Он говорил это очень душевно, с доверием; он как бы приоткрывал себя, а мне было немножечко совестно и боязно: ведь я обманула его - я не знала, что там такое написано у Венедикта Петровича. И, хотя мне было это любопытно, я решила переменить разговор. Вдруг мне захотелось задать ему тот же вопрос, что и Володе.
- Скажи, Даниил… Вопрос очень обычный в наши дни, но ты ответь. Ты бы хотел полететь в космос?
Он ответил сразу же, не задумываясь;
- Нет, не очень.
- А почему?
- Что-то не тянет… Я серьёзно. Я понимаю, что это интересно и главное, очень нужно, но меня не тянет. Вот в океан бы спуститься, километров на десять!.. Ты не улыбайся. Океан для нас - второй космос.
Он же не знал, чему я улыбаюсь. Я просто сравнивала их ответы.
Дяди Вени он так и не дождался, ушел. Сказал, что больше ждать не может - в такой вечер надо быть дома: ведь его отец тоже фронтовик.
А что там стряслось у отца, о чем говорил Володя, я спросить не решилась. Может, Володя и путает что-то…
Вот и третья тетрадь кончилась. Ползет жизнь-то, пока что неприметная, обыденная, серенькая…
КАК ВСЕГДА, СПОР
Ярослав не сразу перевернул тетрадную обложку. Он был взволнован. Конечно, это не открытие, - настоящие историки повседневно сталкиваются с живыми документами далеких эпох. Таких дневников они перебрали, наверное, немало. И все же Ярослав был потрясен. Для него-то это было событием - нечаянное знакомство с человеком из прошлого века.
Он взволновался так, будто судьба позволила ему заглянуть в сокровенные девические записи матери или прочесть думы прадеда, погибшего на Марсе. Эта девушка, вдруг шагнувшая из далекого и зыбкого марева времени, стала близка ему и дорога.
Андрей сидел, по-прежнему облокотившись на стеллаж, подперев голову руками. Взгляд его был задумчив. Рано отошла к окну и замерла там, высвеченная солнечными бликами.
Они молчали, потому что сказать хотелось слишком много.
- Читай дальше, - проговорил Андрей. - Ведь есть ещё тетрадь… Как нам все-таки повезло!
Ярослав не шевельнулся.
- Взглянуть бы на её портрет, - тихо, словно только себе, сказала Рано и повторила: - Очень интересно, какая она была внешне.
Негромкий всплеск видеофонного вызова повернул их к аппарату. Старый Лацис на экране дружелюбно улыбнулся:
- Дела идут хорошо?
- Очень! - воскликнул Ярослав. - Нам посчастливилось обнаружить… Мы нашли дневник тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Она наша сверстница - та, что писала… Понимаете?
Лицо Лациса сделалось значительным.
- Поздравляю, - сказал он. - Не буду мешать. Потом расскажете.
Экран потух.
- А ведь ему этот дневник ещё ближе, чем нам, - сказал Андрей. - По времени.
Они опять замолчали. Потом Рано улыбнулась мечтательно:
- А мы вполне могли бы с ней дружить. У меня… Помните то место, где она говорит, что иногда ей хочется среди ночи мчаться на диком коне? Странно, но у меня порой почти подсознательно возникает точно такое же. Я немножечко дикарка, да? - Она рассмеялась и весело закружилась по комнате, гибкая и легкая. Внезапно остановившись, она сказала: - А нас, своих потомков, они представляли все же наивно. Я боюсь употребить другое слово: примитивно.
- Именно это слово, говоря о тебе, употребят твои потомки, - буркнул Андрей.
- И в то же время, - не обращая внимания на брата, продолжала Рано, - они так много думали о будущем. И, видимо, не очень огорчались неустроенностью своего быта. Инга - помните? - мечтает о газе как о каком-то благе.
- Что же в этом особенного? - возразил Ярослав. - Каждой эпохе свое. Жителю пещеры благом была шкура на плечах. Ломоносову вовсе не худо было свои великие труды создавать с помощью примитивнейшего инструмента - птичьего пера. Белинский превосходно обходился без телефона. Мы пользуемся своими радиками и тоже в общем-то довольны, а через двадцать лет будем удивляться, как это нас удовлетворяла такая дребедень.
- Ты очень умненький, Яр, - дурачась, похвалила его Рано. - Потом я тебе задам ещё сто двадцать семь с половиной вопросов.
- От тебя их можно ждать и тысячу, - проворчал Андрей. - Конечно, там есть непонятные детали, есть наивности. Например, рассуждения этого… Володи о машинном мозге.
- Даже тебя они не устраивают? - притворно удивилась Рано.
- Шпильки потом, - отмахнулся Андрей. - Вчера Юрий Игоревич очень верно говорил, что у каждой эпохи свои трудности. И вот Яр - тоже, только он с другого боку… Для первобытного человека главным было выжить, победить окружающую природу, устоять перед стихиями. Потом наслоились трудности социального характера. Так, историк?
- Ну-ну, - поощрил Ярослав, ещё не совсем понимая, куда клонит Андрей.
- Но чем дальше идет, развиваясь, человечество, тем большее значение приобретают трудности интеллектуальные. А Володя, - Андрей кивнул на ветхую тетрадь, - видимо, ещё не понимал, что именно преодоление интеллектуальных трудностей движет ныне человечество. Передать функции мышления приборам - значит погубить себя, выродиться.
- Очень мило! - насмешливо прищурилась Рано. - Сколь легко этот эрудит спорит с пареньком из прошлого века!
- Что ж, - пожал плечами Ярослав, - спор - поединок равных или почти равных.
- Вот именно, - подхватил Андрей. - Кстати, второй парень, Даниил, судит одинаково со мной. Меня даже удивило как-то: они не очень-то отличались от нас, эти человеки двадцатого столетия.
- Ого, у Андрея намечается некий поворот в мыслях! - Ярослав шутливо поворошил голову друга. - К твоем энцефалокибере давно наблюдалось покосение в сторону техники. Прогресс человечества для тебя был равнозначен прогрессу техники и наоборот. Так ведь? А тут ты начал понимать, что люди, не знающие видеофона, не знакомые с единой теорией поля, в общем-то мыслят схоже с тобой, мудрец двадцать первого века.
Андрей встал. Поспорить он любил, хотя на уроках красноречия никогда не был в числе первых.
- Техника - показатель уровня развития науки, - сказал он. - А развитие науки определяет уровень мышления. - Это звучало, как скучная цитата из старенького учебника логики. Однако произносилась цитата весьма внушительно. - Ты можешь возразить?
Рано фыркнула. Брат напоминал ей сейчас петуха с детской картинки. Ярослав же нахмурился.
- А что тебе возражать? - сказал он, накаляясь. - Ведь для тебя, например, Фома Кампанелла - всего лишь средневековый монах, не знавший электричества, не имевший представления о строении вещества и вообще неуч. А для меня он - великий и светлый мыслитель.
- Великий утопист, - резко уточнил Андрей. - Устремления Кампанеллы не имели реальной основы. Крылья человечества - наука и техника.
- Крылья человечества - мечта, которая движет науку и технику, - горячо возразил Ярослав.
Рано опять закружилась по комнате.
- Разговор обещает быть острым, - весело сказала она. - Но спорить вы можете без меня, я это уже слышала. Пойдите прогуляйтесь, а я тем временем сяду за следующую тетрадь.
Все-таки её логика была практичней. Друзья переглянулись. На лицо Ярослава набежало смущение:
- Да. Это у нас с Андреем вечная тема… Отложим, Анд?
Андрей ещё пытался ершиться:
- Спор начал ты. Я хотел как раз сказать о том… о том родстве идей, которое перебрасывает мосты через века и эпохи.
Ярослав театрально раскинул руки:
- Анд прозревает!
- Я же говорила, что мой братец ещё не совсем потерянный человек.
Андрей хорошо знал старую истину: против иронии есть лишь два способа защиты - или ирония же, или полнейшая невозмутимость. Устроившись на стуле поудобнее, он сказал с превосходно разыгранным равнодушием:
- Может, всё-таки продолжим чтение?
Теперь переглянулись Ярослав и Рано. Ярослав взялся за тетрадь.
Видно, была в ней некая магическая сила, в этой пожелтевшей, с обтрепанными краями рукописной книжице. Она звала к себе тревожаще и властно. Перевернуть обложку - означало заглянуть не просто в очередную страницу - в другой век.
ДНЕВНИК ИНГИ
Тетрадь четвертая
28 февраля 1963 г.
Итак, начинается четвертая… Как всегда, перелистала предыдущую. Многие записи кажутся мне пустыми, мелкими, ненужными. Когда-нибудь, когда повзрослею, буду, наверное, смеяться над ними. Но уже привыкла записывать все подробно - теперь не остановиться. Иногда и времени как будто нет, а все равно тянет к дневнику. Все-таки потом интересно будет просмотреть свои тетради, оглянуться на собственную жизнь…
Была Мила. Вместе готовили уроки на завтра. Заниматься с ней трудновато: она все старается заучивать.
Мила все прислушивалась, не придет ли Даниил. Мне её даже стало жалко.
Сегодня отдала рассказ Венедикту Петровичу, хотя, когда закончила, мне моя писанина уже не очень понравилась. Отдала ему в школе - официально.
3 марта
Если все заседания нашего клуба будут проходить так же, как вчерашнее, я готова заседать хоть каждый день. Председательствовал В.П. Старцев. Мы так договорились: кто ведет основной рассказ, тот и председательствует.
Тема была: "О некоторых загадках в истории человечества". Я знала, что это связано с книгой Венедикта Петровича и статьей Горбовского, но не подозревала, что будет так интересно. (О книге дядя Веня не сказал ни слова. Мы с Даниилом только переглядывались, но, конечно, тоже промолчали.)
Вначале дядя Веня говорил о нашем клубе. Он сказал, что Человек - вообще искатель, в этом его сущность. Искать надо, рассуждал он, прежде всего себя, чтобы полнее раскрыть свои способности, свои возможности и отдать их обществу. Потом он говорил о неисчерпаемости мира, о счастье познания. Я невольно вспомнила горьковское: "Человек - это звучит гордо!" - так созвучно было это мыслям, которые высказал Венедикт Петрович.
О чем шла речь, конечно, не пересказать. Со следующего заседания, решила, буду во время докладов всё записывать в специальную тетрадь. Но коротко речь шла вот о чём.
Самое удивительное и самое загадочное существо на нашей планете - человек. Ученые, по сути, только-только начали прикасаться к тайнам человеческого мышления, к загадкам наследственности. До сих пор неизвестны важные детали происхождения человека. В истории цивилизации тоже множество неразгаданного.
Вот, например, Атлантида, о которой так много противоречивых толков. Оказывается, целый ряд свидетельств историков древности, современных геологов и археологов указывает на то, что в Атлантическом океане была какая-то большая суша, которая исчезла 12–14 тысяч лет назад. В это время на Земле произошла некая страшная катастрофа. В преданиях и мифах народов земного шара сохранились упоминания о великом бедствии, о потопе, землетрясениях, резких изменениях не только на Земле, но и в небе. Венедикт Петрович привел несколько гипотез. Меня особенно поразила одна.
Катастрофа, по этой гипотезе, была вызвана Луной. Именно тогда она попала в поле притяжения нашей планеты, Земля даже отдалилась от Солнца и замедлила свой бег вокруг него. Это небывалое явление подтверждается не только математическими расчетами (они говорят о возможности такого), но и древними календарями и некоторыми отрывочными фактами в преданиях народов.
Венедикт Петрович, как и Горбовский, предполагает, что до катастрофы у человечества был довольно высокий уровень развития. Но разрушились все города, многие селения были начисто сметены с лица земли, часть суши ушла под воду, а другая, наоборот, взметнулась неприступными горами. В некоторых древних хрониках этот период прямо называется "уничтожением человечества".
Однако оно выжило, выстояло, вновь поднялось! И вот что интересно и до сих пор не разгадано. Видимо, оставшиеся в живых просвещенные люди хранили осколки знаний, передавали их из поколения в поколение, учили собратьев искусству обработки металлов и камня. Об этом, в частности, говорят бронзовые изделия, остатки древних городов и культовых сооружении. Например, где-то в Индии есть храм, крыша которого, поднятая на 75 метров, состоит из каменной плиты весом в две тысячи тонн! Древние майя точно, до долей секунды, знали периоды обращения некоторых планет и звезд. Ведь для того, чтобы сеять хлеб, вести хозяйство, такая точность вовсе не нужна. И как добиться такой точности?
Для этого нужны знания почти такие же, как у современных астрономов. Очень точными астрономическими и математическими данными владели и египтяне.
Некоторые древние ученые, ссылаясь на какие-то ещё более древние источники, указывают, что подобные катастрофы случались не один раз. Венедикт Петрович, в свою очередь, указал на цикличность оледенения Земли. Единого мнения ученых на этот счет нет.
Венедикт Петрович приводил множество примеров. Мы сидели разинув рты. Очень интересно рассказывал он о последних археологических находках в Африке и Азии. Высокоразвитые цивилизации там существовали задолго до древнеегипетской… Свои предположения В.П. не выдавал за истину. Он как бы размышлял вслух, высказывал своё мнение и приводил аргументы "за" и "против". Истина придёт позднее, сказал он, когда накопится достаточно фактов. Но задумываться об этом, искать ответы на бесчисленные вопросы пора, давно пора.
Вообще человечество, считает В.П., ещё не заинтересовалось собой по-настоящему. Всё ему некогда, оно тратит свои усилия на борьбу с природой и социальным злом, и масса энергии и средств уходит на войны. Когда победит коммунизм, наука и техника пойдут в наступление и на разгадку тайн человеческой истории. Вот, например, если бы деньги, которые сейчас тратятся на военные цели, израсходовать на решение проблемы Атлантиды - она была бы уже решена.
Если бы дожить до этого!..
Ярослав замолчал. У него перехватило дыхание.
Рано и Андрей понимающе взглянули друг на друга. Они уже усвоили, что, если обсуждать каждую деталь дневника, особо заинтересовавшую их, дневник так и не дочитать. Но это "Если бы дожить!" потрясло их.
Инга! Инга! Так ты, наверное, и не узнала, какой прекрасной была эта легендарная страна. Ведь основное изучение древней цивилизации, ушедшей на дно океана, закончилось совсем недавно…
Ярослав чуть нахмурился, беря себя в руки, и стал читать дальше.
Заседание у нас затянулось. Венедикта Петровича буквально затормошили и назадавали сотни вопросов.
Даниил обещал принести мне книгу об Атлантиде. Так недолго и археологией увлечься. А что! Очень интересно.
Появилась в школе Валя Любина. Бледная, похудевшая. Я спросила, что с ней; говорит, болела. Почки, говорит. Что-то не очень разговорчивая.
7 марта
Второй день сижу дома, гриппую. Вчера температурила. Сегодня вполне могла бы идти в школу, да не пустила мама. Золото!
Под столом ворочается Машка. Все порядочные черепахи продолжают спячку, а моя, не знаю почему, выползла из своего зимнего убежища и, ещё сонная, совсем вялая, шебаршит по комнате…
Во вторник путешествовала в медицинский - договариваться насчет беседы о телепатии. Вот уж не думала, что и туда надо пропуск. Или взамен белый халат. Пыталась провести "воспитательную работу" с вахтершей; она меня чуть не вытурила. Спасибо, подвернулся Вадим. Отвел меня в комитет комсомола. Противная деталь: когда мы с ним шли по коридору, группа белохалатных девчат у окна захихикала вслед, а какая-то из них сказала:
- Не надо, девочки, смеяться. Это не просто новое, а новое серьёзное увлечение.
Они зашушукались…
Два парня в комитете комсомола расспросили меня о нашем клубе; один побежал куда-то и скоро привел лысенького, в очках преподавателя психологии. Тот принялся тоже расспрашивать и сказал, что идея нашего клуба ему нравится.
- Только, - сказал он, - не говорите, милая, такой чепухи: передача мыслей на расстояние. Мысль передать невозможно ни на какое расстояние. Передается информация о ней. Вот мы с вами беседуем, но я передаю не свои мысли, а лишь словесную информацию о них.
Он чуть не закатил мне лекцию. Ну, это неважно, главное - обещал у нас быть.
А Вадим куда-то исчез…
Странно, что папа к нашему "Искателю" относится "не очень". Он говорит, что все это, конечно, интересно и полезно, но однобоко. В том смысле, что мы всё берем и берем от общества, а об отдаче не думаем.
Спрашиваю:
- А что конкретно ты предлагаешь?
- А я не знаю, - говорит он и начинает злиться. - Думайте, думайте сами своим комсомольским разумом.
Потом предложил одну штуку. Идея вот в чём. Для старшеклассников летом надо создавать туристско-трудовые лагеря. Малыши летом отдыхают на дачах, пионеры - в пионерских лагерях, а "великовозрастные лоботрясы" (это, значит, мы) бездельничают. Надо, говорит папа, сводить "лоботрясов" в небольшие, человек по двадцать, отряды и давать им самостоятельные деловые задания: заготовлять грибы и ягоды, кедровые орехи, сено, веточный корм и всё такое. Снабдить отряд палатками, выдать сухарей, консервов - и живите в лесу, отдыхайте, но и дело делайте.
Идея, по-моему, хорошая, я за неё обеими руками, но самим нам такое дело, пожалуй, не поднять. И потом, это летом. А сейчас, зимой?
- Тоже что-нибудь придумать можно, - говорит папа. - Для этого надо одно: чувствовать себя комсомольцем, бойцом…
Даниил занес книгу Н.Ф. Жирова "Атлантида", получил от меня мат и убежал. Он с Сашей записался в дружинники.
9 марта
Рассказала ребятам о папиной идее. О папе, конечно, не говорила, сказала: "Вот один человек предлагает…" Ребятам в общем-то понравилось. Надо бы поговорить об этом в райкоме комсомола, у меня там есть знакомые…
Спорили о комсомольской форме. Кто-то вспомнил о знаменитых юнгштурмовках - вот и заспорили: стали бы мы, нынешние комсомольцы, носить форму своих отцов и матерей? Лично я стала бы. Правда, её надо сделать поизящнее.
После уроков была у Милы. Раньше я у неё не бывала. Они с мамой живут вдвоём. Маленькая чистая комната. Всё очень скромно. Отец от них ушёл. Мила о нём говорит плохо, но, по-моему, неискренне: она тоскует о нём. Это страшно - остаться без отца, когда он жив.
Мила просила поговорить с Даниилом, выяснить, как он к ней относится. Я не сказала, что уже говорила, и теперь не знаю, как быть. На её месте я бы не стала навязываться. Надо же всё-таки думать о своей гордости.
Мы кончали делать уроки, когда пришла её мама. Она работает где-то в отделе кадров. Суховатая и, должно быть, строгая женщина. Мила её побаивается.
10 марта
Какой-то странный разговор с Марией Сидоровной. Она попросила меня зайти к ней в кабинет после уроков. Расспрашивала, как живу (с чего бы?), как идёт учёба, потом вдруг - вопрос:
- Ты ведь, кажется, дружишь с Валей Любиной?
Я-то не считаю, что дружу, но все же сказала:
- Да.
- А ты знаешь такого Вадима Синельникова
- Это который из медицинского?
- А что, есть и другой Вадим?
- Какой другой?