- Нашелся! Слава богу! - обрадовался Филипп Андреевич, повернувшись к нам с некоторым удивлением, словно и не подозревал о соседстве нашего маленького строя. Я подтолкнул Димку, и он вышагнул. - Ты что, Дима, забыл свою фамилию?
- Нет, но я думал, кто-то другой.
- Кто же другой?.. А может, действительно другой? - усомнился вдруг Давлет и поднес путевку ближе к глазам. - Сейчас выясним. Год рождения - шестьдесят четвертый. Правильно?
- Правильно.
- Отец - Степан Фомич, сторож подстанции, мать - Ирина Федоровна, точковщица бетонного завода. Так?
- Так.
- Школа номер два, класс четвертый. Все совпадает?
- Все.
- А в чем дело? - строго спросил начальник.
- Так я...
- Встать в строй, Лехтин! Хотя стоп!
Димка поднял плечи до самой пилотки да так и застыл шалашиком. А меня вдруг пронзила острая уверенность, что следующая путевка - моя, потом-у что разделять нас с Димкой было бы преступлением! Как и откуда ей взяться - меня не интересовало, моя - и все! И если не моя, то я умру!
Не выпуская Димкиной путевки, Филипп Андреевич взял из стопки очередную и открыл ее.
- Полы...
- Я! - само собой вырвалось у меня, и я, вроде не двинув ногами, очутился рядом с Димкой.
- ...гин! - договорил Давлет и глянул на меня. - А ты не думаешь, что это другой Полыгин?
- Нет! Раз Лехтин этот, значит, и Полыгин этот!
- Четко! - одобрил Филипп Андреевич и обратился к остальным: - По возрасту Лехтин и Полыгин не подходят для службы в "Ермаке", но... Внимание!.. Сми-ирно!.. За особые заслуги перед лагерем, и в порядке исключения, Дима Лехтин и Сема Полыгин приказом номер один зачисляются в юнги!
- Служу Советскому Союзу! - отчеканил Димка, отдавая честь.
Я хотел ответить тем же, но внезапно в глаза, нос и горло мне ударили слезы, все затуманилось, я поперхнулся, опустил голову и стиснул зубы, чтобы не всхлипнуть, но слезы все-таки закапали на гравий, как я ни промаргивался.
- Встаньте на место!
Лишь минуты через две я продышался и осмелился поднять глаза. Перекличка продолжалась, и никто, к счастью, не пялился на меня. Вздохнув еще свободнее, я вытер лицо рукавом и радостно подтолкнул Димку локтем.
- Чуешь?
- Федю бы сюда! - шепнул он.
- Поздравляю! - тихо проговорил Ухарь, мимо Рэкса и Сирдара протягивая мне руку.
- Тебя тоже! - пожимая ее, смущенно ответил я, вспомнив, что Олега уже выкликали.
- Меня еще рано.
- А путевка-то!
- Она ничего не значит.
- Только вы нас и видели! - разрубая ладонью наши руки, заметил Рэкс. - Служить с такими локша-динами!
- Чего это? - вмешался Димка.
- Тихо, вы, салаги! - пристрожился Митька.
- Сам ты Сирдар-салага! - отпарировал Димка.
- А во! - выставил тот кулак.
- А во! - показал этот пряжку.
Угрозы их вдруг показались мне такими пустяковыми по сравнению с тем, что сейчас с нами произошло, что я решительно одернул сразу обоих петухов, тем более, что фотограф опять появился перед нашим строем, ища какой-то сногсшибательный сикурс-ракурс. Фотографируй, фотографируй, дядя, счастливых людей! Правда, полное счастье мое длилось не долго, потому что тут же я задумался - откуда взялись наши путевки? Не фокусник же Филипп Андреевич, и не колдун! Их же оформлять надо: давать сведения, платить... A-а, неожиданно догадался я, - это же папа! Вот почему он отсутствовал и вот откуда тети Ирины пирожки - они вместе, наверно, бегали по всяким кабинетам! Я оглянулся и с хода попал в отца взглядом - он, поздравляя меня, потряхивал над головой сцепленными руками, точно знал, что я оглянусь. Он, конечно! Ну, папа! Я, понятно, не против таких сюрпризов, но какую надо иметь выдержку, чтобы умолчать об этом!.. И потом, кто ему разрешил оформлять путевки, если еще неизвестно было, примут ли нас вообще? Давлет?.. Он-то как раз и колебался!.. В пещере гудели колокола, но я не мог найти консервных банок! Вот жизнь - ни минуты ясности и покоя!
13
- Ну-с, а теперь приступим к основному делу сегодняшнего дня - к формированию экипажей, - сказал Давлет. - Есть одна идея, и если она пройдет, будет просто чудесно!.. Внимание! Кто родился на дне Братского моря, три шага вперед - марш! - Никто не вышел. - Что, никто на дне не родился?.. Не думайте, что я сошел с ума и путаю вас с лягушками. Нет, я хочу знать, кто родился в старом Братске, или в Зеленом Городке, или еще где-то, что потом затопило. Сообразили? Итак, кто со дна морского, с вещами три шага вперед - марш! - Выступило человек тридцать, а из нашего строя - Ухарь, которого Давлет жестом вернул на место и заодно погрозил нам. - Так, складно пока. Это будет экипаж "Подводник".
Кто-то из подводников спросил:
- А можно к нам Ваську?
- Какого Ваську?
- Меня, меня! - заполошно-радостно заорал мальчишка, вырываясь из строя и кубарем летя через свой рюкзак.
- Мы дружим, - пояснил первый.
- И меня можно к подводникам, к Андрею! Мы тоже дружим! - подхватил третий голос.
- И меня!..
- Стоп! - прервал Давлет. - Вопрос ясен. Отвечаю: мы собрались сюда не только для того, чтобы заводить новую дружбу, но чтобы и старую укреплять, поэтому все можно будет сделать: и Ваську к Петьке, и Вовку к Юрке, и Бабу-Ягу к Кощею Бессмертному - но позже, в рабочем порядке. Ясно?
- Я-ясно, - протянули недовольно.
- Итак, экипаж "Подводник". Гордое имя! Мичман Фабианский, прими командование!
- Есть!
Мичман Фабианский, самый рослый и серьезный, тяжело потопал к своим. Гравий под ним не похрустывал, а скрежетал. Такому не по рыхлому гравию шествовать, а по бетонным плитам, и то, наверно, будут лететь осколки. Уверенно сомкнув строй, мичман стал во главе и отвел его в сторону.
- Кто родился в Братске же, но на суше, три шага вперед с вещами - марш! - Еще человек тридцать отделилось, к которым относились и мы с Димкой. - Очень хорошо!
- Эх, Федю бы сюда! - опять шепнул Димка.
- Это экипаж "Абориген"! - Объявил Давлет. - Мужественное название! Мичман Чиж, пожалуйста!
Если бы у мичмана Чижа и не было птичьей фамилии, то все равно в нем бы угадывалась птичья натура. В его легком шаге чувствовался еле сдерживаемый прискок, и руки он как-то раскрыливал, и не прямо прошел, а какой-то вилюшкой, и скомандовал с петушиной прерывистостью в голосе. Нет, мичман Чиж никак не увязывался с мужественным "Аборигеном"!
- И наконец, родившиеся вне Братска, три шага вперед - марш! - Тут было человек под сорок. - Это экипаж "Варяг"! Воинственный титл! Мичман Кротов!
- Есть!
И лицо, и походка, и голос, и рост мичмана Кротова были обычными, и всем своим видом он как бы говорил, что мол, не обращайте на меня внимания, я занят делом.
- Итак, почти поровну! Идея прошла! Эх, ребята, не жизнь у нас будет, а сон в летнюю ночь! - возликовал Филипп Андреевич, поднеся ко рту мегафон.
- А-а! - раскатился Димка своим верещащим смехом, но этого ему показалось мало для выражения восторга, и он обратился к Давлету: - А ура крикнуть можно?
- Можно! - сказал Давлет.
- Ура-а! - заорал Димка во всю мочь, не смущаясь тем, что его никто не поддерживает.
- Молодец, Баба-Яга! - улыбаясь, сказал Филипп Андреевич и тут же удивленно свел брови, увидев, что на краю плаца, вразброс, осталось еще юнг десять. - А это что за экземпляры? - спросил он, оглядывая их и направляясь к ним. - Вы что, нигде не родились? Или с луны свалились? - Те помалкивали, переминаясь и косясь друг на друга, среди них был и тот пацанчик против сосны, в одиночестве казавшийся более солидным. - Я вас спрашиваю!.. Вот ты, юнга, - кивнул Давлет коротышке, - как твоя фамилия?
- Протченко.
- А звать?
- Миша.
- А прозвище? Хотя прозвища пока не надо. Так где же все-таки ты, Миша, родился?
- В Братске.
Здрасте! А почему не вышел?
- Я не знаю, в воде или на суше.
- Ах, вон в чем дело! Этого я, признаться, не предусмотрел. Земноводный, значит. И что, все тут беспамятные? А ну-ка сюда! Бегом! Еще бегее!.. Вот так. Постройтесь. Раз вы не знаете, где родились, я вам назначу. - И Давлет рукой разделил строй пополам. - Вот вы родились в воде и ступайте к подводникам, а вы - на суше, и жмите к аборигенам. Бегом! Еще бегее! - Обрадованные остатки разбежались, провожаемые добродушным взглядом Филиппа Андреевича. - Товарищи мичманы, вывести экипажи на плац.
Пока личный состав выстраивался, уже не клином, а четкой буквой "П", в две шеренги, к Давлету прокралась Рая и что-то шепнула ему. Он кивнул и взял мегафон. И по тому, как Филипп Андреевич опустил углы губ, а потом искоса глянул в небо, я понял, что сейчас будет что-то веселое. И действительно, он вдруг зацокал в микрофончик, требуя внимания.
- Отвечайте да или нет. Есть хотите?
- Да! - ответил лагерь.
- Не слышу эхо, - огорчился Давлет, приставив к уху ладонь. - Есть хотите?
- Да! - от души гаркнул плац ста двадцатью грудями, и в наступившей тишине мигом отозвалось эхо с правого заливчика, потом - с левого, и третье эхо скатилось откуда-то сверху.
- Вот это по-флотски!.. Я тоже хочу есть, вернее только что захотел, после вашего ответа. Сейчас будет праздничный обед, с мороженым и вареньем. - Какая-то восторженная судорога прошлась по рядам. - Сегодня дежурит "Подводник". Мичман Фабианский, выделить десять человек на камбуз! - И тотчас отсеченная рукой мичмана десятка рванула с вещами наверх. - А пока накрывают столы, я отвечу на два вопроса, которые у многих, очевидно, вертятся на языке. Первый: кто эти пятеро, - Филипп Андреевич кивнул на нас, - и что им оказана за честь быть в форме и стоять особо? Интересно?
- Интересно!
- Это рабочий десант. Пока вы дома нежились до полдня в кроватях, а потом весь день не знали куда себя девать, эти пятеро уже работали здесь! - Давлет перечислил все сделанное нами и добавил немного того, о чем мы не имели понятия, но что, наверно, придется нам еще сделать. - Вот почему им такая честь... И второй вопрос: когда выдадут форму? Так?
- Так.
- После обеда!
- Ура-а-а! - прогремело над плацем.
- Но учтите, от человека в форме требуется многое! И мы будем требовать!.. Посмотрите, что висит на флагштоке?.. Вымпел! Вместо военно-морского флага! И он будет висеть до тех пор, пока вы хоть чуть-чуть не станете похожими на истинных юнг, потому что стыдно поднимать военно-морской флаг перед вашей разболтанной толпой, которая даже не знает, где лево, а где право!
- Знаем!
- Кто знает, шаг вперед - марш! - живо скомандовал Филипп Андреевич, но никто не вышел, и тогда начальник, уловив, что больше всех возмутились варяги, приказал: - Мичман Кротов, пять человек ко мне! Срочно!
- Есть! С вещами?
- Без.
Пятеро лениво-смущенно, почти волоком таща ноги, приблизились к столу, - кто руки за спину, кто в карман, а кто даже подбоченясь. Филипп Андреевич, долго разглядывал их, склоняя голову так и этак, сперва насмешливо, потом сурово, рассчитывая, наверно, что под его взглядом те как-то подтянутся, но - хоть бы хны, и Давлет обратился к остальным:
- И это, по-вашему, юнги?.. Это кенгуру! Причем не дрессированные! Руки!-неожиданно крикнул он.- Ноги!.. Грудь не назад выгибают, а вперед!.. Рав-няйсь!.. Смирно!.. Напра-аво! - Повторилась в точности наша комедия, только у нас смеяться со стороны было некому, а тут покатывался весь лагерь. - Сейчас это смешно, но когда они будут в форме, это будет позорно! А позорить военно-морской флаг мы никому и никогда не позволим!.. Марш на место! - отпустил бедняг Филипп Андреевич и обернулся к нам. Я вздрогнул и напрягся, лихорадочно повторяя про себя "тут право, а тут лево". - Настоящие юнги делают вот как!.. Внимание!
- У меня нога! - напомнил испуганно Митька, и хоть было мне сейчас совершенно не до Митьки, я все же подумал, что пусть он спасибо скажет Димке за то, что тот его треснул пряжкой, - нашлась уважительная причина выбыть из строя, а то бы просто вытурили с треском, как бездаря.
- Выйди пока! - Филипп Андреевич дернул головой. - Равняйсь!.. Смирно!.. Напра-аво!.. Нале-ево! Кру-угом! - При полной тишине и ревностном внимании, когда всем хотелось, кажется, чтобы мы сбились и этим уравнялись с ними, Давлет крутил и крутил нас на месте, и лишь когда ботинки наши наполовину зарылись в рыхлый грунт, он дал команду "вперед". С трудом удерживая равновесие на предательском гравии, который с хрумканьем выдавливался из-под ног, мы сперва описали прямоугольник на плацу, потом прострочили его по диагоналям, точно запечатав письмо, - и все это без задоринки, и лишь после этого Давлет пробил отбой. Мы взмокли. - Молодцы! По двойной порции мороженого! - хрипловато и с видом заговорщика шепнул он нам, отведя мегафон, и торжественно заключил, для всех: - Вот как надо ходить в форме!.. Вы думаете, что они гениальные? Ничуть! Два дня назад они были такими же, как вы. А сейчас - любо посмотреть! И это - за два дня! А я вам даю неделю. За неделю лошадь можно научить танцам! Все. На остальные вопросы, которых, я знаю, у вас масса, отвечу потом. А сейчас подводники занимают верхние кубрики, аборигены - средние, варяги - нижние. Прошу мичманов развести экипажи, а через десять минут - обед!
Поднялся шум и гвалт.
- А нам куда? - спросил Ухарь.
- Туда, где родились, - устало ответил Филипп Андреевич, сдвинул бумаги и сел на край стола, снимая фуражку и зарываясь лицом в платок.
- Тогда я - к подводникам, - заявил нам Ухарь.
- А я - к варягам, - вздохнул Рэкс.
- Я с тобой, - поймал его за руку Митька.
- А мы к этим, к рыбококам, - сказал Димка,
- К уркаганам, - поправил я.
- К аборигенам! - прыснул Филипп Андреевич.
- Ну, пока, рыбококи! - Ухарь потрепал меня по плечу.
- Слушай, Олег! - спохватился я, отводя его в сторону. - Давлет, значит, спрашивал про нас?
- Спрашивал.
- Когда?
- Вчера.
- Вчера?.. А чего же ты?..
- Сюрприз, Сема! - не дал договорить мне Ухарь. - Ты же знаешь, я люблю сюрпризы! Ну, не уживетесь там - приползайте ко мне, устрою по блату!
- Ладно!
И с особой отчетливостью я вдруг понял, что Олег недосягаемо взрослый, почти как папа, раз умеет готовить, хранить и преподносить такие сюрпризы.
Как ни приятно было стать юнгой, но становиться юнгой было, по-моему, еще приятнее - там было больше тайн, больше неожиданностей, больше сюрпризов... И поддавшись мгновению грусти, я сообразил вдруг, что мы пятеро расходимся не по тем делам, после которых сойдемся опять, а что наш рабочий десант распадется навсегда - и мне стало очень жалко расставаться с Олегом и даже с Рэксом и Митькой, вражда с которыми представилась мне теперь ерундовой, и даже не враждой, а чуть перекошенной дружбой, с трещинами, которые можно было залепить и замазать.
Давлет спохватился:
- Да, Баба-Яга и Сема, вы будете моими адъютантами, при штабе, пока телефоны не поставим. А то мне действительно не набегаться. Твоя идея, Бабушка-Ягушка!
- Есть! - козырнул Димка.
- Есть! - наконец-то по всем правилам отчеканил и я, и мы галопом помчались за вещами.
Вскоре личный состав двойной шеренгой выстроился на верхней палубе, перед камбузом.
Во главе нас, аборигенов, стоял Юра Задоля, тот самый дылда, который на плацу обворожил фотографа. В своем росте Задоля словно уперся в какой-то потолок и теперь вынужденно искривлялся, так что в профиль походил на знак параграфа, с таким же округлым животиком посредине изогнутости и худобы. Мы с Димкой попали в конец строя, на шкентель, как выразился мичман Чиж. Тут же оказался и Миша Протченко. Он шумно дышал через не закрывающийся даже при команде "смирно" рот и был прямо раздут, будто лягушка, - Филипп Андреевич в точку попал, окрестив его "земноводным". Голова Миши напоминала букву "ф", но не из-за ушей, как это иногда бывает у тощих, а из-за щек, готовых вот-вот лопнуть. Только глаза не поддавались общей раздутости, не лезли на лоб, а были как бы заякорены в глубине, серьезные и печальные, точно они ожидали скорого и неизбежного затопления, как озера близ поднимающегося водохранилища. Именно глаза спасали Протченко от явной уродливости, намекая на то, что в нем живет еще и нормальный человек.
- А вы хорошо маршировали, - позавидовал он, когда мы познакомились. - Я тоже так научусь! Но мне сперва надо сбросить лишний вес! Буду просить, чтобы меня побольше гоняли и посылали на тяжелые работы!
- Ну, этого можешь не просить - и так достанется! - авторитетно заверил Димка.
- А я еще сверх того! - добавил Земноводный с решительным жестом, шумнее задышав от этого усилия. - Цель моя - похудеть килограммов на десять, а то дома невозможно - весь день жую, а тут режим - не пожуешь! А у вас какая цель?
- У нас? - переспросил я. - Да никакой.
- Без цели - не то!
- А вообще-то мне тут одного зверя надо выследить!
- Зверя - это хорошо, - одобрил толстяк. - А мне вот - голодать. Можешь съедать за меня второе.
- Куда мне! Со своим бы справиться!
- Я съем, ладно? - предложил свою помощь Димка.
- Ладно.
- Только сегодня?
- Хоть каждый день. Прямо отбирайте, если я разъемся и не буду отдавать!
- Договорились! - И Димка быстро, чтобы Земноводный не передумал, схватил его пухлую кисть. - Разними!
Я разнял - договор принял силу.
На лестничную площадку камбуза выскочил какой-то шалопай из наших, одетый поваренком, в белом фартуке и колпаке, и, крутя над головой черпак так, будто хотел ушвырнуть его через кубрики в море, забазлал:
- Руба-ать!
- Отставить крик! - осадил его Филипп Андреевич, и поваренок, замерев с открытым ртом, тут же исчез. - Справа по двое на камбуз шагом-марш!.. Салаги!
14
Четвертый день в лагере кипела работа.
Мы с Димкой поочередно, через два часа, дежурили при штабе, на дебаркадере. Его оттянули метров на десять от берега, соединив с сушей длинным плотом, который сделал папа, и он сразу превратился в морскую крепость.
Я стоял у трапа, близ кнехта, от которого к береговому пню тянулся канат, и махал красными флажками, разучивая флажной семафор и сверяясь по бумажке. Штабная дверь была распахнута. Тот неряшливый закуток, с горбыльными нарами, с облупившейся штукатуркой и с обрывками проводов, где мы недавно обитали с папой, превратился прямо в аквариум, на зеленоватых стенах которого шевелились и дрожали, изгибаясь, световые струи, отражаемые белым потолком от залива, и сидевший за столом Давлет казался в этих струях, как в водорослях, Посейдоном. Правда, бог морей не шлепал, наверно, у себя там на пишущей машинке, как это делал Филипп Андреевич, доставая ее из сейфа всякую свободную минуту. Он и сейчас, выпростав ноги из туфель, что-то увлеченно отстукивал двумя пальцами, покрякивая при опечатках.
От мыса, где полузатопленно отмокали четыре шлюпки, направился к дебаркадеру Олег, и я объявил:
- Ухарь. Пустить?
- Пусти.
На трапе Олег выдул из зубов травинку, подмигнул мне, спокойно шагнул в штаб и приложился к пилотке.
- Разрешите обратиться!
- Слушаю.
- Я остаюсь в лагере!
- А!.. Очень рад!
- Поэтому мне...
- Поздравляю! - перебил Давлет. - Такие ребята...