Андрейка-конструктор
Несколько дней не показывался Вадим у Саньки. За это время в природе столько изменений произошло!.. На крышах повисли мутные сосульки. Днем они подтаивали и падали, раскалываясь на мелкие холодные кусочки. У завалинок появились полоски серой земли. Надвигалась теплая весна.
Вышел Санька как-то на улицу, а у старой березы стоит Вадим. Стоит долго, разглядывает что-то под ногами. Хотел Санька подкрасться к нему незаметно и напугать, но Вадим услышал шаги.
- А! Это ты, - не удивившись, сказал он. - Отпустили тебя гулять, да? Мать больше не сердится?.. А я вот болел немного и к тебе не ходил. Думаю, когда поправлюсь, схожу. Сегодня хотел… Не успел еще.
- И чего ты, Вадим, все врешь! - возмутился Санька. - Совсем ты и не болел. Когда болеют, тогда лежат. А ты каждый день у этой березы стоишь. Я из окна все видел. Я раз даже стучал тебе, а ты не слышал. Не болел ты вовсе. И не зашел.
Вадим покраснел. Все эти дни он бегал от Санькиной матери, едва завидев ее. Но признаться в том не было никаких сил.
- У меня такая болезнь, когда не лежат… у меня мигрень… Вот! Как у Серафима Павлыча, бухгалтера. Когда у него мигрень, он на работу не ходит. Особенная болезнь!
- Пусть особенная, - согласился Санька. - А чего ты здесь все смотришь?
- Траву. Вчера еще не было, а сегодня есть. Это прошлогодняя трава, скоро будет нынешняя. Зеленая будет.
Присели оба на корточки и стали рассматривать серые стебли прошлогодней травы.
Они сразу и не заметили, как показались детдомовцы, которые шли из школы. Сзади всех плелся мальчишка с обтрепанным портфелем, висевшим у него на веревочке через плечо.
- Конструктор! Структор! Уктор - задразнился Санька, притопывая и раскачиваясь.
Мальчишка рассеянно посмотрел на Саньку.
- Андрейка-конструктор! - снова крикнул Санька.
В ответ Андрейка погрозил кулаком. Звали его конструктором потому, что он любил делать всякие игрушки.
- А мы траву нашли, ага! - сказал ему Санька и тоже показал кулак.
- Врете, наверно, - усомнился Андрейка, деловито направляясь по глубокому снегу к березе. Остановились и другие детдомовцы. Они были дружные ребята и ходили всегда вместе.
Санька указал на траву, сказал гордо:
- Она скоро зазеленеет.
- Откуда зазеленеет! - возразил Андрейка. - Когда снег сойдет, тогда зазеленеет. Зачем говоришь, если не знаешь.
Санька приумолк, но тут вмешался Вадим.
- Вовсе не обязательно, - сказал он. - У нас в прошлом году за сараем лежал снег, а везде трава зеленая была.
- Ага! - обрадовался Санька. - Выкусил?
Андрейка потоптался на месте, затем взглянул рассеянно на своих детдомовцев и сказал:
- Зато я грузовик сделал. Не верите - могу показать. Он у меня в мастерской стоит.
- Точно, сделал, - подтвердили детдомовские ребята. - Он у нас все делает.
- А нас к вам пустят? - спросил Вадим.
- Пожалуй, что нет, не пустят, - солидно ответил Андрейка.
Санька и Вадим сразу изменились. Ничего им сейчас было не надо, только бы взглянуть на грузовик.
- Принеси посмотреть, - попросил Вадим.
- Принеси, - попросил и Санька.
- Нет, - ответил Андрейка. - Не принесу.
- Он не принесет, - подтвердили детдомовские ребята.
После этого грузовик нужно было обязательно посмотреть.
- Мы пойдем с тобой к дому, вынесешь?
- Может, вынесу, - смилостивился Андрейка.
- Может, вынесет, - пообещали его товарищи.
Особенная болезнь
Тоненький луч солнца пощекотал Саньке в носу. Санька сморщился и чихнул.
- Будь здоров, Саня! - раздался из кухни веселый голос матери.
Санька знал, что ответить на это.
- "Будь здоров" - не ваше дело, это дело здравотдела, - скороговоркой проговорил он, засмеялся и перевернулся на другой бок.
- Сань! - донесся голос матери. - Вставай, Саня, быстренько беги до тетки Марьи. Скажешь, задержусь я немного. Так пусть она без меня идет на скотный. Ключи от кормокухни в левом пролете на правой полке.
Санька молчал. Вставать нисколько не хотелось, хотя на улице ласково светило солнце. "Отчего так? - подумал Санька. - Зимой еще темно, а спать уже не хочется. Сейчас светло, а спать хочется".
- Саня-а! - уже рассерженно крикнула мать. - Слышишь, что я сказала? Не храпи, все равно, не спишь.
Ой, до чего не хочется идти к тетке Марье! Как тепло под одеялом и так холодно в дому.
- Я не могу, мам! - жалобно простонал Санька. - Я заболел, мам…
Мать прибежала из кухни, положила руку на Санькин лоб.
- Что болит, сынок? - встревоженно спросила она.
- Все, - сказал Санька. - У меня мигрень…
- Что? - удивилась мать.
- Ну да, - быстро стал объяснять Санька, - У меня особая болезнь, как у Серафима Павлыча, бухгалтера. Он, когда мигренью болеет, на работу не ходит. И я не могу идти к тетке Марье…
Мать всплеснула руками.
- Вон что! Потерпи, сейчас я принесу лекарство.
Санька незаметно ухмыльнулся, а мать ушла. Вернулась она быстро. В руках, кроме можжухового веника, ничего больше не было.
- Ой, ой! - закричал Санька, мигом выпрыгивая из-под одеяла. - Пойду к тетке Марье. Только не надо!
- То-то, - удовлетворенно сказала мать. - Не забудь, где ключ лежит.
В следующую минуту он уже бежал по улице. Тропка после вчерашней оттепели обледенела и стала скользкой. Санька прокатился раз - понравилось, прокатился второй - здорово! Теперь уж было не до тетки Марьи. Санька катался и катался.
Вот он разбежался изо всех сил и… упал. Когда поднялся, вспомнил, куда послан. "Тетка Марья, - громко запел он, - ключи от кормокухни лежат…" А в каком же пролете и на какой полке лежит ключ? Внутри у Саньки похолодело: забыл! "Допустим так, - стал он вспоминать. - Это лево, это право. Где-то здесь должен лежать ключ. Ну конечно! Лежит в левом пролете на правой полке".
Санька уже хотел бежать, но вдруг засомневался: а не наоборот?
Он подумал, подумал и побрел домой.
Мать встретила его ласково.
- Какой ты у меня умница! - сказала она. - Садись скорее за стол. Заждались блины-то.
- Мам, - сказал Санька, - ключ где лежит, как ты мне сказала?
- Ох, горе ты мое! - простонала мать. - Дождалась помощничка! Да что же это такое, люди добрые!
- Я забыл, мама! Может, я бы и не забыл, а как упал - забыл… Ты скажи, я теперь быстро…
- Нет уж, поздно! Я и сама теперь освободилась.
Она ушла, а Санька сел завтракать. Поел и вспомнил: ключи лежат в левом пролете на правой полке.
Встреча гостей
Что за прелесть получился грузовик у Андрейки-конструктора! С широким кузовом, круглой кабиной, колеса выпилены из кругляша и отшлифованы стеклышком. Заведешь резинку - и он с грохотом катится по полу. Санька и Вадим, как увидели грузовик, вздохнули в восхищении, глаз оторвать не могут. Вадим попытался выменять его на что-нибудь, лыжи предлагал, но Андрейка отказался, сказал, что грузовик скоро повезут в город на выставку.
В мастерской, куда ребят пустили без труда, детдомовцы выпиливали дощечки, остругивали их рубанком, а двое самых взрослых сколачивали из этих дощечек птичьи домики.
Вадим тоже стал выпиливать. Санька поддерживал дощечку и завидовал. Он раз попробовал, но пила вдруг так запрыгала в руках, что пришлось ее положить на место.
Когда наработались досыта, детдомовцы повели их в пионерскую комнату, где висело красное знамя, а на столах разложены были красивые журналы и настольные игры. За одним из столов два детдомовца играли в шахматы. Санька стал "болеть" за того, кто играл черными фигурами, потому что ему сразу стало ясно, что черные выигрывают. Вадим встал по ту сторону стола, ему показалось, что должны победить белые.
Белым приходилось туго, и Санька торжествовал, ехидно поглядывая на Вадима. Но тот не обращал на него никакого внимания, затаив дыхание, следил за игрой. Когда на доске остались только два короля, и черный конь, стало понятно, что ничья. Санька посожалел, но расстраиваться не стал: ничья, значит, никому не обидно.
Поздно возвращались они в тот день из детского дома, распевали во все горло самую лучшую песню на свете:
Хорошо, пришла весна!
Гостей встретим!
Им построим домики!
Ура-а, весна!
С тех пор, как только детдомовцы из школы идут, Санька и Вадим вместе с ними прямо в мастерскую. Так им полюбилось бывать там, что сами не понимали: как до этого могли жить?
Однажды, только они собрались в детский дом, матери им навстречу, обе сердитые, подходят потихоньку и совещаются:
- Сейчас выведем их на чистую воду, - говорит Санькина мать.
- Обязательно выведем, - подтвердила мать Вадима. - Как думаешь, сразу отстегаем, чтоб знали, или подождем немного?
- Подождем, может, сами расскажут… Бывало, и рассказывали…
Ребята притихли. Стали вспоминать, в чем провинились. Три дня назад Вадим блюдце разбил, так это не ново, при матери было дело. Вадиму тогда же за блюдце досталось. Вчера коту ошейник привязал, так это тоже не ново. Кот катался, катался по полу, потом вскочил на печку, а там мать спала - разбудил. Мать обозвала Вадима "мучителем", этим все и кончилось. А может, про мед узнала? Но Санька и Вадим всего по ложечке съели, в банке и не убыло.
- Я ничего не знаю, - решительно сказал Вадим и воинственно шмыгнул носом.
- И я ничего не знаю, - сказал Санька.
А матери переглядываются.
- Конечно, озорничать ходят, - уверяет Санькина мать. - Им же больше ничего не придумать… Бестолковыши, чего с них взять.
Вот оно что! Санька губу закусил от обиды. Неужели они настолько плохи, что о них так говорить приходится? Матери, наверно, сами не знают, чего хотят. Вчера, когда Санька подмел пол, так мать сказала: "Какой ты у меня хорошенький!" - и поцеловала. А потом все: "Саня, Санечка… Поешь этого, поешь того". Совсем заласкала. А сегодня думает иначе. И хоть бы разузнала прежде, зачем они ходят к детдомовцам в мастерскую.
- Вы ничего не понимаете, - заявил Санька. - Мы теперь не озорничаем… только разве немножко. Потому что пришла весна. Мы траву видели и скворечни делаем. Вот!
И они повернулись и отправились в детский дом, а матери смотрели им вслед и виновато улыбались. Наверно, совестились оттого, что хотели зазря обидеть своих мальчишек…
- Большие стали.
- Уж куда как большие.
- Самостоятельные…
И долго еще не уходили с дороги, прислушиваясь к самой веселой песне на свете, которую пели Санька и Вадим:
Хорошо, пришла весна!
Гостей встретим!
Им построим домики!
Ура-а, весна!
Развешивать скворечни собрались все детдомовцы. Кто побольше, полез на деревья. Саньке и Вадиму лезть не позволили. Тогда они стали подавать дельные советы.
- Смотри не упади, - крикнул Санька Андрейке-конструктору, который привязывал скворечню к стволу березы.
- Не упаду, - пообещал Андрейка.
- Он не упадет, - подтвердили Андрейкины друзья.
А в это время в стороне над деревьями летали черные птицы. Оттуда несся неумолчный гомон. Первые гости ранней весны, чернокрылые грачи выгоняли ворон из своих старых гнезд.
Валерка и его друзья
1. Знакомство
Новая квартира Валерке понравилась. Главное - на третьем этаже, из окон далеко видно. Если посмотреть прямо - перед глазами железнодорожный мост через реку, за ним - городские кварталы и купола церквей. Справа - большой парк. А вот слева - плохо, слева ничего не видно, кроме скучной стены четырехэтажного дома.
Но это - беда небольшая. Валерка из-за такого пустяка расстраиваться не стал. Он вообще умел быть довольным тем, что есть. Он подпрыгнул, повернулся на сто восемьдесят градусов и очутился лицом к двери…
Сразу за подъездом начиналась заснеженная с черными проталинами площадка. В конце ее - тесовые сарайчики, словно прилипшие друг к другу. К ним примыкает высокий забор, такой плотный, что сквозь него ничего не увидишь. У самого подъезда сверкала на солнце лужа, и в ней плавал на боку бумажный пароходик.
Только Валерка успел оглядеть все вокруг себя, как вдруг из-за угла дома выкатился футбольный мяч и следом появился рыжий мальчуган. Штаны у мальчишки были мокры и забрызганы грязью, а старые ботинки набухли и побелели.
Наступив ногой на отсыревший мяч, он с любопытством рассматривал Валерку. Сначала оглядел потертую ушанку с оборванными завязками, скользнул по лицу, затем уставился на ботинки, совсем почти новые, и только после этого спросил:
- Ты чего?
- Я ничего, - ответил Валерка.
Оба замолчали, потому что говорить больше было нечего.
- Хочешь, припечатаю? - подумав, предложил мальчуган и сделал вид, что собирается ударить по мячу.
Валерка возмутился:
- Я тебе так припечатаю…
Тогда рыжий откатил в сторону мяч и, задрав голову, закричал:
- Ромка! Эй, Ромка!
К оконному стеклу на втором этаже прилипла мальчишечья рожица с приплюснутым и побелевшим от этого носом.
- Чего тебе?
- Ромка! Иди, тут одного бить надо.
- Иду! - глухо и как будто обрадованно сказал Ромка и исчез.
Валерка глотнул воздух, как карась, выскочивший на берег, и облизнул сразу почему-то пересохшие губы. Был он не из пугливых, но знал, что с двоими лучше не связываться. Рыжий в это время пнул мяч. Валерка еле успел закрыться руками.
- Не умеешь, - прерывающимся от волнения голосом сказал он, вытирая о пальто руки. - Не умеешь, а берешься!
Он разбежался и изо всех сил стукнул ногой по мячу. Брызги полетели во все стороны; набрякший мяч, будто охнув, с шумом сорвался с места и шлепнул рыжего по ногам. Тот покачнулся от неожиданного удара и мягко сел рядом с лужей. На его лице отразилась сложная смесь чувств: гнева, удивления и испуга.
- Вот это да! - заорал вдруг Ромка, как пробка выскочивший из подъезда. - Вот это да! А ты в футбол играешь? Да? А вратарем можешь? А ну-ка, становись!
Маленький, со смуглым лицом, Ромка говорил торопливо, как будто все время боялся, что ему не дадут досказать.
- А чего? Могу и вратарем, - заявил Валерка, когда понял, что драки не будет.
- Становись сюда. Подальше от лужи, - командовал Ромка. - И от окон подальше. Это ты сегодня приехал, да? А в каком классе учишься? К нам в школу приходи… Вставай сюда. Готовсь.
Рыжий все еще сидел на земле, соображая, что теперь делать: хныкать, драться или играть вместе с ними. Не обращая внимания на него, Валерка встал, куда велел Ромка.
- Бью! - предупредил Ромка, согнувшись и разводя руками, будто бодаться собрался.
Мяч пролетел над Валеркиной головой и упал в грязный снег у забора.
- Рыжик! Чего сидишь? - напустился Ромка на своего приятеля. - Беги за мячом! Бей оттуда!
Тот, видно, только этого и ждал: вскочил на ноги и понесся к забору. Игра началась.
Мячей сорок Валерка пропустил, штук десять поймал. Футболисты были довольны вратарем. Все трое перебрызгались. Наконец Валерка, у которого по щекам протянулись черные полосы, просительно сказал:
- Может, хватит, а?
Тогда все сели на просохшие под весенним солнышком ступеньки подъезда и стали знакомиться.
Ромка говорил:
- Это Федька Рыжик. И ты его так зови, он не обижается. Мы с ним в четвертом классе учимся. Он троечник.
- А сам-то, - ехидно вставил Рыжик.
- У меня только по арифметике, а у тебя чуть не по всем.
- Ну и что! Все равно ты троечник… Троечник! Троечник! - запел Федька.
Валерке он не нравился все больше и больше. "Хвастунишка, должно быть, и дразнится, как девчонка". И он сказал:
- Ромка не троечник, потому что у него одна тройка. Одну тройку исправить всегда можно. А тебе не исправить, у тебя их много. Ты троечник.
Но такие разумные доводы не убедили Рыжика. Они только разозлили его.
- Захочу и исправлю, - упрямо сказал он. - Начну учить, учить… Тогда и исправлю. А Ромка задачки не умеет решать…
- Умею, - с обидой возразил Ромка.
- Не умеешь! Не умеешь, - снова запел Рыжик.
"Как есть девчонка", - решил Валерка.
- А у тебя тройки есть? - спросил его Ромка.
- Сказали!.. Я когда третий класс кончил, мне "Занимательную физику" подарили, с картинками.
И он рассказал, что в этой книге прочитал однажды про бумеранг, который похож на большой угольник. Австралийские охотники с таким бумерангом ходят на охоту. Кинут его в кого-нибудь, и, если промахнутся, бумеранг прилетает обратно. Валерка тоже сделал такой бумеранг. Правда, он не охотился с ним, но никогда не терял. Бумеранг падает у самых ног.
- Соврешь - не дорого возьмешь, - сказал Рыжик.
- Может, ты и соврешь, - вдруг встрепенулся Ромка. - А ему чего врать?
Неожиданно Ромка взмахнул руками и стал рассказывать про учительницу Елену Григорьевну, которая, по его словам, совсем не строгая, только кричит иногда.
Рассказывая, Ромка мусолил палец и рисовал на ступеньке человечка. Валерка с интересом наблюдал за ним.
Рыжик все это время сидел насупясь. Он тоже хотел рассказать что-нибудь, но, как нарочно, ничего не мог придумать.
- Давай друг дружке уши драть, - предложил он Валерке.
- Зачем драть? - не понял тот. Он подумал, что Рыжик хочет устроить какую-то пакость. "Знаем, не обманешь", - мелькнуло у него. Он уже ученый. Однажды его заставили закрыть глаза и открыть рот, а потом сунули туда одуванчик - минут десять плевался.
- Зачем драть уши? - снова спросил он. - Это взрослые дерут, когда что-нибудь не по ним сделаешь. Раз один мальчишка, знакомый мой, полез в огород, а его поймали и стали драть… Знаешь, как больно! - И Валерка для убедительности потрогал ухо.
- Вот давай! - не уступал Рыжик.
- Он всем предлагает. У него уши крепкие, никто не вытерпливает, - пояснил Ромка.
- Боишься, ха! Боишься! Боишься!
- Давай! - решительно сказал Валерка. - Только чур, кто скажет "хватит", - значит, хватит. - Он не надеялся вытерпеть и соглашался только потому, что иначе Федька задразнит.
Они сели друг против друга, уперлись коленка в коленку и ухватились за уши. Федька сразу начал крутить Валеркины уши во все стороны. В глазах у Валерки потемнело, в виски заколотила кровь, но он сцепил зубы и тоже тянул твердые Федькины уши. Несколько секунд лица их оставались каменными, потом глаза у обоих повлажнели, и, наконец, Федька захныкал, но тянуть не переставал.
- Ребята, хватит, - испугался Ромка. - Выдергаете.
Его не услышали.
- Да хватит же! Честное слово, ребята, я кого-нибудь позову.
- Пусть он отпустит, - сказал Валерка, морщась и слизывая со щеки слезу.
- Сам отпускай, - взвыл Федька. - Уцепился тоже! - и выпустил первый. Вскочил на ноги, пнул Валерку и с плачем побежал домой.
- Сейчас наябедничает матери, - предупредил Ромка. - Она тебе даст. Будешь знать, как связываться с Федькой.
Едва Ромка договорил, распахнулась дверь и в подъезде показалась высокая худощавая женщина в белом фартуке с мыльной пеной на руках.