- Здравствуйте, - вежливо проскрипела старая княжна. - Что вы говорите?
- У вас телефон работает? - поинтересовалась Даша.
- Работает, конечно, - с некоторой гордостью ответила старушка. - Прекрасно работает.
- Странно, а у нас нет. Уже почти две недели. Говорят, кабель какой-то чинят, - пожаловалась Даша. - А можно от вас позвонить? Я быстро. Мне очень нужно.
- Звоните, милая, пожалуйста. Сколько хотите. Вот телефон.
И старушка подалась чуть в сторону, пропуская Дашу в прихожую, где тут же, на столике, стоял телефонный аппарат.
- Спасибо вам большущее! - обрадовалась Даша. - Я, правда, очень быстро. Это здесь же, в Москве, вы не думайте!
Она достала свою бумажку, поглядывая в нее, быстро набрала номер.
- Звоните, звоните! - тем временем еще раз сказала старушка и, видимо не желая смущать Дашу, удалилась в комнату.
Даша потянула носом, пытаясь определить, не пахнет ли в квартире засохшим трупом, хранящимся на балконе, но ничего не почувствовала. Вокруг царил лишь типичный заскорузлый запах, хорошо ей знакомый по криворожской жизни с собственной бабушкой. Это был запах старости.
- Театр, - послышалось в трубке.
- Здравствуйте, - занервничала Даша. - Мне надо поговорить с артистом Кириллом Латыниным. Я знаю, что у него сейчас репетиция, но мне очень надо, честное слово. Меня зовут Даша. Я его… - она замялась, но потом решилась, - невеста…
- Девушка! - прервал ее строгий женский голос. Даша сразу представила себе толстую усатую тетку - скорей всего, какую-нибудь кассиршу или администраторшу! - У нас такого артиста нет. Вы, наверное, ошиблись.
- Как это нет? - поразилась Даша. - Ничего я не ошиблась. Это "Авангард"?
- "Авангард".
- Ну вот, все правильно. Вы, наверное, просто не в курсе.
- Хорошо, раз я не в курсе, - обиделась женщина, - я вас сейчас соединю с отделом кадров, с ними и разговаривайте. Не вешайте трубку.
- Слушаю, - раздался через пару секунд новый голос, на этот раз мужской.
И слава богу, с мужчинами все-таки проще, женщины такие дуры встречаются, просто сил нет! Вроде этой кассирши-администраторши.
- Здравствуйте, - снова вежливо поздоровалась Даша. - Мне нужен артист Кирилл Латынин.
- Такого артиста у нас нет, - без промедления ответил кадровик.
- Что значит нет? - возмутилась Даша. - Он же у вас работает?
- Нет, не работает, - спокойно ответил мужчина. - И никогда не работал. Как вы говорите, Латынин?
- Да, Латынин, - упавшим голосом подтвердила Даша.
- Подождите секунду.
Она покорно кивнула, хотя кивок этот никто не мог видеть. В горле неожиданно стало очень сухо, там появился какой-то плотный ком, почти такой же, как тогда, в лифте.
- Вот мне тут подсказали, - снова заговорил кадровик. - Он у нас показывался пару месяцев назад. Но его не взяли.
- Как не взяли? - машинально переспросила Даша.
- Очень просто. Он не понравился, и ему было отказано. У вас еще какие-то вопросы?
- Да, есть. Скажите, а у вас сейчас ставят спектакль "Горе от ума"?
- Да, ставят. А в чем дело?
- А кто режиссер?
- Я вам не обязан отчитываться.
- Ну, пожалуйста, скажите.
Голос у Даши дрогнул, и ее собеседник явно это услышал, сжалился:
- Ну, хорошо. "Горе от ума" еще Эльвира Константиновна начинала. А заканчивает наш новый режиссер, Александр Григорьевич Слободской.
- Ну вот видите. Разве Чацкого не Латынин играет?
- Нет, девушка. Роль Чацкого репетирует не Латынин, а наш ведущий артист Николай Беляк, так что вы ошиблись. Латынина, повторяю, в нашем театре никогда не было, у вас неправильная информация. У вас все?
- Да, спасибо, - выдавила из себя Даша.
- В таком случае, всего доброго.
В трубке раздались гудки. Она смотрела на нее с брезгливым ужасом, как будто трубка была чем-то живым и при этом отвратительным.
Тут же, словно подслушав разговор, появилась старушка Шаховская.
- Ну что, милая, - прошамкала она, - дозвонились?
Даша опомнилась, положила гудящую трубку на аппарат:
- Да, спасибо, все в порядке.
- Ну и слава богу, заходите, если что нужно. Не стесняясь, по-соседски.
- Конечно, обязательно. Спасибо вам.
Даша заторопилась к выходу. Ком в горле чуть-чуть увеличился, а кроме того, она вдруг явственно ощутила в квартире трупный запах.
Не было никаких сомнений, что Кирилл прав и труп второй сестры покоился на балконе. Может, кстати, сама же Анастасия Всеволодовна ее и укокошила.
Траванула сестренку, чтобы самой обе пенсии получать!..
Даша выскочила на площадку, задыхаясь, добежала до своей квартиры, плотно захлопнула за собой дверь и только тогда перевела дух.
Попыталась взять себя в руки, осмыслить новую правильную информацию.
Значит, Кирилл в театре "Аванград" никогда не работал.
Но как же так?
Он же ей столько рассказывал про этот театр, про Рогову, про других артистов. Он же их всех знает… Они же вместе были на панихиде…
Но (сейчас она это вспомнила очень четко!) на панихиде он ни с кем не разговаривал, не общался (только, кажется, с Меркуном они кивнули друг другу!), и ушли они тогда из театра очень быстро, он на этом настаивал.
А потом, если он там не работает, то что же он делает?
Куда он уходил вчера, сегодня? Он же все время рассказывает ей про репетиции "Горе от ума", про этого нового режиссера. Дома монологи Чацкого читает…
Ведь после репетиций должна быть премьера, спектакль… Об этом тоже шла речь.
Куда же он собирался ее приглашать, на какую премьеру?
Нет, это просто все какой-то полнейший бред!
Ком в горле медленно, но неуклонно рос. Она побрела на кухню, выпила воды. Стало чуть легче, горло немного прочистилось. Она лихорадочно думала.
Получается, что он все врет. Абсолютно все!
Но этого быть не может, тут просто какое-то дикое недоразумение!..
И кстати, Света в том единственном письме, где она писала про скорую свадьбу, упоминала про этот "Авангард", про то, что Кирилл туда показывался и будет там работать. Правильно, показывался, это и кадровик подтвердил. Но никогда не работал. Значит, он и Свете врал…
А может, он вообще не артист? А кто же он тогда?..
Но ведь должны быть какие-то документы, подтверждающие, чем он раньше занимался, кто он такой. Ведь не бывает, чтобы человек жил без документов.
Даша бросилась обратно к комоду, выдвинутый третий ящик которого по-прежнему бесстыдно торчал наружу. Она брезгливо подняла с пола по-прежнему открытую злополучную коробочку, где лежала ссохшаяся мочка. Захлопнула ее, быстро сунула на место, под белье. Раздраженно, с грохотом, задвинула ящик обратно.
Потом уселась на пол, рванула на себя последний, четвертый ящик. Там лежали две набитые какими-то бумагами картонные папки, фотоальбом в бархатном переплете, старые ученические тетради, школьные дневники. Ничего особого, привлекающего внимания, у нее у самой дома хранился примерно такой же ностальгический набор.
Она взяла в руки альбом, стала быстро перелистывать толстые картонные страницы, усыпанные фотографиями. Вот он, Кирилл, - совсем маленький, хорошенький, светленький, с большими серьезными глазами.
Взрослых в альбоме не было, одни дети, но это ее не удивило, она знала, что он воспитывался в детдоме, родителей своих не помнил, так как мать померла очень рано, а отец сгинул еще до его рождения.
Хороший альбом, подробный. Видно, как меняется его окружение, одноклассники.
И сам Кирилл, по мере перелистывания альбома, взрослеет, вот ему уже семь лет, вот - десять, вот он уже настоящий подросток-тинейджер, уже видна складка у губ, которую она так любит…
Одна фотография ее заинтересовала, она поднесла альбом к окну, к свету. На фотографии Кирилл (лет, наверное, пятнадцати-шестнадцати!) сидел в обнимку с другим пареньком его же возраста. Оба улыбались.
Фотография как фотография, только у второго паренька какое-то дебильное выражение лица. И не просто дебильное, а очень знакомое!
Неожиданно Даша ахнула, она вспомнила, откуда она его знает. Это был тот самый кретин в инвалидном кресле, на которого они с Кириллом наткнулись в торговом центре. (Кажется, Костик, так его звали!) Он еще ужасно оживился при виде Кирилла, руки к нему тянул, мычал что-то. А Кирилл, когда она спросила, сказал, что первый раз его видит. Значит, и тут он врал.
Но почему?
Потому что не хотел, чтобы она знала, что их с этим дебилом что-то объединяет, хотел скрыть от нее свое прошлое.
Что ж это за прошлое такое?
Она быстро долистала до конца альбом, дошла до студенческих фотографий, с умилением увидела Кирилла в роли революционного матроса в каком-то спектакле (подписи под фоткой не было, но, значит, все-таки артист, хотя бы тут не врал!), потом в канотье и с тросточкой, затем в камзоле, со шпагой (подпись - 3-й курс, "Дурочка").
Заканчивался альбом улыбающимся Кириллом, снятым крупным планом, в косоворотке и кепке. За левым ухом (мочка на месте!) красная гвоздика.
Даша не выдержала, улыбнулась. От сердца немножко отлегло, ком в горле уменьшился, глотать можно было уже почти без боли.
Мало ли что она себе напридумывала, все скоро прояснится!
Он не попал в театр, а сказать об этом не решился, было стыдно, вот и пытается, наверное, сейчас куда-то устроиться. Скрывает от нее до поры до времени. Хочет ей потом рассказать, когда все образуется. А пока морочит голову этим своим "Горе от ума". Он ведь не простой человек, артист, понимать надо. У них у всех больное самолюбие, это же общеизвестно.
А что это все-таки за дебил рядом с ним?
Она снова вернулась к той фотографии. Стены вокруг сидящих противного салатного цвета, место явно какое-то казенное.
А что там сзади белеется? Кто-то там вроде бы стоит…
Даша вгляделась повнимательнее, даже глаза заболели.
Но зато поняла - это просто краешек белого халата. Там доктор или санитар. Все стало ясно.
Кирилл с этим дебильным Костиком в больничной палате. Поэтому и стрижка у Кирилла такая короткая, он просто лежал в больнице.
Ну и что из этого следует?
Почему он ни разу об этом не рассказывал?
Почему не признал Костика?
А ничего, может, он болел чем-то таким, о чем говорить вовсе не хочется. Мало ли чем люди болеют.
Даша закрыла альбом, отложила в сторону, с тем чтобы после рассмотреть его более подробно, и приступила к первой папке. Развязала тесемочки, раскрыла; вывалилась куча пожелтевших от времени бумаг.
Она стала спешно перебирать их, бегло просматривая. Сама не знала, что ищет. В руки лезли какие-то письма, квитанции, инструкция по пользованию холодильником, другая инструкция, для DVD-плеера, и прочие дурацкие бумажки.
Вот старая газета - "Вечернее Фрязино".
Зачем, интересно, он ее хранит?
Что тут может быть такого особого в вечерних фрязинских новостях пятнадцатилетней давности?
На первой полосе ничего, сплошная политика и сообщение о пуске нового троллейбуса. Даша торопливо развернула газету (порвала при этом верх страницы!) и тут же впилась глазами в знакомое лицо.
Фотография Кирилла, он еще совсем мальчик, лет одиннадцать-двенадцать. Рядом еще одна, паренек такого же возраста. Третья фотка - мальчик лежит в крови на полу. Тот же самый мальчик.
Статья, к которой относились фотографии, называлась "Драка из-за роли в спектакле детского дома привела к смертельному исходу".
Даша быстро пробежала ее, не сразу поняла, о чем речь. Потом до нее дошло.
Кирилл убил мальчика.
Толкнул его с такой силой, что тот разбил себе голову и скончался на месте. В статье было сказано, что и раньше Кирилл Латынин позволял себе какие-то дикие выходки, что тот факт, что воспитатели закрывали глаза на его поведение, в конце концов привел к трагедии. Автор статьи гневно призывал к осуждению несовершеннолетнего убийцы, к его полной изоляции, пока тот не натворил новых страшных бед.
Даша аккуратно сложила газету, задумчиво взяла в руки новую стопку документов. Свидетельство о присвоении второго мужского разряда по альпинизму, письмо от какого-то бывшего учителя. Открытка из Турции, подписанная: Твой дядя Митя. А вот это уже интересно - справка для предоставления в военкомат о том, что К. В. Латынин состоит на учете в психоневрологическом диспансере.
Ну и что в этом такого особенного?
Ерунда, такая справка ни о чем не говорит. Кирилл сам рассказывал, что многие так от армии отмазывались. Вот и он, наверное, тоже.
А это еще что за бланк?
Письмо главного врача психиатрической больницы № 13 Алексаняна В. Г. ректору театрального училища имени М. Щепкина о том, что студент четвертого курса К. Латынин не сможет принять участие в экзамене по актерскому мастерству в связи с обострением болезни и необходимостью содержания в больничных условиях еще минимум два месяца.
Что ж это за болезнь такая?
И почему это письмо здесь, оно по идее должно быть в училище…
Даша отложила папку. Ком в горле опять сильно вырос, совершенно забил дыхательные пути. Она вдруг почувствовала, что не хочет смотреть дальше, не хочет докапываться, ничего больше не хочет. Зачем только она нашла эту чертову коробочку?
Что теперь будет?
Ей стало страшно. На глазах выступили слезы. Она беспомощно оглянулась, снова уткнулась взглядом в портрет Ван Гога, тут же испуганно отвела взгляд, уперлась в закрытый стенной шкаф.
А что там, в этом шкафу?
Какие тайны он хранит?
Она ведь ни разу туда не заглядывала, ей это и в голову не приходило.
Даша вскочила на ноги, стремительно подошла к шкафу, рванула на себя дверцу. Тотчас же на нее повалился длинный чехол из защитной ткани, тот, в котором Кирилл держал рыболовные снасти. На Кирилла он, помнится, тоже упал.
Она стала запихивать чехол обратно, почувствовала сквозь ткань что-то круглое, толстое, рука еле обхватывала.
Что это?
Даша быстро расстегнула молнию на чехле. Там оказалась лопата. И больше ничего. Вот и все рыболовные снасти.
А где же удочки, спиннинги, сачки… или что там еще полагается?
Она задумчиво рассматривала лопату. Лопата как лопата. Черенок совсем еще новый. К лезвию присохла земля.
Странно.
Если он такой рыболов, как он говорил, то где же все-таки все остальное?
Она вспомнила, как он вскрикнул, когда лопата упала на него. И на ее вопрос, что там, в чехле, сразу же сказал про эти чертовы рыболовные снасти.
Тут-то он почему врал?
Теперь она окончательно все вспомнила. В ответ на ее удивленную реакцию Кирилл тогда сказал ей, что она еще многого о нем не знает.
Что он имел в виду?
Она вдруг почувствовала, что безумно устала. Не было больше сил разгадывать эти бесконечные кроссворды, отвечать на вопросы, на которые все равно невозможно найти ответы.
Даша прислонила лопату к дверце шкафа, отошла к постели, бессильно рухнула на нее.
И почти сразу провалилась куда-то в черную бесконечность.
Через мгновение она открыла глаза, удивленно обнаружила, что в квартире внезапно стало темно. С трудом встала, зажгла свет, подошла к окну.
На улице уже ярко горели фонари. Парковали машины вернувшиеся домой люди.
Сколько же времени она провалялась?
Получается, что почти целый день…
Надо немедленно все убрать!
И в эту самую секунду раздался звук открывающегося дверного замка. Даша обмерла.
Резко напомнил о себе ком в горле. Мгновенно увеличился настолько, что ей поневоле пришлось открыть рот, иначе бы она наверняка задохнулась.
В прихожей хлопнула дверь, раздались шаги, и почти сразу прозвучал веселый голос Кирилла:
- Дашутка, я вернулся! Извини, что поздновато, репетиция затянулась. Но зато у нас вся ночь впереди, правда?
16. Тайник
Еще через несколько секунд он с улыбкой вошел в комнату. Но улыбка эта тут же застыла, потускнела и медленно исчезла. Теперь он смотрел серьезно, даже чуть печально. Разглядывал Дашу, прислоненную к дверце шкафа лопату, валявшийся чехол, рассыпанные по полу документы.
Пауза затягивалась, становилась нестерпимой.
Она собралась с духом, прокашлялась, чтобы хоть чуть-чуть освободить горло.
- Кирилл, я тебя однажды спрашивала, но хочу спросить еще раз. Что случилось с твоим ухом?
- Вот оно что, - вздохнул он. - Я знал, что мы рано или поздно к этому вернемся. Ладно, сядь, я тебе все объясню.
Она послушно уселась обратно на постель.
Он разместился напротив, в кресле, не спеша достал сигареты, закурил.
- Понимаешь, в чем дело… Я не хотел тебе говорить, потому что это все очень странно, даже как-то дико звучит. После того как я показался в театр, Рогова пригласила меня в свой кабинет на разговор. Засыпала комплиментами, предложила сделать квартиру в центре, наобещала бог знает чего. А потом вдруг стала приставать ко мне, представляешь? Целоваться полезла, ну и прочее. Режиссер, говорит, это как врач, доверься ему полностью. Я совершенно не знал, как себя вести. Все-таки худрук, я от нее в полной зависимости. Тем более она мне сразу главную роль предложила, то, о чем я мечтал…
В общем, я сижу в полной растерянности, судорожно думаю, что делать, как ее успокоить, чтобы не обидеть, чтобы дать понять, что для меня она не женщина, а режиссер, и тут чувствую дикую боль. Я за ухо схватился, там кровь ручьем льется. И я смотрю, она что-то жует такими, знаешь, окровавленными зубами! Я даже не сразу сообразил, что произошло. Короче, откусила она мне мочку. И проглотила. Я в полном шоке. А она, знаешь, как ни в чем не бывало… Сказала, что искусство требует жертв. Продезинфицировала мне ухо… Ну и все. Больше мы ни разу к этому не возвращались. Как будто ничего не было. Мне долго пришлось это в себе перебарывать, чтобы нормально репетировать. Я ведь поначалу смотреть в ее сторону не мог…
Но я справился, преодолел себя. Работа есть работа… Терять такой театр из-за этой истории было бы глупо. Но, конечно, это все во мне осталось. Я потому и на панихиду не очень хотел идти. Но теперь я ее прощаю. У каждого большого таланта свои причуды. Вот, собственно, и все. Теперь твоя душенька спокойна?
Он замолчал, глубоко затянулся, выпустил дым.
- Я звонила в театр, - бесстрастно сказала Даша. - Ты там никогда не работал. Тебя не взяли. Зачем ты мне врешь? Что все это значит? Я не понимаю…
Она осеклась, увидев, какую реакцию вызвали ее слова.
Кирилл необыкновенно побледнел, глаза его уставились куда-то в пространство, словно остекленели.
- Ты что, Кирилл? - испугалась она.