- Каким образом мужчины выбирают профессию?
- Таким же, как и женщины, - ответил Никита, удивившись неожиданности вопроса.
- Женские возможности уже.
- А кое в чем шире.
- А все-таки? - заинтересованно спросила Таня.
- Умные - по призванию.
- А если нет этого самого призвания? - спросил длинноволосый юноша.
- Тогда, - Никита допил боржом и, перевернув бутылку вверх дном, выжал из нее несколько капель, - красная цена формы без содержания двенадцать копеек.
- Что же делают в таком случае? - спросила Таня, еле сдерживаясь от смеха.
- Сдают кандидатский минимум и защищают диссертацию.
- Вы в этом уверены? - спросил длинноволосый юноша.
В дверь резко два раза позвонили. Татьяна выскочила в коридор.
- Гаврила! - услышал Никита ее голос.
- Так точно, - отчеканил невидимый Гаврила. - А это Виктор, будущий ас истребительной авиации.
- Очень приятно, - ответила Таня. - Проходите.
В комнату вошли крепкий, небольшого роста паренек - это и был, по всей вероятности, Гаврила, - Татьяна и Виктор Одинцов.
- Никита! - воскликнул он обрадованно. - Вот так встреча!
- Вы знакомы? - удивилась Таня.
- Визуально. - Никита вежливо улыбнулся.
- Прекрасно, - сказала Татьяна. - Развлекай гостей, я на минуточку вас покину. - Она прошла в кухню.
Евгения Ивановна, ее тетя, доставала из духовки пироги.
- Вам помочь? - спросила Таня.
- Чай завари. - На раскрасневшемся от жара лице Евгении Ивановны заиграла довольная улыбка. - Пироги, кажется, на славу получились. А кто это пришел?
- Гаврила с приятелем, - ответила Татьяна, засыпая в чайник заварку.
…Гости танцевали. Гаврила с Виктором сидели на диване и о чем-то тихо беседовали.
- Что это за дом? - вполголоса спросил Виктор.
- Хозяйка - мой большой друг, - ответил Гаврила и поспешно, точно он сказал что-то двусмысленное, добавил: - В хорошем смысле, конечно. Отец - командир полка.
- Авиационного? - заинтересовался Виктор.
- Да.
- Та-ак… - протянул Одинцов. - А гости?
- Партнерша твоего приятеля… - Гаврила кивнул в сторону красивой длинноногой девушки, танцевавшей с Никитой.
- Женщины меня не интересуют, - отрезал Виктор.
- Ее зовут Ирина.
- Ревнивы ли вы? - неожиданно спросил у Виктора длинноволосый юноша.
Виктор посмотрел на него, как на явившегося с того света, и отрицательно покачал головой.
- Что это за тип? - спросил он, нагнувшись к Гавриле.
- Дима? Астролог. А попросту "Цыганка". Так зовет его Танина тетя.
- Тверды ли вы в своих решениях? - задал очередной вопрос Дима.
- Стараюсь, - машинально ответил Виктор.
- Да или нет?
- Нет.
- Я прошу вас говорить правду.
- Да.
- Почему вы решили стать летчиком?
Виктор со скучающим видом выпустил табачный дым из сложенных колечком губ. Острое лицо его было внимательно-ироническим.
- Хорошая мужская профессия.
- Мне нравятся летчики, - проговорила Ира, но на ее реплику никто, кроме Виктора, не обратил внимания.
- А шофер? - спросила Таня, войдя в комнату. - Шофер - разве плохая мужская профессия?
- В такси десять копеек километр, - хмыкнул Гаврила.
- А в небе?
- В небе тариф двойной, а иногда и тройной.
- Вы это учитывали? - спросил Одинцова Дима.
- Да, - резко проговорил Виктор.
- А вы? - Он ткнул пальцем в Мазура.
- У каждого свои соображения, - уклонился от прямого ответа Никита.
Дима задумался.
- А что такое деньги? - спросил он вдруг Одинцова.
- Независимость.
- А счастье?
- Счастьем распоряжаются жены. - Виктор взглянул на Татьяну и улыбнулся.
- Мне иногда кажется, - не отрываясь от своих бумаг, проговорил длинноволосый юноша, - что искатели приключении - люди духовно опустошенные. Их риск, безрассудная смелость говорят лишь об их неустроенности, о боязни остаться наедине с собой, о тщетных попытках заменить внутренний мир сильными внешними ощущениями. Только ради бога, - он, словно моля о прощении, скрестил руки и с грустью посмотрел на Виктора, - не подумайте, что это относится к вам. Вас я не знаю. Это так - информация к размышлению.
- Вы, разумеется, не боитесь остаться наедине с собой? - обиделся Виктор.
- Разумеется, - мягко и спокойно ответил Дима - У меня есть интересный собеседник.
- Кто же, если не секрет?
- Я.
- Лишь час опасности - проверка для мужчины, - усмехнувшись, заметил Виктор. - Это не я - Шиллер.
- Друзья, - сказал Гаврила, понимая, что ребята недалеки от ссоры, - если вы мне дадите гитару, я вам спою. Что-нибудь грустное и неоригинальное.
Предложение прошло на "ура". Татьяна побежала за гитарой, а Гаврила, придвинув к себе бутылку сухого вина, дружелюбно толкнул Никиту в бок.
- Выпьем?
- Не хочу. - Никита отставил бокал в сторону.
- Ты в этом году поступал?
- Да.
- А меня не приняли. Здоровье их, видите ли, мое не устроило! В легких, черти, что-то нашли. А я - стайер. Пять тысяч по первому разряду бегаю.
- И чем вы сейчас занимаетесь?
- Посещаю аэроклуб. На "Яках" буду летать. Крепкие машинки…
- Пожалуйста. - Татьяна вручила гитару захмелевшему барду.
Гаврила взял аккорд, но его остановил астролог.
- Одну минуту… Вы не суеверны? - спросил он Одинцова.
- Нет, - зло процедил Виктор, поняв наконец, что этот тихий мальчик не отвяжется до тех пор, пока не вытянет из него всю душу.
Гаврила запел. Голоса у него не было, но это, в общем-то, роли не играло - для тех песен, что он исполнял, вполне подходил и речитатив.
…По смоленской дороге метель, метель в лицо,
Всё нас из дому гонят дела, дела, дела,
Понадежнее было бы рук твоих кольцо,
Покороче дорога, наверное, мне б была.
- Тише, - проговорил вдруг Дима, наконец оторвавшись от журнала. - Вы замкнуты и сдержанны.
Виктор понял, что это относится к нему, и с безучастным видом уставился в потолок.
- Никто не знает, о чем вы думаете. Понять вас трудно. Решения принимаете мгновенно. Склонны к самоанализу. Самоуверенны. Эгоистичны. К врагам беспощадны. В достижении цели тверды. К славе небезразличны.
- Другой бы на моем месте обиделся, - проговорил Виктор, бросив на Татьяну многозначительный взгляд.
- Это кого ты так разрисовал? - спросила Евгения Ивановна, входя в комнату.
Виктор заерзал на стуле, кисло улыбнулся.
- Вас? - Евгения Ивановна прищурилась и перевела взгляд на Никиту. - А мы ведь с вами знакомы. Где я вас видела? Вспомнила!.. - всплеснула она руками. - Вы шофер Николая Ивановича.
- Бывший, - нахмурился Никита. Он посмотрел на часы и встал. - Извините, но я должен идти.
- Я тебя провожу, - вскочила Таня. - А вы, - она обернулась к гостям, - пейте чай. - И, смутившись, добавила: - Я покажу ему, где стоянка такси.
Никита уже натягивал шинель, когда в коридор, злой и обескураженный, вышел Виктор.
- Я тоже, пожалуй, двину, - сказал он, обращаясь к Тане. На Никиту он даже не посмотрел..
Снег кончился, но на улице по-прежнему было ветрено и неуютно. Сквозь рваные хаотические сгустки быстро бегущих облаков то и дело проглядывал бледный желток луны. Ее старческий, немощный свет падал на посеребренные крыши домов и голые ветки деревьев, бросавших на землю неимоверно вытянутые, искаженные до уродливости, мрачные тени.
- Десять минут двенадцатого, - удрученно сказал Никита и, покачав головой, поднял воротник шинели. - Первый раз я опоздал.
- И не последний, ехидно заметил Виктор. Татьяна промолчала, поежилась и неожиданно крепко взяла Никиту под руку.
- А вон и такси, - сказала она. - Витя, останови. Виктор неохотно подчинился и, когда машина остановилась, с подчеркнутой любезностью распахнул перед Никитой дверь.
- Карета подана!
- До свидания. - Татьяна крепко пожала Никите пальцы, - Звони!
- Можно ехать? - спросил шофер, с недоумением посмотрев на одинокую фигуру Тани.
- Валяй, - сказал Виктор, откидываясь на сиденье и закуривая.
Машина с грохотом помчалась по пустынным улицам уснувшего городка.
Старший лейтенант Левин сидел на КПП и читал газету. Сережка Бойцов, закутавшись в тулуп и закинув за плечо винтовку, мрачно вышагивал перед воротами. Увидев вылезающих из такси ребят, он, верный курсантской взаимовыручке, отчаянно замахал руками и при этом состроил такую рожу, что те мгновенно сообразили, какого рода встреча им угрожает.
- Вот черт! - прошипел Виктор. - И чего ему не спится? Беги за мной.
Никита рванулся за товарищем, и через несколько секунд, обогнув забор, они оказались вне опасности.
Забор был высокий, из кирпича, и верх его, дабы лишить курсанта незапланированных прогулок в город, начальство распорядилось украсить осколками битых бутылок. Но там, где остановился Виктор, штурмовать это искусственное препятствие можно было без риска для жизни - стекло в этом месте курсантские животы отполировали до зеркального блеска.
Никита ловко и бесшумно перебрался через забор, встал рядом с Виктором и, отдышавшись, недовольно спросил:
- Ты чего, второго пришествия ждешь?
- Если Левин нас засек, то он уже там. - Виктор махнул рукой в сторону освещенного подъезда корпуса. - Караулит. - Вздохнув, добавил: - Хитрая лиса.
Никита с благодарностью взглянул на товарища. Но это чувство было недолгим - Виктор сам разрушил его. После короткого молчания он вдруг сказал:
- А ты парень не промах.
- Как мне тебя понимать? - удивился Никита.
- А чего здесь понимать, когда все проще пареной репы. Возил командира полка, познакомился с дочкой, а затем в училище… Высшее, авиационное.
Никиту словно внезапно стукнули. Он нагнулся и, задыхаясь от бешенства, шагнул навстречу Одинцову.
- Морду я и сам бить умею, - предупредил его Виктор. - Ты это учти. На будущее.
- А ты сложная птичка, Одинцов, - взяв себя в руки, проговорил Никита. - Она тебе что, понравилась?
- Мне вообще красивые нравятся.
- Вот вообще и люби.
Одинцов достал сигарету и, сплюнув, спокойно сказал:
- Не учи меня жить. Я знаю ее телефон, я ей позвоню, встречусь. Выбирать будет она. - И он ушел, широко размахивая руками.
- Этого еще не хватало, - проворчал Никита. Он подцепил ладонью горсть снега и, растерев разгоряченное лицо, отправился спать.
На его койке, с головой укрывшись одеялом, кто-то лежал. Никита быстро разделся и ткнул непрошеного гостя кулаком. Рука наткнулась на что-то мягкое и податливое.
- Это шинель, - прыснул Славка. Он открыл глаза и улыбнулся. - Я тебя таким образом спать уложил. Чтобы лейтенант не волновался.
- Спасибо, - сказал Никита, ныряя под одеяло.
- Как день рождения?
- На уровне.
- А кто она?
- Хорошая девчонка, старик, но я ее очень мало знаю. Слушай, - Никита приподнялся на локте, - я понимаю, что из-за женщины драться глупо, но бывают же такие нелепые ситуации… ну, в общем, когда тебя вынуждают.
- Из-за женщин, старик, одни лоси дерутся, - сказал Славка. - А что, тебе обещали морду набить?
- Да есть у некоторых такое желание.
- Ты мне завтра этого зверя покажи. Зачем?
- Прикину, какой величины ему намордник требуется.
- Спи, тигролов. - Никита бросил другу шинель - ночью в кубрике бывало холодновато - и, совсем как в детстве, подтянув к животу ноги, принялся считать. Досчитав до сорока двух, он уснул.
ГЛАВА VI
Алик Черепков выписался через неделю. Он разительно изменился: осунулся лицом и потускнел. Так тускнеют от долгого лежания в темноте старинные монеты. Его большие выразительные глаза, в которых раньше день и ночь светилась лукавая усмешка, словно погасли и смотрели на мир с настороженностью чем-то напуганного зверя. Но еще в большей мере изменилось его поведение. Шумный и вертлявый, как юла, не способный и часу прожить без шутки и анекдота, Алик стал молчалив, ходил словно неприкаянный, сторонился больших компаний и о чем-то все время напряженно думал, точно решал в уме уравнение с двумя неизвестными.
- У меня впечатление такое, - высказал свое предположение Славка, - что его в лазарете пыльным мешком по голове стукнули.
- Похоже, - согласился Никита. - Может, поговорить с ним по душам?
- Я пробовал, - сказал Славка, - ничего не вышло: он сбежал от меня в класс материальной части и до самого вечера копался в двигателе. Может, он решил училище год за два кончить?
Никита улыбнулся шутке друга, но про себя отметил, что доля правды в его словах есть. С таким усердием Алик еще не занимался. Приближалась весенняя сессия. Курсанты еще только начинали засучивать рукава, а Алик уже ухитрился сдать зачеты по высшей математике, теории полета и тактике. Причем все на "отлично". И это было странно - особым прилежанием Черепков никогда не отличался.
Говорят, тайны от объяснений тускнеют. Никита убедился в этом, когда Алик, не выдержав, наконец решил открыться ему. Как-то во время обеда к столу первокурсников подошел Виктор Одинцов, постоял, посмотрел, с каким завидным аппетитом Черепков наворачивал вторую миску щей - а поесть Алик любил, - и сказал, осклабившись:
- Для тебя, пожалуй, грузовой парашют надо готовить.
- Вот ты и позаботься. - Алик не удостоил собеседника даже взглядом.
- Напомни мне об этом. - Виктор подмигнул ребятам. - Послезавтра. Харитонов человек деликатный, думаю, не откажет.
- Опять прыжки? - встрепенулся Сережка.
- Есть такой слушок. Приятного аппетита. - Последнее относилось к Алику. Виктор щелкнул пальцами и ушел, демонстрируя свою крепкую, расслабленную в походке фигуру.
- Ну и личность! - Славка покачал головой. - За усы бы его.
- Спокойно, старик, - сказал Никита, - он их сам растеряет.
- Думаешь?
- Уверен. Если осторожней на поворотах не будет. - Никита повернулся к Алику, который сидел всегда с краю, но того и след простыл. - Куда он делся?
Слава недоуменно пожал плечами.
- Очередной заскок.
Вечером Никита заступил в наряд. После отбоя, когда все улеглись спать, он достал из тумбочки книгу и, хоть это и запрещалось, принялся читать. Около двенадцати в накинутой на голые плечи шинели в коридор выполз заспанный Славка. Сходил по своим делам, а когда вернулся, полюбопытствовал:
- Гранит науки или что-нибудь интересное?
- Про Малышева, - оторвавшись от книги, проговорил Никита.
- Про нашего командира эскдрильи?!
Никита кивнул.
- Знаешь, какой у него орден есть? Славка состроил кислую физиономию:
- Я, старик, все ордена знаю.
Никита торжественно, как маршальский жезл, выбросил вверх указательный палец.
- Высший знак отличия английского королевского воздушного флота - Бриллиантовый крест.
- Да ну! - выпучил глаза Славка.
- Вот тебе и "да ну"! - передразнил его Никита.
- Это ж за какие подвиги?
- Он командовал эскадрильей английских военных летчиков.
- На Севере?
- На Севере, - подтвердил Никита. - У Сафонова.
- Интересно, - сказал Славка, - а на вид такой домашний, с портфельчиком стареньким ходит и усами шевелит. Добродушный, как кот.
- Такому коту в воздухе лучше не попадаться - только шерсть полетит.
- Сколько у него сбитых самолетов?
- Двенадцать.
- А у Покрышкина?
- Иди спать, - зевнул Никита, зная слабость друга к этому прославленному летчику. О нем Слава мог говорить часами, и не дай бог, если эти рассказы кому-либо приходились не по душе…
- А тебе тоже пора, - сказал Слава, взглянув на часы. - Уже двенадцать. Тебя кто сменяет?
- Парашют.
- Будить?
- Буди, - сказал Никита, захлопывая книгу.
Черепков был мрачен, как средневековый замок. Никита передал ему повязку и хотел уже было идти спать, но, взглянув в последний момент Алику в глаза, уловил в них что-то такое, что заставило его остановиться. Он ухватил друга за локоть и, крепко встряхнув его, выдохнул:
- Старик, хватит дурака валять, выкладывай свои болячки.
Алик вытащил пачку "Примы".
- Ты же не курил! - удивился Никита.
- А-а! - Алик дрожащими пальцами размял сигарету, но, не найдя спичек, сломал ее и бросил в мусорный ящик. - Понимаешь… - Он на секунду замялся и вдруг бухнул: - Я ни разу в жизни не прыгал с парашютом и, кажется, вряд ли прыгну.
Никита оторопел:
- Так ты же говорил…
- Я все наврал, придумал. - Алик коротко вздохнул и торопливо, путаясь и сбиваясь с мысли, поведал Никите все, что так тщательно скрывал от товарищей.
…Отец Алика Дмитрий Васильевич Черепков был летчиком-испытателем и после гибели Г. Я. Бахчиванджи, своего однополчанина и друга, решил во что бы то ни стало закончить начатое им дело. Он добился назначения в опытное конструкторское бюро и в 1946 году одним из первых поднял в воздух реактивный истребитель. Этот год вошел в историю и стал годом рождения советской серийной реактивной авиации.
В 1954 году Дмитрий Васильевич, испытывая самолет на штопор, разбился. В письменном столе жена обнаружила письмо.
Надя, - писал Дмитрий Васильевич, - не исключена возможность, что я погибну - слишком много неизвестного несет в себе новая техника. Кому-то надо быть первым… Если это случится, у меня к тебе просьба: сделай так - я знаю, ты будешь возражать, но все-таки прошу, - чтобы мой сын стал летчиком. Только полет даст ему представление о моей профессии. Лет через десять - двадцать самолеты, которые я испытывал, наверное, будут так же смешны, как нам аэропланы тридцатых годов. Его поколение будет летать на таких сверхзвуковых машинах, которые мне и во сне не снились. Но в их создании есть толика и моего труда, и он должен это знать.
Надежда Андреевна спрятала письмо подальше, дав клятву, что сын увидит самолет только на экране.
Шло время. Надежда Андреевна много работала, и Алик, предоставленный самому себе, постепенно отбился от рук: уроки делал кое-как, в школе безобразничал, а иногда и прогуливал. В девятом классе заработал две переэкзаменовки, а после десятого заявил, что перед прыжком в вуз ему необходимо осмотреться.
- Каким образом? - спросила озадаченная и разгневанная мать.
- На мир взглянуть, себя показать, - беззаботно ответил Алик.
- А деньги у тебя есть?
- Найдем. - Алик извлек из кармана несколько бумажек по двадцать пять рублей и небрежно помахал ими.
- Где взял? - пытаясь унять дрожь в голосе, выкрикнула Надежда Андреевна.
- Давай без сцен, мама, - спокойно сказал Алик, - ты же знаешь, что твой сын на плохое не способен. Деньги заработаны честным путем: я продавал рыбу.
- Как продавал? - совсем растерялась мать.
- Очень просто. На Привозе. Мы ловили и продавали. С Ленькой.
- Хорошо. - Надежда Андреевна попыталась взять себя в руки. - Куда же ты собираешься поехать?