XI
Тася решила хорошо учиться. Она приняла это решение со всей твердостью, на какую была способна. Но и теперь случалось во время объяснений учителя нечаянно засмотреться в окно или задуматься о посторонних вещах, тогда к концу урока все становилось непонятно, и в перемену Тася принималась тяжело вздыхать. Валя Кесарева, услышав грустные вздохи, считала нужным вмешаться:
- Опять? Так и есть - ничего не поняла. Ну как мы завтра из-за тебя в глаза Захару Петровичу смотреть будем?
А Наташа немедленно заявляла:
- Приходи сегодня в пять.
Тася с облегченным сердцем закрывала учебник. Маня-усердница никогда не засматривалась в окно, не вертелась во время уроков и не оглядывалась на подруг, но ей постоянно казалось, что она упустила что-то, и другие поняли лучше ее. Маня пробила ласковым голоском:
- Девочки, я тоже приду. Девочки, я в себе не очень уверена, когда одна занимаюсь. И почему это, девочки, другие прочтут два раза и все запомнят, а я по десяти раз читаю?
Ровно в пять у Наташи появлялась и Люда Григорьева.
- Я очень хорошо могу и одна заниматься, - с беспечным видом сообщала Люда Григорьева, - но одной не хочется, вместе веселее.
Девочки складывали портфели в ряд на крышку рояля и усаживались вокруг стола. Наташа затапливала железную печку. Чураки горели голубым пламенем, потрескивали и весело стрелялись угольками. Иногда девочки приносили с собой картошку, варили и ели без хлеба, с солью. Люда Григорьева сделала интересное открытие:
- Без взрослых хорошо. Никто не мешает. Как тебе нужно, так и живешь.
Тася охотно соглашалась:
- Вот именно. Ну, давайте заниматься.
С тех пор, как Тасины успехи и неуспехи стали обсуждаться целым классом и все радовались ее успехам и сердились за каждый плохой ответ, у Таси появилось новое отношение к себе и своему положению в школе. Раньше нужно было хорошо учиться, потому что этого требовали учителя и мама. Значит, это было им важно, а Тасе было безразлично. Теперь того же самого от нее добивались подруги. И Тасе ее чаще хотелось сделаться такой же понятливой, как другие.
В этот вечер девочки снова собрались у Наташи.
Наташа составила на буфет немытую с утра посуду и шаркнула тряпкой по столу.
- Садитесь, все готово, - сказала она. - Сегодня объясняет Женя.
Тася недовольно нахмурилась.
- Лучше бы уж Захара Петровича повнимательнее слушать, у Жени ничего не поймешь.
Женя, качнув черными косичками, начинала урок:
- Ну вот. Сначала раскроем скобки. Вот. Ну, что же ты не раскрываешь скобки?
- Зачем?
- Как зачем? Так надо. Раскрывай. Теперь в эту часть уравнения перенесем неизвестные. Переносите. А теперь очень просто - приведение подобных членов. Смотрите, очень просто: пять икс плюс два икс…
Тася положила карандаш.
- Что такое? Я даже не слышала про приведение подобных членов!
- Как же ты не слышала? Захар Петрович объяснял.
- Я не поняла.
- Как же ты не поняла?
Женя удивлялась. Ей было все ясно и казалось, что другим тоже должно быть ясно. Она решительно не умела объяснять.
- Давай попробую я, - вмешалась Наташа.
В это время пришла Валя Кесарева.
- Валечка пришла! - засуетилась Тася. - Вот кто лучше всех объяснит!
Валя не спеша раздевалась.
- Тася, не смотри в чужую тетрадку, завтра спросят, опять нам сгорать со стыда.
Валя требовала, чтобы все сидели смирно и не шевелились, когда она объясняет. Она была строже Захара Петровича. Валя была уверена, что "Тася и Люда не могут понимать все так же хорошо, как она, поэтому втолковывала в их рассеянные головы алгебраические формулы до тех пор, пока благодарные ученицы не начинали просить пощады.
- Честное слово, я усвоила, на всю жизнь усвоила! - уверяла Тася и, желая доставить удовольствие Вале, добавляла: - Ты настоящая учительница!
Валя скромничала:
- Уж и настоящая…
- Кончили. Давайте, девочки, посидим, - сказала Наташа.
Она выключила свет; и девочки уселись в кружок у печки. Женя закрыла книжку и тоже спустилась с дивана на пол.
- Учимся да учимся, - сказала Женя, - а ничего другого не делаем.
Тася возмутилась:
- Как не делаем! А кто пол дома моет, кто обед готовит? Димке хорошо! А я только и слышу: "Тася, сварила суп? Тася, купила хлеб?" А потом за двойки ругаются.
- Я не об этом. Я о другом.
- О чем же ты?
- Не для себя делать. Важное что-нибудь. Особенное.
Наташа сидела на корточках перед печкой и пристально смотрела на огонь…
Синие змейки бегали по углям, раскаленное железо дышало жаром в лицо. Сразу за спиной начиналась темнота, и, кажется, нет сзади старого рояля, дивана и стен с коричневыми обоями, а есть таинственный остров. В частых зарослях лежит, притаившись, тигр и нетерпеливо бьет хвостом по впалым бокам, и они уже не семиклассницы, а потерпевшие кораблекрушение, сидят у костра и думают о том, как им быть на чужой, неизвестной земле. Наташе жалко подруг: в каждом шорохе сзади таится опасность. Но пусть они мирно греются у костра. Наташа одна встретится с тигром. Они не узнают, что Наташа идет их спасать. Она убьет тигра и принесет на плечах его рыжую тушу, как Маугли в романе Киплинга убил хромого Шер-Хана и принес его на скалу. Потом она всю ночь будет сидеть у костра, щуриться на угольки и оберегать сон подруг.
- Хорошо бы что-нибудь особенное делать, - повторила Наташа Женины слова.
Все согласились. В темноте у догорающей печки хотелось думать об особенном, не похожем на обыкновенную жизнь, и даже Тася примолкла, не понимая, почему ей тревожно, немного грустно и хорошо. Когда угли почернели, девочки стали прощаться до завтра и, прощаясь, решили придумать важное, необыкновенное, общее дело.
Едва за подругами захлопнулась дверь, Наташа увидела, что комната совсем не похожа на таинственный остров, нет никаких тигров, на полу валяется сор, целая куча немытой посуды на буфете, а на крышке рояля свалка вещей.
"Век убирайся, - сердито подумала Наташа, - все равно не уберешься, как надо. Лучше бы уж не зажигать свет, тогда хоть ничего не заметно и можно представить, что хочешь".
Наташа села за стол, лицом к стене, чтобы не видеть беспорядка в комнате, положила перед собой лист бумаги и стала думать. Скоро она написала: "План на всю жизнь", и разнумеровала лист на пункты. Первый пункт назывался "Для будущего". В этот пункт Наташа вписала: "Изучить все науки - анатомию, астрономию, археологию, физиологию, биологию, хирургию и все науки про революцию". Наук оказалось много, Наташа поставила "и т. д.".
Второй пункт назывался "Для родины". Наташа написала: "Обязательно совершить подвиг".
Третий пункт: "Для подруг. Всегда всех спасать во время опасности и жертвовать жизнью".
Четвертый пункт: "Для своего удовольствия. Каждое воскресенье ходить в кино и, когда кончится война, покупать шоколадки, пока не опротивеют".
Больше пунктов не было. Наташа расстроилась, потому что все-таки ничего особенного она не придумала. Раздался звонок.
Наташа схватила с буфета грязные тарелки и кинулась в кухню.
- Мамочка! - крикнула она по дороге. - Ложись скорее на диван и отвернись к стене. Я сейчас наведу порядок.
Мама остановилась у порога и дождалась, когда вернется Наташа. Она увидела на столе исписанный лист и прочитала его, не садясь и не снимая пальто. Потом она разделась, еще раз прочитала лист и легла на диван.
Наташа вошла и виновато заулыбалась.
- Сейчас, сейчас. Я говорю, отвернись к стене. Досчитай до ста и в комнате будет чисто.
- Когда ты приехала, - сказала мама тихим голосом, - ты говорила, что хочешь помогать фронту.
- Да, - насторожилась Наташа, присев на корточки с веником в руках. - Но ты сама велела мне учиться.
- Конечно, учиться. Ты слушай. Я сегодня двенадцать часов простояла на ногах. Мы сдавали срочный заказ для фронта. А пришла домой… вон паутина висит почти до самого стола.
- Мамочка! - взмолилась Наташа.
- Нет, ты дослушай. Ты на всю жизнь составляешь план, а на сегодня назавтра не умеешь.
- Прочитала? - с упреком спросила Наташа.
- Не сердись, - оказала мама, - я ведь не знала, что это такое. Лежит лист и лежит.
- Значит, разорвать?
- Не рви. У тебя для жизни хороший план составлен, но ты про сегодня забыла. Ты еще подумай, Наташенька.
Наташа, хмурясь, посидела на корточках и принялась мести пол, а когда кончила подметать, мама уже спала, положив голову на жесткий валик дивана и плотно сжав рот, около которого резко обозначились две усталые морщины.
Наташа постояла над мамой, потом на цыпочках прошла к столу и нагнулась над своим листом.
- Это и есть самое особенное, - оказала она суровым голосом и приписала к своему плану пункт пятый "Для дома. Жалеть маму больше всех на свете, она работает для фронта, моя самая хорошая мамочка! Когда мама приходит с работы, - в доме чисто, топится печка, кипит чай. С сегодняшнего вечера начнем".
Наташа убрала в портфель свой листок и на цыпочках пошла обметать паутину.
XII
У Даши был свободный от уроков день, но она вышла из дому в обычный ранний час. Под ногами поскрипывал утренний чистый снежок. Где-то за домами поднялось солнце, небо заструилось светом. В сквере на зеленых скамейках лежали пушистые снежные перинки. Голубая сорока с пестрым хвостом прыгнула несколько раз по дорожке, вспорхнула у самых ног Даши и закачалась на голой ветке, словно дразнясь.
"На лыжах бы! - подумала Даша. - Уехать бы куда-нибудь подальше, где самое обыкновенное поле и крыши не упираются в небо, и ветер, наверно, метет через дорогу снег…"
Искушение было так велико, что Даша остановилась в раздумье: сесть разве в трамвай да махнуть на лыжную станцию?
Трамвай звякнул и тронулся. Даша не успела вскочить на подножку.
"Не сегодня, - сказала себе Даша, - но в следующий выходной обязательно".
В деревянной будке она предъявила документ, миновала занесенный снегом двор и вошла в госпиталь. Она остановилась у двери, привыкая после яркого утреннего света к полумраку, в котором не различала предметы, а когда привыкла, разглядела в глубине вестибюля девушку. Девушка лениво и медленно снимала перед зеркалом халат. Она увидела в зеркале Дашу и обернулась. У девушки было бледное худенькое лицо, подстриженные скобкой волосы и темные блестящие глаза.
- Другие продежурят ночь и хоть бы что, - сказала девушка, - а мне всегда утром хочется спать. Как бы приучиться не киснуть после дежурства?
Даша не знала, что посоветовать, и сочувственно вздохнула. Девушка сложила халат.
- Если вам нужен главврач, придется подождать.
- Мне нужен политрук.
- Ах, досада! Политрука тоже нет. Вы слишком рано пришли.
Она надела пальто и покосилась на Дашу.
- Будете ждать?
- Буду, - терпеливо ответила Даша, садясь на деревянный диван. - Я не могу придти в другое время.
- Дело важное? - спросила девушка, берясь за дверную ручку.
- Да.
- Ну что же, - покорным тоном сказала девушка, - придется задержаться, если важное. - Она села рядом с Дашей на деревянный диван и откинулась на спинку. - Рассказывайте. Я политруку помогаю по культчасти, - объяснила она.
Даше понравилась черноглазая девушка с быстрой мальчишеской фигурой и темными волосами, подстриженными скобочкой.
"Хорошо именно с ней сначала поговорить, - решила Даша. - Жаль, она устала, бедняжка".
- Я учительница, - сказала Даша.
- Учительница? - переспросила девушка, недоверчиво осматривая Дашу. - Уж слишком вы… - Она запнулась и добавила: - Я думала - пионервожатая.
Даша покраснела.
- Я учительница, - повторила она сдержанно, чувствуя, все же симпатию к этой темноглазой девушке, с прямым и любопытным взглядом. - Из шестьсот седьмой женской школы. Здесь недалеко.
Девушка удивленно и радостно посмотрела на Дашу.
- Слушайте! Из шестьсот седьмой? Так, может быть, вы Дарья Леонидовна?
- Странно. Как вы догадались?
- Догадалась? - вскричала девушка, и Даша уловила какие-то знакомые и милые нотки в ее голосе. - Удивительно, что я вас сразу не узнала. Наталка нам с мамой уши про вас прожужжала. Она вас в точности описала. И волосы и глаза. Мама говорит, вы на них замечательно влияете. А я - Катя Тихонова.
Темноглазая худенькая Катя была совсем не похожа на сестру, но Даша узнала в ее взгляде и тоне Наташину открытость и доверчивость.
- Вот как хорошо получилось! - обрадованно сказала Даша. - Вы, наверно, нам поможете.
- Ну, конечно, помогу. Конечно. Рассказывайте, - торопливо заговорила Катя, испытывая непонятное смущение.
Даша на вид ничем не отличалась от многих Катиных подруг, но она была учительницей, а Катя совсем еще недавно вставала, здороваясь с учительницами.
И даже теперь ей почему-то стало не очень удобно сидеть рядом с Дарьей Леонидовной, и она больше не откидывалась на спинку дивана.
- Рассказывайте, пожалуйста, - вежливо сказала Катя.
- В седьмом "А", - начала рассказывать Даша, - где учится ваша сестра, я руководительница. Мы часто разговариваем с девочками.
- Знаю, знаю, - перебила Катя, - Наталка говорила.
- В седьмом "А" серьезные девочки, - продолжала Даша.
Но Катя снова перебила:
- Ну, уж про Наталку этого сказать нельзя. Какая же она серьезная?
- Именно серьезная, - мягко, но настойчиво возразила Даша. - Знаете, Катя, - сказала она просто и искренне: - идет война. Мы хотим сегодня же помогать фронту. Мы не хотим откладывать на завтра.
- Понимаю. - Катя задумалась. - Конечно, вы можете работать у нас в госпитале. Например, читать в палатах, писать письма и мало ли еще что… Да, вот какой случай… - Катя понизила голос, хотя они были вдвоем в вестибюле на деревянном диване. - В моей палате один паренек скоро выписывается, я за него беспокоюсь очень. Первые дни, когда человек выпишется из госпиталя, самые трудные. Ему кажется, что он уж ничего не может, если к старому вернуться нельзя. Я вижу, его надо настроить, чтоб он вышел из госпиталя и знал: вот что я теперь буду делать. Он способный. Как вы думаете, Дарья Леонидовна, если бы с ним сейчас начать заниматься? Например, математику повторять за семилетку.
"Кто с ним может заниматься? - прикинула Даша в уме. - Валя Кесарева, Женя Спивак, Наташа. Диктант провести и Маня Шепелева сумеет".
- Никаких сомнений, - согласилась Даша с горячностью. - Катя, как удачно я к вам пришла!
- Очень, очень удачно, - подтвердила Катя.
Она вообразила, как через несколько лет встретит молодого известного ученого и ученый скажет: "Сестра Катя! Спасибо вам за то, что вы подсказали мне дорогу. Я вполне счастлив. А началось все с того, что седьмой "А" взял надо мной шефство".
- Они сумеют? - с опаской спросила Катя. - Все-таки они еще не очень взрослые.
- Совсем не взрослые, - согласилась Даша, - но я буду им помогать. Кроме того, уж если они возьмутся, будут стараться. А самое главное, - сказала Даша уверенно, - ему это нужно. Значит, сумеют.
"Молодец! - решила Катя. - Недаром в нее Наталка влюбилась".
- Я так рада, что встретилась с вами! - призналась Катя. - Даже спать расхотела.
Даша снова узнала в Кате Наташину сестру, хотя они выглядели совсем непохожими.
Она сказала, вставая: - Нет, вы идите все-таки спать.
Девушки пожали друг другу руки и расстались, довольные встречей, которой так удачно начался сегодняшний день.
"Вот как люди работают, - думала Даша. - Ночь работает, день работает. Не то что я…"
Подумав так, Даша направилась в читальню, чтобы заниматься там до двух часов, когда закончатся в школе уроки.
Она разложила на столе книги. Даша любила, чтобы книг было много. Непрочитанные страницы вызывали в ней веселую жадность.
Она составила план уроков и исписала мелким, бисерным почерком несколько страничек тетради.
Даша представила ответы учениц. Каждая отвечала по-своему, но все одинаково хорошо. Урок был красив, в нем трепетало вдохновение. Незримые нити тянулись от Пушкина к суровым и трудным дням.
"…Да здравствует разум!.. Да скроется тьма!"
Даша закрыла книгу. Пора в школу. Завтра может получиться не совсем так, но Пушкин к ним придет, мудрый и ясный.
"… Ты, солнце святое, гори!"
Даша пошла в школу походкой счастливого человека, привыкшего ежедневно открывать сокровища. "Я добьюсь, - думала Даша, - может быть не так ещё скоро, - но добьюсь, чтоб седьмой "А" стал классом имени Зои. Он будет по-настоящему Зонным классом".
Даша вошла в учительскую. И Зинаида Рафаиловна сообщила ей невеселую новость:
- Ваш седьмой "А" сегодня опять отличился.
- Что произошло? - упавшим голосом спросила Даша.
- Произошло то, что во время урока исчезла немая карта. Я не могла проводить опрос.
- Но как? Каким образом? - горестно воскликнула Даша.
Зинаида Рафаиловна подняла белые брови, с участием наблюдая за Дашей.
- Пожалуй, не так уж страшно. Пожалуй, урок не совсем пропал. Вы все узнаете от Наташи Тихоновой. Она явно замешана в этой истории.
История произошла так.
Дежурные назначались по партам. Перед уроками староста объявлял очередной парте: "Сегодня, дежурите вы", и подружки во время перемен энергично выпроваживали всех из класса, настежь открывали форточки, вытирали мокрой тряпкой доску, особенно тщательно для Захара Петровича, приносили из учительской пособия и весь день были суетливо и весело заняты.
На этот раз, как обычно, Валя Кесарева сказала:
- Сегодня дежурные вы.
Дежурила парта Наташи и Таси.
- Вот и хорошо! - обрадовалась Тася. - По крайней мере не надо в перемены в коридор выходить и можно все повторить перед уроком.
У Таси выдался надиво удачный день. Утром Надежда Федоровна заявила:
- Будем писать папе письмо. Расскажем каждый про себя. Тася, кажется, у тебя очень наладились дела?
- Очень, мама, - без излишней скромности согласилась Тася.
На самом деле кое-что не совсем еще наладилось. Например, у Захара Петровича она была на заметке. Заглянув однажды через его плечо в известную всем записную книжку учителя, Тася увидела против своей фамилии жирный вопросительный знак. Сегодня должна была решиться Тасина участь. И решилась она великолепно. При общем молчании Тася без запинки повторила вчерашний Валин урок, не перепутала ни одного икса и игрека, раскрыла скобки, перенесла все известные в одну часть уравнения, а все неизвестные в другую и моментально сделала приведение подобных членов. Сделала и подумала: "Оказывается, совсем легко".
Захар Петрович был очень доволен, и Тася была довольна, и весь класс.