанностей по Кодексу положено до шести месяцев лишения свободы или 100 рублей штрафа, - предупредил оперуполномоченный.
- Плевать мне на ваш Кодекс. Душегубы! На свете полно всяких воров и убийц. Почему их не трогаете?
- Помолчи, - одёрнул её муж. - Всё уладится.
Даумант услышал, как он шепнул жене: "За деньги сам чёрт запляшет".
Среди нескольких светловолосых мужчин ограбленная старушка, не задумываясь, указала на Курчавого. Вот и нашлась нить, ведущая банде, которая уже продолжительное время действовала на окраина города. Почерк всюду один и тот же: двое или трое мужчин в мотоциклетных касках и тёмных очках врывались в дома, где жили одиноки пожилые люди, грабили небольшие окраинные магазинчики, предварительно выяснив время завоза наиболее ценных товаров, и бесследно исчезали. Краденые вещи не появлялись ни в комиссионных магазина ни в скупочных пунктах, ни у спекулянтов на рынке и в общественных туалетах.
Сосед Дидрикисов из дома напротив рассказал, что сразу после полуночи к участку Дидрикисов подъехала автомашина с большим кузовом. Когда она уехала, он не знает, потому что закрыл окно и пошёл спать.
Как обычно в таких случаях, по всей округе расползлись слухи о случившемся.
- Бандиты чуть не до смерти замучили старика, хотели узнать, где он хранит драгоценности. До сих пор лежит немой и двигаться не может, - судачили женщины у магазина.
Тренер по боксу Роберт Страут засвидетельствовал, что парни по прозвищу Чижик и Хроникёр в тот вечер усердно тренировались, а потом вместе с дружинниками обходили свой район. Ничего подозрительного они не заметили.
- Почему Феликс назвал именно вас? - спросил парней оперуполномоченный на следующей тренировке.
- Когда-то мы были с ним в одной компании, - объяснил Чижик, - а теперь он хочет нам насолить.
- А вы не могли бы узнать, с кем общался Феликс последнее время?
- Спросите его самого!
- Молчит, как воды в рот набрал. И родители уверяют, что ничего не знают.
- Надо поговорить с парнями. Через пару дней зайду, - пообещал Даумант.
То, что узнал Даумант, было сюрпризом: Феликс последнее время чаще всего встречался с Альфонсом, сыном директора восьмилетней школы. В вечер ограбления Альфонс собирался в кино на последний сеанс двухсерийного фильма "Один против пяти".
Жизнь Дауманта в последующие дни как будто раздвоилась. Руки делали своё: метали, шили, гладили, а мысли всё время крутились вокруг ограбления. Хорошо ещё, что экзамены были сданы.
Сказать или нет, что Альфонс вместе с этим кретином Рыжим Рудисом крали собак ценных пород и продавали их на рынке в Чиекуркалнсе? Мальчишками они вместе воровали в соседних садах яблоки. Рудис был их вожаком. Все трое учились в одной школе, пока Альфонс не украл таксу у хозяйки Дауманта, за что Даумант как следует поколотил его. Никто не поверил, что Альфонс, этот пай-мальчик, мог ворваться в чужую квартиру. Дауманта за драку тогда из школы исключили.
Пойти в милицию и рассказать всё? Значит, предать бывших товарищей.
Даумант поёжился.
От Рыжего всего можно было ожидать, Рудису жилось несладко. Отец за хищения сидел в тюрьме, а мать совсем спилась. Сам Рудис недавно получил права шофёра и развозил хлеб по окраинным магазинам, пугая кур, дразня собак и обдавая прохожих грязью.
Стать стукачом? Не встреть он однажды Страута, Даумант тоже, наверно, бродил бы вместе с Рудисом вечерами по улицам и, осмелев от дешевого вина, задирал прохожих.
- Что с тобой происходит? - встревожилась Байба. - Я уже третий раз спрашиваю одно и то же. Глухонемой стал, что ли?
- Есть одно дельце. Никак не могу разобраться. Потом расскажу.
- Нашёл кого жалеть, - фыркнул Чижик. - Нечего философствовать. Выкладывай всё, что знаешь. Может, боишься?
Поборов в себе последние сомнения, Даумант направился в милицию.
Альфонс продолжал учиться в последнем классе средней школы, Рыжий Рудис развозил хлеб, а за ними уже следили зоркие глаза.
Пенсионерка Матильда Цауне, бывший бухгалтер, не знала, как избавиться от своей квартирантки Минны Рыжей. Когда-то она была порядочной женщиной, работала операционной сестрой, но после того, как мужа посадили в тюрьму, совсем опустилась и, что хуже всего, тянула за собой сына. Цауне писала письма в жилотдел исполкома, в редакции газет, но безрезультатно. Подросший Рудис уже не лазил по яблоням и не рвал цветы с чужих клумб, а вместе с дружками матери выпивал, безобразничал, дрался, беспокоил соседей.
Зато другим своим жильцом, Янисом Заринем, тихим, спокойным инвалидом войны, Матильда Цауне была очень довольна. Из-за тяжелого ранения в голову Заринь зимой и летом носил шапку. У него была машина, какие выдают инвалидам. Он никогда не отказывался подвезти на рынок цветы, овощи хозяйки, починить что-либо. Минна Рыжая боялась Зариня как огня: стоило ему прикрикнуть, и она моментально затихала, какой бы пьяной ни была.
Янис Заринь снимал довольно большую комнату с отдельным входом через веранду. Деньги за неё, и немалые, он платил каждый месяц аккуратно. Матильда Цауне ещё не чувствовала себя старой, а Янис Заринь был видным мужчиной: высокий, широкоплечий. Любую попытку к сближению он вежливо, но твёрдо отклонял: он сам привык заботиться о себе. Иногда он, взяв рыболовные снасти, исчезал на несколько дней, а обычно занимался дома хозяйственными делами, чинил сарай, где стояла его машина, охотно работал в саду, помогал хозяйке.
У Дауманта не выходило из головы: "Шрам! Шрам тебе припомнит! Что Феликс хотел сказать этим?"
Заметив у магазина хлебную машину, Даумант решил рискнуть:
- Где Шрам? Надо поговорить.
- Уехал. Дня через три будет, - ответил Рудис, выгружая ящики с булочками, но, увидев, что перед ним Даумант, поспешно добавил:
- Мотай отсюда! Я никакого Шрама не знаю, и ты ничего не слышал. Ясно?
Рудис выглядел испуганным.
* * *
Даумант медленно шёл домой по узкой улочке Силавас. Все вокруг было полно красок и запахов. На деревьях распускались светло-зелёные клейкие листочки. Вдоль забора закрывались на ночь первые одуванчики. В конце улицы алел закат.
"Как жаль, что красками нельзя передать сиянье звёзд!" - думал Даумант.
Позади него послышался шум приближающейся машины. Даумант придвинулся ближе к забору.
- Этот парень снюхался с лягавыми, - сказал Рудис. - Он привёл их к Курчавому. Недавно расспрашивал о тебе.
- Посмотри, сзади чисто?
- Ни души.
Мужчина за рулём прибавил газу и повёл машину прямо на медленно идущего впереди Дауманта.
- Нет! - громко крикнул Рудис. Машина дёрнулась в сторону и, слегка задев Дауманта, резко притормозила. Шрам! За рулём сидел человек со шрамом на лбу. Не раздумывая, Даумант рванул на себя дверцу и ухватился за руль. Машину развернуло поперёк улицы.
- Не пущу!
Шрам нагнулся. В руке его что-то блеснуло. Вечернюю тишину прорезал крик боли.
Дверца захлопнулась, и инвалидная машина исчезла в ближайшем переулке.
Когда подбежали жители ближайших домов, Даумант лежал без сознания. Из огромной раны на руке струилась кровь. Никогда в жизни Кристап не бегал так быстро, как сейчас, за скорой помощью.
- Чего ждать? Заносите в комнату, сюда, на постель его, - хлопотала хозяйка дома.
- Не троньте! Его нельзя трогать! - повторяла в беспамятстве мать, упав на колени.
Соседи, смущенные, бессильные чем-то помочь, смотрели на раненого.
- Правая рука. А он так мечтал стать художником. Теперь всё пропало.
- Вставай, ну, вставай! - звал маленький Андрис, племянник Дауманта.
* * *
Дежурный хирург Вилнис Грава, удобно расположившись в кресле, потягивал кофе. Из магнитофона раздавались звуки "Маленькой ночной серенады" Моцарта. Через открытое окно из сада в комнату проникал аромат влажной земли и распускающихся листьев. Врач положил ноги на табуретку и прикрыл глаза. Музыка перенесла его в восемнадцатый век, когда реактивные самолеты не мешали слушать пение птиц, когда…
Звуки сирены скорой помощи прервали мечтательное настроение. Через несколько минут открылась дверь кабинета.
- Доктор, срочная операция! Предоперационный ритуал проходит автоматически, как дыхание: мытьё рук, зелёный халат, шапочка, резиновые перчатки, маска на лицо. Готово!
Казалось, что раненый просто крепко заснул. Чувствительные пальцы хирурга прощупали череп: кости в порядке, наверно, сотрясение мозга. Самое главное - рука. Почти отрубленная кисть висит на узкой полоске кожи. Ногти уже синеют. Один взмах ножниц - и кисть ампутирована. И парень на всю жизнь инвалид.
Мозг хирурга работал как вычислительная машина. Американцы первыми пришили отрезанную конечность, потом японцы, китайцы. И наши в Москве. Во всём мире немного таких операций, в республике - ни одной. Ампутировать можно всегда. Рискнуть? Кто-то должен быть первым.
* * *
- Тяжело ранен воспитанник третьего курса Даумант Петерсон, - сообщила в понедельник утром по внутренней радиотрансляции Вия Артуровна. - Он потерял много крови. Нужны добровольные доноры с любой группой крови.
На следующей перемене очередь доноров протянулась от медицинского кабинета на втором этаже до входной двери в училище. Первыми записались Даце и Байба.
- Кто это? - спрашивали первокурсники.
- Тот, кто здорово рисует карикатуры для стенгазеты…
- И декорации для постановок.
- Говорят, парень что надо.
- Чемпион по боксу среди юношей.
- Ну, с боксом кончено. Правой руке - хана, говорят. Жаль.
Следующей ночью Байба не могла заснуть. Старые часы глухо пробили двенадцать, час… Какой он бледный лежал рядом! Глаза закрыты! Тонкая струйка крови текла от неё к Дауманту, как будто нить жизни соединила их.
- Ты должен жить, ты должен поправиться. Ты мне нужен, слышишь? Я не могу без тебя, - тихо шептала она, но он ничего не слышал, впервые не откликнулся на её зов.
- Только бы он поправился! Клянусь, что никогда, ничем не стану огорчать его… - повторяла Байба, как заклинание.
* * *
"Я не имею права воспитывать сотни других детей, если не сумел справиться со своим единственным сыном. Лучше умереть, чем всю жизнь мучиться сознанием собственной вины".
Отец арестованного Альфонса принял десятикратную дозу снотворного и больше не проснулся.
В последний путь директора провожала вся школа. Он был хорошим учителем, справедливым руководителем, честным и понимающим коллегой.
Узнав о смерти отца, Альфонс, наконец, всё рассказал.
С Курчавым и Рыжим они сработались ещё мальчишками. Кража собак ему казалась колоссальным бизнесом и почти без риска. Предки прилично одевали и кормили его, но лишний рубль из них приходилось выжимать с трудом. Сразу начинались расспросы: зачем, куда и так далее. А было так приятно пригласить девушку в кафе, заказать ей шампанское, небрежно кинуть официанту десятку, а не считать копейки, как последний нищий.
- Кто такой Шрам? - строго спросил следователь.
Альфонс заметно побледнел.
- Суд учитывает добровольное признание.
- Рудис сказал, что он страшный человек. Таких банд, как наша, у него несколько, - запинаясь, рассказывал Альфонс. - Украденные вещи Шрам сбывает в других республиках: Эстонии, Литве, Белоруссии. На лбу у него красный шрам, поэтому и прозвище такое.
- Ты его видел?
- Один-единственный раз. На следующий день после кражи на улице Силавас. Он приехал за вещами, которые были спрятаны в нашем сарае.
Оперуполномоченный уголовного розыска велел подробно описать внешность и одежду Шрама, указать возраст. Арестованный Рудис молчал. Тогда оперативник решил ещё раз наведаться к нему домой. Натренированным взглядом он осмотрел комнату: грязный, неметённый пол, разворошенная постель, серые, давно не стиранные занавеси на окнах.
Минна Рыжая сидела за неубранным столом, пыталась утопить горе в вине.
- Нет Рудиса, - всхлипывала она. - Муж в тюрьме. Сын в тюрьме. Что мне делать, несчастной женщине? Давай выпьем! - Минна трясущейся рукой налила в грязный гранёный стакан вина. - А может, ты брезгуешь?
- Мне надо срочно встретиться со Шрамом. Спасти Рудиса может только он.
- Сыночек мой, за что они тебя взяли? - запричитала Минна, размазывая по лицу пьяные слёзы.
- Где Шрам? - строго спросил оперуполномоченный.
- Не знаю. Ничего не знаю.
Когда Матильде Цауне было предъявлено служебное удостоверение, хозяйка стала разговорчивой.
- Двое Рыжих в тюрьме, а третья ведёт аморальный образ жизни. Можно будет, наконец, выселить их отсюда? - поинтересовалась она.
- Очень возможно, но всё-таки желательно поговорить с юристом. К Минне ходят всякие: пьют, шумят, дерутся. Но кто они, хозяйка, к сожалению, не знает. Минна не считает нужным знакомить её со своими гостями.
В доме живёт ещё один квартирант, уже в годах, очень солидный, инвалид Великой Отечественной войны, был тяжело ранен в голову и контужен. На лбу до сих пор остался шрам. Сейчас он уехал к какому-то другу на своей инвалидной машине.
- Очень солидный и вежливый человек, - ещё раз подчеркнула хозяйка.
Возвращаясь к себе, оперуполномоченный думал:
"Люди честно занимаются своим делом, а где-то недалеко, как зверь в норе, прячется преступник, на совести которого, наверняка, не одно преступление". "Шрам на лбу, инвалидная машина" - не выходило из головы.
- Чем чёрт не шутит? - сказал он эксперту. - Сходи, сфотографируй отпечатки шин той инвалидной машины. Дорога там грунтовая, и их хорошо видно.
Узор на фотографии оказался точь-в-точь таким, как отпечатки протекторов машины, на которой ехал Шрам в день покушения на Дауманта. На следующий день у Матильды Цауне появился ещё один солидный квартирант. Его в полной мере удовлетворила необжитая и давно не отапливаемая комнатка на чердаке.
- Только на лето, - сказал он, заплатив за месяц вперед. - Здесь у вас, как в деревне: зелень, цветы. Прописывать не надо. Я от семьи сбежал, чтобы закончить роман. Дома дети шумят, носятся по комнатам, жена по очередям гоняет. А здесь полный покой и тишина.
- О-оо! Вы писатель? - выдохнула хозяйка.
- Может быть, хозяйка не откажется приготовить писателю чашечку чая утром и вечером?
- И обед, если пожелаете, - предложила Цауне.
Будущий жилец галантно поцеловал ей руку:
- Тогда у меня будет всё необходимое для плодотворной работы.
По утрам и вечерам новый жилец в спортивном костюме бегал по саду, после обеда колол дрова, а в остальное время усердно работал. Так продолжалось неделю.
В ночь на понедельник в ноль часов пятьдесят минут зазвучал радиотелефон:
- "Центр"! "Центр"? Я - Писатель! Дичь нашлась.
- Будем через пятнадцать минут. Один ничего не предпринимай. Слышишь? Всё!
"Солидный" жилец Матильды Цауне поставил свою машину в сарай и через веранду вошел в свою комнату. "Писатель" осторожно спустился по чердачной лестнице. За дверью было слышно, как прибывший умывается. Потом заскрипели кроватные пружины, и погас свет. Услышав настойчивый стук, Шрам бросился вон через окно и попал прямо в руки оперативников.
Главный преступник за решёткой, но следствие продолжалось, пока не были распутаны все нити. Оказалось, что Шрам сбежал из колонии, где отбывал наказание вместе с отцом Рыжего Рудиса.