"Муллой" между собой они называли Рифата Назимова, который возглавлял небольшую общественную организацию с пышным титулом "Евразийский союз мусульман". Этот "Евразийский союз" Лисецкий надеялся влить в свою будущую партию, о чем и вел с Назимовым переговоры.
Они поднялись на второй этаж, где в просторной комнате за светлым пластиковым столом уже дожидалось несколько человек. Лисецкий обошел всех, поздоровался за руку, скинул пальто на спинку свободного стула и занял почетное место во главе стола. Баранов втиснулся рядом, справа от губернатора. Несколько стесняясь своих габаритов, Баранов сутулил широкие плечи и наклонял голову.
- С чего начнем? - задорно спросил Лисецкий, обводя взглядом собравшихся.
Чтобы не расхолаживать штабистов, он не рассказывал им о плане договориться с президентом о своем выдвижении в качестве его спарринг-партнера. Избирательную кампанию они должны были подготовить ему с нуля, так, как если бы он шел один, без всякой административной поддержки.
- Давайте с партий! - тут же подал голос непоседливый Киршбаум, отвечавший в штабе за идеологический фронт.
Киршбаум был из тех юрких личностей, которые вечно крутились в правительстве, Государственной думе и Совете Федерации. Он был ровесником Лисецкого, седовласый, болтливый, читал в Московском университете лекции по социологии и уверял, что перешел к губернатору прямо от Ельцина, который без советов Киршбаума давно бы загнулся, как и Горбачев.
- С партий так с партий! - одобрил Лисецкий.
- К нам готовы примкнуть еще либеральные социалисты и христианские демократы, - с воодушевлением заговорил Киршбаум. - Они официально зарегистрированы. Говорят, что есть отделения в регионах. Я лично встречался с руководителями. Нормальные ребята. Вполне вменяемые. Просят по сотне сразу и последующую помощь. Мне кажется, разумные условия. Будут принимать участие во всех наших мероприятиях. За это они денег не требуют. Им ведь тоже важно засветиться...
- Сколько всего у нас набирается? - спросил Лисецкий.
- Уже четырнадцать партий и общественных организаций, - самодовольно ответил Киршбаум. - Как только мы объявляем о создании "Голоса регионов" с вами во главе, они, соответственно, начинают в прессе и на местах кампанию в нашу поддержку.
- Да какие-то уж они больно маленькие! - с сожалением заметил Баранов и покрутил над столом своими огромными ручищами. - Не разглядишь их. Прямо карлики.
Кто-то из журналистов засмеялся.
- Смех смехом, а очень даже мощный блок получается! - обиженно возразил Киршбаум.
Лисецкий улыбнулся.
- Насчет карликов ты зря, - добродушно заметил он Баранову. - Надо же с чего-то начинать. Четырнадцать партий - это звучит. А там, глядишь, подтянутся и те, что побольше. Демократы, например. Может, и Черномырдин примкнет, когда нашу силу почувствует. А какая ему, в сущности, разница? Я готов сохранить ему Должность премьер-министра.
- Ну, так что мне им отвечать? - спросил Киршбаум.
- Скажи, что мы в принципе не против, - с важностью отозвался Лисецкий. - Но надо мне самому увидеться с руководителями. Ну и поторгуйся там. Может, цену собьешь немного.
- На десять процентов - реально их опустить, - подтвердил Киршбаум.
Баранов бросил на него мрачный взгляд. Он был уверен, что половину от названной суммы Киршбаум зарядил от себя.
- Что у нас с поездкой? - повернулся Лисецкий к Баранову.
Тот не спеша подвинулся и открыл заранее приготовленную папку с бумагами.
- Значит, вылетаем пятнадцатого ноября. Возвращаемся двадцать шестого. Итого получается одиннадцать суток. - Баранов докладывал по-военному четко. - Будем в девяти областях. В среднем выходит по одному дню на область. Захватываем Сибирь, Красноярский край, Якутию и Север. Вот список членов делегации. Двадцать семь человек.
- Оставь, я потом посмотрю, - заметил Лисецкий, откладывая список в сторону.
- А мы в самолете разместимся? - вдруг певуче спросила Машенька.
Она была единственной представительницей женского пола в этой комнате, училась на пятом курсе факультета психологии МГУ. Лисецкому ее рекомендовал Киршбаум в качестве имиджмейкера. И губернатор принял ее на символический оклад, больше из-за красивой внешности. Машенька помогала Лисецкому укладывать волосы перед телевизионными передачами и подсовывала какие-то брошюры с советами о том, как одеваться для телевидения. Он все собирался закрутить с ней роман, но как-то не выдавалось свободной минуты. К тому же Машенька была, на его вкус, толстовата.
- Да там в три раза больше народу разместится, - снисходительно ответил Баранов. - Мы же с нашего Уральского авиационного завода самолет берем. Они для президента Калмыкии "Ил-86" по спецзаказу переделывали. Здоровая машина. Еще не отдали. Мы на нем первыми полетим.
Лисецкий вспомнил, что в самолете, о котором говорил Баранов, есть персональная спальня с душем, опять посмотрел на Машеньку и подумал, что жену в эту поездку можно будет и не брать. Обойдется.
- Администрации областей договоренности подтвердили, - говорил между тем Баранов. - Встретят нас. Разместят. Залы для ваших выступлений они нам выделят. С местными телеканалами мы уже созвонились. Все покажут. Расчет на месте. Наличными.
- А народу-то много придет? - с некоторым беспокойством спросил Лисецкий. - Я имею в виду, на мои выступления.
- Наши люди на местах обещают человек по пятьсот нагнать, - ответил Баранов. - Если бы местные администрации помогли, можно было бы и больше собрать. Но они, честно говоря, не больно рвутся.
- Понятное дело! - саркастически хмыкнул Лисецкий. - У нас каждый губернатор себя президентом России видит. Поэтому и поддерживать меня не спешат. Из зависти. С главами их парламентов и то легче договориться. Те простые ребята, без закидонов. Их наш Щетинский обрабатывает. Водку в Совет Федерации ящиками возит. Губернаторы к тому же еще Бориса Николаевича боятся, - прибавил он пренебрежительно. - Так что придется маскировать цель поездки, ничего впрямую не говорить. Я буду выступать как член Совета Федерации, от бюджетного комитета.
- Это плохо, - вмешался в разговор Дружинин. Дружинин и Киршбаум не переносили друг друга на дух. Дружинин был бородат, молчалив, категоричен, имел две кандидатские степени: по философии и истории, стриг Длинные волосы "под горшок" и не выпускал изо рта трубки, даже когда не курил. Непонятно, как он вообще оказался в штабе либерала Лисецкого. Он был знаменитостью в узких кругах русских патриотов. Писал статьи в малотиражные газеты соответствующего направления и издал пару книжек про будущее величие России в геополитике.
Поскольку величия России в ближайшей геополитической перспективе не просматривалось, Дружинин выпивал.
Начав работать на Лисецкого, Дружинин пристроил в штаб и своего собутыльника по фамилии Топорков, которого он выдавал за журналиста и который на самом деле подвизался в нескольких изданиях в качестве корректора. Впрочем, отовсюду был неизменно увольняем за пьянство и скандалы.
- Это очень плохо, - убежденно повторил Дружинин.
- Что плохо? - сразу нахохлился Лисецкий.
- Что маскироваться придется, - отрезал Дружинин. - Ельцин - это уже история. Политический труп. И выступать вам нужно как его оппоненту. Как человеку, который поведет за собою Россию. Объединит ее национальной идеей.
Лисецкий задумчиво насупился и поджал губы. Роль спасителя России ему, конечно, нравилась. Но национальные идеи его пугали. Да и открыто критиковать президента он не решался.
- Мысль, конечно, правильная, - медленно заговорил он. - Но преждевременная. Во-первых, избирательная кампания еще не началась. И я еще не зарегистрирован как кандидат в президенты. Но тут даже есть свои преимущества. Как член Совета Федерации я могу интересоваться нуждами регионов. А как действующий губернатор я буду рассказывать об успехах нашей области. Мы вон огромный аграрный проект начали. По голландскому образцу.
- Народ это не поймет! - прошепелявил неряшливый мужчина с испитым, ожесточенным лицом, какое бывает у людей, чье высокое мнение о себе не находит понимания у окружающих. Это и был Топорков. - Слишком сложно.
У Топоркова отсутствовали передние зубы, и когда он говорил, то проглатывал часть звуков и брызгал слюной. Он всегда садился подле Дружинина и во всех спорах держал его руку. Лисецкий оглядел Топоркова и брезгливо поморщился.
- Чего не поймет? - грозно уставился на Топоркова Баранов, которому не нравилось, что кто-то осмеливается спорить с Лисецким.
Топорков бросил взгляд на его тяжелые кулаки, лежавшие на столе.
- Голландию не поймет, - прошепелявил он, но уже без прежней непримиримости.
- А ты сам-то был в Голландии? - наседал Баранов.
- Не был, - признал Топорков, пытаясь сохранить достоинство. - Я в Болгарии был. Но Голландия русскому человеку не подходит.
- Это не Голландия тебе не подходит! - обрубил его Баранов. - Это ты ей не подходишь. Там работать надо, а не водку пить. Народ, тоже мне! Ты, что ль, народ? А чего ты здесь сидишь? Иди вон, в поле попаши, если ты народ.
Видя, что лицо Баранова потемнело, Топорков пришипнулся и предпочел промолчать. Лисецкий дождался, пока Топоркова осадят, после чего счел своим долгом за него вступиться.
- Ну, что ты на человека наседаешь? - добродушно заметил он Баранову. - Он же свое мнение высказывает. У нас тут дискуссия. Может же быть у него свое мнение?
- Пусть он свое мнение в вытрезвителях высказывает! - отрезал Баранов, все еще недружелюбно косясь на Топоркова.
- Про средства массовой информации рассказать? - напомнил Киршбаум.
Он радовался перепалке и своей деловитостью спешил закрепить победу над поверженным русским крылом.
- График на следующий месяц мы подготовили. В плавном режиме, как вы и говорили: одно выступление раз в две недели по центральным каналам. И одна публикация в неделю в федеральных газетах. Ребята статьи уже написали, - он кивнул в сторону сидящих в конце стола журналистов.
- Новости, новости нам нужны! - вздохнул Лисецкий. - Народ только новости и смотрят.
- В новостях они больше всего берут, - почесал в затылке Баранов. - Одна минута стоит почти столько же, как полчаса в этих ток-шоу, или как они их там называют.
- А куда же деваться? - развел руками Лисецкий. - Свобода слова. Рынок.
3
- Извините за опоздание! - раздался от двери мягкий вкрадчивый голос с легким татарским акцентом. - Застрял в пробке.
В комнату вошел смуглый молодой человек приятной наружности с тонкой черной бородкой и такими же усиками, в тюбетейке и расшитом длинном халате, накинутом поверх черного костюма от Валентино. Это и был Рифат Назимов.
- Здравствуйте, здравствуйте, - легонько поклонился он всем и отдельно, чуть глубже - Лисецкому. - Еще раз простите, что прерываю.
- Ну, что хорошего скажете, Рифат Вагапович? - задиристо повернулся к нему Лисецкий. - Решились вы наконец к нам присоединиться, или все еще думаете?
- Пока еще думаем, - кивая и улыбаясь, ответил Назимов. - Хотел вот послушать, чтобы лучше понять. Цели, так сказать, и задачи.
- Смотрите, не опоздайте, - буркнул Лисецкий, подавляя раздражение. - А то наш поезд уйдет. Другие вон рвутся. Мы ведь не всех принимать будем.
- Так это маленькие партии, - вежливо улыбнулся Назимов. - А мы - большие.
- Это в каком месте вы большие? - недружелюбно бросил ему Баранов. - Денег потому что больше других просите?
- Кстати, какая тема сегодняшней передачи? - поспешно проговорил Лисецкий. Он опасался, что Баранов своей грубостью испортит ему проделанную дипломатическую работу.
- Федеративное устройство и национальный вопрос, - откликнулся Киршбаум. - Там солидная публика собирается. Гайдар будет выступать. Верховный муфтий, - он стрельнул глазами на Назимова, давая тому понять, что в мусульманском мире есть лица и повыше него. - Из губернаторов Титов будет. Из Саратовской области.
- Из Самарской, - недовольно поправил Лисецкий.- Вечно их с Аяцковым путают! Уж лучше бы Аяцков был. Тот, конечно, тоже болтун, но в нем хоть чванства поменьше. Я Титова терпеть не могу. Павлин самодовольный. А сам меня во всем копирует. Идеи у меня ворует. Даже галстуки стал покупать, как у меня. Он только себя и слушает. Как заведется - не остановишь. Он мне слова сегодня не даст сказать.
- Даст, - возразил Баранов. - Мы с ведущим все согласовали.
- А о чем мне говорить-то? - спохватился Лисецкий. - Вы мне текст заготовили?
- А как же? Обижаете, - Киршбаум протянул Лисецкому страницы с отпечатанным текстом. - Вот, пожалуйста, ваши тезисы. Полная самостоятельность всем регионам. Свободные экономические зоны.
- Суверенитет им и Ельцин обещает, - нахмурился Лисецкий. - Тут я ничего нового не скажу. А надо, чтобы я запомнился. Раз я на такое дело иду, у меня образ должен был ярким. Лозунг мне необходим убойный. Слоган.
Лисецкий блеснул новомодным словечком.
- А чего тут думать-то? - вмешался Баранов. - Лисецкий - наш президент! Вот и лозунг.
Журналисты невольно заулыбались.
- Хороший ты человек, Миша, - заметил ему Лисецкий. - Но уж больно простодушный. Если бы все так легко решалось, зачем бы мы здесь сидели?
- А я и не знаю, чего мы здесь сидим, - упрямо ответил Баранов. - Вот взять, например, и нанять в агитаторы распространителей "Гербалайфа". Они же все что угодно людям втереть умеют. Клиентура у них своя. Платить им за каждую голову. Пусть один агитатор по десять тысяч избирателей гарантирует. Им это раз плюнуть! А чтобы не мухлевали, военных к ним приставить. Военные за ними следить будут. И победа гарантирована! А по Деньгам, знаете, какая экономия выйдет? Я уже считал...
- А что, неплохая идея! - оживился Лисецкий. Остальные отвели глаза.
- Так вот, я опять насчет передачи, - вернул их к прерванной теме Киршбаум. - Мы не просто даем суверенитет. А мы обещаем вплоть до отделения! - Он тонко улыбнулся. - Это большой шаг вперед.
- Если все отделятся, кто же останется? - недоуменно спросил Баранов.
- Необходимо говорить о правах русских в России, - непререкаемо заявил Дружинин. - Коренное население в настоящее время является у нас наиболее униженным. Мы затравлены компрадорским правительством и продажной прессой. У нас выработался комплекс национальной неполноценности. Мы уже сами себя стыдимся.
- Давить надо русской идеей! - брызгая слюной, поспешно поддакнул Топорков. - Это сильный слоган.
Назимов беспокойно завозился.
- Мусульманское население может не понять русскую идею, - осторожно проговорил он. - А это почти половина избирателей.
- Русская идея сейчас непопулярна, - авторитетно возразил Киршбаум. - Люди не хотят жить, как в России. Они хотят жить, как в Америке.
- Тут даже не в этом дело, - покачал головой Лисецкий. - Не в том, что они хотят или не хотят. А в том, что русскую идею Жириновский оседлал. Тут нам его не перешибить.
- А может, все-таки попробовать? - не отставал Топорков.
Дружинин закусил мундштук трубки и незаметно пихнул его в бок. Он уже понял, что русская идея не зажигает Лисецкого, и безнадежно опустил глаза в стол. Дружинин вообще давно разочаровался в Лисецком, стеснялся своего участия в этом проекте и своего пребывания здесь, но в деньгах нуждался остро, а так много, как в штабе Лисецкого, ему нигде не платили.
В отличие от него, Топорков ничего не стеснялся. Он считал, что брать надо, где дают. А гнуть свое. В этом ему виделась русская правда.
Лисецкий с грустью посмотрел на красное лицо Топоркова, подвинул к себе список членов делегации и незаметно вычеркнул его фамилию из списка. Еще немного подумал и вычеркнул заодно и Дружинина. Потом взглянул на часы и поднялся.
- Ну, вы тут спорьте, а я поеду, - объявил он, подхватывая пальто. - А то на важную встречу опоздаю. Увидимся на телевидении, - последняя фраза была адресована Киршбауму.
4
- Не любишь ты меня, Марик, - жеманно говорил Лисецкий и поджимал губы. - Совсем не любишь!
- Да в чем же я согрешил, Егорушка? - с деланным испугом округлял глаза Либерман и морщил нос. - Неужто опять фуа-гра с малиновым соусом подали? - Он заглянул в тарелку Лисецкого и всплеснул руками. - Я же с утра распорядился: только с земляничным! Лично повара утоплю в этом малиновом соусе! Лучшего друга чуть не отравил! Позор на всю Москву!
Они вдвоем обедали в изысканном ресторане Дома приемов "Русской нефти". Вокруг них бесшумно шныряли почтительные официанты. Лисецкий был в том же костюме, но уже без галстука, оставленного им в машине, перед тем как войти сюда. Зная демократизм Либермана в одежде, он старался соответствовать. Либерман был в неизменной черной рубашке-поло и черном же пиджаке.
- Да дело не в соусе, - жаловался Лисецкий. - А в том, что не помогаешь ты мне на выборах.
- Как не помогаю? - на сей раз удивление Либермана было искренним. - Баранов твой регулярно у нас появляется. Все оговоренные суммы ему выдают точно в срок. Те средства массовой информации, которые ты на нас повесил, мы оплачиваем. Чего же еще?
- Да я не про деньги говорю, - вздохнул Лисецкий. - Здесь к тебе нет претензий. Но что такое деньги, если вдуматься? Их найти можно. Я про другое. Про твои связи. Вот что бесценно. Ведь ты, с твоими возможностями, мог бы всю картину поменять. - Он сделал руками широкое круговое движение, показывая, как Либерман мог бы поменять картину. - Начать переговоры с силовыми структурами, федералов на мою сторону перетягивать. Губернаторов убеждать.
Эту тему он настойчиво обсуждал с Либерманом в каждый свой приезд. Другой постоянной темой их переговоров было перенесение головного офиса "Русской нефти" в Уральск. Обе эти идеи Либерман считал не слишком удачными и лишенными практического смысла. А потому уклонялся как мог.
Он состроил гримасу, поерзал и покачал головой.
- Егорушка, при всем моем безграничном к тебе уважении, - мягко возразил он, - я не могу вмешиваться в такие процессы без согласия президентской администрации. Я бы и тебе не рекомендовал с ними ссориться. По крайней мере до тех пор, пока они у власти. А уж для нас, бизнесменов, идти против их воли - это чистое самоубийство. Давай попробуем их убедить в необходимости поставить именно на тебя. Получим их разрешение и - вперед. С развернутыми флагами. Даю тебе слово, я первым у себя на груди твой портрет наклею.
- Ты всегда готов встать грудью за моей спиной, - проворчал Лисецкий недовольно.
- Работа у меня такая, - нисколько не смущаясь, ответил Либерман с обаятельным бесстыдством. - Избегаю всякого риска. Даже ночью с женой два презерватива надеваю.
- Но с депутатами Государственной думы ты же можешь начать работу? - настаивал Лисецкий. - Чтоб они на местах поддержали меня. Тут-то какой риск? Ведь у вас треть парламента куплена!
- У нас? - ахнул Либерман. - Да в Государственной думе одни коммунисты сидят. А мы у них главные враги. Олигархи. Сионисты. Страну продаем Западу.
- Вы же платите коммунистам! - выпалил Лисецкий. - Финансируете их на всякий случай. Зюганову деньги даете!
- Тсс! - приложил палец к губам Либерман. - Ты что говоришь-то?! Зачем ты такие ужасы мне на ночь рассказываешь?
- Платите, платите! Я знаю! - упрямо повторял Лисецкий.
Лицо Либермана сразу стало очень серьезным.