- У меня есть друг - адвокат, очень успешный. Несколько лет назад он сказал, что обеими руками за войну в Ираке; все разложил по полочкам, объяснил, почему иракцы заслуживают шанс на свободу. Я спросил: "У тебя ведь сын, так?" "Да, - говорит, - учится в Уэйк-Форесте". Я ему: "Вот честно - ты бы им пожертвовал?" Попросил подумать очень серьезно, представить, как является Бог и предлагает уговор: США одержат в Ираке победу (как бы там ее ни понимали), а взамен его сыну прострелят голову, и он умрет. Он один, больше никто. Все приедут домой живые-здоровые, а его сын умрет. Потом спрашиваю друга: согласен на такое?
Эд Грейсон встал лицом к Уэнди и сделал большой глоток.
- И каков был его ответ? - спросила она.
- А вы бы что сказали?
- Я не ваш друг-адвокат, который поддерживал войну.
- Увиливаете, - улыбнулся Грейсон. - На самом деле - если перед собой как на духу - никто на такое не пошел бы, правда? Ни один не пожертвовал бы своим ребенком.
- Детей на войну отправляют каждый день.
- Да, конечно. Некоторые и сами не против послать их в бой. Но не на смерть. Есть маленькая разница. Которая, правда, требует большой самоотверженности. Рискуют, играют по-крупному, так как на самом деле не верят, что погибнет их ребенок. А это совсем другая история. Тут нет выбора - того, о котором я говорю.
Грейсон посмотрел на Уэнди.
- Ждете оваций? - спросила она.
- Не согласны со мной?
- Вы преуменьшаете жертву, на которую идут люди, а это чушь.
- Наверное, я несправедлив, согласен. Но в нашем случае в чем-то все именно так. Моего ребенка Дэн больше не обидит, а ваш для него уже слишком большой. Забудете о Мерсере, поскольку ваш сын вне опасности? Раз наших детей это не касается, имеем право умыть руки?
Уэнди промолчала.
Эд Грейсон встал рядом.
- Если вы закроете глаза, проблема не исчезнет.
- Я не сторонница самосуда.
- Это не самосуд.
- По-моему, он и есть.
- Тогда давайте так. - Грейсон посмотрел Уэнди прямо в глаза и убедился, что его слушают внимательно. - Если бы вы могли попасть в прошлое и найти Ариану Насбро…
- Хватит.
- …в тот момент, когда та в первый раз ехала пьяной. Или во второй, или в третий.
- Да заткнитесь вы наконец!
Эд Грейсон удовлетворенно кивнул:
- Ладно, мне пора. - Он вышел из кухни и зашагал к входной двери. - А вы подумайте, больше ни о чем не прошу. Мы ведь с вами в одной команде. И вы это знаете.
Ариана Насбро.
Грейсон уехал. Уэнди все никак не могла выбросить из головы то чертово письмо в мусорном ведре.
Она включила айпод, прикрыла глаза и попыталась расслабиться под музыку - поставила спокойную подборку, где "Трайвинг Айвори" поют "Ангелы на Луне", Уильям Фицсиммонс - "Прости", а Дэвид Беркли - "Шпильки и прочее". Не помогло. В каждой песне - о прощении. Тогда Уэнди поступила иначе: надела спортивное и врубила песни из детства - "Первую ночь" Холд Стеди, "Забудься" Эминема.
Без толку. Ее преследовали слова Эда Грейсона: "Если бы вы могли попасть в прошлое и найти Ариану Насбро…"
Да с удовольствием. Без вопросов. Отправилась бы назад, выследила бы эту стерву, отрезала бы ей голову и сплясала вокруг дергающегося тела.
Заманчиво. Но ты там, где есть.
Уэнди проверила электронную почту. Дэн Мерсер не обманул - прислал адрес, где предлагал встречу в два часа. Уайкертаун в Нью-Джерси. Никогда не слышала. Потом в "Гугле" составила маршрут. Ехать час. Отлично. Значит, есть еще четыре свободных.
Она приняла душ, оделась. Письмо. Проклятое письмо. Уэнди сбежала вниз, порылась в ведре, достала простой белый конверт и внимательно рассмотрела почерк, будто тот мог дать какую-то подсказку. Кухонный нож прекрасно подошел для разрезания бумаги. Она вытащила два простых тетрадных листка в линейку - как когда-то в школьном детстве.
Прямо там, у раковины, Уэнди прочла письмо Арианы Насбро - от первого до последнего поганого слова. Никаких неожиданностей, никаких просветлений, одно дешевое откровенничанье, каким нас кормят с самого рождения. Все банальности, охи-вздохи, избитые оправдания, которые только можно придумать - все были на этих страницах. Каждое слово резало Уэнди, как лезвие. Ариана писала о "зачатках идеального "я" - цели ее личности", о "заглаживании вины", о "поиске смысла", о том, что "достигла дна". Ничтожество. Даже посмела рассказать, как "плохо всю жизнь со мной поступали, но я научилась прощать" и "какое чудо - прощение", и до чего она хочет "дарить его людям, вроде вас и Чарли".
Увидев написанное рукой этой женщины имя своего сына, Уэнди пришла в такую ярость, какой не испытывала никогда.
"Я всегда буду алкоголичкой", - писала Ариана Насбро в конце своей самообличительной речи. Опять "я". Я буду, я хочу, я такая-то. Все письмо - сплошные "я".
Я, я, я.
"Я знаю, я так несовершенна, что не заслуживаю прощения".
Уэнди чуть не вырвало.
А еще последняя строчка: "Это мое третье письмо. Пожалуйста, дайте о себе знать, пусть исцеление начнется. И да благословит вас Господь".
"Ой, дам, - подумала Уэнди. - Услышишь, так-перетак, прямо сейчас".
Она схватила ключи, сломя голову сбежала к машине, вбила в джи-пи-эс адрес и поехала в реабилитационный центр к Ариане Насбро.
До заведения в Нью-Брунсвике был час езды, но Уэнди, постоянно давя на газ, домчала туда меньше чем за сорок пять минут, резко припарковалась, стремительно вошла в главные двери, назвала женщине за стойкой свое имя и цель визита, а в ответ на предложение присесть сказала, что, спасибо, постоит.
Вскоре явилась Ариана Насбро. Уэнди не видела ее семь лет, с суда по делу о непредумышленном причинении смерти во время автокатастрофы. Тогда эта женщина выглядела напуганной, жалкой, все время моргала, будто ждала удара, плечи понуро висели, мышиного оттенка волосы торчали в разные стороны.
Вышедшая из тюрьмы Насбро была уже другой: дама с короткими высветленными волосами держала себя уверенно, спокойно и глаз не отводила.
- Спасибо, что пришли.
Она протянула руку, но Уэнди не стала ее пожимать.
- Я здесь не ради вас.
Тогда Ариана предложила с улыбкой:
- Не хотите прогуляться?
- Нет, я не хочу прогуляться. В своих письмах - на первые два я не ответила, но, похоже, намек понят не был - вы спрашивали, как могли бы искупить вину.
- Да.
- Так я приехала объяснить. Не присылайте мне больше вашего эгоцентричного анонимно-алкогольного бреда. Мне плевать. Я не желаю прощать, лишь бы вы исцелились, восстановились или как это там называется. Мне все равно, станет вам лучше или нет. Программу "Анонимные алкоголики" вы проходите, по-моему, уже не первый раз, да?
- Верно, - ответила Ариана слишком спокойным тоном.
- До восьмого шага раньше доходили?
- Да, но в этот раз все иначе, потому что…
Уэнди, подняв руку, заставила ее замолчать.
- Мне безразлично. Иначе или не иначе - меня совершенно не волнует. Плевать я хотела на ваше восстановление и на шаг восьмой. Но если вы действительно хотите искупить вину, тогда выйдите на улицу, встаньте у обочины и бросьтесь под первый же автобус. Если бы вы поступили так в прошлый раз, когда добрались до шага восьмого - если бы кто-то из других жертв, кому вы посылали такую же дребедень про себя любимую, не стал прощать, а дал бы именно такой совет, - и, возможно, ну вдруг вы послушались бы и умерли, тогда мой Джон остался бы в живых. У меня был бы муж, а у Чарли - отец. Вот это важно. А не вы. Не ваши анонимно-алкогольные вечеринки в честь шести месяцев без капли. Не ваш духовный путь к трезвости. Поэтому, если в самом деле хотите искупления, перестаньте, во-первых, выпячивать свое "я". Вы излечились? Совершенно, полностью, на все сто уверены, что никогда не станете пить?
- Вылечиться нельзя, - ответила Ариана.
- Ну да, опять эта анонимно-алкогольная чушь. Ведь никто не знает, как все будет завтра, да? Поэтому искупление такое: перестаньте писать письма, рассказывать о себе в группе, жить по принципу "думать только о ближайшем будущем". Сделайте то единственное, что точно не даст вам убить еще чьего-то отца: дождитесь автобуса и выскочите перед ним на дорогу. А нет - тогда, черт возьми, оставьте нас с сыном в покое. Мы никогда вас не простим. Ни-ког-да. Как же эгоистично, как же чудовищно думать, что мы станем делать это ради вашего исцеления!
Сказав так, Уэнди развернулась, вышла, села в машину и включила зажигание.
С Арианой Насбро она разобралась. Настало время Дэна Мерсера.
ГЛАВА 6
Марша и Тэд Макуэйды сидели на диване, напротив них - Фрэнк Тремонт, следователь округа Эссекс, который приехал с еженедельным отчетом о поисках их пропавшей дочери. Марша наперед знала все, что услышит.
Коричневый пиджак Тремонта оттенком напоминал шкурку бурундука, а поношенный галстук выглядел так, будто последние четыре месяца провел в туго свернутом состоянии. Сам следователь, уже разменяв седьмой десяток, готовился к пенсии и имел вид все познавшего, утомленного жизнью человека - такой имеют люди, слишком долго проработавшие на одном месте. Поначалу наводя о нем справки, Марша слышала, что Фрэнк якобы уже не тот и считает месяцы до отставки, но сама ничего подобного пока не замечала - Тремонт приезжал регулярно, держал связь, привозил с собой то федеральных агентов, то экспертов по поиску пропавших без вести, прочих разнообразных представителей закона. Однако за девяносто три дня их поток иссяк и остался лишь он - стареющий коп в жутком пиджаке.
Первое время Марша занимала себя тем, что готовила приходившим печенье и кофе, затем бросила всю показную суету. Фрэнк сидел напротив, смотрел на измученную пару, на обстановку их уютного пригородного дома и раздумывал над тем - это было очевидно, - как в очередной раз сказать: новостей нет.
- Мне жаль, - проговорил он, словно по сигналу.
Чего и следовало ожидать.
Тэд поднял лицо к потолку, часто заморгал, скрывая слезы. Марша знала: муж - хороший, чудесный человек, прекрасный супруг, отец и глава семьи; только, как оказалось, не слишком стойкий.
- Что дальше? - спросила она, глядя в упор на следователя.
- Продолжаем искать.
- Но как? То есть что еще можно сделать?
Фрэнк Тремонт открыл рот… и закрыл.
- Не знаю, Марша.
Тэд не сдержал слез.
- Я не понимаю, - сказал он уже в который раз, - как можно вообще ничего не найти?
Тремонт молчал.
- А все эти передовые технологии, Интернет…
Тэд не договорил, только помотал головой - действительно не мог понять. Не мог до сих пор. А Марша поняла. В жизни все иначе. До исчезновения Хейли типичная американская семья Макуэйд судила о полицейских (и верила в них) по тому, что годами видела в сериалах, где раскрывались все дела до единого. Ухоженные актеры обнаруживают волосок, отпечаток обуви или чешуйку кожи, кладут ее под микроскоп, а потом - ап! - не проходит и часа, как найдена разгадка. В реальности было по-другому. Судить о реальности, как теперь понимала Марша, стоило по новостям. К примеру, в Колорадо копы так и не нашли убийцу юной королевы красоты Джон-Бене Рэмзи. А еще были заголовки с именем Элизабет Смарт, симпатичной четырнадцатилетней девочки, пропавшей однажды вечером из собственной спальни. О похищении рассказывали все СМИ, люди не отрываясь следили за тем, как полиция, ФБР и светила криминалистики прочесывают жилище в Солт-Лейк-Сити в поисках истины. И за девять месяцев ни один не додумался обратить внимание на человека с комплексом Бога, на бездомного сумасшедшего, который помогал Смартам по хозяйству, хотя сестра Элизабет говорила, что видела его в тот вечер. Да если бы такой сюжет показали в "C.S.I.: Место преступления" или в "Законе и порядке", зритель отшвырнул бы пульт и сказал: "Так не бывает".
В реальной жизни - теперь Марша знала - даже идиоты избегают кары за серьезные преступления.
В реальной жизни опасность грозит любому.
- Может, вспомнили новые подробности? - спросил Тремонт. - Любую мелочь?
- Мы вам все давно рассказали, - ответил Тэд.
Следователь кивнул. Вид в этот раз он имел особенно виноватый.
- Нам знакомы похожие случаи, когда девочки возвращались сами - просто хотели выпустить пар или повстречаться со своей тайной любовью. - Эту мысль Фрэнк им уже внушал; и сам он, и Тэд, и Марша - все мечтали: лишь бы исчезновение оказалось побегом. - Вот, например, одна из Коннектикута спуталась не с тем парнем, а через три недели пришла домой.
Тэд кивнул и, ища поддержку своей иллюзии, взглянул на жену; та попробовала подбодрить мужа фальшивой улыбкой, но не смогла. Тогда он отвернулся как ошпаренный, попросил его извинить и вышел.
"Странно, - думала Марша, - почему никто больше не видит ситуацию так ясно? Конечно, ни один родитель не признает свой слепоты, из-за которой не заметил, как отчаянно несчастлив подросток или переживает такой раздрай, что готов сбежать на три месяца". Полиция изучила каждый повод, какой мог возникнуть у Хейли: да, не взяли, куда хотела, - в Виргинский университет; да, не победила в школьном конкурсе эссе и не попала в спецпрограмму по истории и культуре для отличников; да - недавно рассталась с мальчиком. Разве горе? В этом возрасте у всех так. Марша знала правду, знала с самого начала. Как сказал директор Зекер, с ее дочерью что-то стряслось. Плохо дело.
- Фрэнк.
Сидевший с растерянным видом Тремонт поднял глаза на Маршу.
- Хочу вам кое-что показать.
Она протянула ему фотографию с Микки-Маусом, которую сняла со шкафчика в школе. Фрэнк стал не спеша рассматривать карточку. Все в комнате замерло. Слышалось только его сиплое дыхание.
- За три недели до того, как Хейли пропала.
Тремонт изучал снимок так, будто тот мог навести его на след.
- Помню. Вы всей семьей ездили в "Дисней уорлд".
- Вглядитесь в ее лицо.
Тремонт вгляделся.
- Вы думаете, девочка с такой улыбкой взяла, да и сбежала, никому ничего не сказав? Вы правда считаете, что она решила жить сама по себе и умудрилась ни разу не воспользоваться айфоном, банкоматом или кредиткой?
- Нет. Не считаю.
- Прошу вас, Фрэнк, продолжайте искать.
- Да, Марша. Обещаю.
Когда говорят об автострадах Нью-Джерси, сразу представляют либо ландшафтную трассу с пейзажем из запущенных складов, неопрятных кладбищ и ветхих домиков на две семьи, либо дорогу "Нью-Джерси" - дымовые трубы и гигантские промышленные комплексы из жуткого будущего в духе "Терминатора". И никто не вспоминает шоссе номер 15 в округе Сассекс - фермерские угодья, старые поселения вдоль озер, винтажные амбары, ярмарочные площади, старые стадионы бейсбольных команд низшей лиги.
Следуя указаниям Дэна Мерсера, Уэнди поехала по шоссе номер 15; в том месте, где оно сменило номер на двести шестой, свернула направо на проселочную дорогу, оставила позади комплекс хранилищ "Ю Стор Ит" и оказалась на трейлерной стоянке Уайкертауна. Тихое, населенное призраками местечко - в таких невольно ждешь увидеть ржавые качели, качающиеся на ветру. Площадка делилась на секторы. Ряд D, линия 7 - противоположный угол, неподалеку от забора из проволочный сетки.
Вышедшую из машины Уэнди поразило безмолвие. Стоянка напоминала постапокалиптический город - бомба упала, люди испарились. Кругом висели бельевые веревки - совершенно голые, валялись складные стулья с выломанными сиденьями. Жаровни для барбекю и игрушки стояли и лежали так, будто их бросили в спешке.
Уэнди взглянула на телефон (сети нет, великолепно), сделала два шага по ступеням из строительных блоков и встала у двери трейлера. Рассудок подсказывал: "Ты мать, а не супергерой, не будь идиоткой, уходи". Додумать не успела - сетчатая дверь открылась, и на пороге возник Дэн Мерсер.
Увидев его, Уэнди отступила назад.
- Что с вами?
- Заходите, - пробубнил он, шевеля распухшей челюстью. Его нос был расплющен, лицо покрывали синяки, но хуже всего… хуже всего выглядели гроздья круглых ожогов на руке и щеках.
Уэнди показала на одно из пятен:
- Это вас сигаретой так?
Мерсер с трудом пожал плечами.
- Я им сказал: у моего трейлера курить запрещено. Разозлились.
- Кто?
- Про "запрещено" я пошутил.
- Я поняла. Кто напал?
Дэн Мерсер только отмахнулся.
- Почему бы вам не зайти?
- Почему бы нам не поговорить здесь?
- Надо же! Беспокоитесь за себя? Но ведь вы, как вы сами откровенно признали, меня не интересуете.
- Тем не менее.
- Не испытываю желания выходить наружу.
- Я настаиваю.
- Тогда до свидания. Зря заставил ехать в такую даль, простите.
Дэн сделал шаг назад, дверь захлопнулась. Уэнди немного постояла и, забыв опасения - в таком состоянии он вряд ли мог сильно навредить, - вошла внутрь. Дэн был уже на другом конце трейлера.
- Ваша прическа, - заметила она.
- А что с ней?
Некогда волнистые каштановые волосы теперь имели отвратительный желтоватый оттенок.
- Сами красились?
- Нет, ездил в город в "Дионну" - в любимую парикмахерскую.
- Хорошо сливаетесь с местностью. - Она чуть не ответила улыбкой.
- Знаю. Будто глэм-рокер из клипа восьмидесятых.
Дэн отошел еще дальше, словно не хотел выставлять синяки на показ. Уэнди отпустила дверь, та громко захлопнулась. Узкие солнечные лучи пробивали полумрак. На полу у входа лежал протертый линолеум, противоположная четверть помещения была укрыта грубо обрезанным оранжевым ковром с длинным ворсом - такой сочли бы слишком кричащим даже для декораций комедийного сериала.
Ссутулившийся в углу Мерсер выглядел жалким и сломленным. За год до западни, которая вскрыла его подлинные пристрастия, Уэнди хотела снять репортаж об этом "замечательном человеке". Тогда Дэн выглядел редчайшим экземпляром - беззаветным благодетелем, желавшим изменить мир к лучшему и вместе с тем - вот самое поразительное - не искавшим славы.
И она - хватит ли духу признать? - увлеклась. Красивый мужчина с темно-серыми глазами и непослушной каштановой шевелюрой, который умел посмотреть на тебя так, будто ты единственный человек на всем белом свете; проницательный, ироничный, обаятельный - понятно, почему те несчастные дети любили Дэна Мерсера.
Но как она, репортер и патологический скептик, не смогла разглядеть его суть?
Более того - и снова, хватит ли духу признаться хотя бы себе? - Уэнди рассчитывала на свидание. В первом же его взгляде - настоящей молнии - ощутила влечение и не сомневалась, что и с ее стороны тогда полетели искры.
От одного намека на эту мысль по спине пробегали мурашки.
Из своего угла Дэн попытался посмотреть на Уэнди пронзительно, как когда-то, но не вышло - одурачившая ее восхитительная чистота серых глаз разбилась, оставив лишь нечто вызывавшее жалость. Но и теперь вопреки всему, что она знала, чутье подсказывало: не мог этот человек быть монстром.
Увы, чушь. Мог. Все просто: ее надул мошенник, скромностью прикрывавший свое истинное лицо.