Юхан Салу и его друзья - Раннап Яан Яанович 3 стр.


- Oh! What a pleasant surprise! Can you really speak English?

- Мям, - произнес до смерти испугавшийся Вольперт. - Мям, мям…

Что он хотел этим сказать, мы не поняли. Во всяком случае, это было не по-английски. Если не учитывать природного дара Вольперта - отличного произношения, он знал по-английски не больше нас. Но у Вольперта есть дядя - капитан дальнего плавания. Не подозревая о подлинном намерении племянника, он записал ему на бумажку слова извинения и помог заучить.

Пять последующих минут мы сидели ошеломленные, склонившись над своими тетрадями. Записывали новые слова. Испуг номер три был похоронен навеки. Очевидно, в вузах стали готовить учителей с практическим знанием языка.

В классе царила тишина. Слышалось только, как скрежетал мел, как кто-то перелистывал страницы учебника, а Камарик чмокал губами. "Рабочее настроение", - говорят учителя про такую тишину. Так можно было бы сказать и теперь, если бы не шепот на последней парте.

- Мюргель, - шепнул Туртс, - отвори окно.

Эта безобидная просьба свидетельствовала о том, что оружие еще не сложено. Все, кроме новой учительницы, знали, что произойдет дальше. Знали и приготовились. Ладно, испуги потерпели поражение. Но это были сольные номера, а в запасе у нас осталось приятное коллективное представление. Лучший в мире шуточный номер, как говорит Карлсон, который живет на крыше.

Коллективное представление придумал Эймар Ринда, после того как прочитал в газете статью о массовом психозе. Там давалось этому явлению такое объяснение. Если, скажем, в большом городе один человек остановится и будет смотреть в небо, то непременно найдется еще десять, которым хочется узнать, что он там рассматривает. А если десять человек уставятся в небо, то и все остальные подумают, что в небе что-то есть.

Эймар Ринда несколько раз перечитал статью. Потом сделал вывод: раз один человек может завлечь целую улицу, то двадцати пяти повлиять на одного - сущий пустяк. Когда учитель математики Антон Антоныч вошел в класс, мы уставились в потолок, а Туртс тихонько зажужжал как овод. Антон Антоныч, конечно, вскоре догадался, в чем дело, ведь мы были тогда неопытными артистами. Но сначала и он пристально смотрел вверх.

А теперь мы артисты с опытом. Когда Тихий Мюргель отворил окно и овод тихонько зажужжал, мы совсем не просто так посмотрели наверх. Весь класс обратил взоры сначала на вентиляционное отверстие в стене над доской, потом на коричневое пятно над дверью, затем на третий справа плафон и так далее. Путь овода был точно установлен и выучен заранее. Во всех уголках под потолком должен был он, окаянный, побывать. А жужжащий Туртс для маскировки держал перед собой зеркальце и делал вид, будто для него сейчас важнее всего на свете расчесать пробор.

Но и коллективное представление на этот раз не пошло по заданному пути. Сначала Ирина Карловна тоже взглянула наверх, а потом вдруг направилась на цыпочках к задним партам. Мы не успели разобраться, в чем дело, как она вдруг шлепнет ладонью по стене, прямо под ухом Туртса.

- Гык, - сказал Туртс.

От испуга он перестал жужжать, а зеркальце со звоном покатилось под парту. Ирина Карловна посмотрела на нас, потом на свою порозовевшую ладонь и удивленно произнесла:

- Кажется, мы прихлопнули пискуна. Его не слышно!

И после того, как мы посидели в тишине, добавила:

- Значит, let's go ahead. Продолжим урок.

Условный рефлекс

Туртс, Таммекянд и Юхан Салу изучают учение Павлова. "Проникают вглубь", как советовал классный руководитель Виктор Янович Кя́сперс. Вернее, по-настоящему изучает только Яан Туртс. Юхан Салу и Пауль Таммекянд - ассистенты.

Любознательность проснулась в Туртсе на уроке анатомии и физиологии, когда дошли до условных рефлексов. Ему захотелось проверить, правильно ли написано в учебнике. Верно ли, например, что если звонить в колокольчик, когда кролики едят, то они и потом будут раскрывать рты на звук колокольчика. Или если во время кормления рыбок бить палочкой по аквариуму, то они начнут собираться, стоит только постучать.

После уроков Юхан и Пауль приходят к Туртсу. Рыбок и кроликов в хозяйстве у Туртсов нет, поэтому Яан ставит эксперимент на петухе. У него есть прирученный и умный петух Герман, лучше всяких рыбок или кроликов.

У Туртсова петуха такая привычка: стоит ущипнуть его за правую ногу, он начинает петь. Туртс обнаружил это совершенно случайно. Но привычка еще не рефлекс, это понимает Туртс, понимают Таммекянд и Юхан Салу, но она открывает возможность для выработки условного рефлекса.

Условный рефлекс вырабатывается следующим образом: Туртс приносит ассистентам две фуражки. Юхан Салу и Таммекянд выходят из ворот и удаляются от дома. Туртс сажает петуха на забор, а сам приседает под забором на корточки.

По дороге идет Юхан Салу. Поравнявшись с петухом, он приподнимает фуражку и говорит:

- Здравствуйте!

Туртс щиплет петуха за ногу, а Герман отвечает:

"Кукареку!"

Юхан скрывается за углом, и тогда появляется Таммекянд. Он тоже снимает перед петухом фуражку, и петух голосисто отзывается:

"Кукарику!"

Счастливый экспериментатор кладет на забор дождевого червяка. По системе Павлова в таких случаях полагается вознаграждение.

Снова ассистенты проходят мимо пестрого петуха, и снова Туртс щиплет его за ногу.

"Кикареку! - голосит петух.

- Интеллигентный пернатый, - говорит Туртс тоном ученого мужа. - Вы заметили? "Здравствуйте" в трех вариациях.

Вскоре интеллигентный пернатый издает четвертую вариацию. К великой радости Туртса Герман хрипит Юхану прямо в лицо:

"Кыкк-кырекуу!"

На следующий день Туртс отправляет Юхана Салу и Таммекянда на арену со шляпами. Такие головные уборы ребята никогда не носили, поэтому приветствие получается неуклюже, но петуху это нипочем.

"Кукареку!" - поет он добросовестно. Во всех четырех вариациях. И клюет с ладони Туртса распаренные ячменные зерна. Те самые, с которыми отец Туртса собирался идти на рыбалку.

Туртс внес еще одно усовершенствование. Он сидит под забором не на корточках, как прежде, а на чурбане, который притащил сюда. Теперь последователю учения Павлова гораздо удобнее.

Юхан Салу и Таммекянд тоже набрались опыта. Все время одинаково здороваться им надоедает. Они приподнимают шляпу то правой, то левой рукой, то за поля спереди, то сзади. А петуха все это нисколько не волнует. Его хватают за ногу, и он поет. Даже в том случае, когда идущий позади Юхана Таммекянд граблями приподнимает шляпу своего товарища.

Когда ассистенты отрабатывают коллективное приветствие, мимо проходит Анна Сакман, известная на всю округу болтушка. Глаза Анны Сакман уже не те, что в молодости. Она не замечает ни петуха, ни того, что Юхан Салу хватает головной убор Таммекянда, а Таммекянд, в свою очередь, приподнимает шляпу Юхана. Анна принимает приветствия и очень довольна, что современная молодежь так вежлива.

Через пять дней Туртс решает приступить к настоящим опытам по системе Павлова. До сих пор велась лишь подготовительная работа. Когда Юхан Салу и Таммекянд в фуражках подходят, Туртс и не собирается щипать Германа за ногу. Он даже отодвигается с чурбаном подальше, чтобы не возникло каких-либо сомнений. Одним глазом он наблюдает за петухом, а другим смотрит сквозь щель за друзьями. Туртс ждет, что же будет дальше.

"Кукареку!" - поет петух, как только Юхан Салу и Таммекянд дотрагиваются до фуражек.

- Вот видите! - И удивленное, широко улыбающееся лицо поднимается из-за забора. - Верно сказано в учебнике. Теперь у нас есть петух с условным рефлексом.

На всякий случай эксперимент проделывают еще раз. Туртс приподнимает фуражку.

И Герман поет.

Сомнений больше нет. У петуха Туртсов выработался условный рефлекс. "Этого пестрого Германа надо бы теперь в цирк отдать, - думает Туртс. - Не осрамился бы". Туртсу очень жаль, что поблизости нет цирка. Пропадут их усилия, и никто не узнает об интеллигентном петухе.

Но это преждевременное огорчение. Вскоре Туртса осеняет новая, прекрасная мысль.

На прошлом уроке задали рассказать учение Павлова об условных рефлексах. Туртс еще не отвечал. А что, если принести петуха в школу как наглядное пособие?

У Юхана Салу живое воображение, он с ходу угадывает план Туртса. И тут же втолковывает его Таммекянду. Петуха надо будет тайком принести в школу. Когда Туртс бегло осветит теоретическую часть учения Павлова, он сделает величественный жест и скажет: "А теперь маленький эксперимент в подтверждение моих слов!"

И, к удивлению всего класса, Туртс наденет берет. А в том углу, куда он укажет жестом, к изумлению ребят ассистенты вынут из-под парты интеллигентного Германа.

В назначенный день три заговорщика приходят в школу заранее. Самый длинный из них несет плетеную корзину. Ребята прячут ее под партой Юхана.

К счастью, первый урок - анатомия и физиология. Виктор Янович Кясперс, как всегда, кладет на стол карманные часы с серебряной крышкой, раскрывает свою знаменитую записную книжку и окидывает взглядом класс. Все, как обычно, но не совсем. Яан Туртс на задней парте высоко поднял руку.

Он не рассчитывает на случайность, как кажется Юхану. Туртс - отличный психолог. Он наперед знает намерения Виктора Яновича.

Виктор Янович определяет по лицам ребят, кто не подготовился к уроку. Сейчас он рассуждает так: "Ага. Д-да… Туртс поднял руку. Думает, я поверю, что он все выучил, и не вызову его к доске!"

Виктор Янович слегка усмехается. Открыто смеяться над учениками - этого Виктор Янович не позволит себе никогда.

"Туртс, Туртс, - думает учитель, - разве я тебя не знаю. Если бы ты хотел ответить, ты бы до последнего момента листал учебник".

Так Виктору Яновичу подсказывает опыт. Даже лучшие ученики в классе, прежде чем поднять руку, пробегают глазами нужные строчки в учебнике. Уж таковы дети. Не уверены в своих знаниях.

Виктор Янович снова еле заметно усмехается, и затем совершает ошибку. Так случается с людьми, которые, доверяясь своему умению читать чужие мысли, недооценивают эту же способность у других.

- Сегодня у нас пойдет к доске и расскажет об условных рефлексах Яан Туртс, - мягким голосом говорит Виктор Янович.

Туртс на задней парте поднимается. Кажется, будто вытягивается подзорная труба. Туртс подмигивает Юхану Салу и Таммекянду и отправляется к доске.

- Великий русский ученый Павлов сделал великое открытие, - храбро начинает Туртс.

Затем он должен сказать, какое это было открытие, но в классе поднимается шум, и Туртс смолкает. Класс вместе с Виктором Яновичем стоит на пороге нового открытия. Юхан Салу и Таммекянд затеяли возню. Юхан слишком рано вынул Германа из корзины, и петух сделал с брюками Юхана то, чего ему не следовало бы делать. Юхан Салу боится, что петух может это повторить, и пытается спровадить его Таммекянду.

Ничего удивительного, что в таком переполохе с наглядного пособия сползает мешок. Ассистенты замечают опасность слишком поздно. Переполошившийся петух вырывается и летит на подоконник. Отсюда пестрый Герман бросает испуганный взгляд на изумленный класс. Туртс в замешательстве вынимает вместо носового платка берет и вытирает им лоб.

Условный рефлекс срабатывает.

"Кукареку!" - что есть мочи кричит петух и кидается в бездну.

Изъян в характере

Уроки кончились. Юхан Салу - в правлении колхоза. Он теребит кисточку и задумчиво смотрит на лист ватмана, расстеленный на широком конторском столе. Юхан должен написать афишу: "В воскресенье, 24 ноября, полеводческая бригада организует в колхозном клубе осенний бал", и так далее. Все это нужно крупными буквами поместить на большом листе.

В конторе послеобеденная тишина. Только бухгалтер Радамес лениво скрипит пером.

Юхан Салу и раньше оформлял афиши, что там и говорить, это он выполнил диаграммы, графики, всю наглядную агитацию, что висит в колхозной конторе.

"От каждого по его способностям…" - говорит председатель, если нужно нарисовать какой-нибудь плакат, и посылает за Юханом Салу.

Юхан подкладывает под дальний край листа стопку книг и отступает на шаг. На лбу у него появляется вертикальная морщина. Это означает: либо его мучают неразрешенные проблемы, либо ему что-то не нравится. Сейчас морщина говорит о втором. Юхану надоело рисовать афиши, где учитывается каждый квадратный сантиметр. Все такие афиши похожи одна на другую как две капли воды. Что-то в нем протестует. Почему, скажите, самые главные слова должны делить афишу пополам? Почему, например, буквы "Осенний бал" не могут выстроиться одна за другой сверху вниз на левой половине листа?

Юхан долго думает, эта мысль нравится ему все больше!

Просьбу организаторов вечера прийти в масках, сыграть или станцевать что-нибудь он напишет мелкими буквами в правом углу. Такими же буквами - начало вечера и тому подобное. Зачем писать крупными буквами, если "Осенний бал" и без того призывает к себе? А на листе останется свободный уголок. Юхан, кажется, уже придумал, как его использовать.

Прищурившись, он прикидывает в уме, как будут выглядеть буквы. Они не стоят стройно и деловито, как бывало на всех афишах, нарисованных в правлении. Нет, они спускаются от верхнего края к нижнему вразвалку. Забавно, впечатления неряшливости от этого не создается. Кажется, будто бы афиша рада сообщить людям приятную весть - состоится осенний бал.

"Вот именно так мы и сделаем, - произносит Юхан Салу про себя. - Так и только так".

Высунув кончик языка, Юхан выдавливает из тюбика немного красной гуаши. Председатель назвал его однажды "почти художником", и он был прав. Юхан умеет рисовать, и, кроме того, у него завидный глазомер. И места хватает, и все буквы умещаются. Поводит рукой над бумагой, и кисточка сама ляжет на то место, куда надо.

Контуры десяти букв Юхан набрасывает за несколько минут. Сразу же раскрашивает их. Теперь надо бы перенести на ватман остальной текст, но Юхану не освободиться от желания сразу же нарисовать на свободном уголке желтовато-коричневый осенний кленовый лист, о котором больше догадываешься, нежели ясно видишь.

- Вот именно, - повторяет он. - Так и только так.

На этот раз его слова услышал Радамес. Бухгалтер Радамес заинтересованно покашливает.

Юхан не раз задумывался над тем, откуда у этого с виду неприметного низкорослого человека такое необыкновенное имя. Не иначе, как из оперы. В молодости он пел в опере. А потом с ним случилось нечто такое, ну, что всегда бывает с певцами, когда они теряют голос. И он бежал из театра, начал новую жизнь бухгалтером, а чтобы его не разыскали, взял новое имя. Когда-то он блистал в партии Радамеса, египетского военачальника в опере "Аида". Вот он и зовется теперь Радамесом.

На самом же деле бухгалтер Радамес не умеет петь. Юхан Салу знает это так же хорошо, как и все, но это его не смущает, и своей версии о происхождении имени бухгалтера он остается верен. Если уж фантазия Юхана проторила себе дорожку, то с этой дорожки ей больше не свернуть.

Да, покашливание бухгалтера говорит о заинтересованности. Переваливаясь на коротких ножках, он подходит к мальчику. Но ненадолго. Когда других знатоков поблизости нет, то решения рождаются у Радамеса быстро и без мучений.

- Фи! - восклицает бухгалтер. - Что это за работа? Заглавие столбом, а буквы все перекосились. Разве тебя в школе этому учили?

До сих пор юного художника баловали похвалой. Он вздрагивает.

- А это что? - брюзжит критик и указывает пальцем на правый нижний угол афиши.

А там Юхан нарисовал лишь подразумеваемый кленовый лист. Кленовый лист для настроения.

- Фи, - говорит Радамес, - никто и не поймет, что это такое.

Он подтягивает брюки и добавляет, что колхоз опять потерпел убыток - в трубу вылетел целый лист бумаги. Если даже государственные типографии печатают на афишах только прямые буквы, то четырнадцатилетнему мазилке нечего фокусничать.

Слово "мазилка" обескураживает Юхана окончательно. Он любит, чтоб его хвалили, но ему не нравится самостоятельно принимать решения. Это предполагает риск, Юхан держится подальше от риска. Рискнешь и ненароком ошибешься. А потом отвечай. Сейчас-то отвечать не за что. У Юхана хватает догадки сообразить, что работа над афишей - мелочь. Но с другой стороны, если прекрасно справиться с мелочью… Правление колхоза ценит Юхана Салу как художника, который лучше всех в округе выполняет диаграммы. И уронить себя Юхан не хочет.

Воодушевление, недавно царившее в сердце Юхана, удаляется, как вор на цыпочках.

- Рисуй, как всегда рисовал, - сказал ему Радамес.

Ладно, он сделает такую афишу, как всегда. Он забросит "мазню", которая, несмотря ни на что, ему все-таки нравится, за шкаф, и начнет все заново.

Бухгалтер Радамес опять принялся за свои отчеты. Под скрип его пера Юхан снимает со стола афишу, направляется к полке. Но среди почвенно-агрономических карт и прочего снаряжения агронома нет больше ни одного чистого листа ватмана.

Юхан думает использовать другую сторону испачканного листа. Нет, нельзя. Красная гуашь будет наверняка просвечивать, а стереть невозможно, бумага не выдержит.

Вернее всего сбегать домой за новым листом ватмана. Живет он не далеко. По тропе вдоль речки не будет и километра.

И вот Юхан бежит домой за чистым листом бумаги. Бежит - не совсем точно сказано. Вернее, он идет широким шагом. Вдоль реки извивается тропка. Она приведет Юхана почти к дому. Дорога настолько знакома, что можно идти хоть зажмурившись. Ноги сами знают, куда ступить, а фантазия Юхана любит проторенную дорогу.

Еще два шага, и Юхан уже на самой крутизне. На этом крутом берегу так хорошо мечтается… Вот, например, будто Юхан спасает чью-то жизнь.

Он пробирается между двумя черемухами, ветви которых переплелись вверху, и слышит крики детей. По лесной дороге мчится к речке обезумевшая лошадь. Одноколка прыгает с кочки на кочку. А в ней две… нет, три маленькие девочки. Прямо чудо, что они не вывалились.

Лошадь приближается к обрыву, девочки замерли в испуге, крепко ухватившись ручонками за края тележки. Что же будет? Что только будет?

Именно в тот момент, когда, кажется, ничто не может спасти детишек, Юхан выскакивает из-за кустов. Каким образом можно схватить под уздцы обезумевшую лошадь, Юхан не представляет. Поэтому он надолго не останавливается на этой картине. Освирепевшая лошадь одним махом поднимает его на воздух. Метров десять лошадь волочит его за собой. Наконец Юхану удается встать на ноги и отвести лошадь подальше от обрыва.

Это происходит в последний момент. Не раньше и не позже. Когда он выводит лошадь на дорогу, колесо тележки на миг повисает над обрывом.

Хотя смерть была рядом, на лице Юхана не дрогнул ни один мускул. Он похлопывает лошадь по шее:

"Ну что ты, моя хорошая, чего так испугалась?"

Постепенно девочки начинают понимать, что опасность, грозившая им, миновала. И старшая из них, чем-то очень-похожая на Марту Йыесаар, говорит:

"Это случилось там, на шоссе. Лось перебежал дорогу. Лошадь испугалась… свернула с дороги… папа… - Вытаращив глаза, смотрит она на Юхана, переводит взгляд на сестер и заливается слезами, - А что с папой?.."

Назад Дальше