Это вызвало шок. Когда способность говорить вернулась, у всех из груди вырвался вопль: "Смерть предателю"!.. Как люди военные, они понимали, что одними их силами Гаджу-сана не свергнуть, и стали вербовать сторонников в других армиях, в полках, стараясь увлечь в первую очередь столичный гарнизон. Заговор вовлекал все новых и новых лиц. Уже сил было достаточно, чтобы действовать, но заговорщики увлеклись вербовкой сторонников, и тайна перестала быть тайной.
Начальник штаба округа, болезненно-нервный человек, был женат на молодой красавице. Он влюбился в нее без памяти, встретив случайно в театре на премьере. В городе ходили анекдоты о его заботливости и внимании к молодой жене. Но он, как и многие мужья, не знал, что его красотка - воспитанница Бабур-Гани, а Мир-Джавад учил ее с двенадцатилетнего возраста мудрому искусству любви, с тех пор она и работала на него. Услышав, как муж простонал во сне: "Боже! Ужас какой: Сосун - предатель"! - она бросилась к своему благодетелю и работодателю Мир-Джаваду, щедро платившему ей не только за ласки…
А Мир-Джавад бросился в столицу, дав задание своему лучшему агенту узнать время и место очередной встречи заговорщиков. Та охотно согласилась: старый муж ей давно уже надоел ревностью, дом свой он переписал на ее имя, счет в банке был у них общий, так что она не видела никаких причин держаться за него.
Прибыв в столицу, Мир-Джавад поехал не в канцелярию Гаджу-сана, где ему обязательно надо было бы объяснить причину для незапланированной встречи с Великим, а во дворец эмира, к Васо. Стоило ему шепнуть на ушко, какая причина привела Мир-Джавада во дворец, как Васо немедленно пошел к отцу, и Мир-Джавад был немедленно допущен в святая святых, в курительную комнату, где на него сквозь густой табачный дым голландской марки "Капитан" смотрели желтые немигающие глаза отца земного шара.
- В каких кругах и на каком уровне ходят клеветнические слухи, вносящие смуту в здоровый и верный коллектив? - спросил он сразу о главном.
- На уровне полковых командиров и соответствующего уровня их ближайших друзей: все высокопоставленные лица, по моим первым сведениям.
- Все хотят стать генералами и министрами, и не понимают, что значительно легче потерять то, что имеешь, чем достичь то, чего хочешь, - с сожалением произнес Гаджу-сан. - У тебя хватит сил справиться с ними?
- Сил недостаточно, мой вождь!.. Скажу прямо и честно, - признался Мир-Джавад.
Он хотел выглядеть прямолинейным, но верным служакой.
- Со мной нечестно нельзя говорить, - пошутил Гаджу-сан, - если бы ты сказал, что хватит, не поверил бы, а у меня в окружении не работают те, кому я не верю… Возьмешь бронетанковую дивизию "Викинг" и бригаду десантников спецвойск, там один стоит троих, как минимум, а в максимуме больше.
- Ваше провидение спасет страну, государь! - осмелился Мир-Джавад.
Он рисковал головой, но Гаджу-сан принял как должное.
- Другого и быть не может. Разве допустимо ввергнуть эту прекрасную страну в омут раскола, раздора и анархии?
- Что делать с кучкой болтунов? - вытянулся в струнку Мир-Джавад.
- Выведай у них все связи! Любыми средствами! Я развязываю тебе руки и освобождаю от химеры совести. Ну, а затем я ими займусь.
Гаджу-сан встал, давая этим понять, что аудиенция окончена. Мир-Джавад вскинул в римском приветствии руку, рявкнул приветствие, повернулся и, чеканя шаг, вышел из комнаты.
- Как ты думаешь, справится? - спросил Гаджу-сан своего любимого сына.
- Не сомневаюсь! - Васо уже был пьян, пока его друг входил в доверие к отцу, он из фляги, которую носил всегда с собой и всегда полной, отхлебывал и отхлебывал потихоньку.
- Какой награды он попросит? - как бы размышляя вслух, поделился Гаджу-сан.
- Хочет занять кресло Атабека, - зевнул устало Васо.
- Не лишен воображения. Откровенно скажу: мне самому осточертели эти "старые бойцы", на словах они меня слушают, как оракула, а на деле - делают то, что хотят, считают себя равными, и даже Арчил, самый верный, самый умный, дорогой для меня человек, завел втайне от меня свою "фракцию", а все тайное всегда для меня становится явным…
- Атабек знает! Он тогда был вместе с Юсуфом возле раненой.
- Ах, хитрец, а мне сказал, что застал уже труп.
- Может, и Арчил притворяется?
Васо сказал это злобным голосом. Он люто ненавидел Арчила, тот был единственным во дворце, кто не лебезил, не унижался, а однажды дал Васо такую затрещину, когда сын вождя вселенной пытался изнасиловать его любовницу, что Васо кубарем пролетел метров пять и два дня после этого лежал в постели с головной болью. С тех пор жажда мщения не давала ему спокойно спать.
- Я сам разберусь, кто притворяется, а кто нет! - рассердился отец. - Иди, займись своими делами, ты слишком много пьешь, не забывай, что ты - мой наследник.
- Хорошо, буду пить меньше!
Васо легко давал отцу любые обещания, о которых забывал, как только была произнесена последняя буква. Поцеловал отца и оставил его одного…
Оставшись один, Гаджу-сан дал волю своей ярости.
- Гонители мои! Опять хотите превратить меня в изгнанника? - забыв, что в изгнанника его превращал когда-то Ренк.
Метался по курительной комнате, сбрасывая то одно, то другое, опрокидывая стулья и не поднимая их. Сбросив случайно со стола библию, замер, затем бережно поднял раскрывшуюся книгу и стал читать наугад вслух:
- Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу, ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его… Но если и страдаете за правду, то вы блаженны; а страха их не бойтесь и не смущайтесь. Ибо, если угодно воле Божией, лучше пострадать за добрые дела, нежели за злые…
Гаджу-сан перевернул страницу.
- Возлюбленные: огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление Славы Его возрадуйтесь и восторжествуете. Если злословят вас: теми Он хулится, а вами прославляется. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как Христианин, то не стыдись, но и прославляй Бога за такую участь.
"Все стараются казаться не теми, кто они есть на самом деле… Тени прошлого хотят нарушить спокойное течение моей бурной жизни… Я уничтожил весь архив Ренка, истребил всех людей, которые могли бы знать о содержании архива, истребил всех людей, которые не знали, но могли знать от знающих, не читали, но могли услышать от читающих… А копия, значит, лежала себе и лежала в военном архиве, пока кто-то на нее не наткнулся… Полковые командиры, их родственники, друзья, родственники друзей, начальники и подчиненные… Что-то много получается, не пересчитался?.. Камень брошен, и движения кругов по воде не остановить. Ни секунды не сомневаюсь, что те, кому я поручу уничтожить своих врагов и их окружение, сами начнут уничтожать своих врагов в свою очередь… И сколько будет таких врагов?.. Миллионы?.. Мне очень нужны такие люди, как этот… сын человека, из-за меня которому отрубили голову… Ренк обещал, что только он будет знать, а сам разослал копии по всем городам. Все - лжецы, никому верить нельзя. Ненавижу! Этой страной можно править только кнутом и топором. Вся инквизиция в моих руках. Я превзойду Торквемаду. Жалкий дилетантишко: несколько десятков тысяч сжег, и все его с ужасом вспоминают, а в моей одной столичной тюрьме несколько тысяч человек ждут смерти… Я уничтожу тридцать три миллиона человек, по миллиону на год жизни Христа, а остальные будут меня славить и благословлять, мне будут молиться, а не богам… А для этого мне и нужны такие, как этот… сын человека, которому из-за меня отрубили голову. Много таких… Тогда сверну всем шею… Если единственный человек, которому я верил как самому себе, дает согласие встать вместо меня во главе государства, то остальные на все способны… Ах, Арчил, Арчил! Сердце мне разрываешь, друг… С тебя и начну"…
Когда Мир-Джавад вернулся домой, жена начальника штаба округа уже знала время и место очередной встречи, она сама и подсказала мужу: их дом, через два дня.
На следующий день в город вошли танки дивизии "Викинг". А десантники вышли на исходные позиции и ждали только команды. И когда заговорщики собрались у начальника штаба округа, чтобы назначить день выступления, его жена тайком открыла десантникам дверь черного хода. Все собравшиеся были мгновенно связаны, не сумев даже схватиться за оружие, чтобы погибнуть с честью в бою.
Подвалы инквизиции были забиты арестованными. Мир-Джавад дневал и ночевал на работе, лично пытая каждого, чтобы даже его палачи не знали страшной тайны, не доверял даже своей личной охране. Изуверскими пытками, не давая ни минуты отдыха ни жертвам, ни себе, Мир-Джавад сломал слабых заговорщиков. Посыпались фамилии и адреса. Связи шли через всю страну. Народная инквизиция, забросив все остальные дела, вот когда настоящие шпионы чувствовали себя в стране вольготно, занималась исключительно делом военных. Число арестованных росло как снежный ком: сотня тысяч арестованных выдавала две сотни тысяч, эти две сотни тысяч выдавали уже четыре сотни тысяч, арестовывали родственников и друзей, случайных знакомых, чьи письма или адреса обнаруживали при обысках у арестованных. Страну покрыли оспой огромные концлагеря. Остров Бибирь стал крупнейшим в мире лагерем смерти…
"Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертию, то сколь тягчайшему, думайте, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет?.. Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: "сын мой! не пренебрегай наказания Господня и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает". Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны. Притом, если мы, будучи наказываемы плотскими родителями нашими, боялись их, то не гораздо ли более должны покориться Отцу духов, чтобы жить? Те наказывали нас по своему произволу для немногих дней, а Сей - для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после, наученным через него доставляет мирный плод праведности"…
В дверь тихо постучали, затем она также тихо приоткрылась, и в щель ввинтился адъютант Гаджу-сана.
- Гимрия пришел!
Гаджу-сан оторвался от чтения.
- Раз пришел, зови!
- Нечего баловать! - с грубоватостью любимого слуги прошептал адъютант. - Пусть сидит, ждет и проникается!
- Ну, хорошо, пусть проникается, но не долее, чем пять минут, он мне нужен, - усмехнулся Гаджу-сан.
Адъютант выскользнул за дверь. Гаджу-сан вновь принялся за книгу, стал читать дальше.
"Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся"…
Гаджу-сан закрыл книгу, отложил ее в сторону и, глядя на карту страны, повторил вслух громко:
- Кого я люблю, тех обличаю и наказываю…
Проведя минуту с закрытыми глазами, он отдохнул от чтения, встал и позвонил в золотой колокольчик. Дверь открылась, и вошел Гимрия. Щелкнув каблуками, он отрапортовал:
- Государь! Мятеж подавлен!
- А мятежники? - быстро спросил Гаджу-сан.
- Висят на крючьях! - довольно улыбнулся Гимрия.
- На каких крючьях? - удивился Гаджу-сан.
- Для разделки туш, ваше величество!
- Показания дают?
- Наперегонки!.. Правда, не все, - честно признался Гимрия.
- С крючьями - твоя идея? - полюбопытствовал Гаджу-сан.
- Так точно, мой вождь! - гаркнул Гимрия. - А к ногам жаровню с раскаленными углями.
- Решительный! Я это запомню. Иди! - и непонятно было, чего больше в голосе Гаджу-сана: одобрения или угрозы.
Гимрия вышел из кабинета, а Гаджу-сан вновь раскрыл книгу: "Дела плоти известны; она суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное; предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют"…
Расправа над главарями заговорщиков была ужасной: вся сотня была распята по стенам столовой Гаджу-сана, где он под стоны и крики проклятий пировал с утра до вечера, насилуя жен и дочерей распятых. Вместе с ним буянила его ближайшая камарилья…
Все полковники, даже не имевшие никакого отношения к заговору, были расстреляны, половина их заместителей, та, которая не смогла доказать своей ненависти к начальству, и та половина генералов, чьи симпатии к расстрелянным были доказаны, также встали у стенки с завязанными глазами…
И ни одна часть не взбунтовалась, ни один человек не выступил в защиту своих отцов-командиров. Бесстрашие героев заплыло жиром страха. И те, кто вчера расстреливал своих боевых товарищей, завтра сами уже стояли и ждали последнего залпа. Армия была отдана в руки необразованных карьеристов, чей день начинался с молитвы Гаджу-сану, а заканчивался пьяными здравицами в честь отца родного…
Огромная муха нагло сидела в полуметре от Мир-Джавада. Сегменты ее выпуклых глаз невозмутимо поблескивали, а Мир-Джаваду было лень вынуть из кармана нить резинки и пристрелить нахалку. Тяжелая голова сильно болела, чуть ли не раскалываясь от вчерашней попойки.
Весь день Мир-Джавад ждал звонка из дворца эмира, пил минеральную воду, не решаясь даже взглянуть в сторону заветного шкафчика, где он держал коньяк и водку разных марок, в том числе: "Мартель" и "Курвуазье", одна рюмка которого принесла бы такое облегчение. Но нельзя! Великий вождь не должен был даже по телефону чувствовать запах крепких напитков, вождь пил только легкое вино и кровь своих подданных…
Уже наступил вечер, а звонка так и не было. Ночью вождь работал и ждать звонка от него было бессмысленно, навряд ли он вспомнил бы о каком-то Мир-Джаваде, хотя начальник инквизиции надеялся если не на благодарность за раскрытие заговора, то хотя бы на поощрение. А в этом молчании рушились все личные планы и амбиции, и надежды беспощадного слуги. Домой идти не хотелось, было выше сил видеть счастливое лицо жены, возившейся с дочерью, а точная копия его соперника почему-то раздражала в юных чертах.
Мир-Джавад с отвратительным настроением вышел из инквизиции, сел в персональный бронированный "кадиллак" и стал бесцельно ездить по городу, приводя в изумление шофера. У сквера имени любимого отца и учителя, где обычно по вечерам собирались проститутки, педерасты и сутенеры, Мир-Джавад неожиданно вышел и отправил машину в гараж…
Ему приглянулась красивая девчонка, сидевшая одна на скамейке, явно в ожидании клиента. Погрязшему в извращениях и вседозволенности Мир-Джаваду она показалась свежей и неискушенной, и, хотя она ему показалась такой, он знал и был уверен, что она продажная. И ему захотелось простой, деревенской истории. Так после изысканных яств тянет на простую пищу, и черный хлеб с маслом и брынзой, да с кружкой молока в придачу, кажется пищей богов…
Мир-Джавад подсел к девчонке и сразу спросил:
- Кого ждем? Клиента?.. Так он прибыл.
- Проваливай, я из "стольных"! - усмехнулась девчонка.
Мир-Джавад рассмеялся, он имел больше ста монет в минуту каждый день, независимо: ел ли он, спал или расстреливал людей. Молча он показал девчонке бумажник, набитый банкнотами, правда, умолчав, что они фальшивые. Расплачиваться фальшивыми банкнотами вошло у Мир-Джавада в привычку, шутка, достойная миллионера, так он считал. Тем более что они были сделаны так, что даже банк не мог отличить их от настоящих без сложного химического анализа. А при желании всегда можно было арестовать любого… или любую. Девчонка растаяла при виде такой кучи денег. С готовностью поднялась и предложила:
- Махнем к тебе или ко мне?..
- К тебе, только к тебе! - Мир-Джавад поднялся и подхватил красотку под руку.
- Можно разорить тебя на "мотор"? Или на поезде?
Девчонка, широко раскрыв глаза, гипнотизировала Мир-Джавада обаянием, молодостью и неотразимостью.
- Для тебя только такси, дорогая! - воскликнул Мир-Джавад, вспомнив фразу из зарубежного фильма, который он смотрел на закрытом просмотре, где собрались люди, призванные ругать все иностранное для тех, кто и в глаза ничего иностранного не видел.
Конечно, Мир-Джавад мог повести ее на одну из своих конспиративных квартир, где он встречался со своими секретными агентами, но они ему осточертели и приелись на работе, хотелось чего-нибудь свеженького.
Поймать такси было минутным делом. Ехали долго. Проезжали поселок за поселком, уже Мир-Джавад стал беспокоиться, не попал ли он в хитроумную ловушку, и ощупывать теплую рукоятку "вальтера", а конца пути все не было, только фары машины резали лучами черноту ночи. Наконец, девчонка показала шоферу, где надо свернуть, и сказала:
- Приехали!
Шофер остановил машину. Девчонка вышла, за ней следом Мир-Джавад, расплатившись с шофером, разумеется фальшивками. Такси развернулось и укатило в сторону города. Мир-Джавад огляделся. В черноте ночи слабо проглядывали домики поселка, рабочий поселок засыпал рано.
- Иди за мной! - тихо приказала красотка.
Мир-Джавад, ни секунды не сомневаясь, пошел следом за ней. Внезапно девчонка резко остановилась и, прижав палец к губам, прошипела:
- Тс-с! Замри!
И изящно указала на забор, тянувшийся вдоль улицы.
- Спрячься, чтобы тебя не видели, и жди!
И растворилась в черноте ночи. Мир-Джавад на всякий случай, ожидая девчонку, приготовил пистолет к бою.
- Ощущение, будто вступил в ад, - подумал начальник инквизиции.
Но кое-где горели окна, и ощущение было неполным… Девчонка скоро вернулась, чем-то расстроенная.
- Черт бы его побрал! Отчим дома, пьян в стельку, скандалит, ко мне нельзя.
Мир-Джавад притянул ее к себе.
- Ночь теплая, пойдем в сад!
- Там змеи, я боюсь! - прошептала девчонка, ощутив его.
- Глупая, ночью змеи тоже спят! - тоже перешел на шепот Мир-Джавад, лаская нежное податливое тело девчонки.
- Подожди, я принесу одеяло, постелить!
Девчонка выскользнула из объятий Мир-Джавада и исчезла в темноте, но не успел он остыть от возбуждения, как она появилась вновь, взяла за руку Мир-Джавада и, открыв незаметную для глаз калитку, ввела его в сад. Неподалеку, среди кустов роз, было расстелено толстое одеяло из верблюжьей шерсти.
- Гони монеты вперед! - распорядилась девчонка, снимая с себя всю одежду.
Мир-Джавад покорно отсчитал ей сотню фальшивых фунтов…