- Что со мной может случиться, мама? - спрашивал я, хотя прекрасно понимал, что отчасти мама права. Но надо же было как-то ее успокаивать. Пожилые люди с трудом понимают истинную сущность того, что сейчас происходит. Им все кажется, что можно переждать, пересидеть, а потом все нормализуется, все станет как прежде. Или почти как прежде.
- Мало ли что может случиться, если ты окружен такими подозрительными людьми, - говорила мама, пожимая плечами. - От них чего угодно можно ожидать. Вот я недавно смотрела по телевизору…
Но тут я прервал маму. Мне не хотелось слушать о том, что она смотрела по телевизору. Мне слишком хорошо известно, как много страшного происходит в жизни. Такого все равно по телевизору не показывают.
Беда с этими стариками. Как им объяснишь, что того, что происходит сейчас, не пересидишь, не переждешь. Как говорится, поезд уже ушел. И рельсы разобрали. Старики еще не до конца поняли, что мы уже не просто погружаемся в трясину глобального криминала. Мы уже погрузились и сидим в нем по самые уши. И никакого пути обратно у нас нет.
"Процесс пошел", - как сказал лидер перестройки в свое время. Теперь он уже зашел слишком далеко.
В конце концов мама успокоилась относительно меня и моего будущего. Вернее, смирилась с неизбежностью. Пусть уж сын будет криминальным доктором и залечивает триппер у проституток и высокопоставленных бандитов. Пусть, если они за это хорошо платят. Все же я работаю по специальности.
Единственное, что неудобно во всем этом - это ночная работа. Допоздна горит свет в моем кабинете, где я принимаю поздних посетителей. Я осматриваю их, делаю назначения, выписываю лекарства…
А на следующий день сплю до полудня. И телефон, естественно, отключаю.
Так что в тот день я был немало раздосадован, когда в десять часов утра был разбужен настойчивыми звонками в дверь. Кто-то отчаялся дозвониться до меня по телефону и явился собственной персоной.
С этим тоже ничего не поделаешь. Мои постоянные клиенты слишком хорошо мне платят, чтобы я мог отказывать им в помощи, даже если для этого приходится просыпаться пораньше. Зря я, что ли, клятву Гиппократа давал!
Но то, что ожидало меня, не могло присниться мне даже в самом кошмарном сне.
Уж я не могу сказать про себя, что слишком впечатлителен. Да и, кроме того, невольно приходится много слышать о разном. Если уж ты лечишь такую публику, поневоле оказываешься в курсе многих вещей, так что ужасами меня не удивишь. Что только не происходит каждый день в нашем благословенном Петербурге…
И все же, все же.
- Скорее, Феликс, - вот были первые слова, которые выкрикнул мне стоявший на лестничной площадке Геннадий Андреевич. - Скорее, почему вы не отвечаете по телефону? - голос его был резким и раздраженным, но я не захотел отвечать ему в том же духе. Не оттого, что боялся его, а просто по лицу было сразу видно, что человек действительно вне себя и плохо отдает себе отчет в своих словах и поступках.
- Одевайтесь и поедем к нам, - кричал он возбужденно, дергая меня за голую руку. - Она хочет, чтобы приехали именно вы.
- Кто она? - не сразу понял я, хотя мне следовало сообразить это и самому. Из-за кого бы еще Геннадий Андреевич стал так волноваться?
- Юля! Юля! - выкрикнул страдальчески Геннадий Андреевич, и после не выдержал и закричал:
- Да не стойте вы столбом, одевайтесь скорее.
Я лихорадочно, не попадая ногами в штанины, натянул брюки, потом рубашку, но стоило мне потянуться за пиджаком, как гость нервно остановил меня.
- Там страшная жара на улице, - крикнул он. - И вообще я на машине… Не простудитесь. Давайте скорее.
Уже в машине, в сером "ситроене" последней марки, я все же спросил, что произошло.
Было уже понятно, что случилось нечто ужасное, в противном случае Геннадий Андреевич с его рыбьими глазами и не подумал бы нервничать. Но его слова о том, что Юля хочет меня видеть, говорили о том, что с его дочерью все нормально - она жива… Так что же случилось?
- Вот сейчас приедем, и вы сами все поймете. И заодно нам с женой объясните все, - ответил резко сидевший за рулем Геннадий Андреевич. Он вел машину сосредоточенно, не отрывая глаза от дороги. Вероятно, чувствовал, в каком находится состоянии, и не хотел рисковать.
- И Юле объясните, - продолжил он. - Потому что она сама ничего не понимает. Что произошло… - он неожиданно всхлипнул. Вот уж чего я от него никогда не ожидал. От этого негодяя… Но вместе с тем мне стало по-настоящему страшно за Юлю. Если уж эта гадина плачет, то дело нехорошо…
Что могло быть? Что могло случиться? Автомобильная катастрофа? Изнасилование? Что еще?
- Она твердит только, чтобы приехали вы, - произнес Геннадий Андреевич, смерив меня искоса ненавидящим взглядом. - Мы звонили вам все утро, но вы так и не соизволили поднять трубку.
- Но я же не знал, - машинально начал я оправдываться, но Геннадий Андреевич не стал меня слушать. Он был на самом деле вне себя. Губы его дрожали и были почти синего цвета - это оттого, что он их все время кусал.
Я понял, что он прекрасно знает, что произошло, просто не хочет об этом говорить. Может быть, он хочет, чтобы я посмотрел и сам сказал это…
* * *
Юля сидела в своей комнате на диване.
Когда я вошел к ней, она даже не подняла голову. Наверное, подумала, что это опять мать.
Но это была не мать, а я. Мать Юли, Людмила, действительно стояла за дверью, обмерев от всего того, что произошло.
- Она ослепла, - сказала она мне шепотом, как только я вошел в квартиру.
- Как ослепла? - не сразу даже понял я.
- Сейчас сам увидит, - сказал Геннадий Андреевич жене, входя в квартиру за мной следом. - Нечего вперед забегать…
И я увидел все это сам. Юля доверчиво подняла голову, когда я обнял ее за плечи, и я увидел все…
Юля не ослепла. Это совсем не то слово. У нее были вырезаны глаза. Оба глаза.
Еще два дня назад я видел их, они сверкали на лице Юли, они смотрели на меня, а теперь на их месте было два кроваво-красных углубления, лунки… Вместо Юлиных голубых глаз…
За что? Почему? И самое главное - кто?
Она была ослеплена. Я видел эти лунки, от которых сжималось сердце и слова застревали в горле. Видел запекшуюся кровь, тонкие прожилки на нежной коже. Это было невыносимо.
Ужаснее всего было то, что я на самом деле совсем недавно видел эти глаза на Юлином прелестном лице. А теперь вместо них на меня смотрели пустые беспомощные мертвые глазницы…
Я вышел из комнаты, сквозь зубы пробормотав что-то о том, что мне нужно поговорить с ее родителями и что все будет хорошо. Что могло быть теперь хорошо?
Просто я не мог пока что взять себя в руки и собраться с собственными чувствами. Ничего не мог сказать Юле. А она ждала от меня именно этого.
Выйдя из комнаты, я столкнулся взглядом с Геннадием Андреевичем и Людмилой, которые посмотрели на меня. Не знаю, на что они могли надеяться, но в их глазах я прочел надежду. Которая, конечно, тут же исчезла…
- Это уже не поправить? - спросила упавшим голосом Людмила.
- Зачем это было нужно? - как бы эхом отозвался Геннадий.
Несколько секунд я молчал, ничего не отвечая. Потом вспомнил о том, что нужно что-то сказать. Открыл рот, потом закрыл его. Глотнул воздуху. Это не помогло.
Дело в том, что я точно чувствовал, вернее, даже знал, если попробую сказать сейчас что-то, из этого все равно ничего не выйдет. Просто я завою, как волк. Или разрыдаюсь. А этого мне если и хотелось, во всяком случае, не здесь и не сейчас. Не потому, что я стеснялся этих двух людей. А из-за Юли, которая сидела одна в соседней комнате и прислушивалась. Из-за нее.
Потому что я любил Юлю.
* * *
Скелет любил романтику.
Тяга к головокружительным приключениям и борьбе за справедливость были ярко выраженными чертами его характера.
Еще в институте он больше всех стремился в строительные отряды летом, всегда был там заводилой и самым мужественным человеком. В студенческом общежитии он всегда висел на волоске из-за постоянных драк. Его могли отчислить почти каждый день.
И не потому он дрался, что просто кулаки чесались, а опять же из-за тяги к справедливости. Он не мог пропустить мимо себя хулигана, хама. Особенно не любил он грубости. Так что почти каждая дискотека в общежитии заканчивалась тем, что Скелет вел кого-то во двор и "разбирался" с парнем, грубившим девушкам и оскорблявшим общественный порядок.
А поскольку Скелет не понимал чувства меры, зачастую такие "разборки" заканчивались плачевно. Хулиган бывал жестоко избит железными кулаками разъяренного Скелета.
Он был бы любимцем всех девушек института, если бы не исключительная худоба. Кости буквально выпирали из всех частей его тела. Поэтому его и прозвали Скелетом.
Эта кличка сохранилась за ним и потом, уже после института, когда он пошел служить в милицию.
Отчего Скелет стал лейтенантом милиции? Кое-кто этому удивлялся тогда, но только не те, кто близко знал Скелета. Те, кто знал его с самого первого курса, понимали, что быть обычным инженером-инженер-электриком Скелет просто не сможет. Он умрет от скуки, от невозможности каждодневно бороться за справедливость. Будучи инженером, это сделать трудно. А вот милиция представлялась Скелету именно тем местом, где каждый день можно быть активным борцом.
За что борцом? Этого вопроса он себе не задавал. У него были четкие внутренние представления о том, как должны себя вести люди и как должны складываться их взаимоотношения. Наверное, эти представления были примитивными и отдавали кодексом чести мальчишек из провинциального двора. Наверное. Но Скелет хотел жить именно так. И других заставить жить по этим законам.
Есть правда и есть неправда. Есть справедливость и есть несправедливость. Для него все было достаточно просто в мире.
И не то, чтобы Скелет был таким уж примитивным человеком. Нет, он даже иногда читал книжки и пару раз бывал в театре, пока учился в институте. Так что он был даже в меру образованным мужчиной. Просто ему было просто и привычно не усложнять жизнь моральными категориями. Он считал, что все в мире можно уложить в простую схему - честно и нечестно…
В милиции он прослужил четыре года. Единственное, что он вынес оттуда, было представление о том, что там ему не место.
Скелет не понимал, что для того, чтобы восторжествовала правда и справедливость, нужно написать три рапорта, два протокола и пять служебных записок. И что хулигана нужно не бить палкой по голове, а вести его в отделение. И что мерзавца нужно не пристрелить на месте, а долго судить, чтобы в конце концов оправдать…
После очередного случая начальство вызвало Скелета и сказало ему:
- Знаете, товарищ лейтенант, вам надо было бы шерифом в Америке быть, да и то не сейчас, а в прошлом веке. Вот там бы вы были на месте. Пистолет под рукой, звезда на груди, а закона нет. А в милиции вам делать нечего.
Вот так ему и сказали.
Скелет не слишком сопротивлялся, потому что понимал - начальство право. Ему и самому претила вся эта бюрократия. Нет, это было не для него, не дни Скелета. Он считал, что очевидное преступление требует немедленного реагирования и немедленного наказания. И нечего тут писанину разводить.
И если хулиган разбил витрину в магазине, его нужно не в отделение милиции тащить и не писать на него пять протоколов с последующей передачей в суд, а просто взять дубинку и тут же на месте, возле разбитой витрины, избить его до полусмерти, чтобы впредь неповадно было. А потом уже можно отпустить домой. Пусть ползет, если еще сможет…
Правда, Скелет успел получить прописку и однокомнатную квартиру за годы своей службы в милиции. Так что можно сказать, что все было не так уж страшно. Он внял словам начальства и уволился. Или можно сказать, что они расстались с милицией по взаимному согласию.
"Слава Богу, - вздохнуло начальство, когда это случилось. - Пока он никого не успел убить, мы от него отделались. Пусть в другом месте дров наломает".
"Слава Богу, - подумал Скелет, надев гражданскую одежду. - Теперь я свободный человек и могу делать все, что захочу".
Делать он умел не слишком много, но для него этого было достаточно. Уже пять лет Скелет служил в частном охранном агентстве и считался частным детективом. Это на Западе частный детектив что-то из себя представляет. Это там с ним случаются разные приключения. Здесь же работа Скелета была рутинной, почти такой же, как в милиции. Просто тут он не был офицером, должностным лицом, и не нужно было ни каждый свой шаг писать три объяснительных.
Он сопровождал ценные грузы, обеспечивал безопасность поездок и переговоров всяких высокопоставленных бизнесменов. Это тоже не было его стихией. Зато могло служить отличным прикрытием для всякого рода других дел, которыми теперь занялся Скелет.
Все-таки он был неглупым человеком и за истекшие пять лет приобрел определенный авторитет в Петербурге. Теперь к нему часто обращались разные люди и просили сделать то или иное.
Один человек попросил проследить за его женой и выяснить, изменяет ли она ему, а если изменяет - то с кем. Скелет все выяснил и даже представил фотоматериал на эту тему. Бизнесмен ломал себе руки и рвал последние волосы на почти лысой голове, глядя на принесенные Скелетом снимки. Но денег заплатил много.
Другой просил узнать, каковы взаимоотношения одного коммерческого банка с "крышей". Что это за "крыша", и не собирается ли банк с ней расставаться. Тут уж помогли старые и многочисленные связи Скелета. Так что это задание он тоже выполнил.
Это уже как-то напоминало ему романтику. Он действовал в одиночку, шел на определенный риск. Что-то узнавал, выведывал. Это была романтика. То, чего всегда так недоставало ему в милиции, да и вообще в жизни.
"Доволен ли я тем, как живу? - спрашивал себя Скелет. - Да, - отвечал внутренний голос. - У меня есть деньги, квартира, я холост. Могу жениться, только пока не хочу. У меня интересная работа. Я рискую и в одиночку иду навстречу опасности".
Скелет иногда любил высокопарные выражения. Они казались ему отвечающими его приподнятой натуре.
Он как раз сидел в ванной и размышлял о разных разностях, когда раздался телефонный звонок.
Скелет не любил телефон. Каждый раз, когда звонил телефон и он снимал трубку, то слышал о чем-то неприятном. Никто не звонил ему, чтобы предложить пойти в кино. Никто не звал в гости на день рождения. У Скелета не было друзей. Те, что были, давно пропали куда-то. То ли они не хотели с ним общаться, то ли он сам как-то их отпугнул… Старые институтские товарищи отшатнулись от него, узнав, что он ушел из органов и связался с криминальным миром. С милицейскими друзьями Скелет сам не хотел общаться. А со своими нынешними знакомыми он не находил ничего общего.
Они были преступниками, бандитами, рэкетирами. А он считал себя рыцарем без страха и упрека, отважным бойцом-одиночкой в море человеческой мерзости и несправедливости.
Что между ними могло быть общего? Они общались по делу, и довольно плотно, их миры соприкасались - преступный мир и внутренний мир Скелета.
Скелета все знали и уважали, он во многом разбирался, и ничем себя не запятнал перед криминальным сообществом. Но и только. Сам он считал себя гораздо выше этих людей. Они хотели денег, а он хотел справедливости.
Деньги он тоже хотел, но совсем не в той степени, что они. Деньги были нужны просто для жизни.
Скелет хотел быть настоящим мужчиной.
Зазвонил телефон, и ему пришлось встать из теплой ванны, в которой он лежал уже полтора часа, иногда добавляя горячей воды, чтобы совсем не замерзнуть. Он поднялся, вода стекала с него и он, глянув в зеркало, в очередной раз подумал о том, до чего привязчивы клички и как люди к ним привыкают. Он давно уже оброс жиром, и никакие кости не были видны. Вполне упитанный и даже разленившийся мужчина… Тем не менее кличка Скелет так и ходила за ним по пятам.
Звонил Феликс. Скелет прекрасно помнил его. Никогда он не болел венерическими заболеваниями, но однажды ему потребовалось редкое лекарство и по совету своих нынешних коллег Скелет обратился за помощью к доктору Феликсу. Про этого Феликса все так и говорили - "наш доктор"…
Скелет и прежде был о нем наслышан, потому что в среде, где он теперь вращался, каждый второй заболевал регулярно чем-нибудь нехорошим. Кстати, и поэтому Скелет не считал этих людей ровней себе.
И эти люди часто упоминали имя Феликса, говоря между прочим друг другу: "Вечером я не могу быть, мне нужно к доктору". Или: "Доктор велел три дня не пить алкоголь, чтобы таблетки подействовали". Все знали, что имеется в виду доктор Феликс.
Тогда этот доктор помог Скелету и достал для него редкое импортное лекарство. Но с тех пор они не виделись. Так, осталось какое-то воспоминание о том, что доктор Феликс - приличный спокойный человек. Вот и все.
- Мне посоветовали обратиться к вам, - раздался в трубке голос доктора, едва только они поздоровались.
- А что случилось? - осторожно поинтересовался Скелет. С чего бы это доктору посоветовали к нему обратиться? Обычно это к доктору обращаются, а не наоборот…
- Ничего особенного, - ответил доктор. - Просто есть одно дело и очень бы хотелось, чтобы вы за него взялись. Сказали, что лучше вас никто не справится.