- Есть у меня один человек: провокатор "экстракласса"…
- Здесь все должно быть "экстра"! Отец не должен догадаться, что это наших рук дело.
Васо разлил бутылку коньяка в два фужера. Молча выпили, пожелав взглядами каждому успех. Но оба в него пока мало верили…
Лейла, не дождавшись звонка Арутюна, а перед уходом он обещал ей позвонить, как только доберется до своего убежища, испугалась и стала сама названивать отцу. Но Атабек участвовал в бесконечных заседаниях, совещаниях, пленумах, беседах и в своем дворце практически не появлялся, а если и появлялся, то в таком состоянии, что ни охрана, ни секретари беспокоить его не решались. А Лейла по телефону боялась говорить о сути своего дела, не желая рисковать. Она ведь с детства росла в этом гадюшнике и знала, что выяснить: кто на кого работает, кому за кем поручено следить - невозможно, вот почему Лейла решила лететь в столицу со всеми полученными документами и там уже требовать расправы над ненавистным ей мужем-садистом. Боясь всего, даже проверенной прислуги, она потребовала приставить к ней максимально увеличенную охрану. Но даже под защитой столь увеличенной охраны она не чувствовала себя в полной безопасности до тех пор, пока не увидела отца перед собой.
Атабек очень удивился, увидев дочь в своем кабинете. Но еще больше удивился, когда она бросилась к нему на шею, разрыдалась, что-то хотела сказать, но только отдельные звуки, из которых нельзя было ничего понять, удавались ей. Атабек вспомнил ее далекое детство и вновь ощутил себя молодым отцом, и стал, как и тогда, много лет назад, утешать ее:
- Не плачь, девочка, родная моя, ягненочек кучерявый, газель быстроногая: убежишь от всех несчастий, огорчений, не догонит серый волк, зубами щелк, вытри слезки драгоценные, вместо них я отсыплю тебе жемчуга розового, жемчуга белого, жемчуга желтого, жемчуга черного, все перламутром переливается, хозяйке маленькой покоряется…
Как сразу раньше успокаивалась Лейла, и, вместо слез, смех струился из ее глаз. И теперь она перестала рыдать, только вместо смеха ярость и гнев сменили слезы.
- Ты должен уничтожить Мир-Джавада! - закричала она так громко, что Атабек прикрыл ей рукой рот.
- Не кричи так, я не глухой!
- Этот негодяй убил моего мужа, отца моей дочери, а твоей внучки.
- У тебя разве есть доказательства? - попытался утихомирить дочь Атабек, удивленный столь неожиданным оборотом.
Лейла швырнула на стол пакет с бумагами и фотографиями.
- Можешь полюбоваться делами своего ученика!
Атабек был ошарашен. Он долго, молча рассматривал фотографии, читал бумаги со свидетельскими показаниями Арутюна, а Лейла следила за выражением его невозмутимого лица и жадно курила. Атабек, мельком взглянув на нее, отметил про себя, что до сего дня она при нем не осмеливалась курить.
Атабек вздохнул с сожалением:
- Эх, раньше бы эти документы, - подумал он, - на один бы день раньше, а теперь…
- Не веришь глазам своим? - перебила ход его мыслей Лейла.
- Свидетеля хорошо спрятала? - спросил у дочери Атабек.
Лейла смутилась.
- Он ушел и… исчез, - виновато проговорила она. - Взял у меня пропуск и значок, сказал, что у него есть надежное укрытие, обещал позвонить. Звонка я не дождалась, испугалась, потому я здесь.
- Если не позвонил, значит, возможны только два варианта: либо он получил вечное убежище, где его никто, кроме Мир-Джавада не найдет, либо ему удалось удрать за границу, что, впрочем, маловероятно.
- Ты считаешь, его могли убить?
- Скорее всего! - Атабек спрятал документы в свой личный сейф. - Мир-Джавад здесь, гуляет с Васо.
- Мне сказали, что он в районе. - Лейла от ненависти побледнела.
- Мне тоже, но он здесь, однако, а это может означать только одно: свидетель мертв. Теперь Мир-Джавада так просто не возьмешь.
- Но ведь есть фотографии, показания агента! - возмутилась Лейла.
- Для любого смертного - это приговор, - усмехнулся Атабек. - Но вчера принят указ о подчинении всей инквизиции центральной власти, и я в одиночку не могу решать вопрос о наказании. Кроме меня, есть теперь Гимрия, а над ним Великий.
- Неужели он так и останется безнаказанным? - зарыдала Лейла.
Атабек ласково погладил ее по голове:
- Гаджу-сан стал прислушиваться к моим советам. Сегодня же покажу ему все материалы. Он только сегодня утром мне сказал: "своих беречь надо"!.. Пусть полюбуется, как инквизитор расправился с моим ближайшим родственником…
- Если бы ты его раньше признал своим родственником, - вздохнула горестно Лейла.
- Не переживай! Мир-Джаваду недолго осталось жить в любом случае. - Атабек чмокнул дочь в щеку. - Оставайся во дворце, здесь безопасней, а я во дворец эмира поехал.
Атабек ушел, а Лейла вдруг почувствовала такую усталость, что, не раздеваясь, рухнула на диван и мгновенно уснула…
…И приснился ей сон: она стала маленьким эльфом и летает среди прекрасных, дивных цветов, перепархивая с одного на другой, а вокруг много других эльфов, их серебристые прозрачные крылья сверкают в лучах солнца, отсвечивая яркими красками цветов, а запах нектара вызывает спокойствие, все есть и больше ничего не надо, наслаждение и восторг от жизни; рядом с ней летают ее дочь и первый муж, единственная любовь; что может быть совершеннее полета, когда крылья приравнивают их к ангелам, такие крылья не выдают первому встречному, вон сколько желающих летать копошатся муравьями на земле, среди грязи и смрада, но подавляющее большинство из них так ни разу и не узнают в своей примитивной жизни, что значит это чувство, - чувство полета; а избранные - это особые, поэтому их и зовут - "эльфы", а не "муравьи"; крылья - редкость, на всех не хватит, вдруг Лейла видит стоящего, как скала, Мир-Джавада: он ловил, словно мух, эльфов, отрывал у них крылья и бросал их на землю, где они беспомощно барахтались на земле, в грязи, пожираемые муравьями; Лейла закричала от ужаса: Мир-Джавад поймал ее любимого мужа, оторвал у него крылья, воткнул ему в зад соломинку, расщепил ее и бросил несчастного на землю, а Лейла слышала, как противно визжит в полете расщепленная соломинка, но помочь ничем не могла, потому что увидела, как огромная рука Мир-Джавада схватила ее дочь, Лейла полетела стремглав к ней на помощь, но… тут же проснулась, вся покрытая липким потом, тяжело дыша, еще не понимая: где она и что с ней произошло…
"Нельзя спать одетой! - подумала она. - Одежда стесняет ток крови… Что же это мне снилось? Что же?.."
Атабек ехал на совещание особо узкого круга. Скряб, правая рука Гаджу-сана, предупредил, что будет так называемая "семерка". Атабек мрачно подумал, что от прежнего состава осталось менее половины: Сосун, Атабек и Ворилло, бывший командующий первой бронетанковой дивизией "Викинг", потоками крови заливший недовольство в армии, дурак и трус, но Гаджу-сан ему верил, а это лишь было теперь гласным.
- Арчила убили, троих обвинили в заговоре и расстреляли. Кто следующий? - Атабек передернулся, лицо его исказилось. - А кто пришел? Гимрия - садист и наркоман, сам лично пытает противников, в его руках люди сознаются в таких вещах, что читать смешно, а Гаджу-сан верит или делает вид, что верит… Скряб - улыбающийся карлик, дебил недоразвитый… Кагач - брат пятой жены Сосуна… Да еще Жанд, выдумавший теорию произвола, как будто до нас не было Маккиавелли, говорят, книжка этого хитрого человека все время под рукой у Сосуна, - мрачно думал Атабек, - изучает… Все государи - бандиты, но не все бандиты становятся государями, а уже четвертое поколение забывает, что основатель династии был обычным кровопийцей… Мало мне своих хлопот, так Лейла требует головы Мир-Джавада, этого сумасшедшего ревнивца. Носил, носил рога, да и растерзал ими… Бедный красавчик, не думал, не гадал, что сладкая любовь обернется рогом в зад. Опасно иметь в любовницах жену начальника инквизиции края… А может, это проба сил?.. Скорее всего. Пригрел змею на груди! Что ж, отрубим ей голову прежде, чем она сумеет ужалить. Как только приеду, займусь. Конечно, некоторое время выжду, чтобы Васо не пускал пену, а потом… мои снайперы не стреляют мимо… Но Великому надо сказать, заручиться молчаливой поддержкой. Он, правда, сам мастер жен убивать, но очень не любит, когда убивают мужей или любовников… Васо меня тоже беспокоит: Мирсен-убийца подал дурной пример, назначив сына своим преемником. Хорошо, что Великий считает себя действительно Бессмертным… А не сделать ли проще: вызвать Коку с оптикой, пусть поохотится. - Атабек внезапно испугался своих крамольных мыслей. - Дурак! Охотиться в царском заповеднике, - быть повешенным!.. Пусть живет… пока! Уже недолго осталось… Гуляй, гуляй, воспитанник!.. Я тебе покажу, как на благодетеля руку поднимать… Слушай, а что это я на нем глаз остановил?.. Этот болван Исмаил-паша навел: "верняк, верняк"!.. Впрочем, действительно был, да быстро перерос, самостоятельности захотел. Я и Исмаил-пашу убил за такое: самостоятельно захотел сделать два миллиона, обвел вокруг пальца, пусть теперь его тень бродит вокруг Чертова пальца…
"Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне"…
На совещании "семерки" царили улыбки и сладкие слова. Ненавидевшие друг друга, стремившиеся встать после Гаджу-сана в строй первым, они зорко следили друг за другом, всегда готовые предать, но чаще оказывающиеся преданными. Гаджу-сан всегда пользовался этими распрями, и, умело разжигая ненависть и зависть, он давал часто другому то, что больше всего жаждал получить его соперник, и сочувственно говорил обделенному:
- Понимаешь, замучил просьбами, проклятый, но ты не бойся, я тебе тоже что-нибудь хорошее подброшу…
И действительно подбрасывал, только то, что жаждал уже третий, и все повторялось сначала. И все в душе ненавидели друг друга, но сразу объединялись, когда дело касалось общих интересов, а тогда исчезали, зачастую и те, кто был даже необходим Гаджу-сану.
И сегодня они собрались для объединения, почему и царила гармония. Необходимо было срочно решить: что делать с бывшим Великим инквизитором Кирпиком. Гимрия срочно заменил Кирпика на посту Великого инквизитора, потому что стали известны вырвавшиеся в запальчивости слова Кирпика: "окружение предателей"!..
Гаджу-сану услужливо донесли, и Великий решил, что больше не нуждается в услугах Кирпика. "Так он и до меня доберется"! - пошутил Сосун, и Кирпика отправили на хозяйственную работу. Но тоска по огромной власти изнурила его и толкнула на немыслимую авантюру: он предъявил ультиматум Гимрии, считая его, что было не лишено основания, виновным в своем падении, в своей отставке, и потребовал, не больше, не меньше, уступить ему обратно пост Великого инквизитора, в противном случае, в случае отказа, грозил, опубликовать за границей документы, порочащие Гимрию…
И вот "семерка" собралась, чтобы решить этот вопрос. Каждому из соратников Гаджу-сана, конечно, очень хотелось убрать Гимрию, но Кирпик был неуправляемым фанатиком, к тому же гомосексуалистом, а каждый из присутствовавших любил женщин, только это их и сближало, они часто уступали друг другу своих любовниц и даже рекомендовали познакомиться со "стоящей", конечно, только на их взгляд…
Атабек ненавидел Гимрию не менее других, но лучше чувствовал настрой Гаджу-сана и уже принятое им решение.
- Насколько я понял, в случае ареста Кирпика документы будут опубликованы в прессе наших заклятых врагов, так давайте не будем арестовывать Кирпика…
Дюжина удивленных глаз вперилась в Атабека, а он, ничуть не смущаясь, продолжал:
- Но, если Кирпик случайно, я подчеркиваю: "случайно"! погибнет в автомобильной катастрофе, мы устроим ему торжественные похороны в почетной аллее.
- Какая разница, дорогой, - поморщился Гимрия, - сдохнет он у меня в подвале или на свежем воздухе, все равно документы-то опубликуют…
- А что за документы, Гимрия? - лукаво спросил Гаджу-сан, попыхивая своей неизменной трубкой.
Гимрия растерялся, но ненадолго.
- Я вам докладывал, учитель!
- Я-то все знаю, ты лучше, партайгеноссе, своим расскажи, здесь все твои друзья… - весело подтрунивал Великий Учитель.
Гимрия побелел от унижения. Сосун ему явно давал понять, что он переоценивает свою персону, свою значимость, а Гимрия боялся Отца народов, как собака палку. Вот и сейчас он ощутил, что ему немедленно нужна хорошая доза наркотика, поэтому он холодеющими губами торопливо пробормотал:
- Я сейчас отдам распоряжение, чтобы мне привезли копии!
И вышел, шатаясь, из кабинета Гаджу-сана. Оставшиеся злорадно не улыбались лишь потому, что улыбался сам хозяин кабинета, а чему только он улыбался, это никогда невозможно было понять, поэтому у остальной "пятерки" лица оставались совершенно серьезными…
Гаджу-сан с удовлетворением смотрел на вышколенную им команду, где все ненавидели друг друга, а потому и были в его полной власти.
- Ты хорошо говорил, Атабек! - перешел к делу Гаджу-сан. - Но что нам даст такая смерть шантажиста?
- Убийство вызовет газетную шумиху за границей, а вы, вождь, объявили, что все враги из вашего окружения уже уничтожены, остались только друзья, смерть после ареста это не то же, что несчастный случай на дороге, каких много в любой стране, даже и в не такой свободной, как наша, большого шума не вызовет, а я к тому же уверен, что Кирпик не успел переправить документы, слишком уж быстро его сняли с поста Великого инквизитора.
- Если он не успел переправить, может, действительно стоит его отправить в подвал Гимрии? - неожиданно спросил Скряб, пристально глядя на Атабека. - Там этот хулиган нам все расскажет.
- Арест - всегда шум! Зачем нам это? - упрямо повторил Атабек.
- Рациональное зерно есть в предложении моего друга Атабека, - поддержал Атабека Гаджу-сан, - пусть он избежит подвала, куда препроводил всех своих врагов, хотя это и лишает справедливость законного возмездия. Я думаю, необходимо начать игру с гнусным перерожденцем, чтобы внушить ему, что мы принимаем его условия, и в то же время приложить все усилия, чтобы достойно подготовить выполнение задуманной операции… Я высказал только свое мнение, друзья, вы имеете законное право большинством голосов принять и другую резолюцию… но, кто за то, чтобы принять мое скромное предложение, прошу поднять руку.
Все дружно проголосовали за предложение Гаджу-сана, и тут явился бодрый Гимрия, успевший кольнуться, с обещанными бумагами.
- Товарищи могут быть свободными! - закончил сборище Гаджу-сан. - Партайгеноссе Атабека прошу остаться, - и насмешливо спросил. - Гимрия! Где это ты бродишь, когда твои друзья решают твои же проблемы? - и жестко добавил: - Выйди за дверь, зайдешь попозже!..
Гимрия опять побелел, но послушно, как наказанный мальчик, вышел вслед за всеми, стараясь не замечать веселых искорок в глазах партайгеноссе. У всех интерес к его документам пропал, хотя каждый дорого бы заплатил, чтобы иметь их в своем сейфе…
Как только они остались вдвоем, Гаджу-сан пригласил Атабека сесть рядом с ним, долго молчал, глядя в окно, углубившись в свои думы. Атабек не сводил глаз с него, не решаясь прервать молчание вождя, и почтительно ждал, когда его Великий друг, снизойдет к нему обратиться.
- Как здоровье, гном? - неожиданно начал Гаджу-сан.
- Ваше величество! Сил много, и все, чтобы верно служить вам, - дрожащим от волнения голосом проникновенно ответил Атабек.
- Как ты смотришь на то, чтобы я тебя назначил своим преемником? - Гаджу-сан впился взглядом в Атабека.
Атабек чуть было не потерял сознание от открывшейся вдруг перспективы, но от счастья не умирают, а чувство самосохранения заставило его вымолвить другое:
- Я счастлив и горд, что мой вождь обратил свое драгоценное внимание, свой взор на преданность его слуги, но я, клянусь аллахом, и не думал об этом, каждое утро, вместо намаза, я молюсь, чтобы аллах дал бессмертие Великому Гаджу-сану, и я уверен, даже убежден, что мои мольбы доходят до бога: ваши юношеские глаза, мой повелитель, стройный и крепкий стан, твердый и ясный голос, - все говорит мне об этом, мои молитвы не напрасны, но каждая ваша мысль для благодарного человечества - подарок небес, и не мне ее дополнять или убавлять…
Гаджу-сан улыбнулся в густые усы и жестом оборвал поток красноречия Атабека. Опять долго всматривался в него, но кроме беспредельной преданности и верности в глазах и готовности умереть за него тут же, на месте, крупными мазками набросанных на лице, ничего не прочел.
"Вышколил их, сам уже запутался: кто есть кто!" - мелькнуло сожаление у Великого Интернационалиста.
Атабек ждал продолжения разговора, душа его ликовала и пела: "мой час! мой час"! - но ни одна черта внешне не отразила его внутреннего состояния…
- Ты, я вижу, хочешь попросить о чем-то меня? - нарушил молчание Гаджу-сан. И кивнул одобрительно головой, мол, разрешаю. Атабек решил воспользоваться случаем, достал фотографии, привезенные Лейлой, и робко положил их перед вождем и учителем, умолчав об имеющихся у него свидетельских показаниях агента Арутюна, иначе придется признаваться, что Мир-Джавад обошел своего учителя и первым добрался до свидетеля…
По тому, как брезгливо рассматривал Сосун эти гнусные фотографии, было видно без слов, что Гаджу-сан осуждает подобные мерзости.
- Разве Мир-Джавад педераст? - разочарованно спросил Гаджу-сан.
Потеряв голову от стольких удач сразу, Атабек потерял чувство контроля и допустил ошибку: ему надо было подумать и сказать: "да"! И Мир-Джаваду пришел бы конец, второго Кирпика Гаджу-сан не потерпел бы. Но Атабек машинально сказал: "нет"! И лишь потом спохватился, стал чернить Мир-Джавада, однако слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. И Гаджу-сан уже с подчеркнутым безразличием отбросил фотографии от себя. Но строго сказал:
- Ты прав, гном, наказать его надо, и мы со всей строгостью, своей отцовской властью его накажем, ты в это дело не вмешивайся, тебе неудобно: один муж твоей дочери убил другого мужа твоей дочери… У тебя разве две дочери официально?..
- Одна! - пришлось ответить Атабеку.
Гаджу-сан прекрасно знал, сколько всего детей, официальных и неофициальных, имел Атабек, и Атабек прекрасно знал, что Сосун это знает, и Сосун прекрасно знал, что Атабек знает, что ему все известно… Каждый играл в свою игру по своим правилам, не посвящая в них другого. Атабек мог теперь с полным основанием сказать, что убить Мир-Джавада стало неизмеримо труднее, но… и у Атабека были убийцы экстра-класс, их он берег и выпускал на сцену лишь в крайне редких случаях. И такой случай наступил: Атабек понял, что ему уже наступают на пятки, и, если не он уберет Мир-Джавада, то тот его уберет. Осуществление своего замысла Атабек решил приурочить к возвращению домой, в родные пенаты. Очень уж ему вскружило предложение Гаджу-сана голову. "Стать преемником Великого - это не хухры-мухры"! - подогревал себя Атабек, и мысли его возносили на еще большую высоту. Да и сопутствующие предложению факты говорили сами за себя: бесцеремонное унижение Гимрии на глазах у всех и отсутствие Васо, хотя он почти всегда, когда трезв, разумеется, присутствовал на заседаниях "семерки". Все это говорило о серьезности намерений Гаджу-сана, и Атабек, решив отложить исполнение своего приговора Мир-Джаваду, сделал вторую ошибку…