Ничего не сказав, пожилой сержант снова щелкнул запорами и, звеня алюминиевой посудой, двинулся дальше по бесконечному коридору.
- На здоровье! - сам себе ответил Виноградов, половчее поправил скатанную в кулек куртку и, используя ее в качестве подушки, растянулся на полированных досках. Белья, одеял и прочей буржуазной роскоши здесь не полагалось, ночью было довольно зябко - а в остальном, что Бога гневить, условия вполне удовлетворительные: трехместная камера - на одного, унитаз, вода в кране - круглые сутки… Только позже капитан догадался, что сделано это было не по упущению и не по доброте душевной - опера оставляли необходимую свободу для маневра. Действительно, будешь себя плохо вести - подселим кого попротивнее или кинем "по ошибке" к блатным. А за хорошее поведение… вполне возможно, что и матрац разрешим!
Потихоньку пощипывая остатки хлеба, Виноградов подводил итоги минувшего.
Итак. Повод для задержания был абсолютно липовый. Наспех допрашивавший его в качестве свидетеля прошлым вечером Тарасевич даже не пытался сделать вид, что это не так.
- Владимир Александрович! Ну вы же умница… Пожалейте меня - закончим поскорее с этой ерундой, и кто куда. Я - домой, вы - в камеру, а?
- А что - второе обязательно?
- Увы, Владимир Александрович! Даже и обманывать не буду. Ну, надо нам, чтоб Виноградов посидел, - а уж сколько: трое суток, месяц или до суда - это от вас зависит…
- Ну, тогда я не тороплюсь.
- Имейте совесть! Я вот сейчас вкратце…
Тем не менее прошло более двух часов, прежде чем они расстались до следующего утра.
- Подпишите, Владимир Александрович. Здесь, здесь и здесь вот. "Протокол с моих…" Господи, совсем сдурел - кому объясняю!
- Ради Бога! - Виноградов привычно расписался. Текст протокола допроса слово в слово повторял многочисленные объяснения, дававшиеся им в различных инстанциях полгода назад. "Криминалом" в этой истории не пахло - воняло политикой.
Наутро разбудили то ли в шесть, то ли в семь - завтрак. Часов в камере не было, во времени Виноградов ориентировался плохо, а спросить у надзирателей не хотел - то ли из робости, то ли из неохоты унижаться.
Попив только сладкого горячего чая - аппетита не было совершенно - капитан вновь пристроился вздремнуть. Толком не успел: "выдернули" на допрос…
Что ж, для первых суток неплохо - четыре допроса, каждый от одного до трех часов: вполне добротный рабочий день. Или если считать это как раунды… С разными партнерами…
Проще всего было с "комитетчиками".
- Ты же понимаешь, мы не менты - как скажем, так и будет… - начали они, после чего последовала какая-то ахинея про шпионаж в пользу сопредельного государства, неслужебные связи с германской полицией и Интерполом, и вообще: "Ты у нас давно на примете!" Затем - резкий поворот в стиле: "Но он же наш человек! Патриот!" - с прозрачными намеками на успешное и взаимовыгодное сотрудничество между отдельными милиционерами и отдельными чекистами в недавнем прошлом. После чего на стол перед Виноградовым легли компьютерные распечатки его телефонных переговоров.
Все чин чином - подписи, санкция прокурора… Это было плохо. Очень плохо!
"Старшие братья" сделали свое дело великолепно: расслабив, а затем, наоборот, "разогрев" Виноградова, они передали его Тарасевичу. Задумано было все толково, но, как позже понял капитан, дуэт заведомо был обречен на сбой - уж больно каждому из партнеров хотелось утянуть к себе пальму первенства… Многолетний антагонизм между политическим и криминальным сыском по-прежнему давал о себе знать.
- Ты же понимаешь, мы, сыщики, не то, что теоретики из госбезопасности… - почти слово в слово повторил предшественников Тарасевич. И, повздыхав вместе с Виноградовым о том, что вот если бы милиции еще и технику комитетскую - а уж наши опера не чета им! - тогда можно было бы такого…
Сережа упивался собой и своей миссией - даже Виноградову, подозреваемому и задержанному, нравилось смотреть, как он работает. Тарасевич то прибавлял пафоса и стремительного напора - то переходил на мягкую доверительность, оперировал сложными логическими построениями - и тут же растворялся в мягком тумане эмоций… Он слушал в основном себя - и Владимир Александрович нужен был только как необходимый реквизит моноспектакля.
Очевидно, Сергея Тарасевича в детстве много били и обижали…
- Вы же понимаете, Владимир Александрович, что прокуратура является основной движущей силой не только данного уголовного дела, но и всех процессов, происходящих в современном правовом пространстве. Оперативные работники министерства безопасности и милиции, безусловно, помогают нам, но и только! - констатировал следователь прокуратуры по особо важным делам, когда Виноградов в конце концов достался и ему. Следователь был молод, вежлив и неглуп.
Собственно, все их общение заняло не более часа. Представившись, он некоторое время ощупывал Владимира Александровича нейтральными вопросами, угостил чаем и только после этого достал бланк протокола:
- Без адвоката, как я понимаю, отвечать не будете?
- Не буду, извините, - застенчиво улыбнулся капитан.
- Ну и ладно, - покладисто согласился следователь, заполнил с предыдущего, еще свидетельского, допроса виноградовские данные. - Та-ак… "От дачи показаний в отсутствие адвоката отказался". Верно?
- Верно.
- До свидания! - попрощался следователь за руку и ушел, оставив Виноградова в недоумении.
После этого они еще долго общались с Тарасевичем - так долго, что пришлось даже напомнить про законный ужин…
Хлеб как-то незаметно съелся. По расчетам Владимира Александровича, подходили к концу первые сутки задержания, а адвоката все не было - это беспокоило.
Так. Что они за день поимели?
Официально, под протокол - ни хрена. А неофициально? На уровне доверительного трепа? Кажется, тоже - ни хрена…
Несколько общеизвестных сплетен о первых лицах Пароходства. Конспективное изложение собственных же виноградовских неудачных оперразведок двухлетней давности. Пара сомнительных фактов, которые "не ловятся"… Да! Сувенир для Тарасевича, элегантная графическая схема, какими славился Владимир Александрович, - кружочки, стрелочки, звездочки: паутина коррупции! Бред, но красиво - пусть вошьет в секретное дело… может, генерала получит.
Та-ак. Допрос ведь - это, так сказать, дело обоюдное: хочешь, не хочешь, поток информации вдет в обе стороны. Какими знаниями обогатил бедного узника день минувший?
По всему видать - с Пароходством покончено в принципе - вся верхушка под арестом. Снова, мать ее, политика - роют под Москву, ищут выходы к самому… Ладно, черт с ними со всеми! Своих проблем хватает.
Ребята молодцы - вышли все-таки на "милицейский след". Кругляков! Видимо, разрабатывали его плотно - и не только его: "транспортного" генерала, потом начальника Морского отдела… Все логично!
Владимир Александрович представил себе раз виденный огромный компьютер госбезопасности:
"…Разрабатываемый: Кругляков. Связь: Виноградов…
…Разрабатываемый: Храмов. Связь: Виноградов…
…Разрабатываемый: Степаненко… Иванов… Петров… Сидоров… Связь: Виноградов!"
Да что ж это, в конце концов, за Виноградов такой? А подать его сюда! И подали… Все, как отмечено выше, логично.
Плохо быть общительным. Плохо соваться куда не просят. Плохо выдумывать что-то такое этакое, не как в наставлениях по оперативной работе образца пятьдесят восьмого года… Плохо и вредно для здоровья.
Дурак ты, Саныч, дурак! Сидел бы и не высовывался… Ладно, эмоции побоку… Что у них есть?
История с обменом чеков? Туфта!
Стенограммы "прослушки" за последний месяц, может, чуть больше? Ну и что? Была пара разговоров, скажем так - сомнительных… Но с кем? С "источниками"! А в негласной оперативной работе правила гибкие - на самой грани. В отношении своего человека сыщик много кое на что должен сквозь пальцы смотреть - это азбука. Даже больше - это способ выживания агентурной сети.
Степаненко… Парни совершенно обоснованно подозревают его в организации убийства генерала. И вот тут-то звоночки телефонные от Мастера не в жилу, ох не в жилу! Хотя лишнего вроде там ничего не было сказано, но… все равно некстати.
Коротко лязгнул запор:
- Пошли!
- Сколько времени? - счел возможным поинтересоваться у сержанта Виноградов.
- Десятый час, - не глядя на циферблат, ответил надзиратель.
Вот гады, с оттенком уважения выругался про себя капитан. Адвоката продержали до самого упора - еще чуть-чуть, и было бы нарушение законности. А так - ничего особенного, все в пределах кодекса… Гады!
- Завтрак!
Не успевший проснуться Виноградов уже дисциплинированно принимал из рук дежурного свою пайку: сегодня кроме чая давали вполне аппетитно пахнущую пшенную кашу.
Умывшись и позавтракав - кроме казенного, он побаловал себя еще и принесенными вчера адвокатом крекерами - Владимир Александрович почувствовал себя в целом неплохо. Если, конечно, такое определение вообще было приемлемо в данной ситуации.
По сути, нормальный опер - существо в бытовом отношении крайне нетребовательное. Ею способность к универсальной адаптации вполне позволяет спать сытым и голодным, под грохот работающего за стенкой дизеля, на составленных стульях, голых досках, в холодильнике мясокомбината, сидя или даже стоя на офицерском собрании. Поэтому и вторая ночь в камере прошла для Виноградова незаметно.
Естественная реакция на стресс последних дней - даже вечно горящая под потолком лампочка не раздражала… Что же касается пищи, то за пять курсантских лет в высшей мореходке Владимир Александрович приноровился потреблять все. Хотя, конечно, ресторанная или, скажем, домашняя еда никогда не оставляли его равнодушным.
Жить было вполне можно! Ручку он со стола у Сережи спер, газеты в камере лежали - хотя и не свежие, хотя и для других целей… В одной даже кроссворд оказался…
Однако время шло, а Виноградова не вызывали, настроение постепенно портилось. Почти все клеточки кроссворда были уже заполнены, газеты прочитаны, озадаченный желудок застенчиво напомнил, что пора бы уже и пообедать…
Оставив безуспешные попытки заснуть, капитан вдруг заметил, что нервно и быстро ходит по камере. Ага! Узникам положено считать шаги… Туда. Сюда. Сколько будет? Четырнадцать. Или тринадцать с половиной? Если считать от угла до угла… Это занятие отвлекло ненадолго.
Виноградов вспомнил фильм "Ленин в Польше": вождь мирового пролетариата в жилетке и белой рубашке шатается от стены к стене германского каземата… И еще: "Ильич, озабоченный, мечет шажки". Это, впрочем, из другой оперы… Еще: старички в "Матросской тишине"… Еще, кое-кто из знакомых, сидевших и сидящих…
Это же тактика, говорил себе Владимир Александрович. Элементарно, он сам так делал много раз - задержанный изолирован, не знает, что творится снаружи, нервничает, суетится…
Виноградов подошел к забранному железом окошку - был виден кусочек темнеющего неба, холодного и безлунного. Обернулся: металлические нары с полированным деревом досок, черный унитаз, умывальник… Дверь - "глазок", "кормушка". На стене - крестик из хлеба, надпись: "Спаси и сохрани!" И другие надписи: имена, даты, статьи… Страшно…
- Пойдем!
Дверь открылась как всегда неожиданно, и через минуту капитан уже увидел Тарасевича, заполняющего казенный бланк.
- Все!
- Забирай, - кивнул, посмотрев документы, старшина.
- Здорово! - улыбнулся Тарасевич, только что расписавшийся в получении для казенных нужд задержанного Виноградова.
- Привет, - не менее обаятельно улыбнулся Владимир Александрович и последовал за "своим" опером…
- Ну как? - поинтересовался Тарасевич, когда они пришли в его кабинет. И сразу же уточнил, что имеет в виду: - Плохо в тюрьме?
- Да, - вдумчиво согласился Виноградов. - Но в Приречье хуже было - там еще и стреляли…
Ему очень захотелось рассказать симпатичному оперу про Приречье, Кавказ, Халкарию, про то, какой он, в сущности, хороший и заслуженный, сколько всего сделал для борьбы с бандитами и прочей мразью, но было не место и не время.
- Я опять не вижу своего адвоката.
- А без него - не будешь беседовать?
- Нет, - с сожалением покачал головой капитан.
- Ну и ладно… - покладисто кивнул Тарасевич, вставая из кресла, за которым мгновение до этого расположился. - Беседовать, собственно, и не о чем. Пошли назад!
- Одна-ако! - Виноградов был ошарашен. Этого он не ожидал.
- А ты как думал? Мы что - груши околачиваем? Сегодня утром Степаненко взяли вместе со всей бражкой - наглухо, сидеть будут до второго пришествия…
- Мастер же - иностранец? По паспорту…
- Да там одного оружия - шквал! Консул как увидел - аж затрясся…
Они стояли перед дверью кабинета, не переступая, однако, порог, отделяющий его от коридора.
- Не-ет, только по закону - вместе с гебешниками… Так теперь все прояснилось? Я могу идти? - Виноградов старался изобразить радостное изумление. - Наконец-то!
- Чего?! - расхохотался Тарасевич. - Куда идти?
- Домой, - бесхитростно повторил капитан.
- Слышь, ты… - лицо оперативника внезапно посуровело, голос почти перешел на шепот. Виноградов с профессиональным удовлетворением отметил, что оба они изучали систему Станиславского не в классе, а в суровой школе милицейской жизни. - Слышь, ты… Ты здесь сидеть будешь, пока плесенью не покроешься, понял?
- А что такое? - робко отшатнулся задержанный.
- Ты думаешь, Степаненко язык себе в задницу засунул? Да? Как бы не так! Тебя первого сдал - по самые дальше некуда, до гланд!
Виноградов сделал вид, что испугался:
- Он врет! Все врет! Я в глаза ему скажу…
- Ага, конечно! На очной ставке скажешь - когда мы уже все свои "поганки" выкрутим… Тогда хоть что неси - крест на пузе! А пока поскучай - мы потихоньку, помаленьку гроб тебе и заколотим…
- Что же мне делать, а?
- Садись. Пиши явку с повинной. Но чтоб по всей программе, без никаких… И завтра утром - будешь дома. Врать не стану, чистым не вылезешь теперь, но хоть до суда…
- А прокурор? Он вдруг не выпустит? - часто заморгал капитан.
- Прокурор! Ты же знаешь… Мы ему что вольем - то он и сделает. Еще ни разу не случалось, чтоб…
Виноградову надоело:
- Уймись…
- Как хочешь, - перейдя на нормальный тон, с полуслова понял его Тарасевич, - смотри, не прогадай. Ты мужик неглупый.
Владимиру Александровичу очень не хотелось возвращаться в камеру. Общение с опером было не только полезным, но и интересным, к тому же - мягкие кресла, телевизор… Можно было и насчет кофейку… Но вскоре капитан вновь мерил шагами пол своего "каземата".
Когда утром, на третий день задержания, Виноградова вывели из изолятора, он находился не в лучшей форме. Ночью плохо спал - кого-то все время таскали туда-сюда по бесконечному тюремному коридору, лязгали двери, лениво материлась охрана… Перед рассветом Владимир Александрович услышал - или ему показалось, что услышал? - долгий, отчаянный, не рассчитанный на посторонние уши женский плач: вынести его было невозможно.
Был момент, когда капитан был почти готов принять условия Тарасевича - не все, конечно, не сразу, но… Поторговаться, что-то написать не слишком существенное. Прийти к какому-то компромиссу… Господи, лишь бы вырваться из этих страшных, заляпанных колючей известью стен, пахнущих ненавистью и болью! Выключить дома свет - просто выключить свет и утонуть в мягком лоне привычного матраса…
Это скоро прошло. Как там у Шаламова? "Не верить, не просить, не надеяться" - три старых принципа, верный способ выживания российских зеков.
Ну хорошо. Первые трое суток, говорят - самые трудные, можно считать, выдержал. Дальше что? Есть семь - без предъявления обвинения. На это не часто идут, но для него, Виноградова, исключение сделают - "учитывая, что лицо может препятствовать установлению истины по делу". Но там уже - нормальная койка, белье, адвокат сколько угодно… Дальше - два месяца, потом еще до шести, потом до суда… А там уж - сколько дадут, и не обязательно зона…
Может показаться странным, но капитана как-то даже не интересовал вопрос - за что? Он лучше многих знал основополагающий принцип отечественного следствия: "Был бы человек - статья найдется!" Ребята работают грамотно, напористо, по социальному заказу - сам таким был… Ладно, тридцать два - не возраст, выйдем - разберемся.
Вопреки ожиданию, Тарасевича в кабинете не было.
- Присаживайтесь, Владимир Александрович!
Кроме знакомого по обыску "комитетчика", навстречу Виноградову поднялся мужчина средних лет, с неприметным лицом районного администратора. Заурядный облик несколько нарушался галстуком из "Вавилона" и матовым циферблатом массивного "Ролекса" на запястье. Хозяин - заместитель начальника Управления по борьбе с организованной преступностью - с сомнением смотрел, как задержанный обменялся с ними рукопожатием.
- Я не нужен больше?
- Спасибо, нет.
- Если что - позвоните по местному…
Когда в кабинете осталось двое, старший распорядился:
- Саша, нам тут чай оставили… Давайте! Не возражаете?
- Отнюдь! - Виноградов нисколько не обманулся приемом, но отчего же не воспользоваться, если предлагают… Дядечка, чувствуется, серьезный, не меньше полковника - вон как чекист Саша суетится, да и милицейские боссы так просто кому ни попадя свои кабинеты не уступают. Такие, как он, под старость предпочитают играть в либералов.
- Меня зовут Николай Николаевич…
Врет, подумал Виноградов. Точнее - конспирируется. На сто процентов - внешняя разведка или еще что-нибудь в таком духе.
- А меня - Владимир Александрович, - поклонился он, принимая от молодого чашку.
- Неужели? - рассмеялся, оценив, собеседник. - Кто бы мог подумать…
Он, полуобернувшись, взял со стола толстую папку с неподшитыми бумагами. Раскрыл:
- Точно!
Виноградов наметанным глазом оперативника разглядел протокол собственного допроса. Николай Николаевич пролистал другие следственные материалы.
- А, ерунда! - Он небрежно отложил папку. - Давайте поступим так… Я сразу же лишаю вас всяческих иллюзий, после чего предложу свой вариант, как капитану милиции Виноградову с наименьшими потерями вылезти из дерьма.
И что мы за это от капитана милиции Виноградова хотим. Как?
- Не возражаю. Некоторые сомнения, правда, вызывает начальный этап - я с последними иллюзиями расстался лет пять назад, когда на моих глазах прокурор после судебного заседания отымел адвокатессу прямо под гербом Российской Федерации. Надо, правда, признать, что это было перед седьмым ноября и оба находились в сильной степени алкогольного опьянения.
- Ладно, попробуем…
Он нажал клавишу японского диктофона.
"- Алле?
- Кругляков. Слушаю вас.
- Это я, из аэропорта говорю… Штука здесь.
- Народу… много вокруг?
- Хватает… и тут такая ситуация… Приеду - объясню.
- Номер рейса? Когда летит?
- Да тут, понимаете, может так получиться…
- Ты одно скажи - успеем?
- Должны…