А было вот что: ребе минуту целую, вылупив глаза, разинув рот, глядел на дверь. И вдруг взвизгнул, вскрикнул и - к Ирмэ. Подскочил и плеткой наотмашь по лицу - раз! Ирмэ охнул и свалился. Он на четвереньках пополз под стол. Ребе перегнулся и, - рука-то у него, у дьявола, была длинная, доставала далеко, - не переставая, свистел плеткой - раз! раз! Ирмэ вылез из-под стола, вскочил и - к двери. Ребе его догнал. Догнал, зажал меж колен голову и - что силы - принялся полосовать спину. Ирмэ не выдержал - взвыл. Но ребе не расслышал, не заметил. Он прямо взбесился. Прямо ошалел. Он что-то кричал, но не понять было что, что-то вроде "их! их!" И вдруг всхлипнул, отскочил - Ирмэ извернулся и хвать его за ногу. Крепко впился, до крови.
- Их! Ить! - крикнул ребе и опять к Ирмэ. Но Ирмэ был уже за дверью.
За дверью на улице на Ирмэ наскочили Моня, Шая и оба городских.
- Что? Попало?
- Рыжий вор!
- Бродяга!
Ирмэ остановился, обернулся, показал кулак - погоди-ка! Он стиснул зубы, чтоб не заплакать, - не маленький! - медленно повернулся и медленно пошел вверх по улице.
Глава десятая
Совет пяти
Ирмэ шел-шел и не заметил, как вышел за город. Он остановился, осмотрелся. Ряды - далеко, а кругом - поля. День был солнечный, но не жаркий - дул легкий ветер. В небе кружили птицы. А в траве что-то жужжало, свистело, гудело, ухало, будто целый оркестр засел среди былинок.
Ирмэ лег. Подперев руками голову, он лежал и думал.
"Покажу те "рыжий вор"! - мрачно думал он. - Погоди-ка. Пойду вот скоро в Полянск. Стану на работу. Деньгу скоплю. И достану самое что ни есть лучшее ружье. В Ряды-то приду ночью. И прямо к Моньке. Бух. "Кто?" "Я, рыжий вор. Открой". Он туда-сюда: "Виноват, прости, говорит, бога ради". Я - для порядку - раз в зубы. "Ладно, скажу, так и быть. А другой раз встретимся - жизни решу. Так-то!"
Ирмэ зашевелился, приподнял голову и застонал - ух! Вот ведь Щука, расписал как! И откуда только у него сила берется?
Ирмэ лежал на пригорке, так что ему видны были все Ряды: выгон, церковь, базар. Однако народу сколько на базаре. "С чего бы?" подумал Ирмэ. Но потом вспомнил - война. "Меера заберут, - подумал он. - Плохо. Как-то Зелде одна будет?" О себе он не думал. Он-то как-нибудь, а вот они как - Зелде, Эле? Плохо.
По дороге из местечка катила телега. На телеге сидел немолодой мужик в круглой поповской шляпе и в лаптях. Увидев Ирмэ, мужик попридержал коня, спрыгнул с телеги, подошел и сел рядом.
- Здравствуй, - сказал он, - лежишь?
Когда мужик заговорил, на Ирмэ сильно пахнуло сивухой. Ирмэ отодвинулся. "Ишь, нализался!" подумал он сердито и не ответил.
- Ну-ну, - сказал мужик, - лежи, лежи. Я тут трохи посижу, покурю.
Он достал кисет, бумажку, стал сворачивать цыгарку. Поповскую свою шляпу он снял и бережно положил рядом на траву.
- Покурить дать? - спросил он.
- Дай.
- На, - мужик протянул Ирмэ кисет и бумагу. - Ты чей же? - сказал он. - Что ты мне будто знакомый.
- Меера, сапожника, - сказал Ирмэ, - рыжего.
- А-а, - сказал мужик. - знаю. Как же. Что ж, - спросил он, помолчав, - забирают батьку?
- Куда?
- На войну, - сказал мужик. - Известно куда.
- Забирают будто, - сказал Ирмэ.
- И у меня, брат, сына забирают, - сказал мужик. Он вынул изо рта цыгарку и как-то удивленно посмотрел на Ирмэ. - И как это я буду один-то, а? - сказал он глухо.
Ирмэ не ответил.
- Хозяйство-то, правда, не богатое, - сказал мужик. - А все же, как ни говори, конь, две коровы, земли шесть десятин. Одному не справиться, как ни говори.
- Да-а. - Ирмэ сочувственно вздохнул.
- Не справиться, - повторил мужик. - Никак. Дома-то кто же? Сноха да я. Бабы-то у меня нету. Вдовый я. Жениться разве?
- Женись, - сказал Ирмэ.
- Толку-то мало, - сказал мужик. - Молодая не пойдет. А старуху взять - что толку? Мне работница нужна. Э, брат, плохо, совсем дрянь дело.
Некоторое время оба курили молча. Вдруг мужик наклонился к Ирмэ и заговорил тихо.
- Мутят народ, - таинственно заговорил он. - "Враг нападает. Защищай царя и Россию". А мне один верный человек говорил - брехня. Наш-то сам-то все в драку лезет. Храбрый дуже. Герой! Верно?
- Верно.
Мужик быстро посмотрел на Ирмэ и отвернулся.
- Жарынь, - сказал он лениво.
И так как Ирмэ не отвечал, мужик сказал опять:
- И так-то духота, - сказал он, - а я еще водки хлебнул. Вот уж верно - старый, что глупый.
Он встал, надел поповскую свою шляпу и не спеша, пошел к телеге. И вдруг обернулся.
- Хватил я маненько, - сказал он строго. - А я, брат, во хмелю что хошь намелю, а просплюсь - отопрусь. Понял?
Он рванул вожжи и, замахнувшись на кобылу, сердито крикнул: "Но!" Кобыла тронула с места и валким шагом затрусила по дороге.
Ирмэ усмехнулся.
"Трухнул дядя", подумал он.
Был полдень. В местечке перекликались петухи. Ирмэ вспомнил, что надо к Хаче.
"Уж, верно, все там", подумал он.
И точно, у кузни на бревне рядком сидели Хаче, Алтер и Неах. Неподалеку на траве лежал Симон. Ребята о чем-то горячо и громко говорили, но, увидев Ирмэ, приумолкли.
- О тебе и разговор, - сказал Хаче. - Садись. Алтер говорил - совсем тебя покалечили. Мы уж думали - не придешь ты.
- Ничего, - сказал Ирмэ. - Еще ноги ходят.
- И-ирмэ, - сказал Алтер. - Тут Неах говорит - п-подпалить его, Моньку.
- Чего врешь? - сердито крикнул Неах. - Тоже! Я что говорю? Достать, говорю, ружье, ворваться к Моньке и такую закатить пальбу, чтоб знаешь!..
Ирмэ удивился.
- И я было так подумал, - сказал он.
- А з-загорится если? - сказал Алтер.
- Нечего дурить-то, - сказал Хаче. - Ерунда это все.
- Да, - сказал Ирмэ. - Сейчас-то это не выйдет. В другой раз, может…
- Эх, вы! - Неах махнул рукой.
Симон встал, подошел, сел рядом с Ирмэ.
- Вот что, орлы, - сказал он. - Послушайте-ка, что я скажу. Я и старше будто, и умней будто. Ясно?
- Ну? - проворчал Хаче.
- А скажу я так, - сказал Симон. - Индюка отхлестать надо. Потому - гад. Ясно?
- Ясно, - сказан Ирмэ.
- Точка, - сказал Симон. - Дело, значит, вот в чем: как до него добраться? На улице его не поймаешь. И в дом к нему не придешь. Значит, как?
- Ну? - проворчал Хаче.
- Погоди, - сказал Симон. - Не торопись. Не торопись ты, бабка, костыли поломаешь. Ясно?
- Что ты все "точка" да "ясно", - сказал Хаче. - Ты дело.
- Не торопись. Не торопись ты, бабка., - повторил Симон. - Куда те торопиться. Успеется. Значит - как? Значит - так. Надо, значит, чтоб не на улице и не в доме. А где?
- А на дворе, - сказал Ирмэ.
- Ясно, - сказал Симон. - Заберемся мы в сарай или на склад куда и - посидим, погодим. А покажется индюк, мы - раз-раз - по мордам, по зубам. Красиво распишем - прямо картинка. Ясно, цыган?
- Что ж, - проворчал Хаче.
- А только по голове не бить, - сказал Ирмэ. - Ухлопать можно.
- Найдем куда бить. - Симон встал. - Так что, орлы, потопали?
- Погоди, - сказал Хаче. - Сейчас батя придет. А то кузня одна.
Ирмэ, Хаче и Симон закурили.
- Дай-ка и мне, - мрачно сказал Неах.
Ему дали. Он глотнул дыму и закашлялся.
- Ты не затягивайся, - сказал Симон. - Оно легче. Ясно?
- Ничего, - сказал Симон, - сразу-то оно трудно, a сейчас-то уже ничего.
Он снова затянулся и снова закашлялся.
- Вот и батька твой так, - сказал Хаче, - затянется, а потом на полчаса - кхи-кхе.
- Батька-то больной, - сказал Неах. - А я это так, с непривычки.
- А скандальный он у тебя, батька, - сказал Ирмэ. - Слыхал я вчера, как он с Меером говорил. Скажу тебе!..
- Лупит? - сказал Симон.
Неах не ответил. Он кинул окурок, встал и отошел в сторону.
- Н-не любит, когда про б-батьку разговор, - сказал Алтер.
- Он сам в батьку, - сказал Хаче. - Шалый.
Вдруг Неах быстро подошел к Ирмэ.
- Глянь-ка, - сказал он тихо и забежав в кузню поспешно прихлопнул дверь.
По дороге к кузне шел Степа. Он был пьян, сильно пьян и шагал он, как слепой конь: шаг вперед, шаг вбок и - опять шаг вперед, и опять шаг вбок, но уже в другую сторону; ворот рубахи расстегнут, голова свесилась, глаза закрыты.
Ирмэ тихонько, задом наперед, попятился к кузне.
- Вот ведь собака, - сказал он Неаху. - По следу идет.
Степа дошел до кузни и остановился. Не подымая головы, не открывая глаз, он хрипло крикнул:
- Берча.
- Нету его, - сказал Хаче. - Чего надо?
Степа досмотрел на Хаче, пробормотал что-то, потом сказал громко:
- Что надо? Что надо? Вот двину, так узнаешь, что надо. - Он шатался, но глядел на Хане прямо, и упор. - Как дам, так узнаешь, что надо. Где Берча?
- Нету, - сказал Хаче. - Ушел.
- Ты что врешь-то? - угрожающе проговорил Степа. - Куда ушел?
- Домой, - сказал Хаче.
- Домой, домой, - проворчал Степа, повернулся и шатаясь, петлями побрел куда-то в поле.
- Ушел, - сказал Хаче. - Вылазь.
Ирмэ и Неах вышли.
- Ч-чего ты от него все б-бегаешь? - сказал Алтер.
- Спугнули мы его вчера, - сказал Ирмэ. - Я и Неах.
- Гадина человек, - сказал Хаче. - Вы с ним, ребята, осторожней.
- Еще б, - сказал Ирмэ. - Мало того, что вор. Он еще, брат ты мой…
Алтер незаметно толкнул Ирмэ в бок. Ирмэ понял.
- … Пьянчуга, - неожиданно кончил он.
Показался Берче. Он шел понуро, глядя себе под ноги.
- Ну, орлы, - сказал Симон. - Потопали.
- Пошли, - сказал Хаче.
Глава одиннадцатая
Засада
За домом Файвела Рашалла был не двор - город. Сараи, склады, навесы, льносушильня, амбар, конюшня, клеть - чего тут только не было! Настоящий город: и улицы, и площади, и переулки, и тупики. Прямо от ворот к амбару шла широкая дорога. От дороги к навесам, к сараям, к конюшне убегали боковые тропинки.
Под навесами громоздились тюки льна, сараи были набиты сеном, в конюшне, наслаждаясь покоем и прохладой, проводил свои дни высокий серый жеребец "Буран".
К улице дом Файвела был выкрашен в белый цвет, но со двора он был некрашеный - и тут-то видно было, какая это основательная махина: каждое бревно - в аршин. Во двор - тоже крыльцо, тоже с навесом, с перилами, а у крыльца растет дерево, береза одинокая и чужая на этом застроенном торговом дворе.
Ребята открыли калитку и смело прошли во двор. Они знали - Семен сейчас на Мерее, жеребца купает, а кроме него в это время никого на дворе не увидишь. Бремя мертвое, нерабочее - лето.
Ирмэ осмотрелся. Ну и ну! Настроил человек! Никогда не видал он, чтоб столько построек зараз. Какой это двор? Город! Да. Тут-то бояться нечего. Есть где засесть. Пока весь двор обыщешь - шесть пятниц пройдет.
Ребята пошли по главной дороге к амбару. Однако на полпути Симон приостановился и сказал:
- Не туда топаем, - сказал он и повернул. - Надо, чтоб поближе к дому. Ясно?
Всего ближе к дому были склады, и Симон, поразмыслив, туда ребят и повел. Склады были двухэтажные, на балках., Внизу лежал лен. Наверху - туда вела широкая лестница без перил - были длинные низкие коридоры с круглыми окнами. Склады пустовали - время мертвое, лето. Только кой-где лежали рогожи да веревки.
- Ну, орлы, сидай, - сказал Симон. - Не очень тут у нас, уж не взыщите - не ждали.
- Чем плохо? - сказал Хаче. - Ничего!
- А Файвел славный какой дядя, - сказал Ирмэ. - Не думал я.
- А ч-что? - сказал Алтср.
- А рогож-го сколько навалил, - сказал Ирмэ. - Старался. Это чтоб нам на голом-то не сидеть. Поди ж ты!
- Тихо, орлы! - сказал Симон.
Ребята разлеглись на рогожах и заговорили шопотом. На складах стоял полумрак. Только в углу - длинный пыльный луч солнца. И на этом месте Ирмэ заметил тяжелый крюк, ввинченный в пол.
- Это зачем? - сказал он.
- А чтоб п-повеситься, - сказал Алтер.
- Это как же? Головой вниз?
- Богатые - они так я вешаются, - сказал Хаче, - вниз головой.
- А то головой вверх - оно того, щекотно, - сказал Симон. - Ясно?
Ирмэ спорить не стал.
- Всяко бывает, - сказал он. - Вот Неах говорит - в Америке и ходят так-то, головой вниз.
- Врешь! - сказал Неах. - Я говорил - земля круглая. Вот что я говорил.
- Как мячик вроде, - пояснил Ирмэ.
- Ну уж! - Хаче покачал головой. - Неах скажет - так скажет. Не пойму я, ей-богу, - продолжал он, - дурак ты, Неах, или отроду так. Иной-то раз ничего. А другой раз такое загнешь, что хоть святых вон.
- А правда, - сказал Симон. - Земля - она круглая. Ясно?
- Ты-то сам-то откуда такой умный? - сказал Хаче.
- Не лаяться, не лаяться, бабка, - сказал Симон - Я-то сам-то в книжке читал.
- Может, и так, - сказал Ирмэ. - А только не верится.
- Погоди, - сказал Хаче, - и что вниз головой ходят - тоже правда?
- И ходят, когда надо, - сказал Симон. - Ясно?
- Да как же это они не падают, ну?
- Так уж, - сказал Симон. - Земля тянет. Ясно.
- Что тянет? Кого тянет? - удивился Хаче.. - Что-то ты, брат, лепишь.
- Не лаяться, не лаяться, бабка, - сказал Симон.
Но что земля тянет, кого она тянет - он и сам-то толком не знал.
- Так уж, - сказал он. - Тянет. Ясно?
- Ничего не ясно. - сказал Хаче. - Мелешь ты.
- Читал я, ребята, книжку одну! - быстрым топотом заговорил вдруг Неах. - И книжка же! - Он всплеснул руками. - Как один человек, по имени путешественник Броун, попал на озеро Чад…
- Как? - сказал Хаче.
- Чад, - сказал Неах. - Озеро такое.
- Чепуха, - сказал Хаче. - Нет такого озера.
- Как нет?
- Так, - сказал Хаче. - Нет - и край! "Чад!" Ты бы еще сказал - угар.
- Так это ж не по-нашему, ну! - сказал Неах.
- А хоть бы по-турецки, - сказал Хаче.
- Эх, ты! - Неах сердито засопел. - Дубье!
- Тихо, орлы! - сказал Симон. - Расквакались! Услышат же! Ясно?
- Чем басни сказывать, лучше бы, ребята, за домом смотреть, - сказал Хаче. - А то как бы не прозевать нам все царство небесное.
- Ясно, - сказал Симон. - Ставим часовых. Ирмэ, давай!
Ирмэ встал, подтянулся и четким шагом - ать-два! - подошел к окну.
Он стоял и долго смотрел. Тихо на дворе. Ни души. Мертвое царство. Только две сороки медленно прохаживаются по главной дороге. В доме же спят - ставни закрыты и двери на запорах. Рашаллы почивают.
- Дрыхнут, - сказал Ирмэ, повернувшись к ребятам.
Никто ему не ответил. Ребята сидели сонные, вялые.
Зной, тишина, пыльный луч солнца на полу - все нагнало на ребят дремоту. Глаза слипались. Лень было двигаться, говорить. Поспать бы!
- Ох, ребята, - сказал Ирмэ, - уснете.
Симон поднял голову.
- Не твоя старость, - сказал он. - Ты - гляди. Ясно?
Ирмэ опять посмотрел в окно. Пусто. Тихо. Ни души. И вдруг услыхал шорох. Он прямо прилил к стеклу. Да, шевелится кто-то, царапает кто-то рогожи на тюках.
- Ребята! - сказал он громким шопотом.
И тут из-под навеса выбежала кошка. "Тьфу ты! Засмеют ведь, лешие!" подумал Ирмэ и осторожно оглянулся. Ребята, как один, спали. Симон, главарь, командир, даже похрапывал.
"Вояки!" - подумал Ирмэ.
Подошел к ближайшему, к Алтеру, и как саданет его в бок.
- Ты! Вставай!
Алтер открыл глаза, посмотрел на Ирмэ, зевнул.
- Я не с-спал, - сказал он. - Я т-так…
И не договорил - заснул опять. Заснул вмиг, сразу.
"Только бы мне не сдать", подумал Ирмэ.
Он прошелся по складу, вернулся к окну, сел, закурил.
"Только бы мне не скиснуть", думал он, пуская кольцами дым.
Подул ветер - в раме окошка была щель. Посветлело.
И вдруг Ирмэ стало казаться, будто он на плоту плывет по Мерее. Река тихая. И солнце сверкает, отражаясь в реке. Где-то далеко ухают пловцы. А на берегу шумит трава. Веет ветер. Низко над водой, почти касаясь крыльями, летают птицы. Они большие, а легкие. "Кру-кру!" кричат они. "Квиль-квиль-квиль"- отвечает им кто-то с берега тоненьким голоском. "Не шуметь, - шепчет вода, - не шуметь. Ти-ше. Тиш-ше. Тиш-ш-ше…"
Ирмэ уснул.
Не во-время уснул он, Ирмэ. Только он уснул, как распахнулись ворота и во двор верхом на Буране въехал Семен. Потом на двор вышли Моня и оба его друга, гимназисты. Они недолго поиграли в лапту. И вдруг, забросив игру, подошли к складам и стали чего-то слушать, прислушиваться. Они тянулись на цыпочки, переглядывались, перемигивались. Если бы Ирмэ не спал, он бы понял, в чем дело: слишком громко Симон храпит. Глотку бы ему заткнуть, дьяволу!
Но Ирмэ не видел ни Семена, ни Мони. Ирмэ стоял на борту и командовал кораблем. Дым валил из труб, и в дыму вспыхивали искры. "Пол-ный!" кричал Ирмэ в рупор. "Есть полный!" отвечал голос откуда-то снизу, с кормы. "Держи праве-ей!" кричал Ирмэ. "Есть держать праве-ей!" отвечал голос. "Хороший я капитан, - думал Ирмэ, видя, как стройно и плавно корабль идет по воде, - хороший я капитан!"
Хороший ты капитан, рыжий. Однако часовой ты - никакой. Разве можно спать на посту?
Да, не во-время уснул он, Ирмэ. Вот Монька тихо, неслышно ползет-крадется вверх, на склад, а Ирмэ не слышит. Вот Монька заглянул, - высматривает, вынюхивает, - а Ирмэ не видит. Вот Монька кубарем с лестницы и прямо к Семену в будку, - а Ирмэ? А Ирмэ спит!
- Ой! - крикнул Ирмэ и проснулся. Кто-то со всего маху огрел его плетью по лицу. Ирмэ вскочил, посмотрел - Семен! Стоит Семен, ноги раздвинув. Крепко стоит, как вкопанный, и в одной руке у него плеть, в другой - кол. А рядом - Мотька и оба городских, гимназисты.
- Ой! - крикнул Ирмэ и вскочил.
Вскочили и другие. Очумевшие со сна, - не видя, кто тут, что тут, - они кинулись к двери. Но у двери стояли Семен, Моня и оба гимназиста.
- Куды? - кричал Семен, замахиваясь колом.
Ребята подались назад: вот оно что! Ловушка!
Вдруг - разом - Хаче и Неах ринулись вперед.
Хаче приподнял плечи, вобрал голову и стал похож на квадратную чугунную тумбу. Он молча подбежал к Семену и так же молча, с разбегу - как двинет его головой в живот, - Семен закачался, охнул, сел. А Неах подскочил к Моне и обеими руками - мертвой хваткой - цап за горло. Моня был выше его, сильней. Но от неожиданности он растерялся, потерялся. Он посинел, захрипел. Тогда Неах поднял его, раскачал и, поддав ногой, спустил с лестницы. Моня покатился, как куль, со ступеньки на ступеньку: - тах-тах.
- Бегом! - скомандовал Симон.
Ребята побежали влево, к амбару.
- Куда? - крикнул Симон. - Назад!
Ребята повернули к воротам. Добежали до ворот - и что же? На запоре ворота!
- Дуй прямо! По парадной! - крикнул Симон. - Плевать!
Файвел Рашалл в это время сидел в столовой - чай пил. У него был гость, заезжий агент, молодой еще человек, этакий фат и хлыщ: крахмальная манишка, золотые запонки, золотое пенсне.
- Москва, - протяжно и картаво говорив агент, - Москва очень п’иятный го’од. Вы там так и не были, пане ’ашалл? Поезжайте. Очень советую. Очень п'иятный го'од…