- Я не собирался предлагать вам деньги, - торопливо принялся оправдываться Храповицкий. - Я думал...
- Это здорово, - перебил Калошин. - Правильно. Значит, я по дружбе должен вам помочь? Как товарищ товарищу? Дружба, она дороже денег! Как это все-таки искренне! Как по-русски. И люди-то ведь какие за вас просили! Ваня Вихров. Гроза ресторанов. Пол-Москвы в клочья разнес. Хороший человек, душевный. Папа его, знатный газовик! Гордость Родины. Оба - патриоты. Оплот и надёжа. Умрут, а не выдадут. А что папа собрался весь "Газпром" себе отхватить, слыхали? За девяносто миллионов долларов. Как вам сумма? Нравится? Вообразите, главное национальное достояние за девяносто миллионов! Вот так запросто. Зашел в магазин, увидел и купил. Между прочим. Гулять - так гулять! А Россия, значит, подыхай! Кому она Нужна, Россия-то! Не верите? А я вам могу его проектик показать. Я хоть его и зарубил, но храню. Как память. Губа не дура, да? Вы бы, наверное, тоже не отказались? Да я бы и сам, знаете ли, поучаствовал. Наскреб бы где-нибудь по такому случаю. Занял бы. Да вот у вас бы и занял. Хорошие у вас друзья, Владимир Леонидович из Уральска. Далеко вы с ними пойдете. Если вас не остановят. Да что ж вы стоите, как школьник на экзамене? - спохватился он. - Вы садитесь, садитесь.
Чувствуя себя именно школьником, безнадежно провалившим экзамен, Храповицкий поплелся назад к столу и опустился на свое место. Он не понимал, что происходит. Голова его шла кругом.
4
Судья дала о себе знать примерно через час после моего с ней разговора.
- А сразу нельзя было по-человечески все сделать? - ворчливо начала она. - Я же, кажется, доходчиво объяснила...
Внутри у меня все кипело, но я постарался не выдать себя.
- Извините, - произнес я сквозь зубы. - Произошло недоразумение.
- Что-то голос у вас странный, - заметила она. - Не заболели часом?
- Простуда, - ухватился я за подсказку. - Продуло где-то.
- А это потому что вы без шапки ходите! - с укором воскликнула она. - Не думаете о здоровье! Я в вашем возрасте тоже дура была. В нейлоне на свидания бегала. А толку! Все равно развелась потом.
- Я не бегаю в нейлоне на свидания, - ответил я.
- Хоть на это ума хватает, и то молодец! - одобрила она. - А шапку все равно надо носить!
- Буду носить, - пообещал я сдавленно.
- И шарф тоже, - не унималась она.
Я пообещал носить и шарф. В эту минуту, если бы она потребовала, я бы согласился и на валенки.
- А насчет этих документов... ну, вы поняли, да? Даже не думайте меня убедить! - добавила она категорично. - Не было никакого недоразумения. Просто Немтышкин у вас жулик. Я уж давно догадывалась. Проверить хотела. Вывела его наконец на чистую воду. На порог больше его не пушу! Пусть только сунется, подлец, по другим делам.
В другое время я бы, возможно, разделил ее радость по поводу разоблачения Немтышкина. Ноя ни на секунду не мог забыть, что торжество правосудия обойдется несчастному Пахом Пахомычу в лишние сутки на нарах.
- А с человеком как быть? - спросил я довольно нервно.
- Да что вы так переживаете? - фыркнула она. - Ну, завтра я его отпущу. Чай, не умрет за день. Подумаешь! Не волнуйтесь. Все будет хорошо.
И она положила трубку.
Я с шумом выдохнул и упал в кресло. Как бы там ни было, но вопрос с Пахом Пахомычем все-таки можно было считать решенным. Теперь оставалось только одно. Правда, главное. Я все еще не получил известий от Храповицкого.
5
Калошин скривил губы и потеребил бороду.
- Итак, вам хотелось бы, чтобы я переговорил с Матрехиным? - раздельно выговаривая слова, напрямую спросил он.
- Я был бы вам очень признателен, - Храповицкий судорожно сглотнул.
Калошин не ответил, думая о своем.
- Давайте взглянем на эту проблему иначе, - предложил он наконец.
Храповицкий не знал, как смотреть на эту проблему иначе как с позиции ее немедленного разрешения, но кивнул, выражая свою полную готовность.
- Представьте, я пойду вам навстречу, - опять заскрипел Калошин. - Остановлю Матрехина. Что, заметьте себе, совсем не просто. Поскольку, если его шарашка в вас вцепилась, значит у его шарашки есть в этом деле свои интересы. Не на пустом же месте такую активность развернули! Значит, Матрехин уже за это получил. И немало. Но, допустим, мне это удастся. Положу я конец всему этому безобразию, как вы выражаетесь. Вытащу вас. И наживу в лице Матрехина злейшего врага. А завтра президенту доложат, что Калошин вступился за некоего Храповицкого, хорошего честного парня. Из Уральска. У которого есть один недостаток. Забывчив он очень. Забыл он заплатить налоги. А на эти сэкономленные средства финансирует своего друга, губернатора Уральской области Лисецкого. Тоже очень хорошего парня. Он ведь вам друг, не правда ли? Как и Ваня Вихров. Даже ближе. И идеи у него шире. Ваня-то готовился один только "Газпром" отхомячить. А этот повыше метит. Надумал президентом России стать! Ни много ни мало. А Бориса Николаевича куда-нибудь подальше отправить. Как вы думаете, понравится эта мысль Борису Николаевичу? Поблагодарит он меня за помощь вам?
У Храповицкого перехватило дыхание. Теперь он наконец-то понял, куда гнул Калошин. Почему он так встретил Храповицкого и за что подвергал порке. Все дело было в Лисецком и в его проклятых неуемных амбициях.
Сейчас Храповицкий уже точно знал, какой ответ его здесь ожидает. И хотя отказ Калошина был сам по себе ужасен, еще ужаснее было то, что после этого отказа Храповицкому уже никто на свете помочь не мог. Это был полный крах. Гибель. На лбу у него выступила испарина.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, он начал привставать из-за стола, опираясь на крышку руками. Ноги его не слушались.
- Но Лисецкий совсем не друг мне! - пролепетал он, бледный как мел. - Он губернатор. Начальник, так сказать. Он в свои планы меня не посвящает...
Он отчаянно посмотрел на Калошина и наткнулся на насмешливый, беспощадный взгляд стеклянных глаз. Этот взгляд ясно говорил, что Калошину было все известно. Запираться дальше, хитрить и вилять было бесполезно.
Храповицкий собрался с духом.
- Я реалист, - сказал он, пытаясь подчинить себе свой охрипший голос. - Практик. К праздным фантазиям отношусь отрицательно. Но если я начну ссориться с губернатором, высказывая ему свое мнение, то не смогу заниматься своим основным делом.
- А какое у вас основное дело?
- Мое дело - деньги зарабатывать, - просто ответил Храповицкий.
- Хороший ответ, - усмехнулся Калошин. - Откровенный. Значит, за надежность вашего губернатора вы отвечать не желаете?
- Не желаю, - подтвердил Храповицкий.
Он ощутил, что тон Калошина начал неприметно меняться.
- Я ни за кого отвечать не желаю, - прибавил Храповицкий. - Кроме как за себя.
- Ну, а если он все-таки пойдет? - в упор спросил Калошин.
Храповицкий снова сел в кресло и выпрямился.
- Я его не поддержу, - ответил он твердо.
- Не поддержите или будете на нашей стороне? - дожимал Калошин.
Отступать Храповицкому было уже некуда.
- Я буду на вашей стороне, - пообещал он потупясь.
- Против Лисецкого? - вколотил последний гвоздь Калошин.
- Против Лисецкого, - эхом откликнулся Храповицкий.
Калошин хмыкнул.
- Хорошо, - наконец кивнул он. - Хорошо.
Он потер переносицу. Лицо его немного оттаяло. Храповицкий почувствовал себя лучше.
- А с другой стороны, знаете, что я думаю, Владимир Леонидович? - добродушно спросил Калошин.
- Что? - с надеждой взметнулся Храповицкий.
- Я думаю, что если посадить вас, то и не надо будет гадать, на чьей вы стороне. Само собой все решится. Разве не так?
В Храповицкого словно выстрелили. Он дернулся и скрючился на стуле с почерневшим лицом. Калошин опять разразился дребезжащим смехом.
- Да успокойтесь, - видя его реакцию, утешил Калошин. - Это я так. Как говорит Борис Николаевич, для разрядки. Нельзя вас сажать, Владимир Леонидович. К сожалению Матрехина и вашему большому везению. Не из-за ваших друзей нельзя, а из-за ваших врагов. Коммунисты вокруг этого шум на всю страну поднимут. Коррупция! Грабеж! Мы вас посадим, а они всю заслугу себе припишут. Нам перед выборами такие страсти не нужны. К тому же, вас посади, а другие богатеи вроде вас перепугаются. Передел собственности! Добивают ударников капитализма! Топчут завоевания демократии! Караул! Побегут к коммунистам договариваться. Вот ведь что получается. Так что придется вам помогать. Хочешь не хочешь. Нет у меня выбора.
Храповицкий стиснул пальцами виски и закрыл глаза. Калошин играл с ним, как кошка с мышью: выпускал на мгновенье, прыжком настигал и снова душил. Храповицкий уже был не в состоянии терпеть эту пытку дальше. Он держался как мог, из последних сил.
- Кстати, Владимир Леонидович, - вернул его к действительности Калошин. - Вот вы ни за кого ручаться не хотите. А кто мне за вас поручится? За вас самого?
- У вас на руках мое уголовное дело, - глухо отозвался Храповицкий, не отрывая ладони от лица. - Вы же его читали. Если сочтете нужным, сможете открыть его в любую минуту. Никто вам не помешает.
До него вновь донеслось невыносимое блеяние Калошина.
- Это точно, - подтвердил глава президентской администрации. - Никто не мешает.
Храповицкий заставил себя посмотреть в его сторону. Калошин как-то совсем развеселился. Даже подмигнул.
- Вихров-то в вашей истории на "Русскую нефть" грешит, - заметил он уже более доверительно. - Считает, что они эту возню затеяли. Он, впрочем, их вообще не любит. А сами-то вы что думаете?
- "Русская нефть", - согласился Храповицкий медленно. Жизнь постепенно возвращалась к нему. - Хотя Ума не приложу, где я им дорогу перешел.
- Да, может, и не переходили вовсе, - многозначительно заметил Калошин. - Может, и не в вас тут проблема.
- А в ком же? - поднял брови Храповицкий. Калошин не ответил.
- Дайте мне разобраться, - уклончиво проговорил он. - Есть у меня кое-какие соображения по этому поводу. Попробую что-нибудь предпринять.
Когда Храповицкий уже был в дверях, Калошин окликнул его:
- А Лисецкого вы, значит, пустым фантазером считаете? - осведомился он с любопытством. - Выдумщиком?
Храповицкому уже было не до Лисецкого. Он не мог оставаться здесь ни минутой дольше.
- В целом да, - устало обронил он.
- Ну, значит, до настоящей драки с ним не дойдет, - подвел итог Калошин. - Значит, легким испугом он отделается. Ну, и то ладно.
6
Телефон зазвонил только после обеда. Я схватил трубку.
- Алло? - сказал я, но ответа не последовало. Вместо этого до меня донесся обрывок разговора.
- Да нет, - настойчиво убеждал кого-то Храповицкий. - Никакой он не уголовник. Просто у парня было трудное детство. Рано осиротел, в детдоме воспитывался. Отсюда и манеры такие: ест руками, чавкает, на пол плюет, не моется. Словарный запас ограниченный. Женщин под столом за коленки хватает.
- Ты о ком? - осторожно поинтересовался я, впечатленный нарисованным портретом.
- Ой! - притворно спохватился он. - Я и не знал, что ты слушаешь! Да я тут за тебя заступаюсь. Ленке доказываю, что не такой уж ты грубиян, как кажешься.
Даже в эти полные волнений дни Храповицкий старался не нарушать графика встреч со своим гаремом и по очереди брал своих женщин в Москву. Во время деловых переговоров они дожидались его в машине, а награждались за терпение совместным походом по магазинам, ворохом купленной одежды, золотыми безделушками и обедом в модном ресторане.
Причем если он летел с одной, то, считая свой супружеский долг выполненным, ночевать ехал к другой.
Я расслышал смех Лены и ее писк: "Я этого не говорила!" Судя по всему, они ехали в машине. Приглушенно играла музыка.
- Говорила-говорила, - заверил меня Храповицкий. - Просто она не думала, что я тебе передам. Еще она сказала, что ты алкоголик и бабник. И что дурно на меня влияешь.
Такого рода привычные розыгрыши означали, что он находится в превосходном настроении.
- Судя по всему, встреча прошла удачно, - предположил я, удержавшись от соблазна охарактеризовать в ответ безупречные манеры Храповицкого.
- Нормально прошла, - согласился он как-то неопределенно. - Прослушал я развернутый доклад про судьбы Родины. Кстати, ты не знаешь, почему, когда мне начинают рассказывать о судьбах Родины, у меня возникает предчувствие, что с меня потребуют никак не меньше лимона? Подозрительный я какой-то стал.
- Обычное явление в старости, - утешил я. - А жадным ты был всегда.
- Да, - вздохнул Храповицкий. - Выходит, правильно, что я Ленку послушался и тебя с собой не взял. А то бы ты к его секретарше пристал. Она, кстати, страшная и толстая. В твоем вкусе. Изнасиловал бы ее. Мне кажется, он бы обиделся.
- Да можешь ты толком сказать, до чего вы договорились? - заорал я.
Помня о том, что наши телефоны прослушиваются, мы оба избегали называть имя Калошина.
- На столе бы изнасиловал, - резвился Храповицкий. - Пожилая, между прочим, женщина. Мать семейства. А мне потом расхлебывай. А без тебя мы с ним очень Даже мирно посидели. Все обсудили. Короче, он обещал помочь.
- Ну, слава Богу! - воскликнул я с облегчением.
Тяжкий груз наконец-то свалился с моих плеч. Вмешательство Калошина автоматически означало конец наших злоключений.
- Там, правда, момент один был неприятный, - замялся Храповицкий, на мгновение оставляя шутливый тон. - Скользкая тема возникла. Впрочем, ладно. Не буду по телефону. Потом расскажу. Ты только не напивайся сразу! Меня подожди. Я сейчас к Ване заскочу, поблагодарю - и на самолет. Кстати, что там с нашим терпилой?
Так он теперь именовал Пахом Пахомыча.
- Перенесли на завтра. Но дали слово все решить.
- А почему не сегодня?
- Потом объясню, - ответил я, не желая входить в подробности по телефону.
- Завтра - тоже неплохо, - подумав, согласился Храповицкий. - Он, помнится, все похудеть мечтал. Может, теперь получится.
- Какой ты заботливый! - не удержался я.
- Тоже заметил? - подхватил он. - Я вообще с детства животных люблю. С собаками вожусь, тебя вот пытаюсь чему-то научить. Ленку дрессирую. Ай! Ты что дерешься? Я же в хорошем смысле.
Эта реплика была обращена не ко мне. Он был вне пределов моей досягаемости.
- Егорушку нашего он, между прочим, не больно жалует.
- Не он один, - хмыкнул я.
- Это потому что вы нетерпимые, - притворно заступился за губернатора Храповицкий. - Тяжело мне с вами.
Заезженная пластинка про храповицкое мученичество была мне до оскомины знакома.
7
В конце рабочего дня, ближе к семи, Плохиш и Сырцов сидели в кабинете директора одной из принадлежавших Плохишу забегаловок, неподалеку от железнодорожного вокзала.
Плохиш предпочитал не распространяться на стороне о своих забегаловках. Он их немного стеснялся. Храповицкому и его компании Плохиш неизменно демонстрировал свое пренебрежение к подобным заведениям и именовал их не иначе как "тошниловками". Но дорогих ресторанов упорно не открывал, считая это невыгодным. Клиентура в его кафешках была самая заурядная: шумные студенты, подвыпившие хвастливые ларечники и вульгарные девушки. Здесь не давали на чай, не предъявляли претензий к качеству блюд, зато знакомились между собой легко, напивались быстро и даже танцевали. Так что столы никогда не пустовали.
Но втайне свои забегаловки Плохиш любил. Во-первых, они приносили ему хороший доход. На круг выходило не меньше сотни тысяч долларов в месяц. Это не считая проституток и вокзальных "кидал", которые, ошиваясь здесь, платили Плохишу за крышу. Во-вторых, в своих "тошниловках" Плохиш отдыхал душой от каждодневного напряжения. Тут он был хозяином, и ему не нужно было притворяться и заискивать, как он это делал, общаясь с губернатором или Храповицким.
Он с удовольствием заскакивал сюда, наводил порядок и беззлобно покрикивал на туповатых, нерасторопных официанток, работавших за мизерную плату. Те испуганно таращили на него глаза, но продолжали все делать невпопад.
Кабинет, откуда Плохиш шугнул директора, чтобы остаться с Сырцовым с глазу на глаз, был тесный, с желтыми грязноватыми обоями, пропахшими тяжелыми запахами кухни. Кондиционер не работал. Сырцов задыхался и поминутно вытирал вспотевший лоб. На столе перед ними стоял коньяк и заказанные Плохишом шашлыки, на которые Сырцов, мучимый язвой желудка, взирал с отвращением. Из общего зала доносился нестройный шум голосов.
В отличие от Плохиша, чувствующего себя как рыба в воде, Сырцов сильно нервничал и машинально постоянно озирался.
- Да что ты шугаешься? - не выдержав, насмешливо бросил ему Плохиш. - Никто нас здесь не засечет.
- Да у меня уже привычка выработалась, - оправдываясь, проговорил Сырцов. - Сам знаешь, что в последние дни происходит. Я тебе документы принес.
- Давай-давай, - оживился Плохиш.
- Вот здесь - еще два постановления, - Сырцов протянул Плохишу бумаги, аккуратно подшитые и разложенные по папкам. - Три я отдал твоим ребятам в понедельник.
Плохиш открыл папки и полюбовался на оттиски печатей.
- Вот спасибо! - обрадовался он.
- Остальные подпишу завтра или, в крайнем случае, на той неделе, - продолжал Сырцов. - Итого семь стройплощадок. Как ты просил.
- Сколько я тебе за все про все должен? - спросил Плохиш.
- В сумме двести пятьдесят, - ответил Сырцов несколько обиженно.
Сам он никогда не забывал цифр, и подобные вопросы ему не нравились. В них ему чудилось желание сбить цену. Он и так брал с Плохиша меньше обычного.
- Мы же с тобой определились по деньгам, - проворчал Сырцов. - Ты сам цену назвал. Сотню твои парни отдали. С тебя еще полтораста.
- Да я разве хоть слово против сказал? - развел руками Плохиш. - Могу завтра рассчитаться, могу сейчас сотню отдать. Как лучше? Мне сегодня пацаны привезли, и тут ты как раз позвонил. Я и взял с собой на всякий случай.
В финансовых вопросах Сырцов не любил откладывать на завтра то, что можно было получить сегодня.
- Давай сейчас, - согласился он. - А полтинник завтра забросишь.
Плохиш достал откуда-то из-под стола мятый пластиковый мешок, раздувшийся от денег, и поставил на стул рядом с Сырцовым.
- А это что? - удивился Сырцов. - Почему такой огромный?
- Да тут мне русскими деньгами напихали, - беспечно пояснил Плохиш. - Не успели на доллары поменять. Даже не пересчитали толком. Сказали, сотка. По курсу. Ты там сам проверишь, если какой-нибудь мелочи не будет хватать, скажешь мне, я добью.
Сырцов заглянул в мешок и укоризненно покачал головой. Деньги лежали кучей. Крупные купюры мешались с мелочью. Некоторые были в пачках, но большая часть - россыпью.
- Да какая разница? - заметив его реакцию, удивился Плохиш. - Ну, если хочешь, я тебе завтра или край послезавтра все баксами привезу.
- Да ладно уж, - отмахнулся Сырцов. Ему стало жалко расставаться с деньгами. - Рубли тоже пригодятся. Не везде же долларами принимают. Одного только не понимаю, как можно так с деньгами обращаться! А у тебя сумки хоть нет поприличнее?
- Найдем! - засуетился Плохиш. - Щас у официантов спросим.
- А то за мной ведь следят, - пояснил Сырцов морщась.