- Доживёшь до моих годов… натирает же, зараза, - посмеивался и сам Василий Матвеевич. Протез скоро нашёлся, и у старика сразу сделалось другое лицо, и Толя стал толкать компаньона по лавке: подвинься. На столе была уже выставлена еда: жёлто-зелёная яичница, жареная колбаса… Как это можно есть, как вообще можно есть, когда так мутит. Хорошо, на него не обращают внимания, и старик и майор были заняты каким-то своим разговором:
- …Не, Толик, до тебя не поеду! Ты жить один не будешь, оженишься… Да места в доме, хоть конем играй! И лесок рядом, будешь по грибы ходить… Толя, я уже усе продумал, деньги тебе на книжку переведу, не махай руками, не махай. Я точно буду знать, што не забудешь, похоронишь, как следовает… Ну, шо ты её торопишь, а?.. Ты слухай, не перебивай! Смертное там, у шкафу, ещё Фоминишна всё готовила… Дед, ну, если собираешься умирать, так надо ехать, там и кладбище недалеко, ляжешь рядом с Сашком… Оно бы и хорошо, тольки старуху жалко, одна останется…
И тут ничего не понятно. О каких похоронах шла речь? Кто-то умер? И кто, куда, кого зовет? Но тут в разговоре образовалась пауза, и он осторожно спросил:
- Мы не сильно вчера шумели? - Должны же ему рассказать, что было прошлым вечером.
- Ежели што и было, то я не слыхал, - отозвался старик. - Но Толик тебя, Николай, с веранды у комнаты на руках перенёс.
"Меня? На руках?" - опешил беглец и, заметив сбоку майорскую ухмылку, покрылся испариной. Выходит, всё было куда хуже, чем он предполагал.
- Ага, на руках! Дед преувеличивает, а ты размечтался! На закорках перенёс - это да! - внёс уточнение благодетель. - А стали раздевать, так брыкаться начал… Ты ж здоровый лось, с тобой и два санитара б не справились…
Выходит, он так напился, что не мог самостоятельно передвигаться? Перед глазами вновь встали щербатые края миски, маленькая коричневая деревянная ложка, и будто наяву почувствовал тошнотворный запах водки и странный вкус во рту. Но было что-то ещё… Они, кажется, кого-то поминал… Нет, почему кого-то? Поминали Толиного друга Сашу и этого… Стива, который Маккуин. А потом они с майором говорили, говорили, говорили. Или говорил он один?
И стало не по себе. Чёрт! Стоило только расслабиться, выпить лишнего, ведь точно лишнее - отчего это он не может придти в себя? - как размяк, потёк, изошёл… Господи, да что ему скрывать? Скрывать нечего, но обнажаться стыдно во всех смыслах, да ещё на виду у этого пересмешника. А ведь перед ним самим когда-то вот так же исповедовались. И он помнит, как был тогда раздавлен неожиданным откровением, как не понимал, почему он стал конфидентом этого, известного на всю страну, человека, вальяжного, самоуверенного и категоричного. Эти подробности его интимной жизни! И как не нужно ему это было, будто человек переложил свою тяжесть на него. Когда они вскоре встретились, исповедующийся был уже со своим всегдашне неприступным лицом. А он, молодой дурак, всё пытался поймать его взгляд, хотел дать понять этому значительному лицу, что даже под пыткой никогда никому ни словом, ни намёком, ни мыслью! Но человек вел себя так, будто само допущение, что он может откровенничать с кем бы то ни было, кощунственно и провокационно. Он уже не нуждался в сочувствии и был снова холоден, закрыт и высокомерен. Пожалел ли тот человек о своей слабости, он никогда не узнает.
Вот и по майорскому виду нельзя определить: он только пуговицы расстегнул или рвал на себе рубашку.
- Это всё ты, Толик! Знаешь, што человеку пить нельзя, на кой так друга свово напоил? Суп из водки придумал! Вы ж пивом набузовались, а водка после пива - дело тяжёлое! - грозил пальцем Василий Матвеевич.
- Та всё нормально! А водка с хлебом - самое то, когда её, беленькой, мало. Хлеба накрошишь, несколько ложек примешь и тут же захорошеет… А шо такое с Колей стало, сам понять не могу. Хотели помянуть людей, сидели, разговаривали, ничего такого… Он мне слово, я ему - два, а может наоборот… Ты так ложечку очередную принял, - повернулся к нему майор. - Шо-то сказал, и - брык! - повалился головкой на стол и отключился!
- А што ж коньяк-то не пили? - допытывался Василий Матвеевич.
- Не, коньяк для этого дела не годится! Дед, та всё нормально! Он же выспался! И спал, как пацанёнок, слюнки пускал и, шо характерно, всё звал: мама, мама! - с самым сочувственным видом издевался Толик. Пришлось двинуть майора ногой под столом, но пересмешник будто и не заметил.
- Ты, Коля, ешь, ешь, неизвестно, когда ещё обедать будете. Может, налить для поправки? - спросил Василий Матвеевич.
- Нет, нет! Не надо! - передёрнуло Колю.
- Так я только для аппетиту, а то сидишь, раздумываешь…
- Дед, не кормить же его с ложки? Не хочет харчиться, ещё пожалеет. Эх, какой картофанчик! Правда, от картошки один воротник стоит… Ну ничего, зараз мы всё это чайком заполируем… Чай попьём, хрен помнём, будто мясо ели!
- Ну, Толик, ну, охальник! Такое за столом!
- А шо такого? Нормальная присказка в полевых условиях, когда жрать нечего, особенно вдохновляет. Чай у тебя, дед, действительно добрячий.
Ел майор быстро, с аппетитом, над столом то и дело мелькали его руки, над ухом рокотал весёлый голос. Неужели Толик вчера ему всю миску скормил, а сам даже не пробовал. И теперь у него всё в норме, а у него сам вид еды вызывает тошноту, особенно блестевшие жиром куски колбасы. Но чай был и в самом деле хорош, вот выпил кружку, и стало немного легче. Но, когда через силу стал тянуть вторую, старик высоким голосом вдруг торжественно сообщил:
- А вы ж ничего и не знаете-то! Утром сёдни передали, нашли того, который в бега подался… ну, этого… как там его… Фведоровского, кажись… Мёртвого нашли! Вот таки дела…
И чай тут же стал поперёк горла, и беглец зашёлся в кашле. И майор с размаха крепко ударил по спине, видно, давал сдачу. Замахнулся и во второй раз, но вовремя вспомнил о больной спине компаньона: извини, не хотел. И подал какую-то тряпочку утереться. А он в первую минуту удивился не так сообщению, как тону старика, на что-то намекающему тону. Значит, вчера ему не померещилось? Но это нисколько не встревожило, только утвердило в догадке. Теперь он точно знал: старик будет делать вид, что принимает его за алкоголика Николая, и ни словом, ни делом не выкажет, что узнал. Всё будет по умолчанию!
- А где нашли? Убитый был? - своим чередом изобразил удивление майор.
- Не, сказывали, сгорел. Да так обгорел, что зараз и не разберут: он, не он.
- Ты смотри как удачно, - хихикнул майор. - И всем хорошо. Он отмучился, а вертухаям бегать искать не надо! Теперь под эту музыку всё и спишется!
И что это Толя так развеселился? Ещё бы! Ситуация вот уже какой день доставляет майору Саенко массу удовольствия. А как ему реагировать на известие о предполагаемой кончине самого себя? Это должно быть более чем неприятным для нормальной психики известием. Но разве она у него нормальна? Нет, нет, ему не по себе, что труп какого-то несчастного приняли за его останки. Приняли? Да нет! Пытаются выдать какой-то обгоревший остов за беглого каторжника. Зачем? А если эту новость запустили только для того… Для чего? Нет, гадать он не будет - сложно отвечать за бред в чужой голове. Но холодок прошёлся по спине, и он осипшим голосом как можно нейтральнее спросил: "А где нашли?"
- Дак пожар, говорят, какой-то тушили, там и нашли… Может, это и не он. Будут, сказали, анализы какие-то делать, вот так, - задержал на Коле взгляд старик.
Что, тоже интересна реакция? Не кипятись! Но вдруг поленом по голове ударило: экспертиза! Если будут проводить генетическую экспертизу, то…
И пришлось вскочить из-за стола и двинуть Толю: пропусти… Не хватает воздуха! Господи, как он виноват перед родителями! За эти дни он мог бы, да нет, должен был найти возможность сообщить о себе. Мог бы, эгоист, мог! Что они переживают сейчас, сложно и представить. Когда-то мать упрекала его, что, уезжая в командировки, он не сразу сообщал, как долетел. А он успокаивал её самым идиотским образом: "Мама, если со мной что-то случится, тебе сразу сообщат". Вот и сообщили! О, как бы устроил такой конец обезьянью стаю! - прислонился он к тёплой шершавой стене дома. И тут же почувствовал, как Толя встал рядом. Он хмуро навис сбоку и поднёс к его губам дымящуюся сигарету, пришлось принять, но зачем, и сам не понимал.
- Ну, шо ты её как соску держишь? Затянись! - потребовал спасатель. И пришлось вдохнуть дым и, сделав несколько бессмысленных затяжек, он выдавил: дай телефон! И майор с готовностью положил на протянутую руку чёрный аппарат.
Он напряжённо всматривался экранчик: сейчас он нажмёт несколько кнопок, и телефон откликнется далёким родным голосом, и набрал несколько цифр, и замер, но через секунду сбросил. Нет, он сделает только хуже! Тут же завертится такая карусель, станут допрашивать уже родителей, потом доберутся до майора, и, не дай бог, до Василия Матвеевича. Своей истерикой он подставит всех.
А может, хватит бегать и бросить к чёрту все эти попытки выбраться - они ничего не дадут! Захотелось рассказать городу и миру, как всё было на самом деле? Но и на суде он хотел того же! И что? Тогда это услышала только горстка людей! И, если бы не пресса, не было бы и этого. Но всё равно не слова, а люди - защита от обезьян. Только людей, готовых понять и поддержать - единицы… Надо было попросить Толю отвезти в Читу. Да, отвёз бы его на улицу Ингодинскую. Это было самым разумным! Вот только инстинкт самосохранения сильнее доводов рассудка…
Но, если посмотреть на ситуацию с найденным трупом с практической стороны, то у него есть несколько дней передышки. На какое-то время поиски пусть и не приостановят, но мероприятия будут вялыми. Да они и так не особенно старались, а то бы давно вернули в камеру, а он ещё на свободе, ещё бегает и даже водку пьёт. Это же надо так напиться! До сих пор мутит, но разве только от водки!
Вернул его к действительности Толин голос.
- Эээ! Хорош, хорош! Не переживай, я отъеду подальше за Читу и с переговорного куда скажешь, туда и позвоню. Ты понял? - успокаивая, заглядывал в глаза майор.
- Толя, нельзя звонить из Читы…
- Я ж сказал, отъеду подальше, и с переговорного, с переговорного… Давай за стол, а то дед такое подумает…
"И то правда, надо держать себя в руках. Надо держать себя в руках! Ты ведь ещё жив!"
Но за столом они посидели не больше пяти минут. Выдержав паузу, Толя торжественно завершил визит:
- Всё, отгостевались! Спасибо, дед! Дальше ехать надо.
- Што ты торопишься, пусть бы Николай поел.
- Спасибо, я сыт, - подхватился Николай. - Нам действительно пора!
- Дед, там у тебя в сарайчике коробок стоит… - замялся Толя.
- А вам на што? Грибы по речке косить собираетесь? - усмехнулся старик. - Верите, токо не бросайте, где попало! Отдайте кому-нибудь, людям сгодится. Это такая удобная посудина, с ней хошь по ягоды, хошь по грибы ходить можно. Я одному тут заказывал, хорошие такие короба делает…
Из сарайчика взяли не только короб, старик велел прихватить и побелевшие от времени брезентовые куртки, что-то вроде энцефалиток. Короб был замечательный, туда засунули и куртки, и одну из сумок, и беглец тут же взвалил его на спину: я понесу!
- Ну, поноси, поноси! - снисходительно разрешил майор лейтенанту.
- Жалко мало погостили, - загрустил старик. - Вы со стола гребите всё, дорога - она такая, всё подберёт.
- Дед, не колотись! Сам понимаешь, жара - пропадёт. В дорогу надо брать консервы, в магазине и возьмём.
- Да какая еда из банок? Я зараз хоть пирожков заверну, - хлопотал у стола Василий Матвеевич.
- Ну, от пирожков мы не откажемся!
- И бутылка там стоит твоя, Толя, заберите…
- Дед, обижаешь! Принесли выпивку, и теперь назад забирать? Я скоро приеду, мы тогда эту бутылочку вдвоём и уговорим!
- Тебя дождёшься, как же! - махнул рукой старик.
- Честное офицерское, приеду!
- Ну, ладно, ладно, приедешь… Спасибо, что хоть в этот раз вспомнил-таки деда. Не забывай, я всегда тебе радый. Далековато, конечно, штоб от Читы просто так кататься, а ты всё ж приезжай, я тебе картошек дам. И товарищ твой Коля пусть заезжает. Ежели жена не примет, и жить будет негде, то у меня места хватит. Работы, жалко, в Кокуях нету, но если надо перекантоваться, то завсегда, пожалуйста.
- Коля! Может, останешься, а? На гада тебе тот Хабаровск? Мы тебе тут и бабу новую найдём, - не упустил случая майор. И Коле только и оставалось, что улыбнуться хозяину: что, мол, с этим Толей поделаешь!
- Спасибо, Василий Матвеевич, за гостеприимство, - протянул он руку. И старик задержал её в своих сухих холодных ладонях: будь здоров, паря!
- Дед, недели через три обязательно заеду! У меня тут дело рядом будет, так шо договорим, - обнял старика Толя и коротко, но крепко прижал к себе.
Минуты две потоптались на пятачке у калитки, прощание со стариками печальны, неловки и не вполне искренни. Ещё произносились ритуальные слова: спасибо… с Богом… заезжай… позвоню, а мыслями гости были уже далеко. Но когда компаньоны уже собирались закрыть калитку, остановил голос Василия Матвеевича:
- Толик, стой! Зайдите во двор, зайдите!.. Надо ж, приготовил и забыл! Вы калитку-то притворите, притворите… - и старик кинулся к дому. И когда расселись под навесом, беглец с тревогой ждал, пытаясь понять: что-то случилось? И то что-то связано с ним?
Старик вернулся быстро, и всему нашлось простое объяснение.
- Я, ребята, вот чего подумал: раз Николай потерял паспорт, то пускай возьмёт на время Санькин. На время! - строго предупредил старик. - И токо с возвратом, поняли?
- Ну, дед, даёшь! А как это паспорт Сашка у тебя оказался? Его ж, когда… ну это… сдавать надо!
- Ну, вот так и оказался. Он же, когда в последний раз приехал, куртёху свою подарил… Ну, а я што? По карманам у ней не шарил, померял, да и всё, большеватая она на меня, да и куды в ней ходить? До магазину? Она дорогая, настоящая кожанка! А этой весной надо было у Сретенск съездить, ну, я и приоделся. У ней, главное дело, што удобно - карманов много. Но я не про это! Стал я свои бумажки складовать у карман, а там паспорт. Ох, и укололо меня! Забыл Саня! Забыл… Он же, когда поехал от меня, по дороге его и… Так ты, Николай, возьми паспорт, на паспорт и билет свободно купишь!
- Нет, что вы, зачем? Чужой документ… нельзя… - растерянно бормотал Николай.
- А совсем без документов - можно? - толкнул его Толя. Для верности ещё и ногой двинул: не ерепенься!
- Оно, конечно, чужой документ - и нехорошо… ещё милиция чего подумает… Но это если напьёшься, а так - што с тебя взять? Ну, а ежели буянить станешь, тогда, конешно… А ты вроде человек не шебутной, вот токо меры не знаешь. Но если не валяться где ни попадя, то и не пристанут… А с Саней года у вас вроде одинаковые. Ты на какой улице живёшь-то там, в Чите? Вот глянь-ка, не тут ли? - раскрыл старик паспорт сына.
- Но мы ведь совершенно не похожи, - сопротивлялся беглец, было неловко перед стариком за вранье. Обманывать ищеек - это одно, а такого, измученного жизнью - стыдно. Даже если Василий Матвеевич обо всем догадался! Ведь его с этим паспортом могут задержать, и тогда… Нет, нельзя! Приличней украсть документ у неизвестного человека, чем… Старик просто не понимает, что и его могут привлечь, и даже если это будет не камера, а только допросы… Хватит и вертолётчика! Но майор решил по-своему.
- Шо ты киксуешь? Мы ж на время, может, и его предъявлять не придётся. Нам токо билет купить - и всё! Вернём, вернём, деда, не сомневайся. Сам назад и доставлю.
- И правильно! Вы на Куэнгу ехайте, там поезда один за одним. А то удумали по речке! Вы ж не молоденькие такого кругаля давать! А то в Сретенске, штоб вы знали, там и пограничники, и часть эта… конвоирская стоит… - со значением посмотрел Василий Матвеевич на товарищей.
Майор тут же состроил гримаску: да нам хоть конвойная, хоть ракетная! Мы так, погулять вышли. И кинулся благодарить старика:
- Ну, дед, ты и сам не знаешь, как выручил. Не надо никого просить, купим билет, и Коля поедет как деловой! - И сгрёб паспорт друга, и положил в бездонный карман рубашки, и хлопнул по плечу компаньона: не переживай!
А тот и не переживал. Конвойники, и в сам деле - так, ерунда! Розыском они не занимаются, сопровождают уже пойманных, хотя в экстренных случаях могут задействовать и эти части. Но что делать? Нет, в самом деле, вся страна нашпигована спецчастями, они сыпью покрыли города и веси, и поначалу кажется: человеку ни пролететь, ни проехать, ни пройти. А ничего - можно! Только непонятно было, он за эти дни стал законченным фаталистом или под опёкой вертолётчика так расслабился. Да и что ему бояться Сретенска, он там уже был…
- Спасибо, Василий Матвеевич, ещё раз. Но только это излишне. Но если вы считаете, что… Мы обязательно вернём вам документ, обязательно вернём.
- Давайте, давайте, ребята, с Богом! Вы уж попридержитесь, не пейте на станции! - наказывал старик уже на улице. Они долго ещё оглядывалась, и всё видели его маленькую фигурку, а потом надо было сворачивать…
И когда вышли на площадь в центре посёлка, майор спросил: "Может, и правда, рванем на Куэнгу?"
- А это далеко? - приостановился беглец.
- Та не особо. Километров пятьдесят в сторону Читы.
- Тогда, в самом деле, зачем тащиться по речке? Давай поедем на эту… как её… Куэнгу. Оттуда и тебе будет ближе до Читы, - бодро начал он, и тут же осёкся. На неизвестную станцию в западном направлении ему никак не хотелось. Он уже поверил, что сектор охотников за его скальпом заканчивается в районе Могочи. И хотелось туда, а не в Куэнгу! Но решать должен сам Толя. А то он его действительно зае… заманал. Вот именно! А майор, внимательно посмотрев на компаньона, усмехнулся.
- Ты опять за своё! А давай не будем сбиваться с курса? Едем до Сретенска! - выкрикнул он и решительно двинулся по улице дальше. Он ещё раздумывал, в какой магазин зайти, а подопечный уже приготовил деньги. Увидев эти бумажки, Толя тут же оскалился.
- На свои будешь брать токо презервативы. Они тебе шо, срочно понадобились?
- Срочно мне беруши требуются…
- Ой, какие мы нежные! Мы ж с тобой договорились насчёт денег, а ты опять за рыбу гроши… Скоко можно? Ты постой тут, в тенечке, я быстро!
И не успел он пристроиться вместе с коробом за каким-то киоском и осмотреться, как благодетель с пакетом уже стоял перед ним. Ну, летун-вертун!
- От тут и килька, и лапша, и водочка, и буханочка, и… - всё перечислял и перечислял Толя. - Давай снимай, снимай свой коробок, будем укладываться.
Но укладка ограничилась тем, что пакет с провизией переместился в короб. И майор, взявшись за его брезентовые лямки, внес ясность в дальнейший процесс транспортировки:
- Теперь так: сумка - тебе, бандуру понесу я. И не спорь!