Странный посетитель
Подходила к концу рабочая неделя в народном суде Восточного района. В последнее мгновение каждый спешил закончить какие-то самые срочные дела, словно стараясь отключиться от всего того, что он совершил за этот длиннющий день. Такое усилие просто необходимо. Пока ты мысленно не отодвинешься на какое-то расстояние от лиц, которые чередой прошли перед твоим взором, от целого калейдоскопа портретов, пока не забудешь все приговоры, вынесенные при твоем участии, не оставляет тебя ощущение напряженности и тревоги, где уж тут думать хотя бы о призрачном покое? Судья Хаким Садыкович направился к открытой форточке, ибо единственное окно, из которого обозревается безлюдный двор нежилого дома, его убежище, где он на короткое время остается сам с собой, в полном одиночестве. Если еще тебе удается выкурить единственную сигарету, воспрещаемую всеми земными инстанциями, начиная от супруги и кончая лечащим врачом, то это предел мечтаний. Вместе с ароматным дымом, синими кольцами исчезающим за окном, ты сам, словно на волшебных крыльях, уносишься из этого старого кабинета, главной достопримечательностью которого является видавший виды стол, чудом сохранившийся еще с прошлого века, от кипы пыльных папок, содержавших в себе, как в Книге судеб, неумолимое счастье для одних и неумолимое горе для других.
В приемной, там, за стеной, бессменный секретарь Фатыма-ханум тоже спешила завершить рабочий день. Судья знает, что в эту минуту она стоит возле зеркала и священнодействует над своими губами и кудрями. После окончания ежедневного ритуала ее головка обязательно появится в дверях:
- Я ухожу, Хаким Садыкович…
- До свидания…
Однако в этот вечер, когда вот-вот Фатыма-ханум должна была появиться в кабинете, что-то застопорилось в хорошо налаженном механизме судебной канцелярии. Тому причиной, пожалуй, стал запоздавший посетитель. Сначала за стеной шел разговор вполголоса, а затем совершенно неожиданно шепот Фатымы-ханум перешел в истеричный крик:
- Нет и нет! Я вас ни за что не пропущу!
Судья подумал: она всегда умела разговаривать с посетителями и держать себя в руках. Что же такое необычное приключилось в приемной?
Толкнув дверь, он, прежде всего, уперся взглядом в спину своей секретарши, стоявшей в воинственной позе и прикрывавшей своим телом дверь, ведущую в его кабинет. Лишь потом он перевел взгляд на мужчину; из-под шапки-ушанки на судью глядели чуть насмешливые глаза, почти что дерзкие.
- Что у вас тут происходит?
- Сам говорит, что только что освободился из тюрьмы, но не хочет сказать, зачем он к нам явился, - зачастила Фатыма-ханум, услышав голос Хакима Садыковича. - Видите ли, ему позарез необходимо поговорить с вами с глазу на глаз. Разве я могу это допустить? - Последнюю фразу она произнесла с достоинством убежденного в своей правоте человека. - Тем более я ему человеческим языком объяснила, что рабочий день у нас закончился и не может быть никакой речи о продлении приемных часов. Но он ничего не хочет признавать!
Смуглолицый посетитель не пытался перебивать ее речь. Его даже как будто в некотором роде забавлял переполох, вызванный его появлением. Он не спешил объясняться и не проявлял никакого нетерпения.
А судья в это время думал: "За пятнадцать лет, что я выношу приговор за приговором, был ли этот человек среди тех, кто переступил наш порог в качестве подсудимого?"
- У вас, конечно, неотложное дело? - спросил судья.
- Да.
- А если продолжим разговор в понедельник?
- Нет.
- Как это нет? - несказанно удивилась Фатыма-ханум. - Не хотите ли сказать, что в этом здании не судья, а именно вы назначаете дни и часы приема?
- Дело в том, что я в вашем городе лишь проездом. Кроме того, и разговора-то у меня на три минуты!
- Ну ладно, проходите! - произнес судья, размышляя о том, почему у посетителя такие дерзкие глаза, никак не соответствующие его спокойному поведению.
Заняв свое место за массивным столом, где он обычно принимал всех посетителей, судья предложил:
- Садитесь, товарищ…
Человек не назвал свою фамилию и не последовал его совету. Он как будто продолжал изучать лицо собеседника.
- Итак, я вас слушаю…
- Дело в том, как я уже объяснил, что я только-только освободился…
- Об этом вы уже говорили… Вы, наверное, пришли, чтобы я помог вам трудоустроиться?
- Нет.
- Ах понимаю, вам нужны деньги, чтобы добраться до дома?
- Нет…
Теперь судья взглянул на посетителя ничего не понимающими глазами.
- Так что же привело вас ко мне?
Посетитель сделал шаг вперед, но не стал садиться.
- Вы еще не забыли старика и его зятя, которые прошли по Восточному району… за избиение депутата?
- Как же, помню! - проговорил судья, еще не понимая, куда клонит свой разговор этот человек с наглыми глазами.
- Дело в том, что я сидел вместе с ними в общей камере. Ну, с тем стариком и его зятем. Долго мы всей камерой обсуждали ваше поведение на том процессе. И промеж себя вынесли такое постановление: что на свете остались еще честные и милосердные судьи…
- Все-таки я не могу понять, почему именно я оказался предметом вашего… постановления?
- Так вот, я объясню, в чем тут дело. Вы же могли развернуться на всю катушку, так как пострадавший - депутат, делегат и тому подобное - одним словом, должностное лицо, и не маленькое. А вы ограничились минимальным сроком…
Что оставалось сказать Хакиму Садыковичу? Принять благодарность или…
- Видите ли, товарищ, вы оказались не совсем правы, потому что не были в курсе дела… Суд, может быть, и вынес бы более суровый приговор, если бы сам пострадавший не потребовал минимальную кару. Он даже пригрозил мне, что подаст жалобу в вышестоящие инстанции, если я поведу дело не так, как ему хочется. Хотя суд и мог не посчитаться с его личным мнением, но…
- Я не понимаю, почему вы отказываетесь стать милосердным и благородным судьей?
- Потому что я не привык присваивать чужие заслуги. Я до сих пор не перестаю себя спрашивать: сумел бы я сам поступить так, как вы утверждаете, милосердно, окажись на месте пострадавшего?
- У меня нет времени и нет к тому же большой нужды выяснять, кто же из вас оказался менее жестоким. Мое дело - передать вам наше постановление. Спасибо вам и прощайте!
После того как ушел странный человек, судья невольно потянулся за второй сигаретой. Он даже не догадался спрятать ее при появлении Фатымы-ханум, тоже ревниво следившей за его здоровьем.
- Вот видите, ничего страшного не случилось.
Она не улыбнулась в ответ, даже не упрекнула его за то, что курит.
- Да, понимаю, нам всем пора домой, - проговорил судья, виновато выходя из-за стола.
- Я зашла к вам, чтобы сказать: вас ждет еще одна посетительница!
- Да ну! Может, на сегодня в самом деле хватит?
Она не удостоила его ответом, лишь пожала плечами, давая понять, что это, дескать, ваше личное дело, принять еще одного посетителя или нет.
- Да, пожалуй, на сегодня хватит, - решил Хаким Садыкович. - Скажите ей, пусть придет в понедельник!
- Я уже говорила…
- Ну и что?
- Во что бы то ни стало ей необходимо, как она утверждает, поговорить с вами немедленно. Сегодня у всех неотложные дела!
В приемной комнате судью дожидалась пожилая женщина, невзрачная на вид, одетая в дешевенькое пальто. Бросив на нее мимолетный взгляд, он невольно подумал: "Так одеваются бухгалтеры, санитарки или почтальоны".
- Вы меня простите за настойчивость, граничащую с непристойным поведением, - проговорила женщина, поднявшись навстречу Хакиму Садыковичу. - Я впервые переступаю порог судебной палаты. Меня, однако, привели сюда не личные заботы, поверьте мне.
Она засуетилась, доставая из дешевого и старенького портфеля ученическую тетрадку.
- В этой тонкой тетрадке заключена судьба человека. Я бы сказала, маленького, но отважного человека.
- Я вас слушаю. Постарайтесь вкратце изложить вашу просьбу. Не думаете же, вы, что я стану вот сейчас читать диктант вашего ученика.
- Не диктант, а сочинение!
- Пусть даже сочинение…
- Я так волнуюсь… - улыбнулась женщина. - А когда человек волнуется, всегда говорит не то, что полагается. Вы, естественно, слыхали, что дня два-три назад из лаборатории научно-исследовательского института при загадочных обстоятельствах исчезли аквариумы. Вся милиция была поставлена на ноги. Но никаких следов обнаружить не удалось. И вот мой ученик сам, по собственному почину написал о том, как и кем были похищены аквариумы. За это сам себя осуждает! Не правда ли, надо быть отважным, чтобы пойти на такое признание?
Судья, естественно, был осведомлен о чрезвычайном происшествии. По всему городу распространилась паника, когда прошел слух, что будто бы в аквариумах содержались белые мыши, зараженные бог знает какими микробами. Каждый рассказывал свою небылицу; хотя слух и не подтвердился, весь город пережил два неприятных дня.
- Почему бы вам не обратиться в милицию? - спросил судья.
- Я забыла вам сказать, что я учительница. И я плохо разбираюсь в ваших статьях и параграфах. Все дело в том, что я уже успела сообщить в милицию, а сейчас вот боюсь, правильно ли я сделала? Поймут ли они, что мой ученик поступил благородно, более того - по-рыцарски. А на вопрос, почему я оказалась в вашем кабинете, отвечу так: в свое время я голосовала за ваше избрание народным судьей…
Хаким Садыкович протянул руку за ученической тетрадкой, взволнованный тем, что услышал, и чуть не вскрикнул: на обложке стояли имя и фамилия ее владельца Азамата Сулейманова. Того самого, который живет на Последней улице.
- Хорошо, хорошо, я обязательно займусь им! - торопливо проговорил он, уже не слушая учительницу.
Голос и капитан
- Так мне и стоять под окном?
- Так-то лучше будет.
- Почему не пригласишь меня домой?
- Никто не должен видеть тебя со мной.
- Я только что видел двух мальчишек, которые вышли из ворот. Они несли аквариум.
- Мальчишки - мои хозяева.
- Зачем вызвал?
- Дело есть.
- К прошлому дорога отрезана. Я сам себя закрыл от вас шлагбаумом.
- Забыл наш закон?
- Наплевал я на твой… закон!
- Не спеши, я могу рассердиться. Зачем только ты выводишь меня из себя?
- Если я откажусь?
- Нет, ты не откажешься. Наш закон - скорый закон.
- Говори, чего хочешь?
- Завтра в час ночи мне нужны ты и твоя машина.
- Моя машина в это время стоит в гараже. А гараж закрыт на ключ.
- Меня это не касается. Ты подъедешь ровно в час.
- Ты требуешь невозможного.
- Ха! Зачем только я так часто напоминаю о законе?
Ночь-матка - не все гладко
На Последней улице ночь на двадцать третье апреля началась самым обычным образом. Борис-Кипарис ломал себе голову над тем, как бы завтра не пойти в школу. Есть, конечно, испытанный способ - сильно потереть термометр об одеяло. При таком варианте можно заказать себе любую температуру. Даже сорок два!
У Тагира, более известного под именем Физик, были совершенно другие планы: ему оставалось дочитать роман про марсиан втайне от родителей. Потому что у физиков тоже бывают несносные папаши, запрещающие ночное бдение.
Восьмиклассница Галя, знаменитая Математичка, подвивала волосы при помощи раскаленных гвоздей, чтобы выглядеть в школе королевой красоты. Тем временем Тамара принимала ванну, а Земфира зубрила стихи Тукая. Просто так, по своей охоте, без всякого задания. Так в каждой семье по-своему встречали ночь.
А в это время в доме Большого Сабира жизнь тоже шла своим чередом.
- Может случиться так, что это последний ужин, - назидательно говорил дядя Капитан, подмигивая Азамату. - Завтра, полагаю, сниму якорь. Пора и честь знать, загостился более положенного.
Самат стал отговаривать его не только потому, что так полагается, но и от всей души. Он сказал: живите сколько хотите!
Азамат промолчал. Лишь Синяк, который по обыкновению торчал здесь же, стал всячески примазываться к фронтовому другу:
- Чего спешить-то? Скоро у нас тут рыбалка открывается! Не хочешь бросать крючок в реку, рядом озера! Там руками можно ловить щуку… Не хочешь щуки, пожалуйста, карась. На Деме водятся вот такие сазаны…
"Почему Синяк жуть до чего старается?" - размышлял Азамат.
После того как они благополучно освободились от аквариумов, Азамат каждое утро с опаской выходил на улицу, ожидая, что вот-вот на заборе появится афиша о гангстерах с Последней улицы.
Ночь на двадцать третье апреля тоже как будто ничего не сулила, кроме покоя. Азамат покосился на часы, тикавшие на старом комоде. Как раз настало время, когда дядя Капитан должен подать команду: "На боковую!" Но сегодня он что-то медлил. Синяк тоже делал вид, что ему рановато еще уходить домой. Все листал книжку, совсем неинтересную. Перелистает всю и начинает снова.
Что касается Самата, то он как будто боялся взглянуть на Азамата. Все отворачивался. "Чего они от меня таятся?" - думал Азамат, поглядывая на них.
Вот дядя Капитан тоже взглянул на часы, что тикали на старом комоде.
- Тебе, Азамат, приказываю: баю-бай, - заговорил фронтовой друг, ладонью хлопнув по голенищам до блеска начищенных сапог. - Я, пожалуй, пойду напоследок прогуляюсь. Может быть, никогда больше не удастся мне побывать в Уфе. Ты, Синяк, и ты, Самат, ежели желаете, то можете топать со мною. Разрешаю, потому что вы старшие.
- А я? - насторожился Азамат. - Как хотите, но один не останусь.
- Ты ложись, так-то лучше будет, - буркнул Самат. И опять старательно прятал глаза.
"Тут что-то неладно", - подумал Азамат.
- Зачем на прогулку берете чемоданчик? - спросил он, уставившись на дядю Капитана.
- Ах да, чемоданчик! - живо ответил фронтовой друг. - Может, он нам пригодится, так как на обратном пути хочу заглянуть в магазины. На дорогу надо запастись провиантом. Хуже нет вагона-ресторана. Обычно я им не пользуюсь.
- Я тоже с вами! - упрямо произнес Азамат. Он не поверил ни одному слову гостя. Наверное, потому, что все вели себя сегодня не как обычно.
Мальчишки, не зная, что ответить, одновременно взглянули на фронтового друга. Так, наверное, поступают заговорщики. Это тоже не осталось незамеченным.
Дядя Капитан, перестав барабанить пальцем по столу, деланно улыбнулся.
- Коли так, собирайся.
Самат хотел, было возразить, но Азамат опередил его:
- Ты о себе последнее время что-то здорово воображаешь.
И тот благоразумно заткнулся.
…Было часов одиннадцать или половина двенадцатого, когда они вылезли из дому. Стояла темная ночь. Сперва шли крадучись, вдоль берега, мимо лодок, тихо-тихо звенящих цепями.
Любой шаг по шуршащей гальке отдавался по всей реке, чутко дремавшей рядом. А вдали перемигивались красные бакены с белыми, будто укоряя их: "Чего вам, полуночникам, не спится?"
Внезапно по железнодорожному мосту прогрохотал пассажирский поезд, наверное, южноуральский экспресс. Ночью было не видно: красный или белый?
Белые поезда - новинка!
- Хотите, поведу вас в сторону мусульманского кладбища, на самую верхотуру? - произнес дядя Капитан. - Если, конечно, поджилки в порядке.
- Чего нам бояться? - ответил за всех Самат. - Мы тутошние, к кладбищу привычные.
Азамат решил махнуть домой
Тропинка петляла по склону, то, пробегая мимо ветхих заборов, то, нависая над крышами домов, прикорнувших на склоне. Дядя Капитан вел свою группу гуськом, без ошибки угадывая дорожку. "Когда он сумел запомнить нашу тропку, которая ведет прямо в школу?" - думал Азамат, с трудом поспевая за старшими.
Возле школы - это на самой горе - передохнули. Рядом с ней - студия телевидения. Красные огоньки, словно драгоценные камни, убегали по высоченной башне куда-то ввысь. Почти до неба. Это чтобы самолеты не трахнулись.
А еще выше, дальше, за студией, на самой вершине, во тьме лежало мусульманское кладбище.
Дядя Капитан стоял в задумчивой позе, наверное собираясь с мыслями. Все ждали, что он скажет.
- Задумал я напоследок военную игру, так сказать, почти приближенную к условиям героической фронтовой жизни, - проговорил он. - Хочу проверить вашу отвагу. Условия тут подходящие: ночь, кладбище и так далее. Если кто трусит, пусть сразу топает домой.
Никто не повернул вспять, Азамат тоже остался, хотя он чувствовал себя в это мгновение не особенно отважным.
- Ладно, по рукам, - сказал Капитан, очень довольный. - Тебя, Азамат, оставлю тут, на улице. Пост Самата будет возле кладбища, а Синяк пройдет на самое кладбище. Я сам через часик сниму вас, как это положено карначу. Моя задача проверить: не струсил ли кто?
Все промолчали.
- К тебе, Азамат, особая просьба: если кто появится поблизости или чуть увидишь приближающуюся машину, так сразу подавай сигнал. Одним словом, свистни. Я тут же прибегу, чтобы тебя кто-нибудь ненароком не напугал или не обидел.
- Ладно, свистну.
- А ты повтори приказ. На фронте положено повторять любую команду, чтобы не вышло путаницы.
Мальчишка повторил приказание: стоять и глядеть, а в случае чего - свистнуть.
Вслед за дядей Капитаном мальчишки протрусили мимо. Азамат остался один на один с затаившейся темнотой. Страх подполз незаметно, как змея. Стали мерещиться всякие опасности. "И что меня потянуло пойти с ними? - заметался Азамат. - Что-то мне не нравится подобная игра".
С каждым мигом становилось все тревожнее.
- Чепуху городишь, мальчишка! - это он сам себе сказал.
Однако страх оказался сильнее. Он-то и повел Азамата вслед за другими. Он больше не мог оставаться один.
Хоть он и не напичкан был предрассудками, но все же кто не боится кладбища, да еще ночью? Сейчас самое главное не разминуться со своими, если же и наскочит на них, то незаметно. А у самого вот-вот хлынут слезы. Попробуй-ка в такую ночь рядом с кладбищем шагать неизвестно куда!
Внезапно он услышал какой-то шумок. От страха чуть не помер.
Собрав весь запас спокойствия, он начал осторожно продвигаться дальше. Сердце работало на четвертой скорости, словно, казалось, вот-вот выскочит и покатится. Вот до чего он перетрусил!
Сперва Азамат увидел на фоне ночного неба силуэт человека, сидящего на заборе телестудии, и оттого чуть не обомлел от испуга. Если бы, конечно, не услышал голоса дяди Капитана: "Давай действуй!" - то определенно дал бы деру.
"Свои! - обрадовался он. - Чего они, интересно, на забор полезли?"
И вдруг тень перемахнула через высоченную стену.
И все же Азамат много бы дал, чтобы узнать, почему солгал фронтовой друг. Ведь он обещался продвигаться до самого кладбища, а застрял тут же, совсем рядом, возле ограды телестудии.
Уязвленный тем, что дядя Капитан что-то от него утаил, Азамат обиделся и принял смелое решение: махнуть домой! Там, у себя, когда они вернутся, он спросит: чего, мол, обманули?
Однако ушел не сразу. Сперва даже хотел свистнуть, как уговорились при тревоге, но передумал.