МОНЕТА
Бабушка вытирает пыль. Что бы у человека ни было на душе, комната тут ни при чем. В комнате должно быть чисто.
Старик ходит где-то там по базару, еле ноги тащит. Вы?ходит он что-нибудь - никто не знает. Так пусть хоть ему будет приятно войти в дом: всё на своем месте, зеркало блестит, самовар блестит, кровать блестит. А посмотрели бы, какой кухонный столик у бабушки! Другая неряха напихала бы тряпок, развела тараканов, а здесь и кухонный столик - просто что-нибудь особенное. За этот столик можно губернатора посадить.
Да что там столик, возьмите половую тряпку. Возьмите ее в руки и посмотрите внимательно. У кого держится тряпка столько, сколько у бабушки? А все-таки три комнаты, и полы моют часто.
И на все это - только одни ее руки. Бабушка вытирает пыль и напевает. Она напевает с такой горечью, что кажется - вот-вот бабушка расплачется:
Уже глаза мои не блестят,
Уже голова моя стала белой,
Уже скоро я пойду с ярмарки назад,
Уже уши мои плохо слышат,
Но…
Тут бабушка останавливается и, вздохнув полной грудью, с повой силой продолжает:
Но, может быть, все-таки
Они услышат:
Где мои золотые годы?
Где они…
Уже глаза мои
Плохо видят,
Но, может быть, все-таки
Они увидят:
Где мои золотые годы?
Где они…
Бабушка прячет тряпку в шкафчик, садится штопать носки и опять затягивает свою песню с гневом, горем и злобой.
Сема лежит на полу и думает. Вот он уже слышит эту песню пять лет. И бабушка никак не может выяснить раз и навсегда, где ее золотые годы. Все время она на кого-то сердита, на кого-то кричит. Может быть, бабушка думает, что в один прекрасный день к ней придет сам бог и скажет:
"Слушай, Сарра, знаешь ты что - вот твои золотые годы, на тебе их, и не морочь мне голову".
- Сема! Сема! - вдруг кричит бабушка.
Сема нехотя поднимается.
- А ну посмотри, что там торчит в щелке?.. Куда ты смотришь? Вот здесь, на полу, около кровати.
Сема шарит рукой и нащупывает что-то металлическое:
- Что я вижу, бабушка, это же самый настоящий рубль!
- Не может быть, покажи!
Бабушка берет монету, внимательно рассматривает ее сквозь очки:
- Действительно, рубль! А ну посмотри, Сема, может быть, там еще закатилось.
Сема смеется:
- Там же не склад.
- Ну хорошо, тогда слушай. Мы сделаем дедушке сюрприз. На тебе еще девять копеек. Иди в лавку. За девять копеек купишь шкалик. А на рубль возьмешь: крупы два фунта, муки четыре фунта, два золотника чаю, пять полешек дров, только сухих, и гильз коробочку. Ты запомнишь? Ты не перепутаешь, Старый Нос?
Нет, нет, Сема не перепутает. Вот он уже выскочил из комнаты, мелькнул за окном, понесся по улице. Тише, ведь так можно, не дай бог, разбиться.
Бабушка опять затягивает песенку:
Ой, где мои золотые годы?
Где они…
Но голос ее звучит спокойно и весело.
* * *
С канавы на канаву, с бугра на бугор, с камешка на камешек - бежит, летит Старый Нос. Два серых мешочка у него в руке и серебряный рубль в кармане. Кто, кто во всем местечке сейчас равен Семе? И какое это удовольствие - покупать за наличные деньги? Первым делом Сема заходит в казенку, покупает для дедушки шкалик водки - на это у него отложено отдельно девять копеек. Небрежно расплатившись, он идет в лавку к Фрейде.
Хозяйка стоит за стойкой. У нее большой горбатый нос, широкие смуглые жилистые руки. Если приклеить усы, получился бы настоящий мужчина… В лавке запах ванили и керосина. Горит лампа на конторке.
- Здравствуйте, тетя Фрейда!
- Здравствуй, а что?
Ей уже нужно знать "а что". Но Сема не торопится, он подходит к высокому мешку и берет на ладонь горсть муки.
- Мука неважная, - говорит он понимающим тоном взрослого.
Это только и нужно было тете Фрейде. Она вскакивает из-за прилавка и подбегает к Семе:
- Это называется мука неважная? А где вы видели муку лучше? Где, я вас спрашиваю? Разве во всем местечке найдется что-нибудь подобное? Это не мука, а солнце! Конечно, когда не было денег, знали дорогу только ко мне, а теперь с этим квартирантом вы совсем загордились.
Сема небрежно машет рукой:
- Ну хорошо, тетя Фрейда, взвесьте четыре фунта.
Хозяйка облегченно вздыхает и берет совок. Сема смотрит, как сыплется белая мука, и видит уже пухлый, румяный калач с горбушкой.
- Пшено есть? - высокомерно спрашивает Сема.
- А как же, обязательно.
- Два фунта! - сухо бросает Сема. - Два.
Хозяйка суетится: какая у мальчика легкая рука!
- Кроме - ничего? - угодливо спрашивает Фрейда. - Может быть, вы возьмете цукерки? Знаменитые цукерки, даю вам честное слово.
- Два золотника чаю и… ну, и четверть фунта цукерок. Сколько там получается? Девяносто восемь копеек? А гильзы вы положили?
- Положили, положили! - заискивающе говорит хозяйка. - Какой ты уже молодец стал, Сема! Совсем мужчина!
Сема гордо выпячивает грудь и лезет в карман. Сейчас, одну минуточку. Что такое, где же рубль? Сейчас, одну минуточку… Сема выкладывает на стойку свисток, две пустые спичечные коробки, кусочек засохшего рогаля. Может быть, в другом кармане? Может быть, монета упала здесь где-нибудь? Сердце Семы лихорадочно бьется, руки его дрожат. Боже мой, где же рубль?!
- Шарлатан, - визжит тетя Фрейда, - голодранец! Пошел вон, чтоб я глаза твои не видела!
Мука высыпается, пшено высыпается, цукерки падают на стойку, пустые серые мешочки летят в растерянное лицо Семы.
"ЗДЕСЬ ДОМАШНИЕ ОБЕДЫ"
После истории с злополучной находкой прошел месяц. В доме все было по-прежнему. Только Сема стал молчаливей и тише. Раньше он знал, что нужно идти в хедер, слушать молитвы, учить псалмы. Теперь все это ушло от него. Он был одинок и грустен. Свисток валялся где-то на кухне, айданы, тяжелые айданы, со свинцом, уже не радовали Сему.
Хотелось чего-нибудь вкусного. Сколько в мире прекрасных вещей: суп с клецками, жаркое из мяса, маринованная рыба, бульон с лапшой!.. А разве маковки - плохая вещь? Или хлеб с медом? Или хворост? Или просто горячий чай с сахаром!
Ну, что стоит Магазанику позвать Сему и подарить ему сто рублей. Разве Магазаник от этого похудеет? Но важный купец и не знает Семы, он даже не подозревает, что живет на свете Старый Нос…
С Пейсей дружба не получалась. Встречаясь с Семой, Пейся твердил:
- Черт тебя дернул лезть! Что ты, не мог плюнуть? Слюны у тебя не хватило? Теперь из-за тебя страдать!
Дурак, вылитый дурак!
Магазаник не звал Сему. В жаркие дни лежал Старый Нос на полу в темной пустынной комнате. Считал до ста, до двухсот, до тысячи - и засыпал. Однажды ему приснился пирог с черносливом, но на самом интересном месте, когда он подносил ко рту кусок пирога, его разбудила бабушка.
- Встань-ка и пиши! - Она протянула ему большой желтый лист.
- Что? - недоуменно спросил Сема.
- Пиши, что я буду говорить! - Бабушка задумалась - "Здесь домашние"… Написал - домашние? Так! "Обеды". А ну-ка, прочти.
И Сема с удивлением прочел:
- "Здесь домашние обеды".
- Теперь повесь это на дверь! Понял?
Ни черта нельзя понять у этой бабушки. Неужели и она начинает выдумывать комбинации? Сема не ошибся. Выйдя на улицу, бабушка с гордостью взглянула на объявление и пошла к базару. Старый Нос побежал за ней. Около башни им встретилась лавочница Фрейда. Бабушка быстро прошла мимо нее. Фрейда удивленно крикнула:
- Куда вы спешите, извиняюсь, как на пожар?
- Мне нужно делать покупки.
- Покупки? - встрепенулась Фрейда. - Какие, извиняюсь, покупки?
- Разве вы не знаете? Я же даю домашние обеды. У меня уже три клиента!
И бабушка, помахивая пустой кошелкой, двинулась дальше. Так она проходила около часа, знакомым и незнакомым жаловалась на дороговизну, на то, что ей особенно трудно - ведь она дает домашние обеды! И пусть не подумают, что из-за денег. Просто бабушка делает одолжение. Не все равно - готовить на двух или на пятерых? Она только докладывает к этому делу, но у нее такое сердце, что она просто не может отказать…
В полдень вернулись домой. Бросив в угол пустую корзинку, бабушка загадочно улыбнулась. Фрейда скажет Фейге, Фейга скажет Двойре, Двойра - Хиньке, Хинька - Риве. И, если сегодня нет клиентов, уж завтра они будут наверняка!..
Пришел дедушка, устало вздохнул, поставил в угол палку и, вымыв руки, молча сел к столу. Проглотив кусочек хлеба с солью, он спросил бабушку:
- Где же борщ?
- Какой борщ?
- Там же написано: "Здесь домашние обеды".
- Я не знаю, что тебе так весело! - обидчиво сказала бабушка.
- Ой, Сарра, ты, кажется, берешься не за свое дело!
- А что, ты боишься убытков? То, что ты вложил в это дело, ты получишь обратно!
- Я не люблю пустые затеи.
- Это пустые затеи? А флигель покупать - не пустые? А партия хрома - не пустые? Чтоб человек только болтал языком!..
Услышав про флигель, дедушка сконфуженно умолк и вышел в другую комнату.
* * *
Вечером бабушка учила Сему:
- Если придет человек, ты не бросайся как угорелый. Ты ему скажи: "Хорошо, я передам бабушке, но вряд ли она согласится. Она уже кормит трех. Может быть, скажи, она согласится. Может быть… - повторила бабушка. - Но вряд ли". Ты понимаешь?
Еще бы, теперь Сема все понимал. Он еще сделает такое лицо, как будто ему уже надоело разговаривать о домашних обедах, как будто все местечко только и мечтает сесть к бабушке за стол. Внук был доволен бабушкой, бабушка - внуком.
Сема долго не мог уснуть. Что будет, если эта затея удастся? Что будет? Красота! Каждый день варить, печь, жарить, чистить. Ох, съесть бы что-нибудь вкусненькое. Например, суп с клецками. Что на свете лучше!
На другой день Сема и бабушка взволнованно ждали клиентов. Бабушка сидела на кухне, Сема - в передней. Он прислушивался к шагам на улице, к скрипу двери, к каждому шороху. Наконец в дверь постучали. "Начинается!" - радостно подумал Сема и пошел открывать. Лицо его было спокойно и равнодушно. Впустив человека в котелке, с рыжими мохнатыми усами, Сема предложил ему стул и холодно осведомился, в чем дело.
- Я бы хотел, - сказал вошедший, - видеть вашу бабушку.
- Насчет обедов? - небрежно спросил Сема, и сердце его замерло.
- Да, - многозначительно сказал еврей, - как раз насчет обедов.
Сема вспомнил поучения бабушки и, не глядя на гостя, вяло, словно нехотя, произнес:
- Сейчас скажу… Она уже кормит трех. Может быть, она согласится, но вряд ли! Не успевает и за этими убирать.
Сема прошел в кухню. Бабушка оправила чепец и шепотом спросила:
- А какой он из себя?
- Я знаю? - сухо ответил Сема. - Еврей с усами. Какая нам разница, кого кормить?
Бабушка прошла в переднюю; пришедший вскочил со стула и побежал ей навстречу:
- Мы здесь живем только полгода. И, может быть, вы меня не знаете?
Бабушка вежливо улыбнулась.
- Так вы меня узнаете! - закричал еврей. - Разве так между порядочными людьми поступают? Я не знаю, что вы молчите. Моя жена здесь визави дает обеды, так вы тоже суетесь!.. У вас из-за этого бессонница? Ну хорошо, я вам покажу домашние обеды! - прохрипел гость и выбежал на улицу.
- Сема, дай мне воды! - тихо сказала бабушка.
В тот день больше клиентов не было. Желтая бумажка с надписью: "Здесь домашние обеды", уныло висела на двери.
ВОДЫ! ВОДЫ!
И тогда подвернулось новое дело. Прямо, можно сказать, счастье само полезло в руки - и кому? Семе - Старому Носу. Шел он по улице и увидел Герша. Водовоз гордо сидел на своей пыльной двуколке и задумчиво смотрел на костлявые бедра рыжего коня. Заметив Сему, Герш приподнял кнут и крикнул:
- Иди-ка сюда, Старый Нос!
Сема подошел.
- Что ты ходишь по улице, хотел бы я знать?
- А так. Почему мне не ходить?
- Когда я был такой парень, как ты, я уже вносил свою долю в дом.
- А где я найду эту долю? - обидчиво сказал Сема и усмехнулся: - Может быть, вы знаете адрес?
- Когда ищут, так находят! - уклончиво ответил Герш и внимательно взглянул на Сему.
- Может быть, вы скажете еще что-нибудь? - спросил Старый Нос и поправил болтавшееся позади бочки ведро.
- Хотя Лазарь вам носит воду и я это не люблю, я бы мог с тобой сделать дело. Я решил расширить свое предприятие, - важно сказал Герш и хлопнул ладонью по бочке. - Ты видишь, как я живу? Я, можно сказать, самая заметная фигура в местечке. Кто меня не знает? Но сейчас я уже стар и могу себе позволить такую роскошь - взять помощника. Он будет у меня жить, как вице-губернатор. Сидеть будет здесь, пожалуйста, рядом со мной. И, когда мы подъезжаем к дому, он должен сойти, налить из бочки ведро и занести клиенту - только и всего. Ты понимаешь? А для такого мальчика, как ты, это целое удовольствие - весь день катаешься на собственном фаэтоне. А?
Предложение ошеломило и обрадовало Сему, но он решил не подавать виду. Вспомнив, что говорят в таких случаях взрослые, Сема деловито спросил:
- Короче, сколько я буду с этого иметь?
- Сколько? - Герш сдвинул на затылок картуз. - Сколько - ты хочешь знать? Одну пятую с дневного оборота! Если я развезу десять ведер - два все равно как у тебя в кармане.
- А что это значит на деньги?
- Два ведра - это уже копейка!
Сема быстро прикинул: два ведра - копейка, двадцать ведер - десять копеек. В месяц это триста копеек. Триста копеек - три рубля. Три рубля на земле не валяются!
- Хорошо, я согласен.
* * *
Утром, ничего не сказав дома, Сема побежал к своему компаньону. Герш пил чай из блюдечка, крупные капли пота выступили на его высоком лбу.
- Ты уже пришел? В добрый час!
- В добрый час!
- Иди во двор. Надо напоить коня, поскоблить и запрячь.
Семе не очень понравилось такое начало, но он промолчал.
Сразу ж нельзя стать вторым хозяином. Но все дело в том, что он просто боялся подойти близко к этой проклятой лошади, чтобы ее черт забрал. Тощая, тощая, а если она ударит копытом, допустим, в живот - конец Семе. А рот какой - боже мой! - там лежит язык, как десять Семиных языков, и все время плюется. Может быть, у этого друга насморк, но к нему подойти страшно! Отважившись, Сема поставил ведро с водой и, толкнув его слегка ногой, отбежал в сторону. Обошлось благополучно. Наполеон - так звали рыжего коняшку - укоризненно взглянул на Сему и с жадностью окунул морду в ведро. Вышел Герш. Заткнув за пояс кнут, он подошел к Семе и строго сказал:
- Я вижу, у тебя под руками не горит! Ну, смотри-ка сюда…
Через пять минут они были у колодца. Сидя рядом с Гершем, Сема старался не смотреть по сторонам, ему было стыдно. Но потом он подумал: "Что здесь стыдного?" - и, выпрямившись, даже нарочно стал заглядывать в лица прохожим. Когда Герш кричал: "Эй!", Сема, стараясь подделаться под грубый голос возницы, тоже кричал: "Эй!" Герш возмущенно ругал проклятого Наполеона, и Сема важно хлопал кнутом по тощей спине коняшки. Кому-кому, а Наполеону стало вдвое тяжелее…
Проехав молча несколько улиц, Герш гордо сказал:
- Ну как, приятно с Гершем ехать?
Сема промолчал. Сидеть возле толстого водовоза было жарко, смотреть в зад коню - скучно, таскать воду - трудно.
- Такой мальчик, как ты, должен был бы догадаться.
- О чем?
- С чем ты едешь? Ты едешь с водой. С кем ты едешь? Ты едешь с Гершем! Так все должны это знать.
И вот дребезжит по желтой пыли тачанка, стучит о колеса жестяное ведро, и на всю улицу раздается звонкий голос Семы:
Вода, вода, чистая вода,
С самого колодца чистая вода!
Сладкая, холодная, чистая вода!
Ведро - грош, ведро - грош,
Все равно как даром!
* * *
…Опустившись в изнеможении на землю, Сема смотрит на Герша:
- На сегодня хватит?
- Да. Почин дороже денег.
- А сколько же я заработал?
- Сколько? Ты уже хочешь знать, Старый Нос? Сейчас посчитаем.
- Я считал.
- Молодец! Я тоже считал. Мы отпустили шестьдесят ведер. Так? Так. Магазаники брали у меня воду вчера? Брали. Шесть ведер долой. Гозманы брали у меня воду и вчера? Шесть ведер долой. Фрайманы брали и вчера? Четыре ведра долой… Гинзбурги брали и вчера? Три ведра долой… Итак, остается двадцать ведер - это новые клиенты, которых мы получили уже с тобой вместе. Значит, честно ты заработал одну пятую с двадцати - это будет четыре. Четыре - это будет две копейки. Две копейки все равно как у тебя в кармане. Получишь в четверг. Хорошо?
Сема молчит. Если бы он был сильнее, он ткнул бы этого Герша с его арифметикой головой в ведро. Такой прохвост! Отпустили шестьдесят, а считает двадцать. Но ведь те сорок ведер он своими руками из колодца вытянул и в дома занес. Почему же Герш кричит долой? Почему?
Медленно, опустив голову, идет Сема домой. Если так действительно живет вице-губернатор, то Сема ему не завидует.
* * *
Дедушка бегает взад и вперед по комнате. Устав, он садится на стул и сердито говорит:
- Кто вас просит? Эта выдумала обеды. Я же говорил, что это пустая затея, - нет, не послушалась. И что теперь? Ничего. Один срам. А этот совсем с ума сошел. На бочку полез. Водовоз! Это мне больше всего нравится. Умнее ты не мог ничего придумать. А? Я тебя просил или бабушка тебя просила? Или ты думаешь, что если папы нет, так ты сам себе хозяин?
Дедушка закуривает папиросу и тихо, непривычно строго говорит:
- Довольно! Чтоб вы больше ни в какие дела не совались. Я поступаю на службу.
* * *
Хорошо, дедушка поступает на службу, хорошо, даже превосходно! А кто вернет Семе заработанные деньги? Даже те несчастные две копейки, про которые Герш сказал, что они все равно как у Семы в кармане, даже те четыре гроша он не отдает. Почему, спрашивается? "Сема нарушил договор. Еще с него следует неустойка".
Вот и сговорились с этим старым прохвостом. Недаром он живет, как министр!