- Я понял, - сказал Шва. - Радиация может быть и смертельной, как после атомной бомбы, и целительной - если её правильно направить и определить верную дозу, она спасает жизнь.
- Точно, - подтвердил я. - Когда у моего дяди обнаружили рак, его отправили на лучевую терапию.
- И как - выжил? - спросила Лекси.
- Да как сказать… В конечном итоге, нет - его мусорная машина переехала.
- Итак, - сказала Лекси, - вот что нужно моему деду - шоковая терапия. Что-нибудь столь же опасное, как радиация, но верно направленное и точно дозированное.
- Ты что-нибудь придумаешь, - сказал я.
- Уж будь спокоен, придумаю.
Я вручил Лекси пластиковую коленную чашечку, но по всему ясно было, что ей не до игры. Она уже ломала голову над тем, как бы почувствительней травмировать собственного дедушку.
- Знаете, одна голова хорошо, а три лучше, - произнёс Шва. - Если мы начнём думать все трое, то изобретём что-нибудь быстрее.
Меня передёрнуло.
- Трое - это уже толпа, - проворчал я. Лекси держала своё мнение при себе.
* * *
В ту пятницу вечером Лекси и я остались вдвоём - по пятницам к Шва приходила тётя. Мы с Лекси пошли на концерт в парк, в открытый амфитеатр.
Играли сальсу; не могу сказать, чтобы это был мой любимый жанр, но на живых концертах даже ту музыку, которая тебе не очень нравится, слушать приятно. Думаю, это потому, что когда вокруг тебя сидят восторженные поклонники этой музыки, часть их энтузиазма передаётся тебе. Такое явление называется "осмос" - этот термин я усвоил на уроках естествознания - вернее, осмоил при помощи того же осмоса, потому что головой я этого что-то не припоминаю. Мы с Лекси слушали музыку; моя спутница чуть двигалась в такт, а я беззастенчиво во все глаза смотрел на неё, зная, что она этого не видит.
Места у нас были что надо - в самой середине. В секторе для инвалидов. Должен признать - я ощущал некоторую неловкость, не только потому, что не был инвалидом, но и потому, что Лекси была самым неинвалидным инвалидом, которого я когда-либо в жизни встречал.
- Ну как, тебе нравится? - спросила она в антракте.
Я пожал плечами.
- Да ничего вроде.
Мне и вправду нравилось, но я постарался сказать это так, чтобы не слишком показывать, насколько мне это в действительности нравится, потому что а вдруг если я по-настоящему покажу, как мне это нравится, Лекси, чего доброго, подумает, что я только прикидываюсь и мне это вовсе не нравится?
- Хороший ансамбль, - похвалила Лекси. - Играют слаженно. Я слышу каждого из семерых.
Вот это да. Я пялился на музыкантов добрых полчаса и теперь, когда они ушли на перерыв, не смог бы сказать, сколько же их было на сцене.
- Невероятно! - восхитился я. - Ты прямо экстрасенс! Видишь всё без помощи глаз, одним сознанием.
Она наклонилась погладить Мокси - пёс сидел рядом с ней в проходе и был вполне доволен жизнью до тех пор, пока его гладили каждые пять минут.
- У некоторых хорошо получается быть слепыми, у других - не очень, - сказала Лекси и улыбнулась. - У меня получается просто здорово.
- Отлично. Будем называть тебя "Лексис - это само великолепие".
- Мне нравится.
- А теперь, - провозгласил я, - Лексис Великолепная с помощью своих ультрасонических способностей к перцептивному восприятию… - она хихикнула, - скажет нам, сколько я показываю пальцев.
- Гм-м… два!
- Ух ты! - сказал я. - Ты права! Это же действительно класс!
- Врёшь ты всё!
- Как ты узнала, что вру?
- Да ведь вероятность правильной догадки одна к пяти, то есть - все шансы против меня. К тому же, твой голос ясно и чётко говорит: "Я вру".
Я засмеялся. Нет, она поразительна.
- Лексис Великолепная, как всегда, бьёт без промаха.
Лексис улыбнулась, а я вдруг заметил, как эта улыбка подходит к её полузакрытым глазам. Как будто она пробовала на вкус какой-то чудесный деликатес, например, баклажаны с пармезаном в исполнении моего папы - блюдо, которое в любых других руках превращается в отраву.
Лекси снова погладила Мокси.
- Жаль, Кельвин не смог с нами пойти.
- Э… да, жаль. - Я бы, пожалуй, за весь вечер даже не вспомнил бы о Шва, и сейчас почувствовал себя немного виноватым. И рассердился на себя за это, а потом разозлился, что рассердился. - Хотя… с какой это радости Шва должен быть на нашем свидании?
- Это вовсе не свидание, - возразила Лекси. - За хождение на свидания платы не берут.
Она думает, что поддела меня. Как бы не так!
- Да, но тебе не полагалось знать, что я получаю плату. И если уж ты знаешь, что мне платят, и всё равно идёшь - значит, это свидание и точка!
На это она не нашлась что возразить. Наверно, моя железная логика поставила её в тупик.
- Что-то в Кельвине есть такое… необычное, - проговорила она.
- Он функционально невидимый, - пояснил я. - Обладающий недостаточной наблюдаемостью.
- Он считает себя невидимым?
- Он невидимый и есть. Ну что-то типа того.
Лекси вытянула губы так, что они стали похожи на ту пышную красную резинку, которой она стягивала волосы, и проговорила:
- Нет, там кроется что-то большее. То ли ты этого не знаешь, то ли не хочешь мне сказать.
- Ладно, вот тебе: его мать исчезла прямо посреди супермаркета "Уолдбаум", а может, его отец разрубил её на куски и разослал по всем пятидесяти штатам. Никто толком не знает, где правда.
- Гм-м… Да, как бы там ни было, а такое, наверно, накладывает свой отпечаток на человека.
- Да ничего на нём не отпечаталось, по-моему.
- В его ауре ощущается что-то очень светлое, - добавила Лекси.
- В его ауре, скорее, ощущается что-то пахучее, - сказал я. - Ему надо бы начать пользоваться дезодорантом.
В это время свет в амфитеатре притушили, и публика начала аплодировать, вызывая полюбившихся артистов на сцену.
- Может, вам пора поменяться местами? - сказала Лекси.
- А?
- Я сказала: может, тебе надо начать выгуливать собак, а Кельвин пусть побудет моим эскортом.
Такого я не ожидал. Её фраза ударила меня в место, о существовании которого я и не подозревал. На память мне пришёл эпизод из сериала о буднях хирургов. Они там оперировали одного беднягу и нечаянно прокололи артерию. Хлынула кровь. "У нас кровотечение!" - завопил хирург, и все помчались к операционному столу как угорелые. Правда, никто и не думал мчаться к истекающему кровью мне.
- Почему бы и нет, - сказал я. - Если тебе этого хочется.
Но тут заиграл ансамбль, и я быстро вытер навернувшиеся на глаза слёзы, хотя и знал, что Лекси их не видит.
* * *
На следующее утро Лекси прямо заявила деду, что ей известно про то, что он платит её парням-компаньонам. Я появился в квартире Кроули после ланча, решительно настроенный подать в отставку прежде, чем мне дадут под зад, но этого удовольствия Старикан мне не доставил.
- Я капитально ошибся в тебе, - заявил он. - Это же надо быть таким убожеством - ты не сумел даже удержать от неё в тайне нашу маленькую финансовую договорённость.
- Да она уже об этом знала, - огрызнулся я.
- Откуда она могла узнать? Ты что, за дурака меня держишь?
- Ага. По временам.
Он фыркнул. Храбрость приладилась погрызть его туфлю; старик бросил в неё игрушкой-жевалкой. Та, ударив собаку по носу, отлетела, собака устремилась за ней, а потом со счастливым видом утопала прочь с пожёванной и обслюнявленной игрушкой в пасти.
- По-видимому, ты учудил такое, что моя внучка от омерзения предпочитает проводить время со Шва. Ты отныне разжалован в собаководилы.
- Кто сказал, что я собираюсь и дальше на вас пахать?
- Ты, - спокойно ответил Кроули. - Ты вызвался работать двенадцать недель на благо общества.
- Хорошо, а теперь отзываюсь обратно.
- Пф-ф. Жаль, - сказал Старикан. - А я-то думал, что у тебя есть какие-то понятия о чести и совести.
Я скрипнул зубами. Не знаю, с чего мне вдруг стало важно, что обо мне думает этот старый пень, но… Мне было важно! Он прав - я убожество, даже уйти достойно не смог.
- Когда мне идти с вашими собаками - сейчас или позже?
- Да когда хочешь, - сказал он и укатил. На этот раз, к его чести, он не стал открыто злорадствовать над моим унижением.
Я отправился за поводками и всю вторую половину дня старался не думать ни о чём, кроме выгула собак.
10. Землетрясения, ядерная зима и конец света - три в одном, пока мы ели лингвини
В тот день, когда меня разжаловали в собаководилы, родители в очередной раз поругались. Может, эта ссора и не была хуже других, но подействовала она на меня сильнее. Возможно, увидев, как живёт Шва, я стал более чувствителен к тому, что происходит у меня дома.
Я услышал их ещё до того, как переступил порог. Они орали друг на друга совсем как Антоновичи, живущие на два дома дальше; а Антоновичи, скажу я вам, запросто могли бы избавить все Соединённые Штаты от зависимости от иностранной нефти, если бы удалось поставить на службу звуковую энергию, выделяющуюся при их семейных разборках.
- Ну, - сказал Фрэнки, едва я вошёл в дверь, - вот он и настал - Большой Пэ. Думаю, никак не меньше восьми и шести десятых по шкале Рихтера. Хватайся за что-нибудь, авось пронесёт. - Он притворялся, что смотрит телек, а сам прислушивался к ругани родителей.
Кристина, присев у двери кухни, что-то записывала в свой дневник.
- Это началось в пять одиннадцать вечера, - сообщила она. - Продолжается без перерыва уже тридцать семь минут.
- Томатный соус? - вопила мама. - Я тебе сейчас покажу томатный соус!
Большой Пэ - это вам не шуточки. Годами мы надеялись, что нарастающее давление как-нибудь рассосётся серией небольших землетрясений, и годами наши надежды оправдывались. Я уже начал думать, что Большой Пэ никогда не придёт.
- Если бы не я, вы бы все с голодухи подохли! - вопила мама.
- По крайней мере тогда конец нашим страданиям пришёл бы быстро! - не остался в долгу папа.
Большой Пэ, оказывается, наступил по причине еды. Мама, вообще-то, не бездарь в готовке, но папа… Папа, как я уже упоминал - повар экстра-класса. Никто из родителей моих приятелей - ни отец, ни мать - и в подмётки ему не годится по этой части, но проявить себя ему удаётся не часто, потому что кухня - это мамина территория. Папа, может, и был вице-вице-президентом по разработкам в "Пистут Пластикс", но мама зато была императрицей "Бонано Хаванино", и я заранее жалел того глупца, который попробовал бы скинуть её с трона.
Этим глупцом оказался папа. Судьба, ничего не попишешь.
Ну что ж, если для Большого Пэ они избрали сегодняшний вечер, то ошиблись датой. Я только что выгулял четырнадцать собарей, меня опустила слепая девушка, меня опустил её неслепой дедушка, и в данный момент мне до смерти хотелось кока-колы.
- Энси, не ходи туда, - предупредил Фрэнки. - У нас как раз кончились мешки для трупов.
Я решил, что смогу пробраться на кухню и выбраться оттуда незамеченным. "Эффект Энси", конечно, не сравнить с "эффектом Шва", но для моей семейки сработает не хуже.
Я пролез мимо Кристины, продолжавшей строчить в дневнике - она, видимо, вознамерилась оставить полный отчёт о своей жизни в назидание грядущим поколениям.
На кухне передо мной развернулась до нелепого драматическая сцена. Шекспир отдыхает. Папа размахивал лопаточкой для жарения, словно это была шпага, мама по большей части разговаривала руками - каратист бы позавидовал.
- Меня уже тошнит от жратвы, приготовленной по пресным, безвкусным рецептам твоей семьи! - воскликнул папа.
- Безвкусным рецептам? Постеснялся бы! Бабушка сейчас в гробу перевернулась!
- Ещё бы ей не переворачиваться! У неё же несварение желудка!
Мама швырнула в папу артишоком, папа отбил его лопаточкой.
Я прокрался к холодильнику, вытащил банку колы, а потом… А потом у меня в мозгу возникла картина: Хови и Айра играют в "Три кулака ярости", не обращая внимания на Шва. Во мне закипел гнев. Ну да, я мог бы убраться с кухни незамеченным, но что-то в моей душе внезапно воспротивилось. Никогда больше не позволю себя игнорировать! Имею право быть замеченным!
- Прошу прощения! - громко сказал я. - Если вы оба собираетесь грызться весь вечер, то я тогда приготовлю ужин; в противном случае нам всем придётся ворочаться в гробах, потому что родители уморили нас голодом.
- Это ещё что за разговоры! - возмутилась мама.
- Ступай обратно в гостиную, - приказал папа. - Не суй нос не в свои дела.
- Драть я хотел на ваши дела! - заявил я, употребив слово в начале этой фразы в его правильном варианте. Мне сразу полегчало.
Услышав такое, мама втянула в себя воздух на манер, каким океан вбирает воду перед цунами.
- Что ты сказал?!
- Я сказал, что пора жрать. Но если вам так уж охота подраться, то хотя бы выбейте друг другу по парочке зубов - вас тогда пригласят на дешёвое дневное телешоу.
Мама прожигала меня взглядом, скрестив на груди руки.
- Ты слышал? - спросила она у папы. - Где ты научился такому неуважению к родителям? - Это уже мне.
- А неуважению не надо учиться, - заявил я. - Это качество врождённое.
- Не зарывайся, Энси, - предупредил папа. Теперь они перенесли свою злость друг с друга на меня. Потрясающее чувство - ощущать себя в центре бушующих стихий.
- А заработать обед не хочешь, острослов ты наш? - съязвила мама. - Вот и скажи: кто из нас лучше готовит соус дьяволо - я или папа?
Вопрос - глупее не придумаешь, потому что кому какое дело до ихнего чёртова соуса дьяволо, и всё же ответ, я знал, будет иметь колоссальное значение. Прежний Энси придумал бы что-нибудь, что отвлекло бы их внимание от ссоры, а если бы из этого ничего не вышло, сказал бы что-то вроде: "У мамы лучше получается паста, а у папы - мясо" - или: "У папы еда острее, зато у мамы питательнее". Такой ответ удовлетворил бы всех, и жизнь, глядишь, вернулась бы в нормальное русло.
И тут до меня дошло, какое именно место я занимаю и всегда занимал в этой семье. Несмотря на мои сарказмы и не всегда безобидные остроты я служил в ней цементом, на котором всё держится. Меня никто не замечал. Меня принимали как нечто само собой разумеющееся. Ну ладно, может, я сейчас и занёсся слишком высоко, но чёрта с два я позволю себе и дальше быть простой скрепкой!
- Ты отвечать собираешься?
- Хотите правду? - спросил я.
- Конечно правду!
- Ну хорошо. Соус дьяволо лучше получается у папы.
Оба ошеломлённо замолчали. Им не хотелось правды. Мы все знали это. Ни с того ни с сего я вдруг сыграл не по правилам.
- И если уж на то пошло, то и соус альфредо у него тоже ошизенный. Что ещё вам бы хотелось узнать?
Папа возложил руку себе на темя, как будто у него разболелась голова.
- Больше ни слова, Энтони!
Мама кивнула. Губы её сжались в тонкую полоску.
- Хорошо, - сказала она. - Хорошо, тогда всё ясно.
Мне не понравилось спокойствие в её голосе. Мама подошла к кухонному столу, взяла сотейник с соусом и одним плавным движением вылила соус в раковину. Поднялось и закучерявилось облачко пара, словно над раковиной взорвалась водородная бомба.
- Готовить ужин будешь ты, Джо.
С этими словами мама вылетела из дома, оставив нас всех погибать от ядерной зимы. Как только за ней захлопнулась дверь, Фрэнки отозвал меня в сторонку.
- Видишь, что ты натворил! - сказал он, прожигая меня полным укоризны взглядом.