Но почему сам? Разве нельзя с другими ребятами? Валька Сидоров и Коля Глазков - эти безусловно согласятся делать, за них можно поручиться. А с остальными надо поговорить. Человек семь наберется, и хватит. И Леня поможет - достанет у себя в гараже кое-какой инструмент.
И все-таки, несмотря на то что, по расчетам, все складывалось более или менее благополучно, Димка после Толиного отказа почему-то чувствовал себя неуверенно…
IV
ПРОТОКОЛ № 3
открытого собрания комсомольской группы 7 кл. "А" 739-й школы
Присутствовали: все девочки и классный руководитель Л. П. Ильинская.
Повестка дня
1. Отчет Ани Семеновой о работе комсомолок.
2. О радиоузле.
3. Обсуждение плохой учебы и поведения Зины Тумановой.
Что было
1. СЛУШАЛИ
По первому вопросу говорила Аня Семенова. Комсомольская группа за последнее время улучшила свою работу. Девочки ходили на балет, обсуждали рассказы из "Пионерской правды". Скоро будет сбор на тему "Кем быть?" Класс связался с мужской школой, и подготовка идет оживленно.
После Ани очень хорошо говорила наша Лариса Петровна. Она сказала, что это прекрасное дело - общественная работа, но все-таки не надо забывать, что главное для класса - это учеба. Урок - это тоже труд. Все отцы и матери идут по утрам на работу, а их дети тоже идут на работу - в школу. Это работа над собой. Недавно было новое совещание учителей нашей школы, и там они говорили: почему в нашей школе есть еще двойки? Лариса Петровна сказала, что это совещание было самым интересным. Наши учителя постановили: изучать отдельно каждого неуспевающего и к нему относиться, как к собственному заболевшему ребенку. Надо преодолевать недружелюбное отношение к неуспевающему. Теперь школа должна стать вторым домом - красивым и уютным, с цветами и коврами.
А после учительницы все заспорили. Мурка Валентинова сказала: "А вот интересно было бы дожить до такого дня, когда бы в "Правде" было объявлено: во всех школах Советского Союза после весенних экзаменов нет ни одного второгодника!" Да, это очень было бы интересно!
ПОСТАНОВИЛИ
Еще серьезней взяться за борьбу за прочные знания. О каждой отметке заботиться всем классом.
2. СЛУШАЛИ
О радио. Аня Семенова говорила с одним мальчиком из мужской школы - Димой Бестужевым. Он сказал, что радиоузел будет обязательно, но только нужны деньги.
ПОСТАНОВИЛИ
Просить у директора разрешения на сбор с каждой ученицы по 50 копеек на культурные нужды.
3. СЛУШАЛИ
Зина Туманова ведет себя плохо и учится плохо. На танцы в клуб ходить - здорова, а писать контрольную - больна! Она делает себе прически, а однажды Мура Валентинова видела у нее маникюр. У Зины плохо дело с физикой, а ведь это такой предмет; запустил - пропало.
ПОСТАНОВИЛИ
Зина должна вести себя скромнее. Считать за ложь ее слова о том, что якобы ей папа велел ходить с маникюром потому, что она ногти кусает. Вынести Зине Тумановой устный выговор и дать два месяца для исправления.
Вела протокол
М. Кочетова.
V
После посещения делегацией женской школы по седьмому классу "Б" ходили самые разноречивые толки. Кое-кто говорил о том, что Димку девочки назначили руководить драмкружком, а Толю почему-то с треском выгнали и он чуть не плакал. Другие вовсе утверждали; что Толя и Димка пообещали соорудить радиолу, а сами и в ус не дуют… А на последних партах Парамонов уверял всех, что Толя выдал себя за сына композитора Дунаевского и теперь девочки будут приглашать его к себе на все вечера.
Над этими небылицами Димка от души смеялся. Он очень подробно доложил ребятам, как было дело. Ну, а если кто и прокатывался по Толиному адресу, так в этом Димка не был виноват.
С Валей Сидоровым они составили список радиобригады и договорились, что "радиоцентр" будет у Димки на дому - там у него под рукой инструменты и вообще мамаша целыми днями на работе. Если насоришь - никто ругаться не будет.
Как Димка и ожидал. Валька Сидоров, вертлявый паренек с узенькими глазами, похожий на китайца, оказался надежным человеком. В радио он ничего не понимал, но делать приемник согласился сразу.
- У-юй! - загорелся он. - А знаешь, давай и телевизор сделаем, а? Ты мне говори, что и как, а я уж все сделаю. Телевизор классический будет!
Во время большой перемены он сбегал домой и принес радиолампу, большую, с четырьмя ножками, похожую на модельку межпланетной ракеты.
- Подходит, а? - спросил он у Димки. - Она у нас в сарае лежала.
Лампа была перегоревшая, но чтобы не огорчать друга, Димка сказал:
- Подходит.
А Парамонова и Горшкова Димка не хотел к себе звать. Мороки с ними не оберешься. Известное дело, придут домой, учудят чего-нибудь, работу развалят, а потом придется перед соседями извиняться. Уж лучше с такими не связываться. А то еще папироски закурят, черти!
Пионервожатый Леня, узнав о Димкином начинании, похлопал его по плечу и сказал:
- Давай и меня запиши в вашу бригаду.
Мало-помалу с разговоров о походе в женскую школу ребята перешли на обычные разговоры: о розыгрыше первенства по хоккею с шайбой, о международном матче по боксу, который происходил в Госцирке, и что скоро будет контрольная по алгебре и как бы тут не провалиться. Но все-таки чувствовалось, что после письма из женской школы в классе началась новая жизнь, куда более интересная, чем была раньше.
Толе мешали. У отца в кабинете беспрерывно звонил телефон, и отец с кем-то говорил о двенадцатиперстной кишке…
Сегодня ночью Толе приснился какой-то легкий, хороший мотив, но когда он проснулся, этот мотив моментально вылетел из памяти. Он помнил, что в нем ясно выделялись весенние нотки. Казалось, из-за горизонта медленно поднимается солнце, где-то журчит ручей и голубая гусеница, подняв головку, ползет по березовой ветке.
И все это хотелось сейчас записать, но перед Толей на рояле как лежал, так и оставался лежать чистым лист нотной бумаги.
А придя в школу, Толя на всех уроках - и в классе и в кабинетах - садился в последнем ряду и старался быть один.
На геометрии Владимир Осипович, высокий старик в очках, раздвинув ножки циркуля, вычерчивал на доске круги и, будто портной, раскраивающий черный материал, аккуратно проводил над кругами касательные, отсекал сегменты и сектора.
Учитель физики Василий Иванович, худощавый человек с глубоко посаженными голубыми глазами, подтянув рукава пиджака, бесшумно двигался за своим длинным столом. На нем были расставлены электрофорные машины, банки с электролитом, схемы звонка и телеграфа Морзе. Учитель, будто маг и чародей, манипулировал стеклянной палочкой с никелированным шариком на конце. Дотронется палочкой - из лейденской банки вдруг вылетает молния. Прикоснется к металлической подставке - белый бумажный султан вдруг становится похожим на модель гигантских шагов.
А в зоологическом кабинете, окруженная кроликами, морскими свинками, курами и ужами, молодая учительница, недавно окончившая педагогический институт, Елена Петровна, с воодушевлением объясняла ребятам устройство скелета рыбы.
И странное дело: если дома Толю все раздражало, то теперь, несмотря на то что в классе говорил учитель, несмотря на скрип парт и шелест страниц, он быстро писал ноты на разлинованном листе.
Последним уроком была литература.
Ирина Николаевна, как всегда, стремительно вошла в класс.
Все ребята встали.
- Здравствуйте, мальчики, - сказала учительница и прошлась между партами. - А почему в классе грязно? Кто дежурный?
- Я, - ответил Горшков.
- Вот здесь, в проходе, кто-то бумагу набросал. А ну-ка, уберите!
Федя подобрал бумагу, искоса поглядев на Силкина, и бросил ее в корзину около двери.
- Садитесь!
Класс с шумом сел.
Ирина Николаевна не только преподавала в седьмом "Б" русский язык и литературу, но и была с начала ноября его классным руководителем. До нее этот класс вела Мария Федоровна - человек с добрым, мягким характером. Но почти перед самым концом четверти ее мужа перевели на работу в Архангельск, и она уехала к нему.
Седьмой "Б" внешне ничем не отличался от других классов. Учились здесь ребята кто средне, кто плохо, а кто и хорошо, баловались так же, как и остальные мальчишки. И вместе с тем, как говорила Ирина Николаевна, класс лица своего не имел. В нем не было главного - коллектива…
Учительница раскрыла портфель.
Толя сразу почувствовал, то ли по быстрым движениям, то ли по веселой искорке, затаившейся в глазах Ирины Николаевны, что у нее хорошее настроение.
- Я сейчас кое-кого спрошу… - Глаза Ирины Николаевны заскользили по ребячьим лицам.
Парамонов бесстрашно взглянул ей в глаза, незаметно наложил палец на палец и эту комбинацию сунул себе под левую коленку - авось не спросит. Такая была примета.
- Бестужев, прочтите, пожалуйста, отрывок из "Мертвых душ".
Димка вышел к доске, проглотил слюну и чуть отставил ногу.
- "Эх, тройка! Птица тройка, кто тебя выдумал?" - начал он быстро и уверенно.
Толя удивлялся. Димка словно стал чтецом-декламатором. Наверно, на репетиции у девчонок научился. Голос у него был сочный, задористый.
Когда Димка сел на место и Ирина Николаевна поставила отметку, Федя Горшков, сидевший на первой парте, обернулся к Димке и растопырил пять пальцев.
- У тебя, Дима, - сказала Ирина Николаевна, - появилась в чтении выразительность. Это хорошо. Но в следующий раз, когда ты будешь выходить к доске, всегда заправляй рубашку.
Димка конфузливо, ребром ладони, заправил рубашку.
- Теперь отвечать пойдет Парамонов. Прочти этот же отрывок.
Толя, оторвавшись от своих нот, подумал: "Ну, Юрка начнет сейчас плавать!"
И действительно, Парамонов что-то мямлил, путал слова, пропускал фразы. Он стоял высокий, широкоплечий, с умным лицом - прямо дяденька! И даже как-то неловко было за него, что он так отвечает. А подсказывать ему было нельзя. Обычно Ирина Николаевна за это ставит двойку не тому, кто подсказывает, а тому, кто отвечает.
Когда Парамонов пошел к парте, Федя Горшков показал ему три пальца и махнул рукой - дескать, не горюй, тройка тоже отметка!
Ирина Николаевна закрыла классный журнал и встала со стула.
- Сегодня, ребята, мы начнем новую тему: творчество Николая Алексеевича Некрасова.
Толя поставил на парту локти и подпер кулаками голову.
- Ирина Николаевна, - вдруг встал с места Парамонов, громко хлопнув крышкой парты, - а вы мне неправильно тройку поставили.
- Садись, садись ты, Парамонов! - закричали на него с разных мест.
- Подождите, ребята, - сказала Ирина Николаевна. - Это почему же, Парамонов, ты так считаешь?
- Я учил, учил, а вы мне тройку!
- Я чувствую, что ты учил, но учил слабо, поэтому я и поставила тройку. Садись. А вообще, после уроков зайди ко мне с учительскую.
- Вы мне сначала четверку поставьте, а потом я зайду! - пробурчал Парамонов, садясь за парту.
Ирина Николаевна пристально посмотрела на него и как ни в чем не бывало начала рассказ:
- В сороковых годах прошлого столетия Николай Алексеевич Некрасов был уже известен всей России как революционно-демократический поэт. - Ирина Николаевна ходила по классу. - Продажный журналист Фаддей Булгарин доносил начальству: "Некрасов - самый отчаянный коммунист; стоит прочесть его стихи и прозу, чтобы удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции…" Поэт, действительно, призывал к революционной борьбе…
Ирина Николаевна умолкла, чуть поджала нижнюю губу и опустила глаза, будто что-то вспоминая, потом вскинула голову и вдруг голосом изменившимся, ставшим чеканным, прочла:
Иди в огонь за честь отчизны.
За убежденье, за любовь…
Иди и гибни безупречно.
Умрешь не даром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь.
В классе была тишина. Сидели ребята по-разному: кто подперев кулаками подбородок, кто навалившись на парту, кто, наоборот, откинувшись на спинку и заложив руки за голову. Один только Парамонов нашел где-то беленькую, будто тополиную, пушинку и, подкинув ее над головой, тихонько дул в нее. Прозрачная пушинка медленно плавала в воздухе. Она то взлетала вверх, то опускалась, переворачиваясь вокруг себя, то вдруг отлетала далеко от Парамонова, и он вынужден был хватать ее рукой. Пушинку постепенно заметили все ребята, оживились, и по классу пошло легкое движение.
Ирина Николаевна оглядела всех, потом посмотрела на себя - может быть, одежда не в порядке, - и вдруг, опять взглянув на класс, спокойно сказала:
- Ну-ка, Парамонов, убери свой планер!
Интерес к пушинке у всех сразу пропал. Ирина Николаевна продолжала урок.
- А вот интересно, ребята, - сказала она, - кто из вас читал роман Чернышевского "Что делать?"?
- Я! Я читал! - послышалось с парт, и несколько рук взлетело вверх.
- Хорошо… Это произведение, которое сыграло огромную революционную роль в России, вы будете изучать в девятом классе, но сейчас мне бы хотелось рассказать вам о любопытном событии из истории редактирования Некрасовым "Современника". Событие предшествовало выходу в свет этого романа.
Парамонов не унимался. Он положил под ботинок шестигранный карандаш и прокатил его по полу.
"Р-р-р", - заурчало в классе. Но на это никто не обратил внимания.
Парамонов сильней нажал на карандаш, и в классе уже ясно кто-то хрюкнул.
Димка рассердился на Парамонова и послал записку: "Парамонов, перестань, хуже будет!" - но тот опять прокатил карандаш под ногой.
- 7 июля 1862 года царское правительство заключило Чернышевского в Петропавловскую крепость. Сидя в тюрьме, Николай Гаврилович много читал и писал. И здесь-то, за решеткой, при свечном огарке, он создал свой замечательный роман "Что делать?" и отправил его Некрасову в журнал. Дальше было вот что… Об этом пишет в своих "Воспоминаниях" близкая подруга Некрасова…
Ирина Николаевна достала из портфеля книгу с бумажной закладкой и, развернув ее, стала читать:
- "… редакция "Современника" в нетерпении ждала рукописи Чернышевского. Наконец она была получена со множеством печатей, доказывавших ее долгое странствование по разным цензурам. Некрасов сам повез рукопись в типографию Вульфа, находившуюся недалеко - на Литейной около Невского. Не прошло четверти часа, как Некрасов вернулся и, войдя ко мне в комнату, поразил меня потерянным выражением своего лица.
- Со мной случилось большое несчастье, - сказал он взволнованным голосом, - я обронил рукопись!
Можно было потеряться от такого несчастья…
Некрасов в отчаянии воскликнул:
- И чорт понес меня сегодня выехать в дрожках, а не в карете! И сколько лет прежде я на ваньках возил массу рукописей в разные типографии и никогда листочка не терял, а тут близехонько - и не мог довезти толстую рукопись!".
Вдруг Ирина Николаевна встала из-за стола:
- Парамонов, выйди из класса!
- За что? - угрюмо спросил Парамонов. - Это не я.
- Не важно, ты или не ты, а выйти я прошу тебя!
- А я не пойду.
- Хорошо. Я не буду продолжать урок до тех пор, пока ты не уйдешь из класса.
Парамонов молчал.
- Значит, как: ты или я, кому уходить? - спросила Ирина Николаевна и взглянула на часы; до конца урока оставалось три минуты.
Парамонов, насупившись, водил указательным пальцем по парте.
- Выходи, Парамонов! - зашептали со всех сторон ребята.
А Петя Маркин, сидевший сзади Парамонова, даже ткнул его линейкой в спину. Но Парамонов не двигался.
Ирина Николаевна спокойно закрыла свой портфель и, сказав: "До свиданья, ребята", вышла из класса. Это был маневр. По ее расчету, класс не мог равнодушно отнестись к этому факту.
И сразу же в коридоре зазвенел звонок.
- А как же, Ирина Николаевна, рукопись - нашли ее? - крикнул кто-то вслед.
Но учительница не услыхала этого вопроса.
С минуту все молчали, потом вдруг взревели:
- Иди, Парамонов, немедленно извиняйся!
- Ребята, тащите его за шиворот отсюда!
- Выгнать Парамонова из пионеров! - вдруг закричал Димка. - Такой интересный урок сорвал! Он всегда нам свинью подкладывает!
- Но, но! Полегче в формулировках! - сказал Парамонов.
Он вытащил из парты книжки и тетради, засунул их за пояс штанов и пошел из класса. За ним поднялся с парты Федя Горшков.
Проходя мимо Димки, Горшков тихо сказал:
- Сознательный стал, да? Допоешься у нас!
- Ничего, как бы ты не запел вместе с Парамоновым, - ответил Димка и обратился к Толе: - Знаешь, давай сейчас созовем совет отряда, а?
- А что дальше?
- Примем меры!
- Какие? - спросил Толя. - Что с ним сделаешь? Лучше, я считаю, с ним надо по-мирному.
- А мне кажется, что его нечего уговаривать. Мы его уже окружали вниманием, а он как был, так и остался! И, главное, он Горшкова сбивает. Надо нам к Парамонову сходить домой.
- А я говорю - подождем. Ты что хочешь, чтобы он нам всем за это обследование сальто через лестницу устроил?
- Надо быть принципиальным и решительным. Вот возьми семьсот тридцать девятую школу…
- Знаю, знаю, что ты хочешь сказать! - перебил Толя. - Что там нет ни одного второгодника. Ну так что ж? Это может быть в женской школе, а в мужской никогда не будет.
- Почему?
- За это все данные: девчонки тихие, а ребята буйные!
- Скажите, какой теоретик! Я тебе, как председателю совета отряда, советую…
- Ну, знаешь ли, без твоего ума проживу! Как говорится, не лезь поперед батьки в пекло, а по-русски - не суйся, куда не просят.
- Это мое дело - соваться или не соваться. А ты тряпка!
- Сам ты швабра! И отойди от моей парты!
- А это твоя, что ли, парта?
Димка случайно заглянул в раскрытую Толину тетрадь и увидел в ней нотные линейки. Сверху стояло: "Весенний этюд. Посвящается Ане С.".
От такого открытия Димка прямо окаменел. "Вот, оказывается, чем он на уроке занимался!" Но Толе он ничего не сказал.