Жажда смерти - Кирилл Шелестов 21 стр.


- Какие проблемы? - встревоженно спросил он.

- Строителей хороших не можем найти, - пожаловался Боня. - Набрали стройплощадок, центровых, а строить некому. Шабашников-то, конечно, полно. Чурок всяких. А зачем нам чурки? Нам чурок не надо. - Он еще пожевал и кивнул. - Да. Нам надо по последнему слову техники. Чтобы ух!

Он потряс в воздухе кулаком.

- А что вы строить собрались? - насмешливо поинтересовался Виктор.

Боня видел, что Виктор не верит ни одному его слову. Это был трудный клиент. Хуже всего было то, что в дуэте с Пономарем он играл первую скрипку.

- Смежные производства, - небрежно ответил Боня. Он вел беседу так, словно она его не очень занимала.

Просто пришел человек после работы и делится надоевшими ему проблемами.

- Запчасти будем выпускать для Автозавода. - Он наклонился к Марине. - Да ты ешь, ешь. Вон осетрины возьми. С хреном. Любишь хрен-то?

Он вновь ущипнул ее и захохотал, будто в восторге от сказанной сальности. Марина залилась румянцем и легонько ударила его по руке.

Виктор и Пономарь переглянулись.

- Что-то я не вкурил насчет производств, - подозрительно протянул Виктор. - Какие запчасти?

- Ну, для тачек, - пояснил Боня, удивляясь его непонятливости. - Мы же договор с Автозаводом подписываем. Будем им запчасти поставлять. Сами-то они не справляются. Заодно и сборку на себя возьмем. Не всех, конечно, моделей. А самых ходовых. "Восьмерки", там, "девятки". "Десятки", опять же, пора на конвейер ставить. Главное, чтобы Березовский вперед нас не влез. Вот аферюга, мама родная! У вас, кстати, на его людей выходов нет?

У Пономаря брови полезли наверх. Боня говорил так уверенно, что даже Виктор, кажется, заколебался.

- А на заводе готовы с вами такой контракт подмахнуть? - продолжал он каверзные расспросы в надежде поймать Боню.

- Нет, конечно! - жуя, хмыкнул Боня. Ловушки Виктора он обходил с легкостью. - На фиг мы им сдались? Им и без нас хорошо. Делиться никто не любит. А только куда они денутся? К ним же президент в ноябре приезжает. На юбилей. Речь будет толкать. Руководство завода собирать. Губернатора, там, мэра. Момент больно удачный. Близкие наши в Кремле пообещали, что он там этот вопрос поднимет. Они же в нашей схеме тоже участвуют. По полной программе! А чего, вы думали, они стараются, землю носом роют? Просто так, что ли?

Ни Пономарь, ни Виктор до этой минуты не знали, что президентская администрация роет носом землю, чтобы отдать часть завода Владику и Боне. Ответить им поэтому было нечего.

- И выходит, что ж, завод против президента полезет? - добивал их сарказмом Боня. - Так, что ли?

- А Владик мне ничего об этом не говорил, - пробормотал Пономарь ошарашенно.

Виктор сверлил Боню взглядом, пытаясь понять, есть ли в его словах хотя бы крупица правды или все это является наглым вымыслом.

- Как не говорил? - Боня в ужасе перестал жевать и откинулся на спинку стула. - Правда, что ли? Нет, честно? Блин, опять проболтался! Ну что за язык у меня! Помело поганое! Сколько я уже через это попадал! Отрежут когда-нибудь!

Он с досадой хлопнул себя кулаком по колену и, высунув язык, демонстративно покусал его, словно наказывал этот не подвластный ему орган.

- А ведь в натуре! - вспомнил он, пораженный. - На той неделе клялся Владику, что пока не подпишем, никому ни звука! Ну что я за лошина! Как пасть открою - беда.

И Боня поспешно выпил.

- А ты не заливаешь? - в упор спросил Виктор, не сводя с Бони острого подозрительного взгляда.

В нем все еще ощущалась враждебная отчужденность. Но Боня чуял, что тот уже тоже повелся. И решил закрепить успех.

- Мы бы вообще этот завод под себя забрали, - доверительно поведал он. - Так уж между нами. Если уж у нас такой базар пошел. С близкими нашими в Кремле я тему обозначил. Ну, вы поняли, с кем, да? Давайте, говорю, входите в половину. Выставляйте его на аукцион. На залоговый. Ваш ресурс, наши бабки. Денег-то у нас во! - он провел рукой по горлу. - А чего? Миллионов за тридцать весь завод оторвать! Плохо, что ли? Да это, считай, на всю жизнь кормушка. Еще правнукам останется. Они, конечно, не против. Двумя руками "за". Но там одна фигня есть, - он вздохнул и сокрушенно покрутил головой. - Короче, попросили дать время.

- А чего ждать-то! - возбудился Пономарь. - Если такое можно провернуть, надо срочно браться!

- Президент пока не готов, - опять вздохнул Боня. - Говорит, надо подумать. Может, говорит, я его под себя заберу. Этот Автозавод. Под зятя. Ну, под Окулова. Чтобы в одних руках и "Аэрофлот" был, и завод. Дочка ему так подсказала. У ней же своя логика. Я уж все как есть говорю. Потому Ельцин и приезжает, что посмотреть хочет личными глазами.

Про зятя Боня вставил специально, зная, что ничто не придает такого правдоподобия, как детали, относящиеся к родственным связям. Получалось, что Боня сведущ в семейных секретах президента. Виктор и Пономарь подавленно молчали, размышляя над услышанным.

Нарочно не замечая их состояния, Боня не спеша доел, выпил еще и поднялся.

- Ну что, пойдем, поплаваем? - бодро предложил он.

- Ты иди, - кивнул ему Пономарь. - А мы минут через пять подтянемся.

На сей раз тон Пономаря был дружелюбным. Он явно потеплел.

- Да хватит вам о делах! - укорил Боня. - Жить-то когда?

И не теряя времени, он подхватил Марину и устремился вниз по лестнице.

- Что скажешь? - озадаченно спросил Пономарь у Виктора. - Врет, по-твоему? Пургу гонит?

- Черт его знает, - Виктор почесал в затылке. - В целом, конечно, врет. Горбатого лепит. Но что-то, может, и правда.

- Как будем поступать? Виктор еще подумал.

- Про завод я вообще-то не очень верю, - начал рассуждать Виктор. - Кто их туда пустит! Лисецкого вон который год уже посылают. А он как-никак губернатор.

Там Березовский всем заправляет. Туда не залезешь. Но дело не в этом. Меня тут другое пугает. Боня же не от себя говорит. Он, как попугай, чужие слова повторяет. Значит, Владик сейчас настроился на производство. А производство, Саня, - это задница. Туда сколько денег ни засаживай, ничего назад не получишь. В России еще никто на производстве и рубля не заработал. Уж мне-то можешь поверить! У нас вся нефтянка в убыток. Вот если бы они с помощью своих московских связей в госбюджет залезли или там с международными кредитами мухлевали, я бы еще подумал. А так нет. - Он сжал губы и помотал головой. - Надо их переориентировать. Срочно.

- Ну давай, я Владику скажу, - предложил Пономарь с облегчением. В интонации Виктора уже не слышалось прежней категоричности. - Меня-то он послушает.

- Мать за ногу! - воскликнул Виктор сердито. - Не знаю, как поступить! Вот нутром чую, что надо бабки забирать!

- Ну, две недели-то ничего не решат, - урезонил его Пономарь. - Давай еще чуток подождем. Посмотрим, чем приезд президента закончится.

Виктор насупился, повертел в руках ломтик колбасы и зачем-то посмотрел его на просвет.

- Ладно, - решил он. - Две недели ждем.

- Это правильно, - повеселев, одобрил Пономарь. - Сколько терпели, а тут всего ничего осталось. А с Влади-ком я прямо на днях переговорю. Заодно предупрежу его насчет твоей доли. Так, на всякий случай. Чтоб не как снег на голову.

- Почему только моей? - встрепенулся Виктор. - А свою что, оставишь, что ли?

Пономарь помедлил, прежде чем ответить.

- Я в любом случае подожду, - тихо проговорил он. - Ты тогда рискнул. С Вовой. А я сейчас хочу попробовать. Мне почему-то кажется, что выгорит.

Если бы Боня слышал их разговор, он бы собою гордился. Ему удалось удержать их на крючке. Или, во всяком случае, добиться передышки.

4

В половине девятого вечера, ругая себя, я подъезжал к ресторану "Дон Карлос". В машине охраны лежали два букета роз: для Насти и для Дианы. Я твердил про себя, что только посижу недолго и сразу уеду.

Я не очень понимал, что со мною творится, и от этого чувствовал себя отвратительно. Мне не нужна была Диана. Я искал и хотел другую. Которую убили. Которой больше не было. Не существовало. Диана была чужой, принадлежала чужому и мне совсем не нравилась. Но почему меня так тянуло еще раз обмануться этим случайным, мимолетным сходством? Вдохнуть знакомый запах и ощутить забытый ломящий жар? Даже думая об этом, я начинал волноваться, как мальчишка.

На лице Гоши, сидящего рядом со мной в машине, явственно читалось недоумение. С тех самых пор, как я велел ему купить цветы, он терялся в догадках, кому они предназначены. Я не просил его послать за кем-нибудь из моего списка и не назначал встречу Ольге с ее подопечными.

"Дон Карлос", как выяснилось, размещался в подвале трехэтажного старого дома, в центре города. Весь узкий переулок состоял из таких купеческих домов, когда-то, наверное, роскошных, но не знавших капитального ремонта последние лет сто пятьдесят. Впрочем, поскольку улица не освещалась, сейчас, в темноте, их запущенность не бросалась в глаза.

Я пропустил громыхавший трамвай, пересек дорогу и подъехал ко входу. Машин у входа было совсем немного. Вероятно, владелец "Дон Карлоса" не собирался устраивать шумную презентацию, а стихийные посетители о ресторане еще не знали.

- Смотрите, а тут уже и этот парень из "Золотой нивы", - встрепенулся Гоша. - Ну, у которого вы сегодня были. Вон его джип стоит. Черный "эксплорер".

- Мы с ним договаривались, - пробормотал я, паркуя машину.

Видимо, услышав что-то в моем голосе, Гоша посмотрел на меня внимательнее.

- Так мы с ними встречаемся? - осведомился он.

- Я встречаюсь, - поправил я, не спеша выходить, хотя охрана уже стояла у моей двери.

Гоша подумал и озадаченно покрутил головой.

- Вот уж не думал... - начал он и прервался.

- Что ты не думал? - вскинулся я.

Я все-таки сильно нервничал и легко раздражался.

- Да что вам эта девушка понравится, - договорил Гоша и состроил удивленную мину. - Нет, я, конечно, ничего против не имею. Может, она человек хороший, все такое. Но вы обычно как-то поглавнее выбираете...

- Ты о ком говоришь?

- Ну, об этой, с веснушками. Которую вы из казино выводили.

Он явно имел в виду Настю.

- Ты ошибаешься, - невесело усмехнулся я.

- Ага! - протянул Гоша. - Теперь ясно! Так вы на другую нацелились? С которой тот парень, из "Нивы", был. Понял!

Лицо его на мгновенье прояснилось. Потом снова посуровело.

- Тайком ее отсюда увозить будем? - деловито поинтересовался он. - Или драку устроим?

- Что ты несешь? - возмутился я. - Я не собираюсь никого увозить!

- Рассказывайте! - хмыкнул Гоша. - А то я вас не знаю! Я просто спросил, чтобы заранее наших ребят предупредить.

Я почувствовал себя так, словно он поймал меня на месте.

- Ничего ты не знаешь! - раздраженно бросил я. - Ты ошибаешься.

Я закурил сигарету, но сделал это не с того конца. Она вспыхнула, и я поспешно швырнул ее в окно.

- Ты ошибаешься! - злобно повторил я.

И резко тронулся с места. Моя охрана еще несколько секунд стояла на улице с озадаченными лицами, затем бросилась по машинам.

- И впредь оставляй свои дурацкие домыслы при себе! - посоветовал я Гоше.

Некоторое время он молчал.

- Цветы тоже себе оставить? - осторожно поинтересовался он наконец.

- Жене подаришь! От себя и от меня.

Мне все еще было стыдно. Но я уже чувствовал облегчение.

5

- Не могу больше! - в отчаянии замотал головой Храповицкий, и капли пота с его черных курчавых волос разлетелись в стороны. - Жарко!

- А ты терпи, терпи! - уговаривал губернатор. - Мы же договорились, что первый заход на пятнадцать минут. Еще две минуты осталось!

С полчаса назад они закончили играть в теннис и сейчас сидели в парилке, пропитанной запахом эвкалипта, экстракт которого губернатор добавлял в ковшик, перед тем как плеснуть воду на раскаленные камни. Храповицкий был красный как рак и тяжело дышал открытым ртом. Пот струился с него ручьями, так что возле его ног на деревянном полу образовалась лужа. Губернатор, тоже мокрый, покрытый розовыми пятнами, но еще полный сил, сидел на полке, подстелив под себя полотенце, и посмеивался, довольный, что сумел превзойти своего более молодого друга.

Вообще-то теннис губернатор не очень любил. Во-первых, приходилось много бегать, что Лисецкому с его избыточным весом и начинавшейся одышкой было не так-то просто. Во-вторых, спортивная форма теннисиста ему не очень шла. Майка слишком обтягивала объемный живот, а безволосые голени в кроссовках и носках выглядели для его полного тела слишком худыми и старческими.

Обычно, перед тем как выйти на корт, губернатор несколько минут недовольно крутился перед зеркалом. Его злило, что худой и поджарый Храповицкий выглядел на корте эффектно и носился по площадке как угорелый, не уставая. Даром что курил.

Но деваться от этого тенниса было некуда. С легкой руки президента игра вошла в моду в правящих кругах, и теперь в теннис увлеченно резались все, даже те, кто отродясь не отличал мяча от ракетки. Лисецкому, разумеется, нужно было идти в ногу со временем, и два раза в неделю он тренировался на закрытом корте в загородном парке.

Порой он мстительно думал, что когда станет президентом (если, конечно, станет), то непременно внедрит в Кремле какой-нибудь уж совсем экзотический вид спорта. Вроде восточных единоборств. И посмотрит, как неуклюжие министры, стараясь ему угодить, будут после работы пыхтеть на ковре, отрабатывая броски и захваты.

Корт, на котором встречались Лисецкий и Храповицкий, официально арендовала областная администрация, но туда разрешалось приходить только губернатору и тем, кого он приглашал с собой. В дни губернаторских визитов директор корта и директор загородного парка обычно оставались на месте после работы, чтобы быть под рукой, если губернатор вдруг о них вспомнит. Но губернатору было не до них.

В этих тренировках было, правда, одно маленькое преимущество: теперь Лисецкий мог не ходить в спортивный зал к Храповицкому, где тот чувствовал себя хозяином, а принимать Храповицкого у себя. Что ненавязчиво расставляло акценты.

После игры они обычно парились в бане. И здесь Лисецкий, опытный парильщик, брал реванш. Ему нравилось мучить спортивного Храповицкого, заставляя того изнывать от жара.

Не сводя помутневшего взгляда с песочных часов, Храповицкий еле дождался, пока истекли положенные две минуты, и опрометью кинулся из парилки. Губернатор, похохатывая, просеменил за ним следом в небольшую, но удобную комнату отдыха с диванами и телевизором, и облачился в махровый халат.

- Ну и мастер вы париться! - воскликнул Храповицкий не то с досадой, не то с восхищением. Он обтерся полотенцем, тоже накинул халат, плеснул в стакан воды и принялся пить жадными глотками.

- Стой! - крикнул Лисецкий так, что Храповицкий вздрогнул и пролил воду себе на подбородок. - Стой! Нельзя пить. Нам еще второй заход в парилку предстоит. Ты знаешь что? Лучше возьми-ка лимон.

- Да я не люблю лимоны, - попытался оказать сопротивление Храповицкий.

- Бери-бери! - не терпящим возражений тоном приказал губернатор. - Режь напополам. Так. Засовывай половинку в рот. Вот так. И нечего кривиться. Полезная вещь. В Европе все лимоны едят. А теперь жуй. Тридцать два раза надо прожевать. Сколько зубов, столько и надо жевать.

Гримасничая, как цирковой клоун, Храповицкий с отвращением давился лимоном. Лисецкий не отрываясь наблюдал за ним и считал вслух.

- Ну вот, теперь другое дело, - заметил он, когда Храповицкий, закончив самоистязание, проглотил лимон и жалобно посмотрел на губернатора.

- Лихачева я вызвал на понедельник, - сообщил Лисецкий деловито.

Он знал, насколько эта тема болезненна и важна для Храповицкого. Поэтому нарочно не затрагивал ее весь вечер, хотя Храповицкий несколько раз и порывался это сделать.

- Решил не встречаться с ним раньше. Хочу понять, откуда у этой истории ноги растут.

Храповицкий едва удержался, чтоб не выругаться. Начиная с понедельника, сразу после обыска, он непрерывно упрашивал губернатора немедленно вызвать к себе Лихачева и осадить того как следует. И каждый раз губернатор обещал всыпать зарвавшемуся генералу по первое число. Нынешние слова Лисецкого означали, что, вопреки своим заверениям, он еще ничего не предпринимал.

Внутри у Храповицкого все кипело. Но, не обнаруживая переполнявшего его раздражения, он сухо заметил:

- В таких делах промедление может слишком дорого обойтись. Мы целую неделю теряем. Эту машину трудно сдвинуть с места, зато когда она разгонится, остановить ее почти невозможно. Лихачев всех своих следователей на это дело бросил. Да еще запросил группу в ОБЭП и отделе по борьбе с организованной преступностью. Против нас уже целая армия.

- Остановим! - криво усмехнулся Лисецкий. - И не таких останавливали. Тут ведь, Володя, тонкий момент. Я губернатор. Первое лицо в области. Значит, разговор я должен провести так, чтобы эта возня против тебя прекратилась раз и навсегда. Правильно?

Храповицкий молча кивнул.

- А раз так, то все карты должны быть у меня на руках. Необходимо собрать информацию. В том числе и о самом Лихачеве. Вытащить всю его подноготную. Ты, между прочим, свою службу безопасности к этому тоже подключи. Пусть роют по неофициальным каналам. Дети, любовницы, имущество. Ищите слабые места. За ним наверняка полно грехов водится. А то вдруг он упрется? Что с ним прикажешь делать? Бить мне его, что ли? С должности снять я его не могу. Тогда управу искать на него только в Кремле. А там законы волчьи.

Пустившись в рассуждения, Лисецкий забыл, что несколько минут назад запретил Храповицкому пить воду перед вторым заходом в парилку. Губернатор налил себе полный стакан и выпил его мелкими глотками. Храповицкий посмотрел на него с завистью, но не сказал ни слова.

- Поговорю с ним, - продолжал губернатор. - Сначала спокойно, обстоятельно. Пойму, чем он дышит. А главное, от кого заказ: только ли от Гозданкера, или Лихачев уже и в Москве согласовал.

- Может быть, и в Москве, - кивнул Храповицкий. - У своего начальства. Мне, кстати, на это прокурор намекал.

- На что он намекал? - вскинулся Лисецкий. - Откуда он знает?

- Он думает, что это против вас копают. Хотят на подступах отстрелять перед президентскими выборами.

Повторяя слова прокурора, Храповицкий надеялся подхлестнуть губернатора, превращая затеянное генералом Лихачевым против Храповицкого дело в личный выпад против Лисецкого. Однако реакцию своего собеседника он рассчитал не до конца.

- Да что он вообще понимает в политике! - вспылил Лисецкий. - Он, видишь ли, думает! Козел старый! Вот отправлю его на пенсию, пусть там и думает. Тоже мне аналитик! Рассуждать еще берется. А у самого в голове кроме соломы - только опилки. Я, кстати, сегодня с "Русской нефтью" разговаривал. С Либерманом. - Лисецкий начал успокаиваться. - Он мне звонил по одному вопросу. Клянется, что ни сном ни духом к этому скандалу непричастен.

- Да разве он признается! - хмыкнул Храповицкий.

Назад Дальше