Один из мужчин достал из внутреннего кармана пиджака лист бумаги. Звали его Арт Олкес, и он занимал должность директора северо-восточного региона, то есть курировал все организации профсоюза к северу от Пенсильвании и Нью-Джерси.
- Я опять начну с Северо-Востока.
- Хорошо, - кивнул Хэнкс.
- За тебя сорок пять процентов, за Каббина - сорок четыре, одиннадцать еще не определились. Поехали дальше?
- Поехали.
- Среднеатлантический регион, - речь шла о территории, лежащей к югу от Пенсильвании и Нью-Джерси и простирающейся до Алабамы. - У тебя сорок два процента, у Каббина сорок восемь, десять процентов не определились.
- Хорошо. Мы отдадим ему Юг.
- Пенсильвания, Джерси, Огайо и Западная Виргиния, Верхний среднезападный регион.
- Большой регион.
- У тебя сорок три процента, у Каббина сорок четыре. Тринадцать не определились.
- Неплохо, - прокомментировал Хэнкс.
- Переходим к Западному побережью?
- Почему нет?
В этот регион входила территория к западу от Пуэбло, штат Колорадо.
- Здесь ты лидируешь. Сорок семь процентов против сорока трех при десяти процентах тех, кому еще не хватило мозгов для принятия решения.
Хэнкс молча кивнул.
- Теперь Средний Запад (от Огайо на запад до Пуэбло). Тут ты отстаешь. Сорок один процент против сорока восьми. Одиннадцать процентов еще решают, к какому берегу приткнуться.
Сэмми Хэнкс вновь кивнул и по очереди посмотрел на каждого из сидящих за столом. Улыбнулся, потому что знал, что им это понравится. И заговорил тоном человека, объясняющего очевидное.
- Картина вырисовывается следующая. За меня Северо-Восток и Западное побережье, у Каббина - Среднеатлантический регион и Верхний Средний Запад. Если он подгребет под себя Средний Запад, победа будет за ним, если я - за мной. Средний Запад - это Чикаго, и, клянусь Богом, я не собираюсь терять Чикаго, это ясно?
Негр шевельнулся, положил ногу на ногу, откашлялся. Хэнкс посмотрел на него.
- Ты хочешь что-то сказать или плюнуть?
- Сказать, - ответил негр.
Хэнкс вновь кивнул.
- Мы тебя слушаем.
Звали негра Марвин Хармс. По возрасту - тридцать семь лет - он был моложе остальных. В профсоюзе он занимал пост директора среднезападного региона, то есть курировал профсоюзные организации Чикаго и близлежащих промышленных городов Индианы.
В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, когда многие думали, что расовые противоречия можно свести на нет, объединив белых и черных в единую нацию, Дональд Каббин решил назначить негра на первую же освободившуюся должность в руководстве профсоюза. Идея настолько понравилась ему, что он заявил о ней в ходе телевизионного интервью. Разумеется, он хотел бы видеть негра во глазе информационного или юридического отделов, но уж не среди региональных директоров.
К сожалению, через три дня после интервью директор среднезападного региона, седоволосый ирландец, напился пьяным и восемь раз перевернулся в своем "кадиллаке" на полпути между Саут-Бенд и Гэри. Не в меру ретивый репортер из "Чикаго сан-таймс" напомнил Каббину о его обещании, и тому не оставалось ничего другого, как "поискать домашнего ниггера".
Вот так Каббин и нашел Марвина Хармса и, несомненно, не ошибся с выбором, если б не одна загвоздка: Хармс возненавидел Дональда Каббина и стал одним из самых стойких сторонников Сэмми Хэнкса. Причина же ненависти состояла в том, что Каббин выбрал его из-за цвета кожи. Если бы выбирать пришлось Сэмми Хэнксу, Хармс столь же энергично поддержал бы Дональда Каббина. Хармс не верил в гармоничность сосуществования людей с разным цветом кожи.
- Как я и говорил, когда ты… - Хармс замолчал и начал вновь: - Как я говорил тебе раньше, Средний Запад выглядит сейчас не слишком обнадеживающе. Сорок восемь процентов за Каббина против твоих сорока одного, если верить результатам этого опроса. Но, черт побери, мы даже не начинали. Стоит мне дать команду, как за дело возьмутся пятьдесят человек, которые знают, кому что надо сказать. А кроме того, у нас еще шесть недель…
- Пять недель, - поправил его Хэнкс.
- Хорошо, пять недель. За пять недель я смогу переубедить многих.
- Думаешь, сможешь?
Хармс нахмурился.
- Послушай, Сэмми, я рискую никак не меньше тебя.
- Я знаю. Поэтому и спрашиваю.
- Так вот я тебе отвечаю: смогу!
Хэнкс повернулся к мужчине, который в данный момент снимал целлофановую обертку с сигары. Эмил Лоркс, вице-президент профсоюза, жил в западной части Лос-Анджелеса в доме с бассейном, с двумя русскими волкодавами и женой. Как вице-президент, Лоркс получал десять тысяч долларов в год плюс расходы. Еще двадцать семь тысяч платило ему богатое местное отделение профсоюза, базирующееся на гигантском сборочном заводе в двадцати милях к востоку от Лос-Анджелеса. Лоркс также должен был переизбираться и волновался за исход голосования.
- Что скажешь, Эмил?
Лоркс зажал сигару зубами, откинул голову так, что его длинные светлые волосы упали на плечи, уставился в потолок. Он тянул время, пытаясь сформулировать свое предложение так, чтобы согласиться с Сэмми Хэнксом и при этом не разозлить ниггера. Хармс, конечно, хороший ниггер, сказал он себе, но заводится с пол-оборота.
- Я думаю, мы должны использовать оба варианта. Подумайте об этом. В этом случае мы наверняка не проиграем.
Лоркс перевел взгляд с потолка на сидящих за столом мужчин. Хэнкс кивал. Хармс бесстрастно смотрел на него. Олкесу, похоже, идея понравилась. Пятый мужчина, также вице-президент, был самым старшим по возрасту. Как и Лоркса, его ждали перевыборы. Он был бизнес-агентом одного из питтсбургских отделений профсоюза, за что получал двадцать семь тысяч долларов в год. Еще десять тысяч приносил ему пост вице-президента. Жил он в семикомнатной квартире с женой и девятнадцатилетним сыном, который учился играть на рояле и не жаловал девушек, что очень тревожило его отца. Когда-то вице-президента звали Збигнев Ковальчевски, но он официально изменил имя и фамилию, став Зигги Ковалем. Он знал больше трехсот польских анекдотов и в каждой речи использовал не меньше двадцати.
Четверо остальных теперь смотрели на Зигги Коваля. В словах Лоркса он увидел компромисс, который мог устроить всех, осчастливить ниггера и удержать Сэмми от очередного катания по ковру. А ведь недурная мысль, подумал Коваль и решил высказаться на этот счет.
- Друзья, вы, разумеется, знаете, что нет никого глупее тупого поляка, а самые тупые поляки в мире работают на заводах вокруг Чикаго.
- Есть там и тупые ниггеры, - вставил Хармс.
- Они не так тупы, как мы, поляки. Как вам известно, неделю тому назад я побывал на этих заводах, чтобы выяснить, а как они будут голосовать. Не знаю, что написано в твоем опросе, Сэмми, но из того, что они мне сказали, вывод следует однозначный: они будут голосовать за Каббина. Голосов у них много. Возможно, нам удастся их переубедить, а возможно, и нет. Я в этом не уверен, потому что знаю, сколь они упрямы. Но, как говорят Хармс и Лоркс, мы должны попытаться. Но я также думаю, что мы должны подстраховаться, поэтому мне представляется, что надо принять и предложение Сэмми.
Сэмми Хэнкс выдержал паузу, потом посмотрел на Олкеса.
- Ну?
Олкес пожал плечами.
- Наверное, надо сделать и то и другое, как и говорит Эмил.
Теперь Хэнксу требовалось согласие Хармса, которому и предстояло выполнять принятое решение.
- Марвин?
Пожал плечами и Хармс.
- Придется платить.
- Платить приходится за все. Итак, мы пришли к единому мнению. Мы проводим в Чикаго жесткую предвыборную кампанию. И при этом не отбрасываем и запасной вариант. Как говорится, страхуемся от неожиданностей.
- Что ты все крутишь, Сэмми, - не выдержал Хармс. - Лучше скажи, что я должен сделать в Чикаго.
Улыбка исчезла с лица Хэнкса.
- Хорошо, черт побери, я скажу. Ты должен подтасовать результаты выборов.
- Вот это я и хотел от тебя услышать, - усмехнулся Хармс.
Глава 6
Появление Дональда Каббина в вестибюле отеля всегда напоминало небольшой спектакль, зрителями которого становились зеваки и праздношатающиеся. Им ясно давалось понять, что прибыла Важная Персона.
Впрочем, встречали дорогого гостя не в отеле, а у трапа самолета, в данном случае в международном аэропорту О’Хара в Чикаго. Едва "Лир-24" приземлился и зарулил на временную стоянку, к нему подкатили три автомобиля: большой синий "олдсмобил-98", зеленый "кадиллак флитвуд" и "плимут"-такси. С пропуском, разрешающим свободное передвижение по территории аэропорта, на лобовом стекле.
В "олдсмобиле" и "кадиллаке" прибыли верные сторонники Каббина, в том числе шестидесятитрехлетний вице-президент округа Чикаго-Гэри Ллойд Гарфилд, который, по выражению Дональда Каббина, не стоил и урны теплой слюны. Тем не менее Гарфилд знал, где раздобыть деньги на предвыборную кампанию, а потому Каббин держался с ним вежливо-пренебрежительно. Впрочем, Гарфилд удивился бы, встретив иное отношение.
Первым из самолета появился Фред Мур. В профсоюзной ведомости на выплату жалованья он числился инструктором, но на самом деле ни на шаг не отходил от Каббина. Если они путешествовали, Мур поднимал Каббина утром и укладывал в кровать по вечерам. Для Каббина он был слугой, бутлеггером, мальчиком на побегушках, кассиром, иной раз доверенным лицом и, по утверждению некоторых, телохранителем, поскольку всегда носил в кармане револьвер "чифс спешл" тридцать восьмого калибра. Симпатичный тридцатипятилетний парень, не окончивший и школы, с годами нажил себе значительное состояние, используя в биржевой игре советы знающих людей, которые хотели получить что-либо от Каббина и полагали, что Мур может им в этом помочь. Иногда он и помогал.
Мур буквально боготворил своего босса. Иной раз даже и ревновал, что в немалой степени забавляло Каббина. Глава профсоюза частенько излагал Муру предполагаемые экономические новации. "Если этот тупоголовый сукин сын сможет меня понять, - говаривал Каббин, - значит, поймут и остальные".
После того как Мур помог Каббину спуститься по трапу, он отступил в сторону, наблюдая, как приветствуют босса Гарфилд и другие чикагские сторонники Каббина. Убедившись, что Каббин более не нуждается в его услугах, Мур поспешил к такси, сел в кабину, протянул водителю две купюры: десятку и двадцатку.
- Вы сможете оставить их у себя, если мы доедем до "Шератона" за тридцать минут.
Водитель сунул деньги в карман.
- Попробуем, приятель.
А Мур тем временем достал маленький блокнот и шариковой ручкой записал: "Оплата такси, сорок долларов, Чикаго". В его обязанности входил и учет расходов Каббина. Тут требовалась не только педантичность, но и немалая доля воображения.
Следом за Каббином из салона "лира" вышли еще двое мужчин. Руководитель предвыборной кампании и специалист по контактам с общественностью. Но главная их задача состояла в другом: удерживать Каббина в трезвости до окончания кампании. Этим они занимались уже десять дней, которые дались им нелегко. Вот и теперь, в ходе часового полета из Гамильтона, им пришлось попотеть, дабы не допустить Каббина к бутылке канадского виски, которую тот купил в магазине беспошлинной торговли аэропорта. Им не приходилось рассчитывать на помощь Фреда Мура. Тот полагал, что спиртное идет боссу только на пользу.
- У него поднимается настроение. Он расслабляется.
- И напивается, бестолковая твоя голова, - ответствовал ему руководитель предвыборной кампании.
Советники Каббина хотели было избавиться от Фреда Мура, отправив его в отпуск до окончания предвыборной кампании, в Майами-Бич, а еще лучше на Багамы. Разумеется, за счет профсоюза. Когда с этим пришли к Муру, тот упрямо покачал головой: "Я нужен Дону".
Отослать Мура мог только сам Каббин, но, когда руководитель предвыборной кампании обратился с таким предложением к Дональду Каббину, тот как-то странно посмотрел на него, прежде чем ответил: "Он остается". Да еще тоном, отсекающим дальнейшие разговоры на эту тему.
Руководителя предвыборной кампании звали Оскар Имбер. Он защитил докторскую диссертацию по экономике в университете Техаса. Называлась диссертация "Особенности использования пенсионного фонда международным братством водителей грузового транспорта, механиков и складских рабочих Америки". Естественно, ему тут же предложили место в профсоюзе водителей грузовиков, но он отказался, отдав предпочтение профсоюзу Каббина, где жалованье было поменьше, а вот власти существенно побольше. Восемь лет спустя Имбер стал администратором профсоюзного пенсионного фонда, оценивающегося, по последним подсчетам, в шестьсот одиннадцать миллионов долларов. Поскольку федеральный закон Ландрама-Гриффина скрупулезно определял правила проведения выборов в профсоюзах, Имбер покинул свой официальный пост, чтобы возглавить предвыборную кампанию Каббина. Сделал он это не от большой любви к Каббину, а потому, что его должность рассматривалась в профсоюзе как одна из самых лакомых. Если бы Каббин проиграл Хэнксу, Оскара Имбера незамедлительно вышибли бы вон, дав лишь несколько минут, чтобы забрать из стола личные вещи. Поначалу он пытался сохранить нейтралитет, но после разговоров один на один с каждым из кандидатов ему стало ясно, что спрятать голову в песок не удастся. И Каббин, и Хэнкс придерживались правила: кто не с нами, тот против нас.
Чтобы определиться, Имбер прибег к помощи монетки. Выпал орел, то есть Каббин. Приняв решение, Имбер тут же сообщил Каббину, что берет на себя руководство его предвыборной кампанией. "У вас нет никого, кому хватит мозгов справиться с этим. Те, у кого есть хоть что-то в голове, окромя опилок, уже перебежали к Сэмми".
Каббин очень обрадовался, что кто-то возьмется за рутинную работу, и даже не стал спорить.
Наблюдая, как Каббин усаживается в "кадиллак", Имбер спросил своего спутника:
- Когда у него телеинтервью?
- В полночь.
- Значит, сегодня долгий день.
- Все они одинаковые.
Мужчина, с которым разговаривал Имбер, всегда сутулился, словно стесняясь своего высокого роста, отчего напоминал вопросительный знак. Его черные волосы уже начали седеть, ярко-синие глаза излучали легкий холодок, а под слегка крючковатым носом красовались густые черные усы.
Последние десять лет Чарлз Гуэйн занимался тем, что людям, к которым обычно не питал абсолютно никаких чувств, кроме презрения, он помогал получить ту или иную выборную должность. В трех случаях из четырех его помощь определяла успех избирательной кампании, так что работы ему хватало. С учетом инфляции вознаграждение его выросло до пятидесяти тысяч долларов за кампанию плюс расходы. С этих пятидесяти тысяч долларов ему даже не приходилось платить налоги, потому что постоянного адреса у Гуэйна не было. В промежутках между избирательными кампаниями он и его жена жили на тридцатидвухфутовой яхте, построенной фирмой "Крисн-Крафт", курсируя вдоль Атлантического побережья, от Виргинии до Флориды. Гуэйн чувствовал, что работать ему осталось максимум четыре года, а уж потом все возрастающее отвращение к собственной профессии сведет на нет эффективность его работы. Через четыре года ему аккурат исполнилось бы сорок. Он понятия не имел, чем займется на пятом десятке лет своей жизни, и эта неопределенность нервировала его.
Усевшись на заднее сиденье "олдсмобиля-98", Чарлз Гуэйн и Оскар Имбер выслушали владельца машины, мелкого профсоюзного чиновника из Гэри, изложившего свое видение политической ситуации.
- Кампания набирает обороты. И вызывает все больше интереса.
- Это хорошо, - кивнул Имбер. - И каковы наши шансы?
- Дону нужно держать руку на пульсе.
- Джон?
Чиновника звали Джон Хортон, и он обернулся, вместо того чтобы смотреть на дорогу.
- Что?
- Хочешь, я тебе кое-что скажу?
- Конечно, - Хортон вспомнил, что они едут, а не стоят, и голова его вернулась в исходное положение. - Что?
- Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
Хортон даже и не обиделся.
- Подожди, Оскар, и ты все увидишь сам. Старина Дон выиграет выборы, если будет внимательно следить за ходом предвыборной кампании и за самими выборами.
- Джон утверждает, что обеспечит нам большинство в местном профсоюзном отделении, - пояснил Имбер, посмотрев на Гуэйна. - Я в этом сильно сомневаюсь.
- За мое отделение не беспокойтесь, - через плечо бросил Хортон. - У меня все будет в порядке. Если уж вам и надо беспокоиться, так за ниггерские отделения. Вот где вас могут подстерегать неприятности.
- Так в твоем отделении восемьдесят процентов черных, - вставил Имбер.
- Да, примерно, но это хорошие ниггеры. За них можно не волноваться.
- А как насчет других, а?
- Я говорю только за своих ниггеров, насчет других я ничего не гарантирую.
Имбер откинулся на спинку сиденья. Гуэйн мрачно смотрел в окно. Несколько минут все молчали.
- Прошло десять дней, - не выдержал Имбер. - Каково твое мнение?
- Я словно попал в тридцатые годы, - ответил Гуэйн.
- Как так?
- Я не могу использовать телевидение и даже радио, потому что у нас всего девятьсот тысяч избирателей, разбросанных более чем по сорока штатам.
- Ты прав.
- Так что расходы на телерекламу будут неоправданно высоки. У меня потрясающе фотогеничный кандидат, а я не могу этим воспользоваться. Если бы речь шла об обычных выборах, я бы потратил последний цент на телевидение, но нет, этот путь для нас закрыт. Остается только одно.
- Что же?
- Печатное слово.
- И что из этого следует?
- Есть проблемы.
- Подумаешь! Есть они и у Хэнкса.
Гуэйн вздохнул.
- Я никогда не вел печатную кампанию. Во всяком случае, не полагался только на плакаты, статьи, проспекты. У меня кандидат, за которого приятно проголосовать, соперник у нас такой, что второй раз смотреть на него не захочется, а я не могу воспользоваться этим на телеэкране. Боже ты мой!
- А чем тебя смущает печатная реклама?
- Я в нее не верю.
- Почему?
Гуэйн вновь вздохнул.
- Да кто сейчас что читает?
За три квартала от отеля "Шератон-Блэкстоун" Фред Мур попросил водителя остановиться у винного магазина. Купил четыре полупинтовых бутылки бербона "Выдержанный", две сунул в карманы пиджака, две - брюк. Вернулся к такси, сел на заднее сиденье.
- Поехали.
- Из-за этой остановки мы приедем на минуту позже, - заметил водитель.
- Пусть тебя это не тревожит, - ответил Фред Мур.
В блокноте он записал: "ПГ - 12 долларов". ПГ означало прием гостей.