Сердце тревожно забилось. Он закрыл глаза, чтобы не смотреть на маску. Ему вспомнились слова Розы: "Иногда я думаю, может, он действительно дьявол".
Не открывая глаз, он пытался поднять руки в надежде, что клейкая лента порвется. Но ногти Легиона сильнее впились ему в лицо. Когда он затих, нажим ослаб. Он чувствовал, как по щекам течет кровь. Ему хотелось вытереть лицо начисто, но он не мог пошевелиться.
В конце концов он открыл глаза.
Легион взялся за маску и стал поднимать ее от подбородка к темени. Его угловатое лицо было худощавым, кожа бледной, глаза темными, кровеносные сосуды, словно дорожная карта, расходились по скулам с почти прозрачной кожей. На вид ему было под пятьдесят, однако двигался он с решительностью и расторопностью молодого человека.
- Я присоединился к ним не из веры в то, что они делают, - сказал Легион, коснувшись пальцами шрама, шедшего через лоб к подбородку. - Эти люди верят, будто здесь есть некая высшая цель. Призвание. Миссия от какого-то понимающего Бога. - Он подошел ближе, игриво приложив палец к губам. Потом снова улыбнулся, но в улыбке сквозили лишь мрачность и угроза. - Ш-ш-ш, не говори никому, но я в этом видел только удобную возможность. Я требовался им для грязной работы. А после армии мне нужно было где-то жить.
Он закатал свой правый рукав.
- Это не значит, что я неверующий. Просто у нас с ними разные боги. Большинство из них верят в Бога прощающего; Бога, который отпустит все наши грехи и даст нам второй шанс. Я же больше склонен к Ветхому Завету.
Он повернул руку так, чтобы татуировка стала виднее. Она была черно-синей, нечеткой от времени, шла двумя линиями от запястья до локтевого сгиба.
"И устрашились".
Он коснулся пальцем этих слов.
- Я видел Божий гнев. Видел, как людей разрывало на куски. Как из глазниц у людей шла кровь. Видел наводнения и землетрясения. Видел уничтожение. И знаешь что? Мы должны бояться. Ты должен бояться. - Он опустил рукав рубашки. - Потому что Бог не прощает. Не верит во второй шанс. Он карает. Разрывает. Уничтожает. И когда вижу, как Эндрю, Майкл и все остальные проповедуют возможность искупления, то всякий раз задаюсь вопросом: "Если Бог не заботится обо мне, с какой стати я должен заботиться о тебе?"
Позади него раскрылась двухстворчатая дверь в другую комнату. Там стоял полумрак, но в тусклом свете флуоресцентной лампы все было видно.
- Нет, - сказал человек. - Нет, пожалуйста.
- Вот, - указал рукой Легион, - мой вклад в это место. Ворота в твою новую жизнь.
Человек слышал, как колотится сердце, не в силах сглотнуть. Одежда взмокла от пота. По подбородку текла слюна. Он взглянул на Легиона, потом в комнату, куда его собирались вести. На устройство, стоявшее посередине.
И закашлялся.
Горло извергло содержимое желудка. Он наклонился, и рвота растеклась по полу, заполняя трещины в бетоне словно лишай. Он тяжело дышал, с трудом втягивая воздух. Страх и сокрушающее сознание того, что ему уготовано, парализовали все органы. Кровь стыла в жилах.
Наконец он собрался с силами и поднял взгляд.
Легион исчез.
Он огляделся. Вокруг было тихо - никаких признаков этого дьявола. Он сглотнул. Глаза начали заполняться слезами.
- Знаешь, кем был Люцифер?
Чей-то голос, прямо возле уха, отвратительный, режущий, словно битое стекло.
Он всхлипнул.
Пауза.
- Ты плачешь?
Он попытался сдержать слезы. Но, взглянув на устройство в другой комнате, массивное, ужасающее сооружение в темноте, представил, как его волокут к нему по полу. Попытался снова попросить пощады, но язык не повиновался. И почувствовал, как что-то течет от паха по внутренней стороне ноги.
- Надо же, - насмешливо произнес Легион. - Кто-то напрудил.
Уголком глаза он увидел его в темноте, стоявшего примерно в шести футах. Маска снова была на лице, глаза помигивали в глазных отверстиях, язык двигался в прорези для рта.
- В Книге Иезекииля, - неторопливо заговорил Легион сильным голосом, - говорится: "Ты был помазан херувимом, чтоб осенять, и Я поставил тебя на то". Это речь о Люцифере. О происхождении Сатаны. "Ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершенен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония". - Легион выдержал паузу. - Знаешь, что это означает?
Он покачал головой.
- Это означает, что Люцифер имел все, что только мог пожелать. Бог благосклонно слушал его. Но даже этого ему оказалось мало. Поэтому Бог низвергнул его с небес.
Дьявол посмотрел в комнату со страшным устройством.
- Думаешь, Бог, низвергнувший одного из своих ангелов, слышит тебя, когда ты просишь? Думаешь? Он не воспринимает твоих слов. Никаких. Бог хочет, чтобы ты боялся его, таракан. И хочет, чтобы ты боялся меня. - Легион наклонился к нему. - Потому что я настоящий Люцифер. Правая рука Бога. Я его посланник.
- Пожалуйста, - всхлипнул он.
Легион отошел, пальцы его извивались, как черви на крючке.
- И его гнев идет через меня.
Все его тело покрылось мурашками, когда он уставился на этого дьявола. Он пытался встретиться с ним взглядом. Заглянуть под маску, найти то доброе, что осталось у Легиона. Но когда тот подошел к нему, окутанный тьмой словно плащом, он понял нечто ужасающее: в нем не было ничего доброго.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
34
Лохланарк - небольшой город на полпути между Обаном и Лохгилпхедом. Он смотрит через острова Скарба, Луинг и Шуна на залив Ферт-оф-Лорн и туманную, серую Атлантику за ним. Путь туда из Лондона занял у меня семь часов, и останавливался я лишь дважды: для заправки и для звонка на заправочную станцию, дабы убедиться, что я не сбился с дороги. Мне сказали, что Олд-Тэй - маленькая деревушка примерно в семи милях к северу, на морском берегу.
Приехав туда, я обнаружил пять коттеджей и пологий луг, спускающийся к океану. По другую сторону был лес. За ним вздымались черно-зеленые вершины Беинн-Даб, кое-где покрытые снегом.
В конце деревушки был вход на ферму.
Я остановил машину в замерзшем поле, ярдах в ста от входа. Солнце поднялось над вершинами позади меня около восьми, и час спустя никто там не появился. Место было безлюдным и таким безжизненным, словно туда упала бомба.
Ферму окружала ограда из проволочной сетки, главные ворота были заперты. Над ними установлена видеокамера. Рядом с ней находилась кнопочная панель. Я разглядел в бинокль два главных здания. Одно, поменьше, стояло близко к дороге, ярдах в двадцати от входа. Тропинка с замерзшими отпечатками ног в грязи вела вниз по склону и огибала здание. Перед ним имелась еще одна видеокамера, обращенная к воротам.
Второе здание, жилой дом, было достаточно большим, чтобы вместить по меньшей мере пять спален, и находилось гораздо дальше по неровной гравийной дороге. Окна его были затемнены. Стены облезли. Если бы не аккуратные кучи снега по обеим сторонам парадной двери, могло бы показаться, что там никто никогда не жил. На крыше была установлена третья видеокамера, обращенная к входу.
Тропинку ко второму зданию загромождали мерзлые кипы сена и ржавеющие части машин. За жилым домом море билось о песок, покрытый коркой льда. Устремляясь к берегу, волны несли ко мне запах фермы на крыльях холодного ветра.
Я достал из бардачка кусачки - пролезу через изгородь в дальнем конце фермы, куда не смотрят видеокамеры, и направлюсь в первое, маленькое здание.
Там обдумаю следующий ход.
Я осмотрел кусачки и снова заглянул в бардачок, где лежала коробка патронов двадцать второго калибра.
И пистолет.
Это была "Беретта-92" с полной обоймой. Той же серии, что пневматическая, которую некогда заказал по почте отец. Однажды в зоне боевых действий в Южной Африке я нашел такую же и вынул из нее патрон, который всегда держал при себе.
Я расстегнул черную куртку и достал его из внутреннего кармана. Покатал в ладонях. Вспомнил день в том городке: орудийный огонь; страх; плавящийся под солнцем гудрон под ногами. Потом вспомнил, как отец наблюдал за мной, когда мы шли в лес. В детстве я стрелял, чтобы угодить ему. Без азарта, без удовольствия, без намерения палить за пределами леса, где мы охотились. Теперь я держал в руках настоящий пистолет.
Я стрелял из настоящего пистолета два дня назад и отнял жизнь. И до сих пор не испытывал никаких чувств в связи с Заком. И с Джейсоном, лежавшим с вытекающими из головы мозгами, забрызгавшим своей кровью мою одежду. Осознание, может быть, волнение, но ничего больше. Вот почему я не мог позвонить в полицию. Вот почему должен был делать это сам.
Я уже убил дважды.
И мне предстояло убивать снова.
35
Маленькое здание походило на коттедж старого стиля: светло-красные подоконники и рамы; корзинки с мертвыми цветами; табличка с надписью "ВИФАНИЯ" у двери. Я прорезал отверстие в изгороди и подошел, укрываясь за пустыми сараями. Сзади была вторая дверь, старая, ноздреватая. Я сунул пистолет за пояс и толкнул ее. Дверь содрогнулась и медленно, со скрипом открылась.
За ней находилась кухня: кранов над раковиной нет, несколько снятых стенных шкафов; посередине изрубленный стол. Из кухни можно было пройти в кладовую и в гостиную без мебели, а оттуда на лестницу.
Я поднялся по ней.
На лестничную площадку выходило три двери. Первая, с вырезанной буквой А, вела в спальню, посередине которой от пола до потолка шла прямоугольная печная труба, отстоящая от стены примерно на три фута. На окнах вместо штор висели простыни. Когда я вошел, они заколыхались от ветра. Кроватей не было. Шкафов тоже. По одной из стен от дыр в потолке тянулись водяные потеки.
Я заглянул в другую спальню, с буквой "Б" на двери. Она была просторнее, из крошащихся каменных стен торчали толстые железные кольца на расстоянии трех-четырех футов друг от друга. С них свисали наручники. В комнате длиной около сорока футов отвратительно пахло. Деревянные половицы были грязными, поцарапанными. Все четыре окна завешены простынями. Я повернулся и взглянул на ближайшее кольцо. Над ним кто-то нацарапал призыв: "Помогите". Я наклонился поближе. В углублениях букв остались кусочки ногтей.
Я направился к третьей двери.
Ванная.
Там имелись почти все принадлежности, раковина, унитаз и ванна, грязная, полная волос и битого кафеля. Но раковина была чистой, ею недавно пользовались - возле сливного отверстия виднелись капельки воды. Я взглянул в зеркало над раковиной. Синяки на лице стали желто-зелеными. Но глаз был по-прежнему налит кровью. Я подался к зеркалу, чтобы рассмотреть себя получше.
И тут кое-что заметил.
Филенка ванны была плохо прилажена. Я опустился на колени и надавил на нее. Она щелкнула, закачалась и вновь обрела свою форму. Я надавил снова. На сей раз уголки филенки выскочили из прорезей рамы. Они были слегка зазубрены по краям, словно их обрезали пилой. Я просунул в щель пальцы и потянул.
Под ванной были сложены сотни стеклянных пузырьков. Они занимали там все пространство, темно-коричневые, матовые, с одинаковыми этикетками. Вверху черными буквами было напечатано: "Кетамин". Ниже шла надпись: "Осторожно: использовать только в ветеринарных целях".
Я достал один пузырек.
Снаружи раздался хруст камешков.
Я подошел к окну. Девушка девятнадцати-двадцати лет. Темно-каштановые волосы собраны в конский хвост. Светло-кремовая кожа. Облегающие хлопчатобумажные брюки, красная рубашка, бело-розовая лыжная куртка. На ногах короткие, отороченные мехом сапоги. Она шла сюда, разбрасывая камешки.
У меня не было времени выйти - даже спрятаться в кладовую, - поэтому я поставил на место филенку и перешел в комнату Б, с кольцами на стенах. За дверью я достал "беретту" и спустил ее с предохранителя. Несмотря на холод, руки мои вспотели.
Потом я вспомнил о запасных патронах.
Они остались в машине, в бардачке.
Черт!
На лестнице послышались шаги. В щель между дверью и косяком я увидел, как девушка прошла по площадке в ванную.
Послышался звук снимаемой филенки. Звякнули пузырьки. Потом девушка начала напевать под нос. Я вышел из своего укрытия, широко шагнул к ванной и приставил дуло пистолета к ее затылку:
- Не шевелись.
Девушка вздрогнула, словно от удара током, и скосила глаза.
- Встань.
Она медленно поднялась, в одной руке сжимая три пузырька, а другой показывая, что не будет создавать никаких проблем.
- Как тебя зовут?
- Сара, - негромко ответила она.
- Хорошо, Сара. Теперь скажи мне: что здесь, черт возьми, происходит?
Она не ответила, поэтому я опустил пистолет и схватил ее сзади за шею. От неожиданности она выронила пузырьки. Они разбились об пол ванной. Сара вздрогнула, словно ожидая удара, и вздрогнула снова, когда я повернул ее и втолкнул в комнату Б, где пригнул ее голову к надписи "Помогите":
- Можешь прочесть это?
Она испуганно кивнула, тяжело дыша.
- Отлично. Значит, ты говоришь по-английски. Кто-то выцарапал на стене этот призыв и оставил там половину ногтей. Ты видишь там ногти, так ведь?
Она снова кивнула.
- Говори громче, не слышу.
- Да.
- Хорошо. Представляешь, как это мучительно? Представляешь, в каком отчаянии должен находиться человек, чтобы выцарапать надпись на стене своими ногтями?
Она не шевельнулась.
- Сара?
- Да.
- Что "да"?
- Да, представляю.
- Хорошо. Поэтому ты ответишь мне на несколько вопросов. В противном случае я нацарапаю новый призыв и в углублениях останутся твои ногти. Поняла?
Она кивнула. Я распрямил ее и вывел из комнаты - больше не мог выносить того запаха.
На лестничной площадке я поставил ее на колени лицом к стене. На миг увидел себя в зеркале ванной, и этот человек мне не понравился. Но обстоятельства изменились. Изменился и я. Возврата к себе прежнему уже не было. Всё. Они позаботились об этом.
- Я не хочу причинять тебе вреда, - сказал я. Она стояла на коленях, упираясь рукой в стену. - Но причиню, если не скажешь того, что мне нужно.
Я выдержал паузу, чтобы до нее дошло. Она кивнула.
- Отлично. Первое. Для чего используется комната с кольцами?
Легкое колебание, потом:
- Для акклиматизации.
- Что это, черт возьми, означает?
- Мы помещаем их туда, чтобы вывести из организма яды.
- Вывести яды?
- Да.
- Они что, наркоманы?
Сара утвердительно качнула головой.
- Не будем больше изъясняться жестами. Да или нет?
- Да, некоторые.
- Некоторые, но не все?
- Не все. Но почти.
- Вы проводите программу лечения от наркомании?
- Вроде того.
- Да или нет?
- Да. Но это не…
- Что "не"?
- Не обычная программа.
Я заглянул в комнату с кольцами. Увидел наручники, брызги крови. Почувствовал запах гниения и рвоты.
- Так, - сказал я. - И что же она собой представляет?
- Это помогает людям забыть.
- Что забыть?
- То, что они видели, и то, что сделали.
- Например?
Она отвела руку от стены и чуть повернула голову, чтобы видеть меня.
- Я не уверена, что вы поймете.
- Там посмотрим.
Она снова повернулась лицом к стене.
- Они все перенесли травмы.
- Какие?
- Душевные травмы.
- Конкретнее, - сказал я.
Она взглянула мне в глаза. В ее лице я видел страх, который заметил, когда внезапно напал на нее. Но теперь он почему-то выглядел менее убедительным… словно она разыгрывала меня. Словно все это - испуганная девочка, негромкий голос - было притворством.
- Какие душевные травмы? - спросил я.
Она печально улыбнулась:
- Как Деррин.
Я схватил ее за шею и прижал лбом к стене. Посыпавшаяся штукатурка заставила ее закрыть глаза. Она закашлялась.
Я наклонился к ее уху:
- Не пытайся влезть мне в душу и разжалобить таким образом. Не упоминай ее имени. Еще раз произнесешь - убью к чертовой матери.
Она кивнула.
Я ослабил нажим, и она открыла глаза.
- Не открывай глаз.
Она нахмурилась, словно не поняла.
- Не открывай глаз.
Она зажмурилась.
- Конкретнее, - повторил я. - Назови мне конкрет…
- Сара?
Мужской голос перед домом. Хруст снега под ногами. Судя по всему, человек шел к задней двери. Я наклонился к Саре:
- Ни звука, поняла?
Девушка взглянула на меня. Она не была красивой, но ее лицо обладало гипнотическим воздействием. Не давало отвести от себя глаз, заставляя терять драгоценные секунды.
- Я здесь.
Я смотрел в щель между дверью и косяком на лестницу. Появилась голова, медленно, словно этот человек понимал - что-то неладно.
- У тебя все хорошо? - спросил он.
- Да, отлично.
- Что ты делаешь?
Восточноевропейский акцент.
Он остановился на верхних ступеньках и огляделся. Я видел его лицо между балясинами. Взгляд перебегал с двери на дверь.
- Беру припасы.
Он поднялся еще на одну ступеньку.
- Почему так долго?
Сара промолчала. Взглянула на меня.
Теперь я видел лицо мужчины. Это был Стивен Мызвик. Постарше, чем на фотографиях, более худощавый и сосредоточенный. Ступив на лестничную площадку, он сунул руку за пояс сзади. Полез за пистолетом.
- Здесь тепло.
Я взглянул на Сару. Что она мелет, черт возьми? Она ответила мне взглядом. Не шевелилась. Ничего больше не говорила. Мызвик тем временем навел пистолет в сторону спальни и осторожно пошел по площадке, оглядев разбитые пузырьки в ванной.
- Где?
- Комната А, - ответила Сара.
Они разговаривали кодом.
Я стиснул пистолет, наблюдая, как Мызвик прошел к двери и остановился. Взглянул на Сару. И хотя она не сказала ни слова, сразу понял, где я нахожусь.
Я пригнулся, и он тут же дважды выстрелил в дверь.
Звук расколол тишину, прошел сквозь стены и разнесся по полям. Пули расщепили древесину над моей головой. На голову посыпалась штукатурка.
Ударом ноги я закрыл дверь. Она со стуком захлопнулась. Сара взглянула на меня, прикидывая, успеет ли убежать. Но не двинулась с места - снова подняла руки и попятилась. Я навел на нее пистолет, схватил и прижал к себе.
- Мызвик! - крикнул я.
Ничего. Ни звука из-за двери.
- Я держу ее и у…
Зазвонил мобильный телефон Мызвика. Ручка двери начала медленно поворачиваться. Я крепче прижал Сару, обхватив одной рукой ее шею, другую положил ей на плечо, наведя пистолет на дверь.
Створ распахнулся.
Мызвик стоял, держа пистолет в опущенной руке и поднеся телефон к уху. Глаза у него были светлыми, как кожа, а отрастающая бородка - совершенно черная - придавала ему странный, какой-то неземной вид. Лицо было черно-белым. Он не сводил с меня глаз. Телефон зазвонил снова.
Мызвик ответил.