- Ничего, - сказал он наконец. - Ничего не будем делать. Я считаю так: коль Дубинский не стал говорить с нами, несмотря на твои угрозы, он не станет говорить ни с кем другим. Поэтому, что бы он ни узнал от Бакстера, значения не имеет. И нам ничего не грозит.
- Может, стоит все-таки связаться с его руководством, поднажать и?..
Зазвонил телефон.
- Нет, Гарри, оставь пока это дело. Ты молодец, хорошо поработал. Просто держи Дубинского под наблюдением, чтобы он себя прилично вел, и все. Спасибо тебе.
Эдкок вышел из кабинета, и Тайнэн снял трубку.
- Да, Бет. Хорошо, соединяйте. - Подождав немного, он сказал: - Здравствуйте, мисс Леджер. Разумеется, скажите президенту, что сейчас буду.
- Рад видеть вас, - приветствовал директора ФБР президент, прервав беседу со своим специалистом по опросам общественного мнения Рональдом Стидмэном. - Садитесь, Вернон. Можно убрать газеты вон с того стула. Или лучше даже выбросьте их в мусорную корзину, им только там и место. Вы читали сегодняшнюю прессу? - Не дожидаясь ответа, президент продолжал: - Они ополчились на нас по всей стране, вцепились в нас, как стая волков, и жаждут нашей крови. Мы, мол, пытаемся забить стране кляп в рот. Как вам это нравится, Вернон? Почитайте передовицы газет - они предают ассамблею штата Нью-Йорк анафеме за ратификацию тридцать пятой поправки и публикуют открытое письмо законодателям Калифорнии, предупреждая, что судьба свободы в их руках, и призывая голосовать против.
- Эгоисты, - вставил Стидмэн. - Пекутся о собственном будущем.
- И не напрасно, - прорычал Тайнэн. - Взрыв преступности в стране возник в первую очередь из-за подстрекательских материалов, которые публикуют газеты и показывает телевидение: - Он подвинулся поближе к президенту. - Но в печати у нас есть и сторонники, мистер президент.
- Не знаю, не знаю, - ответил тот с сомнением.
- За нас выступают нью-йоркская "Дейли ньюс" и чикагская "Трибюн". "Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт" тоже за нас и за тридцать пятую поправку. Две из трех ведущих телекомпаний до сих пор сохраняли нейтралитет, но мне сообщили, что они выступят на нашей стороне перед голосованием в Калифорнии.
- Дай бог, - ответил президент. - В конечном счете все зависит от того, какое давление окажет на законодателей народ. Мы с Рональдом как раз толковали об этом. Поэтому я вас и пригласил. Мне нужен ваш совет.
- Готов помочь всем, чем могу, мистер президент. - Тайнэн еще ближе придвинулся к столу.
- По поводу ваших последних данных из Калифорнии, Рональд, - сказал президент, повернувшись к Стидмэну. - Повторите результаты опроса для Вернона.
- Пожалуйста. Сорок процентов опрошенных заявили, что еще не определили свою позицию, либо отказались отвечать вообще. Из шестидесяти процентов, высказавших определенное мнение, пятьдесят два процента выступили за принятие поправки, сорок восемь - за ее отклонение.
- Слишком многие выжидают, сидя на заборе, - наклонил голову президент. - Меня это беспокоит.
- Мы должны заставить их слезть с забора, мистер президент. Слезть на нашу сторону, - заметил Тайнэн.
- Вот я и вызвал вас, Вернон, чтобы обсудить дальнейшую стратегию… Спасибо за информацию, Рональд.
Собрав бумаги, Стидмэн удалился. Президент и Тайнэн остались наедине.
- Как видите, Вернон, - сказал президент, - наша судьба всецело в руках людей, не определивших еще своего мнения. Поэтому мы должны применить любые меры, оказать всяческий нажим для того, чтобы они - для их же собственного блага - приняли нашу точку зрения. На карту поставлена наша последняя надежда, Вернон.
- Вы, безусловно, правы, - согласился Тайнэн. - И кое-какие меры я уже принял. Мы затопим страну информацией о росте преступности в Калифорнии.
- Превосходно, - ответил президент. - Но проблема в том, что люди вырабатывают иммунитет к простому повторению цифр. Статистика вообще не способна передать трагичность ситуации. Вот хорошая речь - дело другое. К тому же речь всегда получит больше освещения в печати. Я хочу послать в поездку по крупным городам Калифорнии кого-нибудь из членов кабинета, с тем чтобы он выступил на местных съездах и конференциях, которые будут там проводиться. Я вам говорил, что подумывал о кандидатуре Коллинза. Он бы подошел.
- Гм… Коллинз… Я о нем подумывал тоже… Но не совсем уверен… Не знаю, хватит ли у него силы и убеждения.
- Но в том-то и дело! В данной ситуации его слабость может оказаться фактором положительным, вызвать больше доверия к нему. Я-то в нем не сомневаюсь, Вернон. Он на нашей стороне, это бесспорно. Что он, не понимает своей выгоды? Да, он не очень напорист, что в данной ситуации скорее пойдет нам на пользу, но престиж его положения велик сам по себе.
Президент нажал кнопку звонка. Почти сразу же в дверях выросла секретарша.
- Мисс Леджер, я просил вас вчера узнать, планируются ли в ближайшие две недели какие-нибудь мероприятия в Калифорнии, в которых было бы уместно участие или даже выступление министра юстиции.
- Вам повезло, мистер президент. С понедельника по пятницу в Лос-Анджелесе состоится ежегодный съезд Ассоциации американских юристов.
- Великолепно, - улыбнулся обрадованный президент. - Лучше не придумаешь. Срочно свяжитесь по телефону с президентом ассоциации - мы с ним старые друзья - и скажите ему, что я убедительно прошу его пригласить министра юстиции Коллинза главным гостем-оратором на последний день съезда.
- Сейчас же позвоню, мистер президент. - Секретарша вышла.
- Что ж, одна проблема решена. - Президент посмотрел на разложенные на столе бумаги и вдруг поднял одну из них. - Чуть не забыл, Вернон. Есть еще одно дело. Дискуссия по телевидению. Я вам о ней не говорил?
- Нет, мистер президент.
- Макнайту позвонила некая Моника… Моника Эванс, продюсер получасового телевизионного шоу, которое, как правило, снимается еженедельно в одном из городов, где происходят наиболее злободневные события. Так вот, в конце следующей недели они хотят записать диспут в Лос-Анджелесе по поводу тридцать пятой поправки. Эта программа называется "Поиски правды". Вы ее, наверное, видели. Приглашаются два участника, отстаивающие противоположные точки зрения по обсуждаемому вопросу. Представлять в данной дискуссии сторонников тридцать пятой поправки и выдвинуть аргументы в ее пользу телевидение просит вас, Вернон. Запись состоится в тот же день, когда Крис будет выступать на съезде юристов. Вы можете вылететь одним самолетом.
- Кто мой оппонент? - спросил Тайнэн.
- Тони Пирс.
Тайнэн подпрыгнул на стуле.
- Простите, мистер президент, но я не считаю для директора ФБР возможным появляться на экране вместе с бывшим сотрудником Бюро, ставшим предателем. Не думаю, что мне следует придавать вес взглядам паршивого коммуниста Пирса, выступая в одной с ним программе.
- Не буду принуждать вас, Вернон, раз вы принимаете все так близко к сердцу, - пожал плечами президент. - Но возможность публично изложить наши взгляды в выступлении по национальной программе телевидения считаю очень важной.
- Коллинз все равно будет в это время в Лос-Анджелесе, - напомнил Тайнэн. - Пусть он выступит и по телевидению.
- Прекрасная мысль, - обрадовался президент. - Просто прекрасная. Я прикажу Макнайту связаться с мисс Эванс и сообщить, что вместо вас выступит Коллинз. Что ж, начнем наступление на Калифорнию, - усмехнулся президент. - И начнет его наш министр юстиции.
Сидя за своим столом в министерстве юстиции и зажав плечом и ухом трубку телефона, Коллинз торопливо записывал инструкции президента, которые отнюдь не приводили его в восторг, хотя он и издавал положенные в таких случаях звуки, выражающие согласие и одобрение. Против поездки в Калифорнию Коллинз ничего не имел - он с удовольствием встретится со своим сыном, повидается с друзьями, позагорает. Но необходимость публично защищать тридцать пятую поправку на глазах миллионов телезрителей, да еще в дискуссии с таким человеком, как Тони Пирс, его не радовала. Коллинз часто и всегда с удовольствием смотрел программу "Поиски правды" и хорошо знал, что ее участникам не дают отделываться невинным мычанием. Дебаты часто превращаются в бурные перепалки, и ему, безусловно, придется отстаивать тридцать пятую поправку с большим рвением, чем хотелось бы. К тому же Пирс заставит его попрыгать на стуле, как рыбу на сковородке.
Еще меньше радовала его необходимость выступать с той же трибуны, что и председатель Верховного суда Мейнард. Коллинз глубоко уважал его за демократизм взглядов и талант юриста. От одной мысли, что в^ присутствии Мейнарда придется отстаивать тридцать пятую поправку, ему становилось не по себе. До сих пор Коллинз старательно избегал открытой поддержки проводимой правительством политики. Сейчас же ему придется выступать в роли игрока команды президента, что может умалить его в глазах Мейнарда. Но выбора не было.
- Вот так, Крис, - закончил президент. - Все ясно?
- Да, мистер президент.
- Подготовьтесь как следует. Не дайте Пирсу растоптать тридцать пятую. Бейте его прямо по голове.
- Постараюсь, мистер президент.
- Для съезда приготовьте речь посолиднее. Там аудитория иная. Профессионалы. Оставьте силовые приемы на закуску. Подчеркните, что судьба нации зависит от мудрости, которую проявит Калифорния.
- Постараюсь.
Положив трубку, Коллинз хмуро посмотрел в окно. Рабочий день в министерстве уже кончился. Если он сейчас поедет домой, то впервые за несколько месяцев вовремя вернется к ужину. Он решил порадовать Карен и приехать домой пораньше. Снова зазвонил телефон. Не обращая на него внимания, Коллинз продолжал складывать в портфель свои бумаги. В переговорном устройстве раздался голос Марион:
- Мистер Коллинз, вас спрашивает натер Дубинский. Мне его имя ничего не говорит, но он уверен, что вы его помните. Он ничего не хочет передавать через меня и настаивает на том, чтобы я соединила его с вами.
Коллинз вспомнил имя сразу же и почувствовал жгучее любопытство.
- Соедините нас, - нажал он нужную кнопку. - Патер Дубинский? Кристофер Коллинз у телефона.
- Не знаю, станете ли вы говорить со мной, - зазвучал голос священника где-то в отдалении. - Не уверен, что вы меня помните. Мы познакомились в ночь смерти полковника Бакстера.
- Разумеется, я вас помню, патер. Сказать по правде, даже собирался вам позвонить и попросить встречи…
- Поэтому я и звоню, - сказал священник. - Я бы очень хотел встретиться с вами. И чем раньше, тем лучше. Если возможно, сегодня же. Я не могу объяснить по телефону, но то, что хочу рассказать, представляет для вас значительный интерес. Если вы заняты сегодня, то нельзя ли завтра утром?..
Коллинз весь напрягся.
- Я могу встретиться с вами сегодня. Конкретнее, прямо сейчас.
- Очень хорошо, - облегченно вздохнул священник. - Не будет ли с моей стороны нескромно просить вас приехать ко мне в церковь?
- Я приеду к вам. Церковь Святой Троицы, не так ли?
- Да, в Джорджтауне, на 36-й улице. Но там главный вход, а я просил бы вас зайти в мою квартиру при церкви, где мы могли бы спокойно поговорить наедине. Поверните налево с 37-й улицы и зайдите с бокового входа. - Священник замолчал, потом добавил неуверенно: - Думаю, что мне необходимо объяснить все толком. Главный вход в церковь взят под наблюдение. Для нас обоих будет лучше, если ваш визит ко мне останется незамеченным. Как только мы с вами встретимся, вы все поймете сами. Итак, через полчаса?
- Или даже раньше, - ответил Коллинз.
По дороге в Джорджтаун Кристофера Коллинза все время преследовала мысль: почему патер Дубинский пожелал встретиться с ним так срочно? Тогда, в госпитале, священник наотрез отказался нарушить тайну исповеди Бакстера. Что же произошло за это время? Странными казались и слова патера, что за входом в церковь установлено наблюдение.
Недоумевая, Коллинз хотел было поделиться мыслями со своими спутниками: шофером Пагано - бывшим чемпионом по боксу, которого он когда-то успешно защитил в суде и который был ему абсолютно предан, - и телохранителем, специальным агентом ФБР Хоганом, человеком тоже совершенно надежным. Но потом решил, что делать этого не следует. Священник просил его приехать по очень важному делу, ни малейшим образом не намекнув, в чем оно может заключаться. Так что и обсуждать-то пока нечего…
- Пагано, сверните на 37-ю, - Коллинз наклонился к шоферу. - Нас никто не должен видеть.
На углу Коллинз торопливо выскочил из машины, кинув через плечо:
- Поезжайте вперед и остановитесь через квартал. Я вас найду минут через пятнадцать-двадцать.
Закрыв за собой дверцу автомобиля, Коллинз увидел, что Хоган стоит рядом. Они оба проводили взглядом отъехавший лимузин, затем Коллинз посмотрел на телохранителя:
- Проводите меня до входа в квартиру патера. Но в дом я зайду один. Вы останетесь на улице, только постарайтесь никому не бросаться в глаза.
Дверь распахнулась, едва только Коллинз нажал на кнопку звонка.
- Входите, - услышал он знакомый голос.
Пожав Коллинзу руку, Дубинский проводил его в маленькую комнату.
- Я все сделал так, как вы просили: меня никто не видел, - сказал Коллинз. - Но кто же держит под наблюдением главный вход?
- ФБР.
- ФБР?! - переспросил недоверчиво Коллинз. - ФБР следит за вами? Но почему?
- Сейчас объясню, - ответил священник. - Прошу вас, присаживайтесь. Не хотите ли чаю или кофе?
Отказавшись, Коллинз присел на край дивана. Священник опустился в кресло рядом и сразу перешел к делу:
- Сегодня утром меня посетил некто мистер Гарри Эдкок, предъявивший мне удостоверение ФБР.
- Что ему от вас понадобилось? - удивился Коллинз.
- Он хотел знать, в чем исповедовался мне перед смертью полковник Ной Бакстер. Объяснил свой интерес к этому соображениями охраны внутренней безопасности государства. И, если бы не одно обстоятельство его визита, я был бы склонен рассматривать подобную просьбу как продиктованную добрыми, хотя и непродуманными намерениями; но, когда я отказался нарушить тайну исповеди полковника, мистер Эдкок начал мне угрожать.
- Угрожать? Вам? - переспросил Коллинз.
- Да. Но прежде всего я хотел бы узнать, откуда этому Эдкоку известно, что полковник Бакстер говорил со мной перед смертью и успел исповедоваться? От вас?
Коллинз напряг память и тут же вспомнил.
- Верно. С похорон Бакстера я возвращался в одной машине с Тайнэном и Эдкоком. По дороге мы говорили о полковнике, и совершенно невинно, просто мысль об этом не оставляла меня, я сказал, что Бакстер перед смертью очень хотел меня видеть, но я опоздал. Упомянул и о том, что вы последним разговаривали с полковником, но отказались отвечать на мои вопросы, сославшись на тайну исповеди. - Коллинз нахмурил брови. - Так вы говорите, что Тайнэн послал своего грязных дел мастера к вам, чтобы узнать о последних словах Бакстера? И, услышав ваш отказ, Эдкок пытался угрожать? Просто невероятно!
- Может, и не так уж невероятно. Но судить об этом вам.
- Чем же он угрожал?
Отец Дубинский вперил взгляд в журнальный столик.
- Отнюдь не намеками или обиняками. Обыкновенный шантаж, прямая и открытая угроза. Видимо, ФБР тщательно покопалось в моем прошлом, что в наши дни в порядке вещей, я полагаю?
- Стандартная процедура при проведении следствия ФБР.
- Или при желании ФБР найти компрометирующие материалы на человека, чтобы заставить его говорить. Даже человека, ни в чем неповинного.
- Законами подобные действия не предусмотрены, - скривил гримасу Коллинз. - Но мы оба знаем, как оно бывает на самом деле. Злоупотребления…
- Насколько я понимаю, только директор Тайнэн мог приказать провести столь тщательную проверку моего прошлого. Ведь Эдкок всего лишь его подручный, не так ли?
- Так.
- Что ж, ФБР раскопало эпизод в моем прошлом, давно похороненный как прискорбное происшествие. Молодым священником я получил свой первый приход в Трентоне, одном из гетто Нью-Джерси. Работая там, я начал активно бороться с наркоманией. Чтобы сорвать мою кампанию, преступники подложили наркотики ко мне в церковь и сообщили полиции. Власти обвинили меня в их распространении. Не вме-
шайся епископ, я бы с позором был изгнан из церкви. Но мне поверили на слово и сняли обвинение. Поскольку виновных не нашли, иных доказательств моей непричастности, кроме честного слова, не осталось. И вот сейчас этот эпизод стал достоянием ФБР. Им-то и пытался шантажировать меня мистер Гарри Эдкок.
- Просто… Просто не верится, - ошеломленно вымолвил Коллинз.
- И тем не менее это так. Мистер Эдкок угрожал опубликовать информацию о моем прошлом, если я откажусь нарушить тайну исповеди полковника Бакстера. Он прямо так и сказал. Я счел, что верность святым обетам важнее, чем репутация. Предложив Эдкоку поступать по собственному усмотрению, я выставил его вон.