- Значит, он и вас обманул и нам с отцом соврал? - сказала мать.
Марья Ивановна: - Татьяна Петровна, пожалуйста, не волнуйтесь. Я всё-таки уверена, что Витя…
Мать: - Нет, нет, вы меня и не утешайте! Что он с вами-то хорош, так это ещё ничего не значит. Вот вы сказали: вежливый он у вас. Конечно, в нашем доме он, может, и вежливый. А у себя? Отцу с матерью дерзит, с сестрёнкой и то одними кулаками разговаривает!
(Витя сжался за дверью в комок. Зачем, зачем она рассказывает про это!)
Марья Ивановна: - Вот как! Признаться, я не ожидала этого от Вити. Мы с мужем ни разу не слышали от него ни одного грубого слова!
Мать (с горечью): - Да вам-то он и не скажет! Вот и выходит: на людях он с малолетства одно показывает, а дома?.. Ох, Марья Ивановна, трудно мне с ним! Отец шофёром на такси работает, целый день дома нет, я по хозяйству верчусь… Да и не ставит он меня ни во что! Давеча - уж я вам и про это скажу, потому что вижу, вы Виктору добра желаете, - давеча знаете, меня чем попрекнул? Необразованная ты, говорит, у меня, отсталая!..
(Витя скорчился за дверью, как будто его ударили.)
Марья Ивановна: - Татьяна Петровна, неужели же Витя мог вас так обидеть?
Мать: - Полночи, верите ли, проплакала! Конечно, какое у меня образование… Только и утешаюсь, что сын вырастет, за мать настоящее образование получит! А он - вот он какие фортели выкидывает! В глаза родителям врёт, хороших людей за нос водит… Батюшки мои, да куда же он теперь ещё эту шпагу подевал?
Марья Ивановна: - Всё это, правда, очень неприятно! Шпага-то, конечно, найдётся, но вот Витя…
Мать: - Нет, уж вы меня извините, а я Виктора сейчас разыщу и на чистую поду выведу. Хватит ему нас всех морочить! (Мать идёт быстро к двери.)
Марья Ивановна (ей вслед): - Татьяна Петровна, подождите, уверяю вас…
Дальше Витя уже ничего не слышал.
Едва успев сорвать с вешалки куртку, он вихрем пронёсся по коридору, через кухню, вырвался на площадку, кубарем скатился по лестнице и очутился на первом этаже.
Услышал, как мать открыла дверь из кухни, крикнула:
- Виктор! Это что же, ты, значит, здесь был? Ну, погоди, дай срок домой вернёшься…
Пустая лестница повторила басом: "…ой… ёшься!.."
Дверь захлопнулась. И всё стихло.
Витя выбежал во двор, обогнул сарай, прижался горячим лбом к холодному забору около помойки и беззвучно заплакал.
* * *
Маленькая тёплая рука тронула его за руку.
Витя поднял голову.
Во дворе уже темнело. У сарая стояла едва различимая фигурка в серой мохнатой шубке. Послышался робкий голос:
- Ой, Витя, Витенька, что это с тобой? Ты плачешь?
Витя вздрогнул, мотнул головой: перед ним была Милочка.
- Го… голова болит, спасу нет, - хрипло пробормотал он. - А ты… зачем ты сюда пришла?
- Ой, Витя! - Милочка подвинулась к нему. - Я к тебе весь день собиралась! С тобой что-нибудь случилось? Ты от кого-нибудь здесь прячешься?
- Я… нет… потому что… - Витя с ужасом почувствовал, что остановившиеся слёзы опять разом побежали по щекам. - Скажи… по… пожалуйста, ты не знаешь, куда он уехал? Га-аврила Семёнович?
- Куда уехал? - переспросила Милочка. - В Сосновку, я знаю, он говорил! Витя, а почему Марья Ивановна с твоей мамой тебя ищут? Я видала, они и меня спрашивали. Может, тебе надо что-нибудь сделать? Витя, а? - Голос Милочки начинал дрожать, потому что он ничего ей не отвечал.
- Не надо… Ничего мне не надо! - наконец вырвалось у него. - И Марья Ивановна ничего не знает! Я сам… Нет, нет, ничего мне не надо! Пропал я!..
И вдруг, зацепившись боком за помойку. Витя рванулся в сторону, перескочил через валявшуюся у сарая трубу и что было сил побежал к воротам.
- Витя, постой, Витя, ты куда? - жалобно крикнула Милочка. Но его уже не было во дворе.
Глава девятая
Как же так получилось, что на другой день после печального происшествия в клубе железнодорожников Милочка всё-таки пришла к Вите и разыскала его за сараем на дворе?
Печальное происшествие в клубе - скандальный уход Вити - сильно подействовало на девочку. Её заставили остаться о зале, но она уже ничего не слышала из того, что говорил писатель на сцене.
Ну, а Шурка Кривошип? Ведь его стул был рядом с милочкиным? И хотя Шурка изо всех сил старался не обращать на свою соседку внимания, всё равно он видел то её вздёрнутый маленький нос, то белый воротничок вокруг шеи, то ленту в косичке…
Кривошипу вовсе не было приятно, что Витю так позорно изгнали. Вообще их затянувшаяся ссора мучила его. Сегодня они, конечно, уже могли бы помириться, и вот…
"Дёрнуло же меня, - думал Кривошип, сердито косясь на Милочку. - Дёрнуло же меня сострить про эту… девчонку! Ясно, всё из-за неё. Витька взъелся, потому что строит из себя перед ней какого-то героя. Нашёл, на кого товарища сменять! Эх, сказать бы ей что-нибудь такое, чтобы заревела, или хоть на ногу наступить, что ли!.."
Он тоже давно уже перестал слушать говорившего со сцены. Нехорошие, мстительные мысли проносились у него в голове.
И вдруг он услышал: с левого бока приглушённо всхлипнули. Вот тебе на! Готово, сама ревёт!
И правда. Нагнув голову и прикрыв ладошкой рот и нос, Милочка тихо плакала и утиралась скомканным платочком. Кривошип видел теперь только её розовое ухо и вздрагивающий завиток волос.
Он беспокойно заёрзал на стуле и кашлянул. Вот что значит девчонка! Сама не знает, чего ревёт! Не её же из зала выводили…
Милочка всхлипнула громче и сунула в рот кончик платка.
"За Витьку ревёт!" - вдруг догадался Кривошип. И, сам не понимая, как это случилось, прошептал девочке в ухо:
- Слушай, ты… брось! Не плачь, ничего с ним не будет. Ну, вывели, и всё!
- Я… я не оттого! А оттого… С Витей, по-моему, что-то случилось… плохое! - чуть слышно ответила Милочка. - А вы… а ты ещё на него напал!
Кривошип побагровел и сказал шёпотом (он уже сам понимал, что поступил нехорошо):
- Подумаешь, напал! Ты чего-нибудь про него знаешь?
- Нет, я… не знаю.
Кругом стали поглядывать на них и зашикали.
К счастью, в этот критический момент объявили перерыв. Ребята повскакали с мест, дружно захлопали, зашумели и бросились в разные стороны: кто к сцене, поближе рассмотреть писателя, кто к выходу.
Зажгли свет, и Милочка скорее стала вытирать глаза и нос. Кривошип продолжал сидеть на месте.
Ему очень хотелось тоже посмотреть на писателя, но теперь он уже не мог бросить эту несчастную плаксу. Да и про Витьку надо было получше узнать: вдруг и в самом деле с ним какая-нибудь беда?
- Слушай, ты… - обратился он к Милочке (назвать её по имени Кривошип не мог: Милочка - слишком нежно. Мила - вроде "милая"). - Всё равно пропал теперь вечер. Что ты там про Витьку слышала?
- Я ничего не слышала, - тихо сказала Милочка. - Только он какой-то странный стал! Какую-то шпагу хотел отнести, а потом вдруг расхотел. И вот теперь…
Кривошип хлопнул себя по лбу.
"Так и есть! Конечно, в этом дело! Конечно же, Витька, начитавшись своей романтики, откопал где-то эту шпагу и влип с ней. Может, его уже милиционеры ищут? Надо его выручать…"
- Вот что, - сурово проговорил он. - Мы сейчас пойдём домой, и по дороге я скажу, как лучше сделать. Поняла?
Глаза у Милочки посветлели. Какой решительный мальчик! Он, конечно, поможет Вите!
- Вы витин друг? Вы, наверно, и есть Шурик Кривошипов? - с надеждой начала она (Милочка слышала от Вити не раз про Шурку).
Но он прервал её:
- Друг, не друг, не в этом дело. Пошли!
Они выбрались из зала и через несколько минут уже шагали по улице: Милочка впереди, Кривошип чуть поодаль, а когда свернули в безлюдный переулок, - рядом.
- Вот что! - так же сурово повторил он. - Что ты там ещё знаешь про эту шпагу?
- Я, правда, больше ничего не знаю!
- Ну, ладно. В общем, ты ступай домой и сиди там, а я всё разведаю, - приказал Шурка.
- Но я просто не могу сидеть дома! - тревожно воскликнула Милочка. - Вите, может быть, надо помочь!
- А я говорю, сиди. Ну, хорошо… - Шурка смягчился. - Когда что-нибудь узнаю, я сам приду к тебе. Ты где живёшь?
- Переулок Водников, двенадцать, - сказала Милочка. - Только ты… вы, правда, придёте?
- Приду. Нет, лучше так. Ты выйди завтра… - Шурка подумал, - в семь ноль-ноль вечера на угол под часы, знаешь?
- А если я днём? Пораньше? - робко сказала Милочка.
- Нет. Днём я буду занят. Завтра у меня одно ответственное обсуждение одной книги. - Шурка вовсе не собирался на это обсуждение, сказал просто так, для важности. - В общем, прощай. И сиди дома.
Кривошип только сию минуту сообразил, как он опростоволосился. Связался с девчонкой, да ещё сам назначил ей свидание под часами! Какой конфуз!..
Однако Шурику не удалось ничего узнать про Витю ни в тот вечер, ни на следующий день.
Вечером он заходил к Вите дважды, того всё не было. На следующее утро они с Витей точно в прятки играли: Шурик прибегал, а Витя, скрываясь от Марьи Ивановны, убегал из дому.
Шурка, конечно, немного успокоился: Витю никуда в милицию не забрали, иначе соседи сообщили бы. А потом Кривошип решил всё-таки пойти в школу на обсуждение, задержался и опоздал к семи часам на угол. Впрочем, это не очень его беспокоило: во-первых, он ничего толком ещё не разведал, а потом, пусть Милочка не слишком воображает!..
Одним словом, прождавшая весь день в тревоге Мила так и не узнала, что же такое приключилось с бедным Витей.
Когда часы перевалили за половину восьмого. Милочка, честно дежурившая под ними, не выдержала и сама пошла к Вите. Чем закончилась их мимолётная встреча, мы с вами уже знаем: Витя совершенно вне себя выбежал из ворот в неизвестном направлении, а Милочка осталась в тёмном дворе одна.
* * *
Она тоже побежала к воротам.
По улице торопились прохожие, но Вити нигде не было видно.
Скрепя сердце, стараясь не думать, что всё это значит. Милочка пошла вперёд. Идти искать Витю? Но куда? Ждать опять Шурика Кривошипова под часами? Слишком поздно. Вернуться домой? Пойти к Марье Ивановне? Но вдруг выдашь чем-нибудь Витю? Он же сам почему-то отказался идти к ней вчера!..
Несмотря на нежную внешность, Милочка обладала деловым характером. Сейчас, в трудную минуту, она рассудила трезво: единственно кто может дать ей правильный совет, - это Кривошип. Он живёт где-то в их переулке, но где точно, Милочка не знала. Значит, надо было всё-таки подождать его под часами - рано или поздно он может придти туда!
Сжав кулачки, Милочка встала на углу. Пробегавшие мальчишки задевали её, кто-то запустил в спину снежком; у неё мёрзли ноги и руки, но она храбро ждала и смотрела на стрелку часов.
Сжав кулачки, Милочка встала на углу.
Стрелка то ужасно долго не двигалась с места, то прыгала сразу на две минуты.
И вдруг Милочка увидела Кривошипа.
Он стоял на противоположном тротуаре и делал вид, что читает под фонарём афишу, - Милочка сразу разглядела, что на самом дело он исподтишка озирается по сторонам.
Кривошип сделал вид, что читает афишу.
У неё забилось сердце: Кривошип не обманул, всё-таки пришёл! А может быть, он ждёт её уже давно и она просто его не заметила?
Она быстро пересекла мостовую, задыхаясь, сказала:
- Так это же не под часами! Вы что-нибудь знаете?
Кривошип круто повернулся. Расшвыривая ботинком подтаявший на тротуаре снег, ответил:
- Его всё нет дома. В общем… с ним ничего особенного. Так, чепуха… Можешь не волноваться.
- Шурик, но Витя только что убежал со своего двора! - быстро сказала Милочка. - Шурик, он был совсем, совсем чудной! Он даже плакал!
Кривошипа покоробило от "Шурика", однако сейчас было не до того.
- Где ты его видела? Когда? Давно?
- Ах, Шурик, я боюсь, - что это всё из-за той самой шпаги! - воскликнула девочка. - Витю и его мама и Марья Ивановна везде ищут!..
- Какая Марья Ивановна? - нахмурился Кривошип.
- Да Гаврилы Семёновича жена! Понимаешь, ещё два дня назад… - И Милочка рассказала Кривошипу всё, что слышала перед отъездом Гаврилы Семёновича у Поповых.
Кривошип нахмурился ещё больше.
- Так я и знал! - отрывисто проговорил он. - Ясно, у Витьки всё из-за шпаги.
- Она что, какая-нибудь очень нужная? - испугалась Милочка.
- Н-не считаю. Видел я её - ничего особенного. Только что рукоятка золочёная.
У Милочки вдруг расширились глаза.
- Ой, Шурик, я тоже видела! И я знаю! - заторопилась она. - Такая тоненькая, вроде палки… Я видела, как Витя вытащил её из щели на своём крыльце!..
Глава десятая
Витя сидел на краю обрыва.
Внизу, под обрывом, смутно белела река. Её пересекали тёмные разбухшие полосы - старые лыжни. Сейчас на реке не было видно ни одного человека. Лёд уже вздулся и вот-вот начнёт раскалываться на куски.
Где-то за мостом, должно быть, у вокзала, тревожно прокричал паровоз. Ему откликнулся заводской гудок. Блестящая цепочка фонарей, перемигиваясь, бежала вдоль набережной. А здесь, на обрыве, был полумрак.
Витя сидел на опрокинутой, зарывшейся носом в снег лодке, подняв воротник куртки, засунув промёрзшие без варежек руки глубоко в карманы. Всё было кончено для него.
Витя сидел на опрокинутой лодке на краю обрыва.
Те, кого он так любил, так ценил, его самые лучшие друзья - Гаврила Семёнович, Кривошип, Марья Ивановна, Милочка - потеряны, потеряны навсегда!
Лопнуло наконец терпение и у родителей. Ему стыдно и страшно вернуться домой.
Прежде он грубил, не слушался, обижал Танюшку, не помогал матери по дому, но никогда не врал. А теперь? Теперь обманул и отца и мать - несколько раз! Обидел мать так, что она плакала!
И всё это открылось. И Марья Ивановна уже знает, какой он на самом деле обманщик и притворщик, и думает, будто он только прикидывался у них примерным. И расскажет про всё Гавриле Семёновичу. Позор! Позор!..
А ещё и вожатая Тамара собирается придти к нему домой что-то выяснять. Весь свет узнает!
Витя застонал и стиснул в карманах пальцы так, что ногти впились в ладони.
Съёжившись, он старался отогнать мучительные мысли, но они лезли обратно в голову.
Витя вспомнил день, когда Гаврила Семёнович подарил ему шпагу. Как всё было хорошо! "Дарю в знак нашей дружбы, - сказал тогда Гаврила Семёнович. - Только, смотри, не забывай надпись: "Береги честь!"
Нет у него теперь чести! Всех, всех надул! И Милочка рано или поздно узнает! А она его ещё героем считала - Витя это чувствовал… И всё из-за этой злосчастной шпаги! Нет, шпага не виновата, виноват он сам. Что делать? Что делать? Выхода не было…
"Буду вот так сидеть и замёрзну, назло себе. Так мне и надо. А утром найдут закоченевший труп. И тогда простят всё. И заплачут, и Милочка заплачет…"
И Вите стало так жалко себя, что он сам заревел, громко, безудержно, и не мог остановиться.
Текли слёзы, стучали зубы. Он всхлипывал и задыхался. Достав из кармана носовой платок, стал вытирать, вернее, размазывать слёзы по лицу.
Вдруг на колени ему упала скомканная бумажка, очевидно, вытащенная вместе с платком. Витя машинально взял её, развернул и с трудом прочёл, вернее, вспомнил так понравившиеся ему и им же записанные строчки:
Есть отвага в груди -
Ко врагу подойди,
И не будет короток булат…
Он повторил ещё и ещё раз и задумался.
Новая, неожиданная мысль ошеломила его.
"Выходит, я ещё и трус! Конечно, самый настоящий бесчестный трус! И это тоже все скоро поймут. Трусу страшно с коротким мечом подойти к врагу. Храбрый подойдёт, не испугается. Я трус, потому что боялся сознаться Гавриле Семёновичу в обмане, придумывал разные отговорки, врал и ему, и матери, и отцу. Я врал, потому что боялся правды!"
Теперь Витя уже не плакал, а чувствовал жгучий стыд. Он, пионер, трус! Как же он сможет стать комсомольцем? Витю потрясло это… И он уже понял, он знал, что надо делать, и как можно скорее.
Сегодня, сейчас же он едет к Гавриле Семёновичу и сознаётся ему во всём. Гаврила Семёнович в Сосновке. Милочка говорила. Он ночует всегда у лесника - Витя найдёт. Сейчас забежать за шпагой. На поезд слишком поздно, всё равно - можно автобусом. Денег на билет - Витя торопливо обшарил карманы, - нет, не хватит. Пускай, он поедет зайцем, как угодно. Он докажет всем, что он не бесчестный, не трус, а настоящий пионер!
Слёзы высохли на витиных щеках. Он встал, опустил воротник куртки: ему было жарко. Не замечая расстояний, пересёк пустырь у обрыва, переулок, вышел проходным двором на свою улицу. Ещё несколько мгновений - и Витя подходил к воротам своего дома. Вот и чёрное крыльцо. Во дворе было уже пусто. Из окон первого этажа падал яркий свет. Витя не оглянулся по сторонам. Сунул руку в прикрытую доской щель - доска скрипнула, прищемила руку. Витя сел на корточки. Нащупал кишку от противогаза, железную коробку с патронами. Пальцы коснулись сырой и холодной земли, пробежали по шершавой доске, ударились о выступающий кирпич. Витя засунул руку по локоть. Вот и велосипедный насос. Всё лежало на месте. Всё, как раньше… Но шпаги в тайнике не было!
Витя не поверил. Нагнувшись, с силой оторвал мешавшую доску обшивки. Она хрустнула, раскололась и отлетела в снег. Под крыльцом зияла широкая чёрная дыра.
Витя опустился на колени, отполз вправо, чтобы свет из окна попал на крыльцо, пригнул голову - шпаги не было.
Это был не сон, не наваждение, а новый и последний удар!
Медленно Витя поднялся. Не отряхнул измазанные брюки, не приставил к крыльцу доску. О коробку ударилась отлетевшая из-под ноги стекляшка и зазвенела. Витя посмотрел на окна своей комнаты. Там горел свет, мягкий жёлтый спет.
Ровным усталым шагом Витя вышел из ворот. До остановки автобуса было с километр. Витя прошёл под часами - они показывали половину десятого.
Витя встал в очередь на автобус. Он пришёл довольно скоро. Высокая подножка качнулась, когда Витя прыгнул на неё. Он не пробрался вперёд, сел прямо перед кондукторшей. Она спросила, когда автобус проехал пол-остановки:
- А ты, молодой гражданин, так и не будешь платить?
"Тётенька, - хотел сказать Витя. - Знаете, я забыл дома кошелёк, меня мама послала". Но он сказал:
- Тётя, у меня нет денег! Я должен сегодня во что бы то ни стало…
Наверное, лицо у него при этом было отчаянное, потому что кондукторша нахмурилась и ответила:
- Ладно, сиди так. Тебе докуда?
- Мне? До конца.
А автобус, колыхаясь, увозил его всё дальше и дальше.