Это были нелюди. Их можно было назвать зверями, но Дженкинс никогда не оскорбил бы зверей подобным сравнением. Звери не убивают ради забавы. На такое падение способны одни только люди. Эти солдаты не имели ни чести, ни совести, у них не было командира, который научил бы их отличать добро от зла. И страшнее всего то, что все они были прекрасно подготовлены.
- Их больше не существует, - сказала Алекс. - Их как бы не было и не будет.
- Как и Фронта освобождения Мексики, - сказал Дженкинс.
61
"Закусочная Мерль" представляла собой типичное кафе в маленьком городишке: имя владельца и адрес написаны по трафарету белыми буквами на коричневом навесе и стекле витрины. Внутри с полдесятка посетителей, расположившихся на табуретах у стойки в форме подковы, окаймлявшей гриль под колпаком вытяжки. Две средних лет женщины в форменных платьях по-семейному заботливо обслуживали их. Еще с полдюжины клиентов сидели на диванах возле окон, пили кофе и болтали, самозабвенно увлеченные беседой. Но так было, пока в закусочную не вошел Молья. Увидев его, они вскочили, приветствуя детектива, как если бы тот был старшим по званию.
- Часто бываете здесь? - спросил Слоун, проскальзывая за дальний столик.
Молья улыбнулся.
- Не говорил я вам, что здесь будет прохладно и хорошо? - Сев за столик, он обмахнулся полой рубашки. - Так-то лучше, правда?
Одна из женщин, хлопотавшая возле гриля, немолодая, с густой копной темных волос, забранных от лица заколками, которые, казалось, вот-вот раскроются, не выдержав обилия волос, подошла к Молье из-за спины и сжала его плечо.
- Что принести тебе, дорогой?
- Только чаю, милая. - Он представил ее Слоуну. - Это Мерль.
- Привет, очень рада. Где это Моль откопал вас, такого красавца? Бенто вам в подметки не годится!
- Эй, это мне Бенто в подметки не годится! - запротестовал Молья.
Мерль приникла к плечу Мольи, продолжая улыбаться Слоуну.
- Да, но ты не свободен. А у него на пальце кольца нет.
- Молодчина! - похвалил ее Молья. - А я и не заметил!
Мерль игриво толкнула Молью в плечо и обратилась к Слоуну:
- А тебе, голубчик, что подать?
- Хорошо бы чаю, - сказал Слоун.
Мерль поставила на столик две фарфоровые кружки, потом пошла к стойке и вернулась оттуда с кипятком. Налив его в кружки, она положила на столик два пакетика чая "Эрл Грей".
Молья опустил в кружку пакетик и поболтал его, пока кипяток не окрасился в почти черный цвет.
- Кажется, вы ей понравились. Знаете, Дэвид, в чем закавыка? Вы тоже мне нравитесь, но я не знаю, кто вы такой, и это меня беспокоит.
- Я Джим Планкетт.
Молья улыбнулся.
- Спасибо, что тогда поддержали меня.
- Вам не кажется, что Планкетт - это уже вчерашний день?
- Нет, это я вчерашний день, черт возьми! С ума сойти, сколько воскресений я провел в "Колизее", чтобы посмотреть его игру! Он вернул былую славу "Славе и чести". - Моль пожал плечами. - Я всегда выбираю фамилию какого-нибудь спортсмена. Это первое, что приходит в голову. Не ожидал, что вы окажетесь калифорнийцем. Если б знал, назвал бы другую фамилию.
Слоун улыбнулся. Он вспомнил Браника и фигуру Ларри Берда. Хоть он и не был знаком с Браником, но ему почему-то думалось, что детектив Том Молья понравился бы и Бранику тоже.
- Вы любите спорт, детектив?
- Моя жена говорит, что если я вижу мяч, я просто не могу пройти мимо - обязательно должен либо стукнуть по нему, либо смотреть, как это делают другие; футбол, баскетбол больше, чем футбол, - я все это обожаю, ну а бейсбол, тот просто моя страсть. Планкетт - фамилия эта сразу пришла мне в голову, без заминки, а когда тебя спрашивают, как твоя фамилия, заминки быть не должно.
- А Ларри Берд вам нравился?
Детектив отхлебнул глоток чая.
- Берд? Хороший был игрок. С головой. Я и сам с головой. Он да еще Трейси Макгрейди... Вспомнишь, так размечтаешься. - Он откинулся в кресле. - Итак, вы мне вот что скажите: почему адвокат из Сан-Франциско заинтересовался самоубийством, произошедшим в Западной Виргинии? Вы друг семьи?
- Можно и так сказать.
- Вы следователь?
- Нет. А вы скажите, почему детектив из Чарльзтауна продолжает вести дело, которое ему велели закрыть? У вас что, там, в Западной Виргинии, других преступлений нет?
- Вы говорите, как мой начальник. - Молья поставил кружку на стол. - А еще я вот чего не пойму: зачем пьют горячее, когда жарко? - Он пожал плечами. - Ладно, Дэвид. Я все объясню, и считайте это проявлением доверия с моей стороны. Я был готов согласиться с тем, что Джо Браник пустил себе пулю в лоб, хотя все мои внутренности протестовали против этого, с самого начала протестовали. А ведь внутренности у меня луженые. Если уж мне не по себе, значит, на то есть причина. Понимаете?
- Понимаю.
- Так что, прикрой я это дело и пусти все на самотек, жизнь моя была бы куда как проще. Сейчас я бы уже сидел дома и отдыхал в кругу семьи - с женой и детьми. Но случилось так, что, когда я прибыл к месту события, там уже суетилась парковая полиция и ни слуху ни духу не было слышно о новичке-полицейском, который сообщил по рации, что едет к трупу, обнаруженному в Национальном парке.
Молья сделал многозначительную паузу.
- Вы считаете, что его убили, что это не был несчастный случай?
- Скажем так: что мне это показалось подозрительным, и показалось еще раньше, чем мне позвонил один надутый осел по фамилии Риверс Джонс и стал бросаться словами типа "расследование" в отношении очевидного самоубийства. Я, конечно, не семи пядей во лбу, Дэвид, но и в моей темной черепушке иной раз винтики шевелятся, и, как вы, может быть, уже догадались, следы в ней отпечатываются довольно четко, ну, как на тонкой клеенке в захудалом баре; вот я и спросил Джонса, чего это он расследует явное самоубийство. Ну, а он в ответ сразу же полез в бутылку, взбесился и пожаловался на меня моему начальству. Босс содрал с меня три шкуры и скоренько отстранил от дела, к которому я и не приступал, так что финиш нагрянул еще до старта. И все это из-за самоубийства? - Он откинулся на диванную подушку и поднял дугой брови. - Похоже, у меня это наследственное, мой папаша был точь-в-точь как я: не любил, когда ему указывали, что делать да как. Я такое только от жены могу стерпеть, но она, видит Бог, это заслужила. И все же я, может, и не стал бы трепыхаться...
- Но из реки выловили того полицейского.
Молья кивнул.
- Именно. Из реки выловили того полицейского. Они инсценировали несчастный случай. Очень ловко все сделали. - Он произносил слова с усилием, так, будто от каждого слова у него стреляло в челюсть. - Он оставил жену и новорожденного ребенка, жизнь его только начиналась. И кто-то отнял ее у него. Я не могу этого спокойно стерпеть. Понимаете?
Слоун вспомнил Мельду.
- Да, детектив. Понимаю.
62
Паркер Медсен нацарапал на полях документа очередную поправку и перечитал получившееся предложение. Мускулы его челюсти отбрасывали четкие тени, черные булавки его зрачков выражали сосредоточенность. Он отдал распоряжение секретарю не соединять его и отменил все дневные встречи, после чего заперся в своем кабинете, намереваясь работать до шести ноль-ноль. В шесть часов Роберт Пик, вопреки совету Паркера Медсена, должен был выступить по общенациональному телевидению и сообщить народу о своем замысле серьезно сократить зависимость США от ближневосточной нефти. Нефть эта звалась "нехристианской", хотя в его речи из опасения оскорбить мусульман термин этот и не фигурировал. Стиль чернового текста, наскоро составленного командой спичрайтеров, был смел и решителен. Вечером Роберт Пик вежливо пошлет к черту арабов с их нефтью. Он пообещает американскому народу изменение политики США на Ближнем Востоке, отныне на эту политику перестанут влиять как постоянные угрозы национализации, так и рост цен на нефть. Америка больше не будет пресмыкаться перед диктаторскими режимами, которые одной рукой просят подаяния, а другой норовят сунуть нож в спину США. Отныне в Америке перестанут хозяйничать шейхи и короли с миллиардными банковскими счетами и американские матери больше не будут посылать своих сыновей погибать в пустыне. Кровные денежки налогоплательщиков будут направляться на укрепление национальной безопасности.
Роберт Пик даже отказал конгрессу в праве поставить на голосование его проект.
В целом все это было хорошо и правильно. Медсен и сам первый рукоплескал бы такой возможности сказать арабам пару теплых слов - пускай подавятся своей нефтью, - если б не одно "но": соглашение между Пиком и мексиканцами еще не было оформлено. Кастаньеда торопился с этим. Он хотел, чтобы встреча в Вашингтоне произошла чем раньше, тем лучше. Медсену же такая скоропалительность была не по вкусу.
В перерывах между просмотром речи Медсен получал доклады о человеке, проникшем в Белый дом, и был лишь слегка удивлен, узнав, что это был некий Дэвид Слоун. Машина сбросила Слоуна в Чарльзтауне перед отделением полиции, а уехал он оттуда с мужчиной, сидевшим рядом с водительским местом. Сейчас оба они находились на диванах в закусочной и беседовали о чем-то, судя по всему, весьма интересном. Слоун был явлением странным - странной и даже таинственной была его заинтересованность в этом деле, как и его возникновение. Казалось, он материализовался из воздуха. У него не было ни жены, ни детей, ни родных. Уж не призрак ли он, думал Медсен. С человеком, не имеющим привязанностей, договориться трудно. И это представляло проблему. Не имея семьи, Слоун не имел и слабостей, на которых можно было сыграть, не имел ничего, чем не желал бы жертвовать.
Но последнему предстояло измениться.
Люди Медсена нащупали ахиллесову пяту Слоуна. Она есть у каждого.
Эксетер поднял голову от своей погремушки на секунду раньше, чем в дверь постучали. Медсен не удосужился опустить ручку с красной пастой. Он знал, кто это.
- Войдите!
Риверс Джонс вошел походкой закованного в кандалы каторжника.
- Простите, что помешал...
- У меня нет времени на ваши извинения, мистер Джонс.
- Думаю, вам покажется это важным.
Безупречная, в стиле "Хьюго Босс" фигура Джонса как бы сникла, рубашка его была расстегнута, галстук отсутствовал. Лицо обмякло и сморщилось, как оставленная на солнце плюшка. Устремленные на Медсена глаза были красны, и Медсен уловил запах перегара. Некоторых мужчин стресс превращает в мокрую тряпку, лишает их сил и энергии. Медсен не из их числа. От стресса он получал лишь удовольствие, находя в нем источник бодрости и воодушевления; стресс был для него глотком чистого адреналина. Такому не научишь, и перенять это невозможно. С этим надо родиться. Он наблюдал крепких парней, вздрагивающих и съеживающихся от звука автомобильного выхлопа, в то время как другие, получившие ту же подготовку, и под пулями лишь улыбались - дескать, нам сам черт не брат.
- Я знаю, кто был у вас в кабинете, и знаю, как их разыскать, - сказал Джонс.
Медсен положил ручку и откинулся в кресле.
Джонс перевел дух, собираясь с силами, как приговоренный, которому предстоит попросить помилования у губернатора.
- Я говорил с охранником при входе в старое здание администрации. Он сообщил, что тот человек расписался как Джо Блер. При нем было водительское удостоверение, а это доказывает, что семейство в курсе.
- Вы говорили, что выяснили, кто он такой, - произнес Медсен, чувствуя, что терпение его на исходе.
- Не он. А тот, кто был с ним. Охранник сказал, что у него был жетон. Это офицер чарльзтаунской полиции Том Молья. Мы с ним уже сцепились, когда я изымал дело. Этот сукин сын заносчив как черт. Я в точности не знаю, кто такой этот Джон Блер, но, судя по всему, он спелся с этим детективом. Я позвоню его начальству, завтра же он будет вызван сюда, и мы раскрутим всю эту махинацию.
Медсен промолчал.
- И еще. Патологоанатом, производивший вскрытие трупа Джо Браника, позвонил мне и сообщил, что, по его мнению, с трупом производились некие действия. - Джонс сунул палец в рот и ткнул себя в нёбо, отчего дальнейшие слова его прозвучали неотчетливо. - Там на нёбе разрез. Патологоанатом сказал, что впечатление такое, будто тайно делали биопсию. Судя по всему, это окружной коронер упражнялся. Но я его также обезвредил.
- Видимо, не совсем, - сказал Медсен.
Джонс прочистил горло.
- Я уже позвонил и побеседовал с ним, генерал. Я отзову его лицензию. И завтра же лично переговорю с начальством Мольи и раскручу всю эту интригу. Если он продолжает заниматься этим делом, это будет последнее его дело. У него отнимут жетон полицейского.
Медсен встал - время и терпение его истощились.
- Спасибо, мистер Джонс. Как бы там ни было, от дальнейшего расследования вы отстраняетесь.
- Генерал, я уверяю вас, что все выясню...
- Вы совершили ошибку, мистер Джонс, а ошибок я не терплю и не прощаю. Я предупреждал вас об этом заранее. В моей профессии ошибкам нет места. Вы отстранены. Еще один ваш звонок - и это станет последним вашим делом.
Джонс собрался с духом:
- Но это мое расследование. Я его начинал и хотел бы закончить.
- Этого не будет. Если я узнаю, что вы не оставили его, вы лишитесь работы.
- Генерал, мне неприятно это вам говорить, но я работаю не у вас, а в Министерстве юстиции. Если я буду вынужден, я обращусь к своему начальству, и, думаю, им будет крайне интересно узнать, что Белый дом подтасовывает результаты вскрытия и прячет свидетельство, имеющее непосредственное отношение к делу. Так что, полагаю, для нас обоих лучше будет действовать сообща, в противном же случае лишиться работы мы можем оба.
Медсен достаточно хорошо разбирался в людях, чтобы понимать, что бравада Джонса продиктована не природной храбростью, а отчаянием и страхом. Но все же он вынужден был отдать ему должное. Возможно, есть в нем все-таки кое-какое мужество. Это хорошо. Мужество ему пригодится.
- Утром я позвоню детективу и затребую его сюда, - промямлил Джонс, прерывая гробовое молчание Медсена. - А как только это произойдет, я выясню, кто этот...
Медсен выдвинул верхний ящик стола, вынул оттуда конверт в плотной бумаге, снял скрепки.
- ...его дружок. Если мне понадобится вызвать его повесткой, я...
Медсен перевернул конверт, и оттуда посыпались фотографии. Джонс стоял разинув рот, потрясений глядя на свои изображения - на усеявших стол фотографиях он был совершенно гол и беззащитен, а над ним склонилась затянутая в черную кожу Терри Лейн с хлыстом в руке.
63
Район Сансет, Сан-Франциско
Тина протянула по верху коробки клейкую ленту и прижала ее ладонью, соединив таким образом две створки. Она уже хотела перекусить ленту зубами, но конец ее соскочил с катушки. Все: лента кончилась.
Тина взяла черный маркер и аккуратно подписала: "Комната Джейка". Она придвинула коробку к двум другим, стоявшим возле двери в комнату мальчика. Комната опустела и в то же время еще выглядела наполненной. Хорошо бы хозяин не рассердился на эти обои. Увидев их в магазине, она не смогла устоять - объемное изображение кабины шаттла. Иллюминаторы она закрасила черной краской и наклеила пластиковые звезды - получилось космическое пространство. Увидев это впервые, Джейк просто онемел. А потом лицо его расплылось в широченной улыбке. "Вот это да!" - только и вымолвил он.
Она запаковала его плюшевых зверей, вычистила шкаф. С четырех рожков старомодного светильника на потолке еще свешивались леговские самолеты на лесках - их они с сыном собирали вместе. При включенном вентиляторе самолеты словно летели. Как бы запаковать их, чтобы не сломались? Другие стены были украшены постерами с изображениями его любимых спортсменов, разумеется Берри Бондса и тех, кого она сама для него выбрала, - Джо Монтаны, потому что он такой красавец, и Мохаммеда Али, потому что могла многое рассказать Джейку о том, как Мохаммед Али воплотил в жизнь свою мечту.
Она отбросила пряди от лица и воспользовалась минутной передышкой, чтобы забрать волосы в конский хвост. Насколько же больше могла она успеть в отсутствие матери и Джейка, вечно болтающегося под ногами и требующего, чтобы с ним поиграли! И сколько еще предстояло ей сделать! За десять лет, что она снимала эту двухкомнатную квартиру на верхнем этаже перестроенного викторианского дома, они с Джейком успели накопить столько хлама, что хватило бы и на семью из пяти человек. Надо было поторопиться и успеть уложиться к пятнице, когда приедет фургон.
Она присела на кровать Джейка, чувствуя, как подрагивает пол - это по улице проехал трамвай Норт-Джуда. Телефонный звонок Дэвида был для нее неожиданностью, но неожиданностью приятной - по крайней мере, он думает о ней и, может быть, у них что-нибудь и получится. Она с волнением вспомнила, как он просил ее дождаться его в Сиэтле, подождать, пока он разберется с собой и приедет. Как бы она хотела помочь ему или же хотя бы утешить. Но утешений ему не требовалось. Не такой он человек, чтобы ему нужны были утешения.
У него не было близких. Мысль эта продолжала ее изумлять. Значит, всем, чего он достиг, он обязан только себе самому, что делает его достижения еще значительнее. Можно только поражаться его работоспособности, его напористости - и это же делало его фигурой трагической. Ведь у него никого не было. Никого и ничего. Одна работа, и ничего больше. Хорошо исполнять свою работу - только так он мог состояться, ощутить уверенность, обрести цель и смысл жизни.
Она встала с кровати, подошла к окну, выглянула из-под конька крыши. Возле самой дорожки, ведущей к дому, стояла припаркованная патрульная машина - на ее присутствии настоял детектив Гордон. Этот пост был словно фонарик охранника в ночи.
- Все. Хватит, - сказала она, готовая опять заняться делом. - Клейкую ленту!
По узкой лесенке она спустилась в крохотную кухню в глубине квартирки. На новом месте кухня у нее будет в два раза больше и каменная вместо этих кафельных плиток, которые так трудно мыть. Из мешка с разными необходимыми вещами, которые раздобыла в отделе транспортировки, она вытащила еще одну катушку ленты и потянулась к холодильнику за диетической кока-колой. И вот тут-то она кое-что заметила. Повернув голову вправо, она взглянула поверх дверцы холодильника. Замок на задней двери был в вертикальном положении - открыт. Живя одна с маленьким ребенком, она очень за этим следила и никогда не оставляла дверь незапертой. Никогда.
Паркетные половицы в коридоре заскрипели. В голову ей ударил адреналин, но она справилась с приступом паники. Наклонившись, она сунула голову в холодильник. Из-за уголка холодильника показалась голова мужчины. И так же быстро, как он появился, Тина выпрямилась и метнула в него банку с содовой - точным, сильным ударом, каким бросала бейсбольный мяч Джейку. Не проявивший быстрой реакции мужчина получил банкой по физиономии, содовая выплеснулась ему в лицо, так что он замешкался, а она успела скользнуть в заднюю дверь. Она сбежала по черной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Мгновение - и она была уже за углом, мчалась по дорожке между обшитой досками стеной и соседним забором.
- Помогите! - крикнула она, выскочив на улицу и стукнув в стекло припаркованной патрульной машины со стороны водителя. - Помогите!
Полицейский не пошевелился. Она рванула дверцу.