VI
Люда Григорьева влетела в класс и остановилась у порога, вращая по-совиному глазами из-под очков. Она действительно была похожа на сову. Круглые очки в роговой оправе закрывали наполовину лицо, остренький нос торчал, как клюв.
- Несет! - крикнула Люда. Девочки кинулись по местам.
Дарья Леонидовна положила сочинения на стол, прикрыв их сверху ладонью. Она улыбалась и молчала, а девочки вдруг заволновались, и чем дольше молчала Дашенька, тем сильнее хотелось девочкам узнать, что она скажет. Девочки по улыбке догадались, что Дарья Леонидовна будет говорить о чем-то хорошем и важном.
Они припоминали о чём написали в своих сочинениях. Дарья Леонидовна выбрала одну тетрадь. Классные тетради были одинаковые. Кесарева выпрямилась и облизнула пересохшие губы.
- Работа Тихоновой Наташи, - сказала Дарья Леонидовна.
Наташа ахнула про себя и заинтересовалась чернильницей. Она пристально изучала чернильницу всё время, пока Дарья Леонидовна читала. Слушая со стороны свой рассказ, Наташа снова удивилась не тому, что написала хорошее сочинение, - она не знала, хорошо написано сочинение или плохо, - Наташа удивилась тому, какой взрослой и трудной жизнью живет в деревне Нечаевке Феня Михеева.
- Это называется мужеством, - сказала Дарья Леонидовна, кончив читать. - Наверное, Феня не догадывается о своём мужестве. Наверное, она не думает, может ли стать героиней. Так вот Зоя…
Дашенька впервые произнесла это имя в классе. Она увидела посерьезневшие глаза и вспомнила то, что было два года тому назад. Была студеная зима сорок первого года. Московский институт эвакуировался в уральский город. Снежные бураны обрушивались на город, открытый ветрам, вьюги за ночь до крыш наметали сугробы, мглистое небо падало на землю сразу за домами. В холодную вьюжную ночь Дашенька прочитала о Зое. Она не заплакала и не перечитала второй раз газету. Она просидела всю ночь на табуретке у окна общежития. Вьюга бросалась снегом в окно, под утро мороз вывел узоры на стекле. Диковинные цветы раскрыли лепестки. Солнце взошло, и цветы загорелись. Даша всю ночь думала о Зое.
И сейчас, стоя перед классом, она услышала, как тревожно бьется ее сердце.
- Зоя была школьница, как вы, - сказала Даша. - Она каждый день приходила в класс, ее вызывали к доске. Все было так обыкновенно, но в школе она научилась любить жизнь и родину.
Даша рассказывала о Зое простыми словами, она волновалась и страдала, как тогда, в зимнюю ночь, и видела, что ее ученицы тоже волнуются. Даша чувствовала благодарность к своим ученицам.
Окончив урок, она поспешила уйти из класса. Её смущала тишина. Она быстро шла в учительскую, вспоминая тишину своего класса и прижимая ладони к горячим щекам.
- Дарья Леонидовна! - окликнули её.
Она обернулась и увидела Валю Кесареву.
- Что? - спросила Дарья Леонидовна, улыбаясь и радуясь близости, которую она открыла сегодня между собой и своими ученицами.
- Вы ничего не сказали про мое сочинение, - сказала Валя Кесарева, не поняв, почему улыбка исчезла с лица учительницы.
- Я вам поставила пятерку, - сухо ответила учительница.
Она отвернулась, не входя в объяснения.
"Да, - подумала она, чувствуя вдруг усталость, - я решила, что с Кесаревой произойдет что-то особенное. Но с Кесаревой ничего не произошло. Ну что ж! Нельзя падать духом из-за каждой неудачи".
Даша не знала, что сегодня же её поджидает еще одна неудача.
Едва закрылась за учительницей дверь, Женя Спивак позвала Наташу в коридор. Они стали у батареи в темном углу коридора. Перемена длилась всего пять минут, они торопились.
- Феня есть на самом деле или ты придумала? - спрашивала Женя.
- Есть. Разве про жизнь придумаешь, чтобы было похоже?
- Какой сегодня удивительный день! Кажется, что-то случилось.
- И мне кажется, что-то случилось.
- Мне и учителя сегодня кажутся особенными. Например, Зинаида Рафаиловна. По-твоему, какая она?
- Какая? - переспросила Наташа. - Знаешь, какая? - сказала она, подумав. - Будто читаешь книжку. Ты радуешься, если интересная книжка?
- Еще бы! - ответила Женя. - И Дарья Леонидовна необыкновенная!
Они хотели говорить еще о чем-то важном, но перемена кончилась. За уроком Наташа получила записку: "Давай дружить втроем". Наташа обернулась и кивнула Жене. То особенное и непонятное, что началось на уроке Дарьи Леонидовны, продолжалось. Наташе было тревожно и радостно.
В следующую перемену они снова стояли у батареи в коридоре.
- Напиши про меня Фене, - сказала Женя Спивак.
- Ладно, про все напишу. Про нашу дружбу. Про Зою.
- Ты знала раньше про Зою? - спросила Женя.
- Знала. Но кажется, что только сегодня узнала по-настоящему.
- Вот и я тоже, будто только сегодня узнала. Мне хочется умереть, как Зоя.
- А мне не хочется умирать, - призналась Наташа. - Я никогда не умираю, если воображаю себя героиней.
- А я хотела бы умереть, как Зоя, только мне жалко папу.
Мимо, придерживая рукой очки, промчалась Люда Григорьева.
- Французский идет! - крикнула она.
Женя покачала косичками. Не хочется сидеть на французском!
Люда Григорьева забралась на подоконник. Она изобразила сову, округлив под очками глаза, всем стало весело.
- Девчата! - крикнула Люда, охваченная озорным задором, во власти которого всегда теряла представление о том что можно делать и что нельзя. - Девочки! Устроим затемнение. На последнем уроке одна только Анна Юльевна дает письменную. Затемнимся. Вот и не будет никакой письменной.
Люде такой забавной показалась собственная выдумка, что она, не ожидая одобрения класса, потянула за шнур и спустила штору.
Маня-усердница, ахнула и молча следила за Людой, не зная, смеяться или протестовать.
Тася с послушным недумающим лицом полезла на парту, а Люда уже перебегала к третьему окну. Девочки с интересом наблюдали за Людой.
В одно мгновение класс был затемнен.
- Что вы наделали? Вот бессовестные! - укоризненно проговорила Лена Родионова. - Что вы наделали? - ещё раз испуганно шепнула она, потому что в дверях уже появилась Анна Юльевна, учительница французского языка.
Следом за ней Валя Кесарева тащила кипу тетрадей.
- Что такое? - спросила Анна Юльевна, остановившись посредине класса.
Валя Кесарева захлопнула за собой дверь.
- Что это значит? - недоумевала учительница.
Девочки молчали. Анна Юльевна вообразила, что девочки потихоньку хихикают в темноте и забавляются над её растерянностью.
- Зажгите свет! - крикнула она гневно, не догадываясь, что проще открыть дверь.
Валя Кесарева, ощупью искавшая выключатель, споткнулась о парту и уронила на пол тетради.
Анне Юльевне показалось, что все делается нарочно. Негодование ее росло.
Наконец, Валя нащупала выключатель.
- Кто это сделал? - спросила учительница. Она была оскорблена и нервно перебирала концы шали, которая, как на вешалке, висела на ее острых плечах. - Староста! - вызвала она.
- Я была с вами, - невинно отозвалась Валя Кесарева, на коленях подбирая тетради.
- Вы будете наказаны, - указала Анна Юльевна и постучала согнутым пальцем по столу. - Вы не знаете меры, - она снова постучала. - Вы несерьезны! Легкомысленны! Семиклассницы! Позор!
Анна Юльевна дернула шаль на плечах и вышла.
Некоторое время после ее ухода девочки молча переглядывались, Валя положила тетради на стол.
- Вечно вы что-нибудь натворите! Разделывайтесь теперь.
- Уж очень она рассердилась! - сказала Лена Родионова.
И тут же, точно по сигналу, в классе поднялся шум. Негодование Анны Юльевны вызвало совершенно неожиданное последствие. Девочки, которые сначала перепугались своей проделки, теперь не испытывали никакого раскаяния.
Люда Григорьева принялась поднимать штору.
- Позор еще какой-то выдумала, - удивленно говорила она. - Взяли просто и затемнились, и никакого позора нет.
- Она нас всегда обвиняет, - обиженно заявила Маня, - Тихо сидишь, как на математике, а ей все плохо кажется. Не буду больше повторять. - И она закрыла учебник французского языка.
- Директора приведет, - вздохнула Тася Добросклонова, - за поведение сбавят.
Француженка привела не директора, а Дарью Леонидовну. Дарья Леонидовна вошла в класс привычной стремительной походкой, и девочки увидели в ее глазах тревогу.
- Ваши воспитанницы! - презрительно сказала француженка. - Хорошенький у вас класс! Они сорвали мне письменную. Я требую, чтобы вы их наказали.
- Анна Юльевна, - ответила Дашенька, - я обещаю, больше этого никогда не повторится.
- Как? - изумилась француженка. - Вы берете их под защиту?
- Нет, нет! - заторопилась Даша. - Вы меня не поняли. Не я. Весь класс обещает. - Она смешалась и, чтобы успокоить Анну Юльевну, пояснила: - Уверяю вас, у них и в мыслях не было вас обидеть.
Француженка подозрительно взглянула на Дашу и сухо ответила:
- Боюсь, что вы ошибаетесь.
Раздался звонок. Анна Юльевна вышла.
- Вы обидели Анну Юльевну. Она шла в класс работать. Когда человек работает, его надо беречь, - сказала Дашенька.
- Дарья Леонидовна, - призналась Люда Григорьева, - честное слово, я нечаянно! Мы пошутили.
- Мы не думали, что это обидно, - смутилась Наташа.
- А как вы нас накажете? - с беспокойством спросила Тася, которая все время гадала - классом придется отвечать или вдвоем с Людой.
"В самом деле, как же мне их наказать?" - подумала Даша.
- Дарья Леонидовна, - заявила Люда Григорьева, - мы сделаем вместо одного два перевода. Вы уходите. Никто не будет списывать. Я отвечаю.
В другое время все удивились бы, что Люда Григорьева берётся отвечать за класс, но сейчас никто не удивился.
Валя Кесарева складывала книги, собираясь идти домой. Неожиданно она спрятала книги в парту.
- Я староста, - заявила она. - Отвечать буду я.
- Хорошо, - согласилась Дарья Леонидовна.
Девочки были довольны: Дарья Леонидовна им сразу поверила.
Захар Петрович ходил из угла в угол в пустой учительской. Увидев Дарью Леонидовну, он снял с вешалки шинель…
- У вас заметно бледнеют щеки, - сказал он ворчливо. - Идемте в столовую.
Он ежедневно напоминал ей об обеде.
- Сегодня утром, - рассказывала Даша, застегивая пуговицы пальто, - мне показалось, что я одержала полную победу. Если бы вы их видели утром! Я подумала: теперь всё изменится и будет по-другому, но сегодня же они устроили затемнение. Я не знаю, что они выкинут завтра.
Захар Петрович ждал у порога.
- На дворе холодно, - ответил он. - Неужели у вас нет теплого шарфа?
Даша, не слушая его, повторила:
- Я думала, что одержала победу и всё сразу изменится.
Захар Петрович рассердился.
- На фронте месяцами подготавливают победу. Вы захотели за один час. Не слишком ли быстро?
Они вышли из школы. Мелкий злой дождь сыпался с неба. На тротуаре ветер рябил в лужах воду.
- Осторожно, - сказал Захар Петрович. - Вы опять без калош!
Они молча шли под дождем.
- Вы правы, - сказала Даша, когда они подошли к столовой. - За один час - это… невозможно.
VII
Наташа никому, даже Жене, не говорила о задуманном. Возвращаясь из школы, она делала наспех домашние дела и садилась за математику. Решив несколько уравнений и геометрических задач, она открывала наудачу страницу и испытывала себя - получится или нет. За последнее время стало получаться на любой странице из пройденного. Но Наташа все еще не верила и каждый день упрямо повторяла. Иногда Наташа час или два грызла карандаш и размышляла над задачкой, но ни за что не хотела идти к Добросклоновым. Она хотела добиться сама.
Когда в передней раздавался звонок, Наташа со всех ног бросалась встречать маму. Она снимала с мамы шляпу, довоенную, с помятым бантиком, и стряхивала с полей капельки растаявшего снега. А мама некоторое время еще сидела на табурете и ладонями приглаживала волосы, которые завивались в мелкие колечки от мокрого снега.
- Сегодня все печи на полной нагрузке? - интересовалась Наташа. - А на тельфере кто работает? Сегодня мины или снаряды?
Иногда мама отвечала:
- Этого сказать нельзя.
- Военная тайна? - понимающе кивала Наташа, чувствуя уважение к маме и гордость за нее.
- Теперь ты рассказывай, - говорила мама. - Только все - и хорошее и плохое.
- Плохого давно уж нет, Дарья Леонидовна опять похвалила за сочинение.
Наташа любила сидеть на коврике около кресла и опираться подбородком о мамины колени.
- Мамочка, ты думаешь, Дарья Леонидовна не строгая? Она строгая, она обязательно снизит балл, если не ответишь. Только мы на неё не сердимся. Знаешь, почему?
- Почему?
- Потому что она справедливая и нам доверяет. Она в нас уверена. Вот мы и стараемся.
- Это хорошо, что она в вас уверена, - согласилась мама. - А еще?
- А еще, мама, она не притворяется, будто всё знает.
- Как же так? - удивилась мама. - Что же она не знает?
- Нет, ты не думай, я не про литературу. - Наташа испугалась, что мама неправильно её поймет. - Когда Дарья Леонидовна по литературе рассказывает, я даже стараюсь не дышать. Она не притворяется, что сразу про жизнь объяснить может.
Мама все-таки не понимала и с интересом смотрела на Наташу.
- Ну, например?
- Например, мы любим с ней о постороннем разговаривать. Женя Спивак спросила, какая у человека цель в жизни. Дарья Леонидовна задумалась. А потом сказала: "Одним словом не определишь".
Мама облокотилась на ручку кресла и внимательно смотрела на Наташу.
- Тогда мы много говорили, и все согласились обязательно приносить пользу. Дарья Леонидовна сказала - каждый по-своему приносит пользу, а еще, что нужно свое место в жизни найти и это тоже цель. Только она не так сказала, складнее.
- Дарья Леонидовна пожилая? - спросила мама.
Наташа всплеснула руками и расхохоталась.
- Пожилая?! - воскликнула она. - Да ты бы посмотрела на нее! Она почти такая же, как Катя. Только Катя обыкновенная, а Дарья Леонидовна особенная.
- Ты счастливая, - сказала мама, - что у тебя такая учительница.
- А Захар Петрович, мама… - в приливе откровенности продолжала рассказывать Наташа - и замолчала. На столе лежал раскрытый задачник. - Мамочка, давай порешаем задачки, - заторопилась Наташа, боясь выболтать секрет. - Вот смотри: "Если нам известны все стороны четырехугольника и отрезок ED…"
В комнату влетела Катя, в распахнутом пальто, с красными щеками, часто дыша от быстрого бега по лестнице. У Кати блестели тёмные глаза. Она бросила пальто на стул, берет и портфель на диван и залпом сообщила:
- Умираю от голода. Умираю, хочу спать. По общей медицине сдала зачет. Ничего. Так себе. Профессор похвалил. Наталка, хватит мучить маму! Смотри, у нее глаза закрываются.
Мама потянулась в кресле, закинув под голову руки.
- Почему, в самом деле, такая страсть к математике? - спросила она шутливым голосом.
Наташа загадочно молчала.
Захар Петрович, войдя в класс, прислонял к стене суковатую с набалдашником палку и пристально озирал учениц. Тася не сводила безмятежного взгляда с учителя. Уловка иногда удавалась, и Тасю не беспокоили.
- Математика не терпит приблизительности, - рассуждал Захар Петрович, пока вызванная к доске ученица, кроша мел, старательно записывала условие задачи и на всякий случай держала в руке тряпку. - Положите тряпку на место. Постараемся обойтись без нее. Итак, математика требует точности. Многие из моих учеников это усвоили.
И вот однажды, выслушав такое рассуждение, Наташа встала. Ее что-то подняло помимо воли, и она стояла и испуганно смотрела на учителя.
- Я хочу, - сказала она наконец неестественным голосом, - я хочу, чтобы вы меня спросили и увидели, что я знаю все не хуже ваших мальчишек, которых вы всегда нарочно хвалите.
- Батюшки! - охнула Тася, искренне пожалев Наташу за ее безумный поступок.
Валя Кесарева оцепенела. Наташа ждала, неподвижная, как столб, но чувствовала облегчение, потому что самое трудное было сказать эту фразу, придуманную заранее, а дальше всё должно идти само собой.
Захар Петрович побарабанил пальцами по столу.
- Вот как! - сказал он и посмотрел в журнал. - У вас двойки и тройки. Впрочем, пожалуйста.
"А вдруг нарочно провалит?" - подумала Наташа.
Она искоса посмотрела на учителя. "Нет, - успокоилась она, - он не такой, чтоб нарочно проваливать".
С первым вопросом повезло - решение могло быть только одно, и оно было ясно Наташе. Наташа торопливо стучала мелом. Белая пыль сыпалась на пол. Со вторым вопросом тоже повезло. И, когда повезло и в третий раз, Наташа развеселилась. Мел не дрожал больше в руке. Захар Петрович стал вдруг очень симпатичен. Хотелось, чтобы он давал задачи труднее и спрашивал весь час. Наташа была недовольна, когда ее отправили на место.
Захар Петрович сидел за столом, подперев подбородок рукой. Другой рукой он выстукивал дробь на обложке журнала.
- Так, так, так! - повторял он задумчиво. - Как же это вы меня провели? Я думаю, сидит у меня Тихонова и ничего не понимает. А она взяла вдруг да всё поняла. Рады небось, что сконфузили учителя?
Наташе все больше нравился Захар Петрович, и жаль было, что он волочит правую ногу и, может быть, действительно оконфужен перед всем классом и теперь уж перестанет хвалить других учеников, хотя ему очень нравится их хвалить.
- Досадно, досадно, - сказал Захар Петрович.
- Что досадно? - удивилась Наташа.
- Досадно, что никто, кроме вас, не рассердился. Однако мои мальчишки заявляют, что в математике они сильней.
Вывод был неожидан, и Наташа возмутилась.
- Что же, вы считаете, что мы не перегоним, если захотим?
- Да ведь не захотите, - развел руками Захар Петрович. - Захотеть-то уж очень трудно. Не на один ведь день.
- А вот и захотим! - воскликнула Наташа, приходя в задор и сердясь и желая во что бы то ни стало доказать учителю, как он неправ. - Мы еще получше ваших мальчишек будем учиться!
- Кто это "мы"?
- Мы. Весь класс.
- Да ну? - Захар Петрович даже встал от изумления. - Вот уж это хватили через край. Признайтесь, что хватили!
- Ничего не хватили, - наперебой закричали девочки. - Увидите, докажем!
Захар Петрович меланхолично махнул рукой.
- Нет, уж лучше не беритесь. Не осилите. Нет! - Потом он передумал: - А впрочем, попробуйте. В самом деле, вдруг перегоните? Но я не вмешиваюсь. Ваше дело.
Наташа все ещё тёрла руки платком, хотя давно уже смахнула весь мел на платье. Валя Кесарева вытянулась в струнку, ошеломленная Наташиным успехом, а Люда Григорьева открывала и закрывала парту, изнемогая от желания вступить в спор, но она удерживалась от искушения, не доверяя веселому настроению Захара Петровича.
После звонка Тася напустилась на Наташу.
- Теперь он расскажет мальчишкам. Они нам проходу из-за тебя не дадут. Скажут: "Вот воображалы, вздумали тягаться!" Получила пятерку и сидела бы тихо. Обязательно расхвастаться нужно!