- Сложно сказать. - Либерман затянулся, выпустил дым и посмотрел на кончик сигары. - Зависит от развития событий и от того, как поведет себя Лисецкий. Вообще-то он трусоват и вступаться за других не привык. Своя рубашка ему всегда поближе к телу. Но, как я понимаю, в бизнесе Храповицкого он увяз по уши. Вместе со всем своим семейством. Так что когда заваруха начнется, Егорушка вполне может побежать в президентскую администрацию. Жаловаться на Матрехина. И скорее всего, с деньгами. Разумеется, не со своими, а с храповицкими. Благо, как ты уверяешь, их у Храповицкого достаточно. И тут уж, Ефим, придется идти лоб в лоб. Кто больше!
- Но ведь у тебя же там есть свои люди?
- Мои люди работают у меня, - возразил Либерман, морща нос. - А в президентской администрации сидят люди президента. И в отличие от нас, бедных бизнесменов, берут и с тех и с других. И с Либерманов, и с Жидоморовых. Это называется политика. А уж что они там, в конце концов, решат: кого на нары, а кого на "Трансгаз", - одному Богу известно. Ох, Ефим, втянул же ты меня, безответного, в авантюру!
Чтобы скрыть обуревавшие его противоречивые чувства, Гозданкер схватил бокал с вином и сделал несколько поспешных глотков. К еде он так и не притронулся. Либерман смотрел на него с насмешливым любопытством.
Гозданкер промокнул губы салфеткой, вытер ею пот со лба и выдохнул.
- Я пойду до конца! - объявил он сдавленно.
- Тогда за конец, - улыбнулся Либерман. - Надеюсь, он будет счастливым.
И поскольку Либерман в рот не брал спиртного, он поднял бокал с минеральной водой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
- Ты серьезно? - возбужденно переспрашивал Храповицкий в трубку. - Что, уже и дату назначил? Ну, наконец-то! А в какое время? Понял! - в порыве усердия он даже привстал из-за стола, хотя его собеседник на другом конце провода не мог этого видеть. - Пропуск будет на проходной? Отлично! Есть! Уже записал! - Не опускаясь в кресло, он что-то торопливо черкнул в лежавшем перед ним еженедельнике. - Буду как штык! А потом сразу к тебе. Если ты не возражаешь, конечно. Доложу о результате. Примешь? Ну, спасибо. Заодно и приглашение передам на конкурс красавиц. Ты, надеюсь, не забыл? - На его лице появилась сладкая улыбка. - Ну, как же без тебя? Ты у нас почетный гость! Главный красавец!
В кабинет вальяжно вплыла его секретарша Лена, но он, состроив зверское лицо, злобно замахал на нее руками, и она поспешно ретировалась. Виктор, Вася и я продолжали наблюдать за представлением.
- Даже не вздумай ничего заказывать! - захлебывался Храповицкий. - Я лично тебя встречу и лично отвезу в отель! Конечно, мне удобно. При чем тут вообще мое удобство!
Эта готовность начисто забывать о собственном удобстве и полностью растворяться в заботе об окружающих была тем более примечательна, что толпа наших директоров уже около часа томилась в коридоре. Ожидая, когда Храповицкий закончит делиться с нами впечатлениями о своих приключениях в Москве и вспомнит о том, Услышав дежурную шутку, Лена фыркнула. Ответа от нее не требовалось. Храповицкий просто демонстрировал ей свое расположение.
- Ну, так отпускать народ или нет? - настаивала она.
- Гони эту шайку в зал совещаний, - велел Храповицкий. - Скажи, мы сейчас придем.
- И еще к вам Пахом Пахомыч рвется, - надменно добавила Лена, поправляя свои огромные очки. - Уверяет, что по срочному делу.
Храповицкий откинулся в кресле и потянулся.
- Пахомыча пошли подальше, - распорядился он. - Знаю я его срочные дела! Замучил с этой своей налоговой проверкой.
Лена вышла, усмехаясь. Я нисколько не сомневался, что она с наслаждением объявит Пахом Пахомычу при всех остальных директорах:
- Владимир Леонидович велел послать вас подальше! Храповицкий перевел на меня глаза, в которых плясал огонек азарта.
- Я, наверное, тебя с собой к Вихрову возьму, - решил он. - А то мне одному скучно лететь.
Потребность быть окруженным толпой была неотъемлемой частью его характера. Он вообще не мог оставаться один. Думаю, если бы его заперли в комнате без охраны и женщин или, на худой конец, без меня, он бы умер через пятнадцать минут в невероятных мучениях.
Я кивнул, хотя не испытывал особой радости от подобного применения моим скромным способностям в нашем обширном хозяйстве.
Его настроение злого спортивного веселья передалось и Виктору.
- А я, наверное, Ваську уволю, - сообщил он. - Чтоб под ногами не путался. А то мне тоже охота пользу принести.
- Я тебя сам уволю! - огрызнулся Вася, не терпевший подобных шуток над собой. - Тоже мне начальник нашелся! Ты хотя бы одеваться прилично научился!
Он брезгливо покосился на мышиный пиджак Виктора и поправил нарядный платок в нагрудном кармане своего щегольского костюма. Если бы руководителей выбирали по их манере одеваться, то у Виктора, по сравнению с Васей, не было бы ни одного шанса. Но победил бы все равно Храповицкий. Поскольку из нас четверых он единственный был в кожаных штанах.
- Чучело огородное! - сердито буркнул Вася в сторону Виктора.
Виктор встал, широко, на деревенский лад, расставил ноги, демонстративно сунул руки в карманы потертых джинсов и окинул Васю насмешливым взглядом.
- Это я на твоей двери велю написать вместо твоей фамилии, - пообещал он. - Когда Вовка на "Трансгаз" уйдет, а я в этом кабинете засяду. И заставлю тебя мне чай таскать. Вместо Лены.
Отвечать на подобную угрозу Вася счел ниже своего достоинства, а может быть, просто не нашелся. После этого обмена репликами наши планы на ближайшее будущее окончательно прояснились.
3
- Ну что, граждане начальники, - задиристо начал Храповицкий, поглядывая на сидевших за длинным овальным столом директоров, - рассказывайте, как вы тут воровали в мое отсутствие.
Расположившийся рядом с ним Виктор добродушно ухмыльнулся. Директора льстиво захихикали, из чего можно было заключить, что в его отсутствие воровали все много и успешно. Предстоявшее Храповицкому повышение не было секретом для наших сотрудников. Его нетерпеливо предвкушали. Всем, от главного бухгалтера до уборщицы, почему-то казалось, что еще совсем немного, и для нашего холдинга начнется новая жизнь, полная веселья, праздников и богатства. Это состояние всеобщей эйфории в немалой степени подогревалось прессой, которая начиная с лета писала о Храповицком исключительно восторженно.
Сейчас, видя, что шеф находится в прекрасном расположении духа, директора догадывались, что мы у цели. Они переглядывались и многозначительно подмигивали друг другу.
Храповицкий вел совещание оживленно, не цепляясь к ним, как это часто бывало в последнее время, когда накопившееся в нем раздражение выплескивалось волнами незаслуженных разносов.
Во время скучного повествования главного инженера о плачевном состоянии нашего оборудования, взгляд Храповицкого случайно упал на Пахом Пахомыча. Все время совещания тот единственный сидел мрачнее тучи, нахмурившись и уставясь в стол. Погруженный в свои тягостные переживания, он не замечал, что портит праздничную картину и что попал в опасную сферу начальственного внимания.
- Кстати, - бесцеремонно перебивая главного инженера, усмехнулся Храповицкий, - некоторые из наших сотрудников, запутавшиеся в своих махинациях, сеют панику в рядах честных тружеников. Пугают нас полицейскими наездами. - Он замолчал, выдерживая паузу.
Кто-то из сидевших рядом с Пахом Пахомычем пихнул его в бок. Тот вздрогнул, вскинул глаза, наткнулся на грозный взгляд Храповицкого и испуганно замер.
- Я хотел по одному вопросу... - забормотал он. - Здесь у меня... Тут, в общем... - Он сбился и замолчал с открытым ртом.
Храповицкий еще секунду подождал.
- Если кто-то что-нибудь понял в данном сообщении, то прошу мне перевести, - попросил он.
Все с готовностью засмеялись.
- Поскольку, в отличие от Пахом Пахомыча, я не привык общаться с помощью блеяния, - продолжал Храповицкий, - то довожу до вашего сведения следующее. На прошлой неделе в самолете я виделся с генералом Лихачевым, возглавляющим налоговую полицию области. Вы слушаете меня, Пахом Пахомыч? Очень хорошо. Значит, я могу продолжать? Спасибо. И не трясите, пожалуйста, головой, а то у вас там что-то скрежещет. Из нашей беседы с генералом, продолжавшейся около часа, я понял, что на предприятии Пахом Пахомыча идет обычная проверка, не имеющая отношения к нашему холдингу и не направленная против Пахом Пахомыча лично. Об этом разговоре, кстати, я поставил в известность губернатора области Егора Яковлевича Лисецкого. Вы слышали о таком, Пахом Пахомыч?
Директора снисходительно улыбались в сторону Пахом Пахомыча.
- Я... это... - с трудом выдавил из себя Пахом Пахомыч.
- Хорошо, что вы "это", - одобрил Храповицкий. - Я уже опасался, что вы "того".
Последовал взрыв всеобщего хохота.
- Одним словом, генерал мне пообещал, что проверка закончится в ближайшее время. - Храповицкий посмотрел на календарь и заключил: - Буквально не сегодня завтра.
- Она уже закончилась, - натужно проговорил Пахом Пахомыч. Это была первая членораздельная фраза, произнесенная им за время сегодняшнего совещания.
- А что ж ты сидишь как мешок? - возмутился Виктор. - Водку тащи! Угощай нас!
Все опять засмеялись.
- Так против меня уголовное дело возбудили, - еле слышно произнес Пахом Пахомыч, шаря по карманам.
Все затихли в один миг. Как-то сразу стало не до шуток.
- Какое уголовное дело? - переспросил Храповицкий, не понимая.
- За мошенничество, - пробормотал Пахом Пахомыч, совсем потерявшись. - Да вот же!
Он наконец извлек из кармана какую-то мятую бумажку и с виноватым видом через стол передал ее Храповицкому.
Храповицкий брезгливо повертел ее в руках, пробежал взглядом и сразу насупился.
- "По результатам проверки возбуждено уголовное дело, - в мертвой тишине жестко прочитал он. - По факту мошенничества..." Ничего не понимаю, - признался он.
Он поднял глаза и оглядел директоров одного за другим. Все пятьдесят человек затаив дыхание смотрели на него, не отрываясь. Никто из них тем более Ничего не понимал.
Храповицкий стиснул зубы.
- А что ж ты, дурак, раньше молчал? - грохнув кулаком по столу, рявкнул он на Пахом Пахомыча. - Что ж ты мне только сейчас эту дрянь суешь?
- Я хотел перед совещанием зайти, - залепетал Пахом Пахомыч. - Мне сказали, что ты... что вы велели мне идти подальше...
Никто даже не улыбнулся. Храповицкий вспыхнул.
- Баран! - прошипел он. Но уже в следующую секунду он взял себя в руки. Он понимал, что подчиненные ждут его реакции, что каждое его слово, сказанное здесь, будет многократно повторяться и обсуждаться.
Он демонстративно пожал плечами.
- Думаю, кто-то из людей Лихачева проявил неуместное рвение, - холодно произнес он. - Захотел погреть руки. Срубить с нас деньжат к ноябрьским праздникам. Кстати, дело, как здесь сказано, возбуждено по факту. Это означает, что оно ведется не против Пахом Пахомыча. То есть ему нечего опасаться.
В молчании присутствующих облегчения не чувствовалось. Слова Храповицкого никого не убедили. Все понимали, что Пахом Пахомычу есть чего опасаться. И, скорее всего, не ему одному. Храповицкий предпринял последнее усилие.
- Что ж, придется звонить губернатору, - вздохнул он. - Не буду вас задерживать. Все свободны.
4
С совещания директора расходились перешептываясь, озадаченные и растерянные. Впрочем, настоящего испуга никто еще не испытывал. Конечно, известие о возбуждении уголовного дела против одного из нас было неожиданным и на редкость неприятным. Но все же Храповицкий являлся главным промышленником области, личным другом и партнером губернатора. У него были связи в Москве, и ему предстоял новый карьерный взлет. Если называть вещи своими именами, он был хозяином губернии.
С какой стати налоговая полиция вдруг из-за угла наскакивала на одного из близких ему людей, да к тому же его родственника? Неужели они полагали, что это сойдет им с рук? Как-то не верилось, что за этим стоит генерал Лихачев, который на публичных мероприятиях обнимался с Храповицким так искренне, что все считали их товарищами. Лихачев меньше всего походил на террориста-смертника, а Храповицкий - на того, кто оставляет без ответа оскорбительные выходки.
Общее мнение склонялось к тому, что кто-то из сотрудников налоговой полиции зарвался, но шеф быстро всех одернет и поставит на место.
Что до меня, то я не разделял убеждения в нашей неуязвимости. Именно поэтому я не последовал за Храповицким в его кабинет, а отправился к себе. Вряд ли он сейчас был бы рад моему присутствию. Никто нас не раздражает так, как свидетели наших ошибок, о которых нам всегда хочется забыть как можно скорее.
Часа полтора я возился с бумагами, когда в моем кабинете возникла Оксана, чья безупречная секретарская выправка служила вечным укором моей безалаберности.
- Прошу прощения, что отрываю вас, Андрей Дмитриевич, - как-то сбивчиво проговорила она.
Почувствовав что-то новое в ее тоне, я поднял глаза. На ее обычно невозмутимом лице читалось замешательство.
- Кажется, у нас что-то происходит!
- Что происходит? - спросил я машинально.
- Обыск, - пролепетала она неуверенно.
Это слово явно было новым в ее лексиконе. Оно было из другой жизни, не имевшей ничего общего с ее размеренным благополучием.
Я выронил ручку и вытаращился на нее.
- Что значит - тебе кажется? - поинтересовался я. Оксана замялась. Она была в смятении и не знала, как себя вести.
- Мне только что звонили из бухгалтерии, - заговорила она, теребя пуговицу своего строгого пиджака. - В здание ворвались какие-то люди с автоматами. В масках. Говорят, человек тридцать или даже больше. Все административное крыло оцеплено. Оттуда никого не выпускают. Хозяйничают. Наверное, скоро к нам придут, - прибавила она, передернув плечами. - Я звонила в приемную Храповицкого, чтобы выяснить что-то подробнее. Но Лена... В общем, она ничего толком не сумела мне объяснить. Она в шоке. Знаете, я первый раз в жизни слышала, как она плачет... Короче, кошмар какой-то.
Недослушав, я выскочил из кабинета. Я не знал, что предпринять, но на месте оставаться не мог.
Коридор был полон народу. Но привычной деловой суеты не наблюдалось. Высыпав, как и я, из своих кабинетов и разбившись на группки, люди нервно топтались, курили и негромко переговаривались. Дамы держались так, словно произошло внезапное и непоправимое несчастье. Слышались ахи и охи. Одна пожилая женщина плакала. Мужчины пытались бодриться. Кто-то даже шутил. Но в основном на лицах был написан страх и недоумение. Пара чужаков, оказавшихся у нас случайно в разгар происшествия, с жадным интересом прислушивались к разговорам, пытаясь что-то понять.
В свое время я выдержал несколько серьезных ссор с Храповицким по поводу своего нежелания перебираться в административное крыло. Мне нравилось быть в отдалении от начальства: такое расположение сохраняло иллюзию моей независимости. На этом этаже располагались аудиторы, юристы и снабженцы. Они-то и толпились сейчас вдоль стен.
Мимо меня, с выпученными глазами, звучно топая каблуками, пронеслась молодая полная бухгалтерша из административного крыла, прижимая к груди стопку бумаг. Я догадался, что она побежала прятать документы.
Взволнованная начальница аудиторского отдела метнулась ко мне, как будто увидела во мне свое спасение. От испуга ее глаза отчаянно косили, а тонкие губы дергались.
- Андрей Дмитриевич! - истерически выкрикнула она. - Да что ж это такое творится?!
Я и сам не знал, что творится и что ей ответить.
- Убирайте все документы! Все лишнее, срочно! - бросил я, стараясь сохранить уверенный вид. И быстрым шагом двинулся к лестнице.
По понедельникам этаж, где располагались кабинеты Храповицкого и партнеров, был забит теми, кто ожидал у них приема. Но в эту минуту он был совершенно безлюден, если не считать двух дюжих парней в камуфляже и черных масках. С оружием наперевес они стояли в противоположных концах коридора. Их лиц я не видел, но выражение глаз в прорезях мне не понравилось.
- Куда? - коротко спросил меня один из них, преграждая мне дорогу.
- Юрист холдинга! - быстро ответил я.
К моему удивлению, этого оказалось достаточно. Он молча отступил в сторону, пропуская. Вероятно, запрет касался лишь выхода из здания. Вход пока оставался свободным.
Я распахнул дверь в приемную Храповицкого, влетел внутрь и обомлел. Зрелище, представшее моим глазам, было потрясающим.
На паркетном полу, широко разбросав ноги и закинув руки за голову, ничком валялись двое любимых охранников Храповицкого. От их обычной вальяжности и самоуверенности не осталось и следа. Распластавшись, они лежали не шевелясь и, похоже, не дышали. Черные пиджаки задрались, открывая белоснежные рубашки, вспученные над брюками, широкие ремни и пустые кобуры, из которых уже были изъяты пистолеты. Рядом с поверженными телохранителями стояли два автоматчика, направив на них дула оружия.
За столом сидела секретарь Храповицкого Лена. Я даже не сразу ее узнал. Ее лицо было заревано, в красных пятнах и в подтеках туши. Она сняла свои очки и, зябко ежась, беспокойно терла салфеткой стекла. Ее подслеповатые голубые глаза беспомощно хлопали ресницами, взирая на осквернение ее неприступной обители.
Я сделал шаг в сторону кабинета.
- Вход воспрещен! - крикнул один из автоматчиков, грузно вставая на моем пути. - Нельзя туда, ясно?!
- А ты меня пристрели, - предложил я, двигаясь прямо на него.
- Тебе что, жить надоело? - рявкнул он, толкая меня в грудь прикладом.
- Еще как! - ответил я и, тараня его, дернул ручку двери за его спиной.
Он упустил момент для удара. Теперь бить было поздно. Мы стояли вплотную друг к другу, и он обдавал меня запахом чеснока и пота. Просунув руку за его спину, я рванул дверь на себя. Она хлопнула его по спине, он качнулся вперед, падая на меня. Я увернулся и ринулся в узкое пространство между дверьми. По счастью, вторая дверь открывалась внутрь.
Я уже успел повернуть ручку, но тут, видя, что удержать меня уже не удастся, автоматчик предпринял последнее усилие и повис у меня на плечах, обхватив за шею. Он был здоровым парнем и весил килограммов на двадцать больше меня. Сгибаясь под его тяжестью, я продвинулся еще, но не удержался на ногах. Пыхтя и матерясь, мы ввалились в кабинет и рухнули на пол.