- От которого? От которого? - сказала шлюха, очень точно сымитировав Рея-Рея. - От того худого ниггера, который вечно повторяет все по два раза. - Она посмотрела на Джона. - Она моложе и понравится тебе, верно, дорогой?
Джон почувствовал, как все тело напряглось.
- Нет, я не совсем это имела в виду, - сказала она, погладив его по спине, словно успокаивала ребенка. - Послушай, Робин, сделай мне одолжение. Он и вправду спас мою задницу. Сделай ему "пятьдесят на пятьдесят".
Робин уже открыла рот, чтобы ответить ей, но Джон перебил ее. Он быстро поднял вверх руки и сказал:
- Нет, все в порядке.
- Я всегда рассчитываюсь по своим долгам, - настаивала проститутка, - будь то любезность от незнакомого человека или какая другая хрень. - Глаза ее скользнули на машину, заезжавшую на стоянку перед магазином. - Блин! Это мой постоянный клиент, - бросила она, ладонью вытирая кровь под носом.
Заскакивая в автомобиль, она помахала Джону рукой и что-то крикнула - что именно, он не разобрал.
Джон смотрел на отъезжающую машину, чувствуя, что Робин не спускает с него глаз. Это был тот же стальной взгляд, что и у копа: чего, черт побери, можно ожидать от этого типа и куда нужно врезать, чтобы поставить его на колени?
- Я ей не подмена в смысле трахаться, - сказала она.
- Не беспокойся об этом, - ответил он, снова предупредительно поднимая руки. - Правда.
- Что, - спросила она, - ставишь себя слишком высоко, чтобы платить за это?
- Я этого не сказал, - возразил он, чувствуя, что краснеет.
Еще пять или шесть проституток открыто прислушивались к их разговору, и по их изумленным лицам он понимал, что его член в их глазах с каждым мгновением становится все меньше и меньше.
- К тому же, - добавил он, - мы вообще не говорили о том, чтобы платить за это. - И пока Робин не успела вставить что-то свое, продолжил: - Я просто оказал ей любезность.
- Мне ты никаких любезностей не оказывал.
- Тогда от тебя ничего и не требуется, - сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.
- Эй! - взвизгнула она. - Куда это ты пошел?
Он обернулся на крик. Она явно играла на толпу. Он почувствовал, что член его сжался еще больше.
Стараясь совладать со своим голосом, он спросил:
- Что еще?
- Я сказала, не уходи от меня, придурок чертов!
Джон покачал головой, думая, что день этот выдался хуже некуда.
- Так ты все-таки хочешь сделать это? - спросил он и полез в карман.
Он уже три недели откладывал по двадцать баксов, чтобы гарантированно иметь деньги на выплату за телевизор. В кармане у него было пятьдесят долларов, а еще семьдесят было спрятано под подошвой в туфле. Джон сомневался, что девушка зарабатывает хотя бы половину этого за обеденный перерыв. Черт, а он эту сумму не зарабатывал и за день!
Ее подбородок вызывающе поднялся. Их всех, похоже, учат этому жесту в школе проституток.
- Сколько у тебя есть? - спросила она.
- На это хватит, - сказал он.
Какого черта он творит? Языку стало тесно во рту, а слюны вдруг оказалось столько, что он не знал, куда ее девать. Впрочем, деньги свои он уже засветил. Двери на галерку захлопнулись.
Робин еще некоторое время смотрела на него, потом кивнула.
- Хорошо, - сказала она. - Может, хочешь обед и что-нибудь выпить?
Джон закусил губу, пытаясь прикинуть, во что это может ему обойтись.
- Я только что поел, - сказал он. - Если хочешь выпить чего-нибудь…
- Боже, - простонала она, закатывая глаза, - ты что, коп?
- Нет, - ответил он, все еще не понимая, куда она клонит.
- Пятьдесят на пятьдесят, - сказала она. - Обед и выпивка.
Джон взглянул на остальных. Они снова смеялись над ним.
- Цыц! - рявкнула Робин, и какое-то время Джон думал, что она обращалась к нему. - Пойдем, - сказала она, хватая его за руку.
Второй раз за день Джона вела по улице шлюха. Впрочем, эта, вторая, была намного лучше первой. Она выглядела более чистой. Кожа у нее, видимо, была мягкая. Даже волосы у нее смотрелись намного лучше - густые и здоровые, а не редкие и засаленные от постоянных наркотиков и дешевых париков. Она не пропахла насквозь табачным дымом. Джон сидел в одной камере с завзятым курильщиком, который прикуривал новую сигарету от предыдущей. Тот парень даже проспать не мог больше часа, чтобы не проснуться для перекура, и бывали дни, когда воняло от него похлеще, чем от пепельницы с намокшими окурками.
Робин потянула его в посадку за рестораном "Колониальный", бросив через плечо:
- У тебя хватит денег заплатить за комнату?
Джон не ответил, потому что до сих пор не верил в то, что происходит. Держа под руку, Робин вела его через посадку, как будто у них было любовное свидание. Ему захотелось снова услышать ее голос. Тон ее был успокаивающим, хотя она явно торопилась побыстрее со всем этим покончить.
Не выпуская его руку, она остановилась.
- Эй, я спросила, хватит у тебя денег на комнату? - Она показала в сторону кустов. - Я не делаю этого на улице, как какое-нибудь животное, которому припекло.
Джону пришлось прокашляться, чтобы быть в состоянии говорить. Сердце в груди стучало так сильно, что он чувствовал, как с каждым ударом вздрагивает рубашка на груди.
- Да.
Она не двинулась с места.
- Ты вспотел.
- Прости, - сказал он и, высвободив руку, вытер ее о джинсы. Джон чувствовал себя неловко, и на его губах появилась глупая улыбка. - Прости, - повторил он.
Она строго взглянула на него, пытаясь понять, что у него на уме, и опять сунула руку в сумочку.
- Ты в порядке?
Джон огляделся по сторонам и подумал, что с ее стороны было большой ошибкой уводить незнакомых мужчин в посадку, что бы там у нее в сумочке ни лежало.
- Здесь небезопасно, - сказал он. - Ты же не знаешь, кто я на самом деле.
- Ты никогда раньше этого не делал. - Это был не вопрос, Робин просто констатировала очевидные для нее вещи.
Он вспомнил Рэнделла, паренька из магазина, вспомнил, как у того судорожно перекатывался кадык, когда Джон на него наехал. И почувствовал, как у самого заклинило в горле, так что трудно было говорить.
- Эй! - сказала она, погладив его по руке. - Пойдем, ты уже большой мальчик. Все будет в порядке.
Джон заметил, что голос ее изменился. Он не мог понять, почему это произошло, но она вдруг заговорила с ним, как с живым человеком, а не с чем-то, что хотелось бы побыстрее соскрести с подошвы своей туфли.
- Я не хотел этого делать, - признался он, чувствуя, что тембр его голоса тоже изменился. Он стал мягким. По-настоящему мягким, как будто он доверился ей и хотел поделиться чем-то сокровенным. Как-то сами собой его губы открылись, и с них сорвалось: - О господи, какая ты красивая! - Чувствуя, что выглядит, как какой-то патетический придурок, он попытался исправить положение и добавил: - Я понимаю, что это звучит глупо, но так оно и есть. - Он следил за ее лицом, пытаясь сообразить, что еще сказать в подтверждение того, что он не какой-нибудь козел, которого нужно поливать перечным аэрозолем.
Ее рот казался очень мягким - эти губы можно целовать вечно.
Нет, про ее рот он говорить не мог. Это слишком сексуальная тема.
Тогда нос?
Нет, это совсем глупо. Никто никогда не говорит девушке, что у нее красивый нос. Носом дышат, иногда он течет, еще им можно сморкаться. Он просто присутствует на лице и все.
- С тобой все нормально? - спросила она.
- Твои глаза… - выпалил он, чувствуя себя идиотом еще в большей степени, чем раньше. Он произнес эти слова так громко, что она вздрогнула. - Я хотел сказать… - продолжил он уже тише. - Прости. Я просто подумал, что твои глаза… - Господи, на ней был такой слой макияжа, что просто в голове не укладывается! - Я думаю, что у тебя замечательные глаза.
Робин внимательно смотрела на него, возможно, прикидывая, как быстро сможет выхватить из сумочки баллончик, чтобы брызнуть ему в лицо, а может, обдумывая, как вытащить у него деньги, когда он свалится.
- Знаешь, - в конце концов сказала она, - тебе не обязательно ухаживать за мной. Просто заплати.
Он сунул руку в карман.
- Не сейчас, малыш, - сказала она, неожиданно занервничав.
Он делал что-то не так. Это делалось как-то иначе, но Джон не знал, как именно.
- Прости… - извинился он.
- Заплатишь мне в комнате, - сказала она, махнув рукой, чтобы он следовал за ней. - Это вон там.
Он стоял на месте как вкопанный, ноги его отказывались идти дальше. Боже, он снова чувствовал себя прыщавым мальчишкой, пытающимся на бейсболе добраться до второй базы!
В голосе ее послышалось раздражение.
- Пойдем, большой мальчик. Время - деньги.
- Давай останемся здесь, - сказал он, а когда она начала протестовать, добавил: - Нет, я в другом смысле. Давай просто постоим здесь и поговорим.
- Ты хочешь поговорить? Это к психиатру.
- Я тебе заплачу.
- Это тебя как-то заводит? - спросила она. - Я начинаю говорить, а ты дрочишь? Исключено.
Она направилась обратно к дороге, а он неловко попытался быстро достать из кармана деньги. Несколько купюр выпало из его руки, и он присел, чтобы подобрать их с земли. Когда он поднял голову, она продолжала идти.
- Пятьдесят долларов! - крикнул он, и Робин замерла на месте.
Она медленно обернулась, и он так и не понял, то ли его предложение так раздосадовало ее, то ли она просто злилась.
- Вот, - сказал он, поднимаясь, подошел и сунул деньги ей в руку. Там было много купюр по одному доллару и несколько пятерок - все, что ему причиталось из общей коробки для чаевых на автомойке.
- Только брюки я снимать не буду, о’кей? Не нужно ничего этого.
Она попыталась отдать ему деньги обратно.
- Не надо меня дурачить, понял?
- Я и не собираюсь, - ответил и услышал нотку отчаяния в своем голосе. Он мог снова напугать ее, и тогда ее уже не воротишь назад никакими деньгами. - Просто поговори со мной, - сказал он, сжимая ее пальцы, державшие купюры. - Просто расскажи мне что-нибудь.
Она закатила глаза, но продолжала держать деньги.
- Рассказать тебе что?
- Что угодно, - сказал он. - Расскажи мне… - Господи, как назло, в голову ничего не приходило! - Расскажи мне… - Он внимательно смотрел на ее лицо в надежде, что оно подскажет ему что-то, что позволит задержать ее здесь подольше. Он смотрел на ее красивые губы, на то, как они скривились от недовольства и еще чего-то - возможно, чего-то сродни любопытству. - Твой первый поцелуй, - решил он. - Расскажи мне о своем первом поцелуе.
- Ты точно издеваешься надо мной!
- Нет, - сказал. - Вовсе нет. - Он отступил на пару шагов и вытянул руки в стороны, чтобы она могла видеть, что он не собирается мастурбировать. - Просто расскажи мне о своем первом поцелуе.
- Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о поцелуе с сестрой? С моим отцом?
- Нет, - сказал он, качая головой. - Только прошу тебя, не лги мне.
Она скрестила руки на груди и оглядела его с ног до головы.
- Ты серьезно дал мне пятьдесят баксов, чтобы я рассказала тебе о своем первом поцелуе?
Он кивнул.
Робин огляделась по сторонам и снова взглянула на него. Потом пересчитала деньги, беззвучно шевеля губами и перекладывая мятые купюры из одной руки в другую.
- Ну ладно, - наконец сказала она, пряча пачку наличных под рубашку. - Это был Стиви Кампано.
Имя рассмешило его.
- Да, - подтвердила она и впервые за все это время улыбнулась. У нее были идеальные ровные зубы. - Настоящий Ромео этот наш Стиви.
- И ты пошла с ним?
- Да нет, конечно, - обиженно сказала она. - Он был на два года младше меня, один из приятелей моего брата. Мы просто как-то играли вместе.
- Играли во что? - Брови ее нахмурились, и он быстро добавил: - Нет, я не то имел в виду. Я просто хотел узнать, что вы делали.
- Купались в бассейне, - поколебавшись, ответила она, очевидно, по-прежнему пытаясь сообразить, к чему он клонит. - Я только потому и пошла с братом, что у Стиви был свой плавательный бассейн.
Джон почувствовал, что невольно улыбается.
Она решила продолжить рассказ.
- Светила полная луна и все такое, а мы купались в бассейне, баловались и валяли дурака. Он посмотрел на меня, я посмотрела на него, а потом он наклонился и поцеловал меня.
- По-настоящему или по-детски?
- Это был детский поцелуй, - сказала она, и улыбка волшебным образом преобразила ее лицо. Она действительно была очень красива - о таких брюнетках с оливковой кожей поэты слагают стихи.
Ее улыбка вдруг стала озорной.
- А потом был настоящий поцелуй.
- Вот так Стиви! - сказал Джон, представляя себе эту картину: луна и семейный бассейн на заднем дворе, в котором плавают всякие надувные штучки и игрушки. - Сколько же тебе было лет?
- Тринадцать, - призналась она.
- Выходит, Стиви было…
- Десять. Ну да, я знаю. - Виноватым жестом она подняла руки. - Совращение малолетних. Признаю, виновна.
Джона поразила ее какая-то детская бравада.
- Боже, думаю, когда мне было десять, я и понятия не имел, что такое целоваться с языком.
- Да уж. Мне было тринадцать, но я этого тоже не знала, - сказала она, а потом рассмеялась: может, из-за нахлынувших воспоминаний, а может, от абсурдности всей этой ситуации.
Джон тоже засмеялся и почувствовал такое сладкое облегчение, что впервые за двадцать пять лет мог бы сказать как на духу, что ему сейчас хорошо.
- Господи, - сказала Робин, - я сто лет не вспоминала об этом мальчишке!
- А чем он сейчас занимается, как ты думаешь?
- Доктор, наверное. - Она снова засмеялась - коротко, резко и с удовольствием. - Гинеколог.
Джон все еще улыбался.
- Спасибо тебе, - сказал он.
- Ладно. - Она поджала губы. - Эй, а зовут тебя как?
- Джон.
Она расхохоталась, словно это была какая-то шутка.
- Нет, честно. Джон Шелли. - Он протянул ей руку, но она сделала шаг назад. - Прости, - сказал он, виновато опустив руку. Что он сделал не так? Чем нарушил этот контакт?
- Все нормально. Просто мне уже надо идти. - Она опасливо глянула через плечо. - Скоро контролер хватится меня, и тогда…
- Все в порядке, - сказал он. Он опять сунул руки в карманы, потому что не знал, что с ними делать. - Прости, если я что-то…
- Нет проблем, - перебила она его.
- Могу проводить тебя обратно.
- Я дорогу знаю, - ответила она и едва ли не бегом направилась к дороге.
Джону только и оставалось, что смотреть ей вслед и думать, что он сказал такого, отчего она убежала. Пятьдесят баксов. Он мог много чего купить на эти деньги. Еду. Одежду. Мог заплатить за комнату. Повеселиться. Но то, как сверкали ее глаза, когда она по-настоящему улыбалась… Такое за деньги не купишь. Да, она взяла его деньги, но этот смех… Это был миг настоящего контакта между ними. Она говорила с ним, она на самом деле разговаривала с ним, потому что ей этого хотелось, а не из-за пятидесяти баксов.
Джон стоял в посадке, словно пустил здесь корни, и, закрыв глаза, вызывал в памяти ее голос, ее смех. У нее где-то есть брат. Она выросла по соседству с бассейном. Ее родители потратили определенные деньги на ортодонта; может быть, водили дочь на уроки танцев, чтобы ее тело стало таким изящным; а возможно, она была в этом смысле похожа на Джойс и относилась к типу девушек, которые так быстро усваивают пищу, что для поддержания фигуры им всего-то и нужно немного пройтись после еды.
Со стороны дороги раздался сигнал автомобиля, и Джон открыл глаза.
Почему он не пошел с ней в гостиничный номер? Пятьдесят баксов. Это был его заработок в удачный рабочий день. Целый день, в течение которого он вытирает машины и убирает чужое дерьмо, ожидая, что его работу придет проверять Арт, который обязательно ткнет пальцем в несуществующее пятнышко на лобовом стекле, чтобы клиент почувствовал, что недаром заплатил свои деньги.
Пятьдесят баксов - за что? За то, чтобы послушать о чьем-то там поцелуе?
Возвращаясь к дороге по другой тропинке, чтобы не выйти случайно снова к винному магазину, Джон сломал какую-то веточку. Он мог бы сейчас обнимать Робин, мог заниматься с ней любовью. Он остановился, опершись рукой о дерево, - легким не хватало воздуха, словно из груди выбило дыхание.
Нет, подумал он. В том номере он делал бы то же, что делает сейчас, - обманывал себя. А правда заключалась в том, что на самом деле Джон никогда не занимался любовью с женщиной. Никогда не испытывал интимной близости, о которой пишут в книжках, никогда возлюбленная не брала его за руку, не гладила его по голове, не прижималась к нему всем телом. Последняя женщина, которую он целовал, - она же и единственная, с которой ему пришлось целоваться в жизни, - на самом деле была даже не женщиной, а девочкой. Джон помнил эту дату, как будто она была выжжена в его мозгу: 15 июня 1985 года.
Он поцеловал Мэри Элис Финни, а на следующее утро она была уже мертва.
Глава 10
10 июня 1985 года
Когда Джон был маленьким, он любил играть в грязи, строить всякие штуки, а потом постепенно и последовательно ломать их. Когда мать встречала его бредущим по улице в перепачканных штанах, с какой-то соломой в волосах, то частенько со смехом брала садовый шланг, заставляла сына раздеться на заднем дворе и окатывала его водой, прежде чем впустить в дом.
Устав после дневных занятий, Джон по ночам крепко спал. Он относился к типу детей, которые все доводят до конца. Для своего возраста он был худым, с впалой грудью, но компенсировал эти недостатки ярко выраженной силой воли. Если на улице затевалась какая-нибудь игра, он всегда принимал в ней горячее участие и, несмотря на свои физические данные, был в первых рядах. Стикбол, бейсбол, игра в вышибалы - он обожал движение. Американский футбол вряд ли можно было считать его видом спорта при его скромном сложении, но он, тем не менее, всегда квалифицировался в команду соответствующей лиги, как только достигал нужного возраста. К старшим классам школы он стал выше ростом, но тело его все-таки больше напоминало резиновую ленту, чем фигуру накачанного атлета. Тем не менее тренер футбольной команды был покорен его напористостью, и в первую же неделю после начала учебного года в младшей средней школе Джон уже носился по футбольному полю, отчаянно потея и старясь изо всех сил, а как каждая его мышца ликовала от возможности играть в одной команде с испытанными бойцами.