- Спасибо, дорогая. Я тебе еще позвоню, - и он положил трубку. Посмотрел на Деллу. - Фотография на месте.
- Они ее пересняли, - Делла и не пытался изгнать из голоса нотки восхищения. - Они забрались в твой дом, утащили фотографию, пересняли ее и забрались вновь, чтобы вернуть на место. Ловко. Очень ловко.
Хэнкс с трудом сдерживал закипающую в нем злость.
- Ты хочешь сказать, что кто-то побывал в моем доме?
- Именно так.
- И они это распространят? - спросил он, указывая на листовку.
- Миллион экземпляров они напечатали наверняка. Уж я-то знаю.
- И что же нам делать?
Микки Делла усмехнулся.
- Не волнуйся, Сэмми. Пару сюрпризов я припас.
- Каких?
Делла вновь улыбнулся.
- Обычных, Сэмми. Из тех, что зовутся ударом ниже пояса.
Это была жесткая, грязная кампания, но последняя неделя обещала быть еще более грязной. Издательская служба, базирующаяся в Вашингтоне и предлагавшая передовицы тем из своих клиентов, кому не хватало ума или времени для написания собственных, в очередной статье крепко приложила Сэмми Хэнкса за то, что он использовал грязные политические методы во внутрипрофсоюзной борьбе. Статью эту напечатали на первой полосе двадцать девять газет. Теду Лоусону и соответственно фирме "Уолтер Пенри и помощники" сия публикация обошлась в пять тысяч долларов. Владелец издательской службы в свое время выдвигался на Пулитцеровскую премию. Теперь он писал для тех, кто платил деньги, и, если бы Сэмми Хэнкс первым принес ему пять тысяч баксов, в той самой передовице он бы с радостью размазал по стенке Дональда Каббина.
За исключением коротких сообщений и видеосюжетов в телевизионных выпусках новостей, предвыборная кампания велась на страницах печатных изданий и с помощью листовок. Тон ей задал Микки Делла своей первой листовкой с фотографией Каббина на поле для гольфа. Окаймляла листовку черная траурная рамка, еще одно изобретение Деллы. Подпись под фотографией гласила:
"НА КАКОЙ ЛУНКЕ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРОДАСТ ВАШИ ИНТЕРЕСЫ СВОИМ ДРУЖКАМ ИЗ БОЛЬШОГО БИЗНЕСА?"
В нижеследовавшей статье Делла ясно и доходчиво расписывал усилия Дональда Каббина, предпринятые последним ради членства в "Федералист-Клаб". Далее рядовые члены профсоюза предупреждались, что такой президент плюнет на всех ради удовлетворения собственных честолюбивых замыслов.
Эта листовка нравилась Делле, но вторую он ставил значительно выше. На ней изображалась физиономия симпатичного негра в игриво сдвинутой набок шляпе. Подпись вопрошала:
"НУ ЧЕМ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НЕ ПОНРАВИЛСЯ ДОНАЛЬДУ КАББИНУ?"
Далее Делла клеймил Каббина за то, что тот не ушел из "Федералист-Клаб" после того, как туда не приняли черного. Микки так понравились обе листовки, что он отпечатал каждую миллионным тиражом.
Поначалу Чарлз Гуэйн пытался игнорировать наскоки Деллы. Он выпустил восьмистраничную газету, которую разослал каждому из девятисот девяноста тысяч членов профсоюза. В газете, любовно оформленной, с многочисленными фотографиями, приводились все многочисленные деяния Каббина, совершенные во благо профсоюза. Но хвала не так интересна, как ругань, а потому Гуэйн подозревал, что никто его газету и не читал.
Как же недоставало Гуэйну телевидения. Одной минуты хватило бы ему на то, чтобы подрубить под корень всю предвыборную кампанию соперника. Еще двадцать секунд потребовалось бы, чтобы убедить избирателей голосовать за его кандидата. Он привык думать сценами, длящимися секунды, но оставляющими незабываемое впечатление. И в два часа ночи, после того, как ему на стол легла вторая листовка Микки, Гуэйн решился. Снял телефонную трубку и позвонил Питеру Мэджари, работающему в фирме "Уолтер Пенри и помощники".
- Я думаю, нам надо встретиться, - прямо заявил он.
- Да, полагаю, польза будет обоюдной, - ответил Мэджари. - Где вы сейчас?
- В Питтсбурге. В "Хилтоне".
- Мы с Тедом Лоусоном будем у вас в десять утра. Вас не затруднит заказать нам завтрак?
Встреча длилась час, но для Гуэйна она равнялась пятилетнему опыту политических кампаний. Он узнал много такого, о чем не имел ни малейшего представления.
Прежде всего Питер Мэджари протянул ему фотографию Сэмми Хэнкса в белых шортах и тенниске, с ракеткой в руке.
- Мы подумали, что вы сможете это использовать.
- Господи, - выдохнул Гуэйн. - Где вы взяли эту фотографию?
- Тед где-то ее раскопал.
- Скажи ему, - усмехнулся Тед Лоусон. - Пусть учится.
Мэджари пригладил волосы.
- Тед заплатил знакомому квартирному вору пятьсот долларов, чтобы тот украл фотографию. А когда мы перефотографировали ее, еще пятьсот, чтобы он положил фотографию на место.
- Мы тут придумали еще один пустячок, - добавил Лоусон. - Наклейку на бампер. Напечатали их не так уж и много, но я позаботился о том, чтобы Сэмми Хэнкс, садясь в машину, видел ее на бампере соседней и думал, что их миллионы.
И протянул Гуэйну ярко-желтую наклейку с красной надписью:
"СЭММИ ХЭНКС СОСЕТ".
- Боже ты мой, - простонал Гуэйн.
- Для Сэмми это легкий укол, но мы подумали, что вас это позабавит.
- Есть у нас кое-что посерьезнее, - продолжил Питер Мэджари. - Мы сделали выборку высказываний Сэмми Хэнкса, в которых он взахлеб хвалит Каббина, - он достал из большого конверта лист бумаги. - К примеру, двадцать первого октября шестьдесят девятого года он назвал Каббина, цитирую, "величайшим деятелем американского рабочего движения". А двадцатого февраля шестьдесят седьмого года сказал в Лос-Анджелесе, что он "уважает и любит Каббина, а самое главное, безгранично ему предан". И далее в том же духе. Как вы думаете, вы сможете это использовать?
- Еще бы, только вы выставляете меня полным дилетантом.
- Там вы найдете много интересного, - Лоусон указал на конверт.
- Вам нет нужды чувствовать себя дилетантом, Чарлз, - заметил Мэджари. - Будь это обычная избирательная кампания и вы могли бы воспользоваться привычными вам средствами, включая телевидение, вы бы могли бороться с Микки Деллой на равных. Но в печатной кампании Делле соперников нет, за исключением меня и Теда. Я думаю, мы дали вам достаточно материалов для завершения кампании. Если же возникнут проблемы, обязательно звоните.
- Разумеется, позвоню, - заверил их Гуэйн, решив, что лучше работать с теми, кому принадлежит болото, чем самому возиться в грязи.
В четыре часа того же дня Питер Мэджари и Тед Лоусон уже сидели в кабинете Уолтера Пенри.
- Я думаю, теперь дела у Гуэйна пойдут на лад, - докладывал Питер. - Как только он понял, что соперник ему не по зубам, он обратился к нам. Это указывает на его значительный потенциал.
- Хорошо, - кивнул Пенри. - Можем мы предпринять что-нибудь еще?
- Мне надо обязательно решить вопрос с Чикаго. Я до сих пор не могу выяснить, каким образом они собираются подтасовать результаты выборов.
- Продолжай разрабатывать это направление.
- Я-то продолжаю, но нужны деньги.
- Сколько мы уже потратили?
- Почти сто пятьдесят тысяч, - ответил Тед Лоусон.
- А сколько мы дали Каббину?
- Четыреста пятьдесят.
- То есть у нас осталось около пятидесяти тысяч?
- Да.
- Этого хватит?
- Я… - замялся Мэджари, - думаю, да. Этот репортер требует десять тысяч.
- За один вопрос?
- Это очень важный вопрос.
- Хорошо, заплати ему. Когда они объявят о передаче?
- Завтра. Обычно они объявляют о передаче за две недели, чтобы подогреть к ней интерес.
- Ты уверен, что Хэнкс согласится принять в ней участие?
- О, да, - кивнул Мэджари. - Он просто мечтает о дебатах с Каббином.
- Но дебатов не будет? - спросил Пенри.
Мэджари покачал головой.
- Нет.
- Хорошо. Значит, в воскресенье, пятнадцатого октября, Каббин и Хэнкс примут участие в… Господи, ну никак не могу запомнить название этой чертовой передачи…
- "Весь мир смотрит", - подсказал Мэджари.
- Не удивительно, что я не могу это запомнить. Хорошо, они появятся там, чтобы многоуважаемые журналисты задали им несколько вопросов. Команды кандидатов и телекомпания постараются провести рекламу передачи, потому что Каббин и Хэнкс в первый и последний раз предстанут перед зрителями вместе. И эта программа должна поставить крест на переизбрании Каббина или решить исход голосования в его пользу.
- Если только они не подтасуют результаты выборов в Чикаго, - напомнил Тед Лоусон.
- Да, - Пенри посмотрел на Мэджари, - если они не подтасуют результаты выборов в Чикаго.
Мэджари улыбнулся и вновь пригладил волосы.
- У меня есть основания предполагать, что им это не удастся.
Глава 25
Какими бы причинами ни объяснялась популярность передачи "Весь мир смотрит", главная заключалась в том, что в эфир она выходила аккурат перед воскресной трансляцией матчей профессиональной футбольной лиги.
Впрочем, были у передачи и свои плюсы. Для обсуждения выбирались темы, имеющие как сторонников, так и противников, причем приглашались одновременно обе стороны. Ведущему помогала четверка репортеров, известных своими каверзными вопросами, так что гости часто срывались на крик, к радости футбольных болельщиков, у которых возникало приятное чувство сопричастности с проблемами общества. Тем более приятное, что ради этих проблем им не приходилось жертвовать ни минутой футбольного времени.
Вел передачу Нил Джеймс, главный "провокатор", политическая колонка которого перепечатывалась многими газетами. Он частенько потчевал публику "жареными" фактами, так что сумма предъявленных ему судебных исков обычно превосходила двадцать миллионов долларов. Особенно жаловал Джеймс жаркие дискуссии, а если передача никак не могла набрать ход, он любил подбросить вопрос, после которого гости передачи разражались гневной тирадой. В трех случаях в ход пошли даже кулаки, отчего зрителей у передачи только прибавлялось.
Воскресным утром пятнадцатого октября, в своем номере отеля "Мэдисон" в Вашингтоне, Дональд Каббин выдержал двухчасовой допрос команды экспертов, возглавляемой Питером Мэджари. Ему помогали Чарлз Гуэйн, Оскар Имбер, два профсоюзных экономиста и очень высокооплачиваемый юрисконсульт профсоюза, который в последний момент решил сменить нейтралитет на поддержку Каббина.
Вопросы сыпались один за другим. Если ответ им не нравился, они подсказывали лучший. Прошлись по истории с "Федералист-Клаб", его пьянству, политическим взглядам, религиозным убеждениям, действиям на посту президента в прошлом, настоящем и будущем. Не оставили без внимания и один из самых щекотливых вопросов: почему такой старик, как он, цепляется за власть? Вопросы были жесткие, циничные, въедливые, но Каббин на удивление хорошо справился с большинством из них.
В штаб-квартире "Комитета ради прогресса" в отеле, на углу Четырнадцатой улицы и Кей-стрит, Микки Делла подверг Хэнкса той же экзекуции, разве что вопросы были еще более циничными. Два часа спустя он кивнул.
- Годится.
Похвала редко слетала с губ Микки.
Без четверти час Койн Кенсингтон курсировал между кухонькой и кофейным столиком, выставляя на него еду, которая помогла бы ему продержаться в течение часовой передачи "Весь мир смотрит" и последующей трансляции футбольных матчей. Кенсингтон не хотел, чтобы голод помешал ему наслаждаться происходящим на телеэкране.
Поэтому на кофейном столике с трудом разместились полфунта салями, фунтовая коробка крекеров, три полфунтовых куска сыра: швейцарского, чеддера и "монтери джек", два шоколадных торта с орехами, банка с оливками, огромный пакет картофельных чипсов, банка орешков, нарезанная ломтями буханка ржаного хлеба, тарелка с жареными цыплятами и миска картофельного салата. Последнее путешествие Кенсингтона к холодильнику добавило ко всему этому кварту топленого молока и большую банку маринованных огурчиков.
Без десяти час в дверь позвонили. Когда Кенсингтон открыл дверь, перед ним предстал Уолтер Пенри, в синем двубортном кашемировом пиджаке, темно-серых брюках и белой рубашке.
- Заходи, - Кенсингтон отступил в сторону. - Я уже начал волноваться, что ты опоздаешь.
- Никогда в жизни.
- Если ты голоден, можешь перекусить, - Кенсингтон указал на кофейный столик.
- Нет, благодарю.
- В холодильнике есть пиво.
- От пива не откажусь.
- Если тебе не трудно, возьми его сам. А то я целый день на ногах.
- Конечно, конечно, - Пенри достал банку пива, стакан решил не брать, зная, что старик любит смотреть, как он пьет из банки.
Глотнул пива, наблюдая, как толстяк устраивается на диване, чтобы легко дотянуться до кофейного столика.
- Прибавь громкость и садись.
Пенри шагнул к цветному телевизору с большим, двадцать четыре дюйма по диагонали, экрану, повернул верньер звука, а затем устроился в удобном кресле.
- Так ты думаешь, передача будет интересной?
- Должна быть, - ответил Пенри. - На это мы потратили десять тысяч долларов.
* * *
В своей гостиной в Балтиморе Трумен Гофф включил телевизор и вернулся к статье в "Нью-Йорк таймс", живописующей перипетии борьбы между Каббином и Хэнксом. В последнем абзаце указывалось, что Каббин будет голосовать в отделении номер один в Питтсбурге, членом которого состоял с самого начала, а Хэнкс - в штаб-квартире профсоюза в Вашингтоне. Гофф вырезал статью из газеты и положил в бумажник.
Из кухни появилась его жена с двумя банками пива. Одну дала Гоффу.
- Хочешь послушать эту болтовню?
- Собираюсь.
- Они только и делают, что кричат друг на друга.
- Иногда доходит до драки.
- Когда ты завтра уезжаешь?
- Точно не знаю. Около десяти.
- По приезде в Линчберг не забудь передать матери привет от меня.
- Хорошо. Деньги тебе нужны?
- Нет. Хватит тех, что ты мне уже дал.
В студию, что располагалась в северо-западной части Вашингтона, Дональд Каббин прибыл в лимузине, принадлежащем профсоюзу. За рулем сидел Фред Мур, рядом с ним - Келли Каббин. Его отец расположился сзади, между Оскаром Имбером и Чарлзом Гуэйном. Откидные сиденья заняли Питер Мэджари и Тед Лоусон.
Сэмми Хэнкса подбросил к студии Микки Делла в своем "форд-галакси", купленном им пять лет тому назад.
- Пусть все видят, как Каббин, в отличие от тебя, сорит профсоюзными денежками, приводя с собой целую толпу, - пояснил он Хэнксу свое решение.
Впервые за два месяца Хэнкс и Каббин столкнулись лицом к лицу у дверей студии. Подозрительно оглядели друг друга, словно гадая, не выхватит ли кто спрятанный в кармане нож. Наконец Каббин буркнул:
- Привет, Сэмми.
- Добрый день, Дон.
- На кого ты ставишь?
Хэнкс изумленно воззрился на Каббина.
- Разумеется, на себя, - торопливо ответил он.
- Я про футбол, дурачок, - и Каббин проследовал в студию.
Микки Делла пристроился к Питеру Мэджари.
- Я удивлен, что ты решился выползти из чащобы на свет божий.
- Ах, Майкл, как приятно тебя видеть, - последовал ответ. - Мне-то говорили, что тебя отправили в дом престарелых.
Нил Джеймс радушно встретил гостей, пожал им руки и отправил гримироваться. Девушка, что работала с Каббином, сказала, что выглядит он, как актер. Та, которой достался Сэмми Хэнкс, в отчаянии прикусила губу.
- Может, наденем на меня бумажный пакет? - предложил Сэмми.
Когда Дональд Каббин вышел из гримерной, Чарлз Гуэйн отвел его в сторону.
- Один совет, Дон. Отвечайте покороче и не вступайте с ними в перепалку.
- Как насчет милой шутки после того, как меня представят? Раз уже столько говорили о моих городских клубах, может, мне сразу добавить к ним и мои гольф-клубы?
Гуэйна аж перекосило.
- Пожалуйста, Дон, не надо. Никаких шуток. Держитесь с чувством собственного достоинства.
- По-вашему, в этом нет ничего забавного?
- Нет.
- Как скажете, - ответил Каббин, решив про себя, что от шутки не откажется, если подвернется благоприятный момент. Шутки снимают напряжение, подумал он.
Питер Мэджари увел его от Гуэйна.
- Будьте добры к Сэмми, Дон, - прошептал он. - Не слишком напирайте на него.
- Что значит не напирайте? Я просто обязан как следует приложить этого сукиного сына.
Мэджари печально улыбнулся.
- Просто запомните мои слова, Дон. Пожалуйста. Проявите доброту. Сострадание.
- О чем, собственно, речь?
Мэджари пожал плечами и вновь печально улыбнулся.
- Запомните мои слова, - повторил он.
После того, как Каббина увели на съемочную площадку, Тед Лоусон подошел к Питеру Мэджари.
- Ты ему сказал?
- Во всяком случае, намекнул.
- Рискованная затея, - в голосе Лоусона слышались нотки сомнения.
- Все получится, - ответил Мэджари. По тону чувствовалось, что он хочет убедить в этом и себя. - Я думаю, все получится.
Келли Каббин сидел рядом с Фредом Муром, наблюдая по экрану монитора, как гости и репортеры занимают свои места.
- Старина Дон отлично смотрится по ти-ви, не так ли, Келли? - спросил Мур.
- Ты абсолютно прав.
- Сегодня он лишь дважды приложился к бутылке. Я предложил ему промочить горло, когда мы подъезжали к студии, но он отказался.
- Ты сама доброта, Фред.
На съемочной площадке четверка репортеров, прозванных Живоглотами, расселась за полукруглым столом, установленным на возвышении. На гостей, а скорее, жертв, как называл их Нил Джеймс, они смотрели сверху вниз. Гостей усадили на простые стулья с прямой спинкой. Руки они могли положить только на колени, что придавало им испуганный вид. Каббин, однако, знал, что делать с руками. Сидел он, расправив плечи, вскинув подбородок, положив ногу на ногу. Правая его рука покоилась на левой ноге, а левой он сжимал запястье правой. Зрители сразу понимали, что перед камерой сидит уверенный в себе человек, с хорошо развитым чувством собственного достоинства.
Сэмми Хэнксу оставалось воспользоваться единственным оружием, оставшимся в его распоряжении: обаятельной улыбкой. Так что она не сходила с его лица, за исключением моментов, требующих серьезности. Что же касается рук, то он держал их прижатыми к бокам. Микки Делла подумал, что Сэмми похож на человека, ожидающего, что его вот-вот привяжут к электрическому стулу.