– Сядь. Расскажи.
– А ты не злишься?
– Из-за чего?
– Ну... что наврал.
– Ты же сразу сказал, что пошутил... А выступать страшно?
– Нет... то есть чуть-чуть, пока не начал. А когда поешь, то уже не страшно... Мне болтик помогал, – улыбнулся Максим и опять разжал ладошку. – Я вместе с ним выступал.
Таня серьезно кивнула и пальцем покатала болтик на Максимкиной ладони.
– Конечно, с таким легче... А песня хорошая?
– Еще бы!
– А можешь сейчас спеть?
– Сейчас?
– А что? Ну, пожалуйста, – попросила Таня. – Ты не стесняйся, ты забудь, что я тут сижу. Будто ты один.
Но Максим, конечно, застеснялся. И глупо спросил:
– А зачем петь?
– Ну вот... – тихо сказала она. – Я же не видела передачу. Мне же тоже... хочется ведь послушать...
– Здесь акустики нет.
– Чего нет?
– Тесно. Звучать совсем не будет. И музыкального сопровождения нет. И хора. Эту песню с хором поют.
– А ты попробуй без всего. Может быть, хоть немножко получится! Хоть чуть-чуть! Сначала как будто хор, а потом сам.
Она говорила жалобно и в то же время настойчиво. И не отводила глаз от его лица. И Максим вдруг понял, что опять может оказаться обманщиком: наговорил про выступление, а петь не хочет. Значит, наврал? Но не это было главное. Главное, что Таня могла обидеться. Но и это не все.
Дело в том еще, что Максиму захотелось петь. Неловко было, но все равно хотелось... И, подавляя в себе смущение, он сбивчиво согласился:
– Ладно. Только я не знаю... Как уж получится.
– Конечно! – торопливо сказала Таня. Вскочила и поспешно отодвинулась к стенке.
Максим глубоко вздохнул, развернул плечи, уперся позади себя кулаками в ящик. Посмотрел на солнечные облака в светлой щели выхода. Они были прошиты белой реактивной ниткой.
Максим запел:
Над травами,
которые
Качает ветер ласковый,
Над кашкой и ромашками
Растет веселый гром...
Он пел вместо хора и, по правде говоря, не очень старался. Ведь это было только вступление. А когда слова хора кончились. Максим помолчал, мысленно слушая музыкальные такты. И начал свое. Без боязни, чисто, по-настоящему:
Товарищ летчик!
Ну что вам стоит?..
И отчаянное желание полета, надежда на чудо и тоска по высокому небу опять пришли к Максиму.
Мне лишь на минуту взлететь над полем...
Возьмите!
Я очень легкий!
И его, разумеется, взяли в конце концов. И он торжествующе рассказал об этом в песне. А замолчав, посидел несколько секунд, словно возвращаясь из полета. Сюда, в "Гнездо ласточки". И вопросительно взглянул на Таню.
– Какой ты молодец, – сказала она. – Самое честное слово, молодец! Ты меня позовешь, когда у вас будет где-нибудь концерт?
Он кивнул. И подумал, что концерты ведь и в самом деле еще будут. И Таня придет. И наверно, мама с папой придут. И может быть, даже Андрей. И ребята из класса... А подумав о классе. Максим встревожился.
– Ты знаешь, мне пора, – сказал он огорченно. – Наш класс в парке, и мне тоже надо туда. А то ругать будут.
– Жалко, – сказала Таня и смутилась.
Максиму тоже не хотелось уходить. Даже страшновато стало: вдруг больше не получится у них с Таней такой хорошей встречи. Хотя она и говорила "приходи, когда хочешь", но кто знает...
– А пойдем вместе в парк, – вдруг сказал он. Это неожиданно вышло даже для него самого.
– Я? – удивилась она.
– Ага. Пойдем!
– Там же... ваши ребята. Я никого не знаю.
– Ну и что! Ты со мной, – храбро сказал Максим.
Бой
В городе, где раньше жил Максим, все было молодое. И деревья. Они были тоненькие и не закрывали солнца. А здесь был старый парк с раскидистыми тополями и кленами. Листья еще не совсем выросли, но уже давали хорошую тень. Ветки переплелись в зеленую крышу.
Максим и Таня вступили под деревья. Зеленый воздух был проколот тонкими лучами, и эти лучи запятнали песок на аллее круглыми отметинами, похожими на желтое конфетти. Максим осторожно ступал по ним, а они прыгали по его ногам. И казалось, что эти круглые зайчики – теплые и чуть-чуть пушистые.
На главной аллее встречались редкие прохожие, но ребят не было видно. Ни своих, ни чужих. Однако издалека доносился веселый шум многих голосов. Там где-то веселился и третий класс "В" школы номер одиннадцать. Но торопиться и бежать не хотелось. Под зелеными сводами высоких тополей и кленов идти было спокойно и тихо. И они шли, держа друг друга за руки.
Потом Максим увидел, как навстречу шагает Светка Мешалкина – из его класса.
Мешалкина его тоже увидела. И остановилась.
– Ры-ыбкин... Какой ты краси-ивый...
Однако на Максима посмотрела она лишь мельком и уставилась на Таню.
– Где это ты гулял, Рыбкин? Все думали, что ты заболел.
"Заболел! Передачу они не смотрели, что ли?"
– Ну и правильно думали, – сказал он сердито. – Я в самом деле в больнице был. Два укола схлопотал от заражения.
Слова про уколы Светку не потрясли. Она продолжала с любопытством поглядывать на Таню.
– Где наши? – спросил Максим.
– Где... На аттракционах, конечно. Вон там, – она махнула за спину.
– А ты куда?
– Я отпросилась. На этих сумасшедших каруселях у меня все равно голова кружится, а дома масса дел. Надо еще пионерскую форму готовить для послезавтра. У тебя форма готова?
– Все у меня готово, – небрежно откликнулся Максим, но при мысли о скором празднике ощутил короткий толчок радости.
– Смотри. А то Римма Васильевна тебя сейчас сразу спрашивать начнет.
– Она разве здесь?
– Конечно. Ты ничего не знаешь. Софью Иосифовну вызвали на конференцию, а Римма Васильевна пошла с нами, чтобы посмотреть, организованный у нас получается отряд или не очень.
– И конечно, сказала, что не очень, – догадался Максим.
– Конечно! Тыликов всех подводит. Ведет себя, как... как... не знаю даже кто. В общем, как Тыликов.
– Мы пошли. Пока, – сказал Максим, и они с Таней зашагали к аттракционам: дорогу к ним показывали голубые фанерные стрелки на столбах.
А Светка, разумеется, стояла и смотрела им вслед. Потом окликнула:
– Рыбкин! Можно на минуточку?
Максим оставил Таню и неохотно подошел.
– Ну?
– Это кто? – шепотом спросила Мешалкина и стрельнула глазами в Таню.
Максим внутренне напружинился и независимо сказал:
– Таня. Знакомая. А что?
– Мне-то ничего, – равнодушным голосом объяснила Светка и стала смотреть на верхушки деревьев.– Смеяться будут. Скажут: невесту привел.
– Ну и дура! – вспыхнул Максим.
– Я-то не дура, я ведь не смеюсь, – спокойно сказала Светка. – Пока, Рыбкин. Я пойду.
– Ну и топай...
Он вернулся к Тане и взял ее за руку. А в другой руке сжал болтик. И они пошли туда, где были голоса и смех.
Деревья кончились, и Максим увидел поле чудес. Взлетали разноцветные лодки качелей. Вертелись карусели, похожие на пестрые зонтики с подвешенными лошадками и колясками. Медленно поворачивалось в небе колесо великанского велосипедиста, подымало на небывалую высоту кабинки с пассажирами. Они почти цеплялись за солнечные облака. Пассажиры казались с земли пестрыми лилипутиками. И наверно, там, у неба, им было очень хорошо. Как в полете...
У Максима даже сердце заныло – так захотелось в высоту.
Но сначала надо было объясниться с Риммой Васильевной. Где она? Кругом столько народу! Наверно, из всех школ сюда сошлись экскурсии. Мальчишки и девчонки носились по дорожкам, стояли в очередях у каруселей, играли в чехарду, толпились у автоматов с газировкой. В одном месте две большие девочки водили с первоклассниками хоровод, в другом – целый класс обступил учительницу, и они громко что-то репетировали.
Но среди этой неразберихи и мелькания Максим разглядел красную испанку.
Римма Васильевна всегда была в этой испанке – и в школе, и на улице. И наверно, даже дома. Словно родилась в ней. Вокруг испанки у нее мелко кудрявились светло-желтые завитки – такая девчоночья при– ческа. Из-за этой прически, из-за белой блузки и красной испанки Римма Васильевна походила на восьмиклассницу. Особенно когда бодро шагала и громко командовала. Но это если не вблизи. А когда рядом, то видно было, что она уже взрослая. И не потому, что морщины – их как раз почти не было, лишь у глаз немножко. Дело в том, что Максиму казалось, будто у нее губы как у старушки, только подкрашенные. Римма Васильевна про это, наверно, знала, поэтому губы держала всегда поджатыми, и рот ее был похож на тонкую щель. Это еще больше придавало Римме Васильевне решительный вид...
– Подожди, – попросил Максим Таню. Подошел к вожатой и поздоровался.
– А говорили: болеешь, – сказала Римма Васильевна. – Что с тобой случилось, почему не пришел к половине второго, как все?
– В поликлинику попал из-за ноги... Римма Васильевна покосилась на его бинт.
– Ладно. Потом объяснишь Софье Иосифовне. А сейчас иди к ребятам и занимайся, чем все занимаются. По общему сигналу – ко мне.
– А где все и чем занимаются? – поинтересовался Максим.
– Отдыхают. Катаются на аттракционах. А кое-кто, вроде Тыликова, бегает неизвестно где и нарушает дисциплину, – с неожиданной досадой сообщила Римма Васильевна. – Тебе не советую. Ты послезавтра будешь в пионеры вступать и должен вести себя образцово. Понял?
– Понял, – кротко сказал Максим.
– Кстати, пионерская форма у тебя готова? Полностью?
– Все готово. Давно еще.
– Ну иди...
Максим подбежал к Тане:
– Давай на колесо! Она запрокинула голову.
– Такая высотища. Я там помру!
– Не... – успокоил Максим. И неожиданно пообещал: – Я тебя буду за руку держать, крепко-крепко.
Он тут же смутился и поддал сандалией пустой стаканчик из-под мороженого. А Таня быстро кивнула и опустила голову.
Они подошли к колесу. Вот это удача! Почти весь Максимкин класс был здесь. Даже Тыликов, который ничего не нарушал, а спокойно стоял в очереди за Верой Ковальчук. Он первый увидел Максима и громко сказал:
– Ура! К нам пополнение из десантных частей! Все заоборачивались. И послышались обычные слова: "Макс, привет!.. Ты откуда?.. Разве ты не болеешь?.. А говорили..." Ехидный Мишка Стременко спросил:
– А почему красный мундир? В пожарники записался?
Вот балда! Телевизор он не смотрел, что ли?
И вообще странно: никто ни слова о передаче. Даже "артистом" не обозвали. Будто и не было ничего! Неужели все из-за первого летнего дня прогуляли концерт?
Максим озадаченно поглядывал на ребят.
На костюм его никто, кроме Мишки, не обратил внимания. Впрочем, это как раз понятно: из-за теплой погоды почти все были не в школьной форме, а кто в чем, и Максим не очень выделялся в пестрой толпе. Но почему ребята молчат про выступление?
Все ясно, никто не смотрел! Наверно, прочитали в программе слово "концерт" и не включили телевизоры. Лодыри! Небось мультики смотреть всегда готовы... Зря он поскромничал и не намекнул вчера в классе, что будет выступать.
От огорчения Максим на полминуты забыл про Таню. Но быстро спохватился и встал с ней в хвост очереди.
Громадное колесо поворачивалось над ними, вознося в поднебесье кабинки со счастливцами – с теми, кто дождался своего часа. Максим запрокинул голову и с радостным замиранием следил за ними. Ведь скоро и он... И не замечал, что многие в это время следят за ним. И за Таней. Девчонки перешептывались. Мишка Стременко что-то с улыбочкой сказал Вере Ковальчук. Та громко ответила, что он глупый, как кочерыжка.
Таня выдернула из Максимкиных пальцев ладошку.
– Ты пока стой, ладно? Я в киоск сбегаю, где марки продают. Я про космос собираю.
– Только недолго, – попросил Максим. Вера Ковальчук вдруг сказала:
– Пойду я. Лучше на качелях покачаюсь. А здесь стоишь, стоишь...
– Забоялась, – сказал Тыликов.
– Ну и забоялась! Не все такие герои...
– Меньше народу – больше кислороду, -сообщил Стременко.
– Фиг тебе – меньше народу! Я Рыбкина поставлю на свое место. Иди, Максим. Это было прекрасно! Сразу на десять человек ближе!
– Рыбкина девочки любят. Он у нас обаятельный, – отомстил Стременко.
Максим промолчал: дурака словами не вылечишь.
– А что это за девчонка с тобой была? – вдруг спросил Тыликов. Он по-хорошему спросил, без насмешки, просто. И Максим так же просто ответил:
– Это моя знакомая, Таня... Представляешь, я сегодня на берегу в глине увяз, а она меня выволокла. Застрял, как в болоте – ни туда, ни сюда. Просто потеха. Если бы не она, весь бы перемазался.
– Я уж и смотрю, что глина, – сочувственно заметил Тыликов и колупнул на Максимкиных штанах подсохшую серую полоску.
– Чепуха, отчистится, – сказал Максим.
– А как у тебя с концертом? Нормально? – вдруг вполголоса спросил Тыликов.
У Максима прыгнуло сердце.
– Все... нормально... А ты видел?
– Не... Мамка за картошкой послала, потом в аптеку. Да я и не знал, в какое время покажут.
– А откуда знаешь, что концерт?
Тыликов усмехнулся и хотел что-то сказать. Но подошла Таня, и он промолчал.
– Ой, вот мы уже где! – обрадовалась Таня.
– Вставай, – сказал Максим и отодвинулся, надавив спиной на Тыликова. И тут возмутился Мишка Стременко:
– Смотрите на нее! "Ой, вот мы уже где!" А ты тут стояла?
– Мы же вместе, – сказал Максим.
– Это вы сзади вместе были, а сюда тебя Верка одного поставила!
– Как это одного, если мы вместе?
– Какие хитрые! – зашумели те, кто стоял позади. – Ковальчук одна была, а их двое!
– Эта вообще не из нашего класса!
– Если не из нашего, то не человек? – спросил Максим.
– Да ладно вам, – сказал Тыликов ребятам. – Пусть стоят.
– Ты не лезь, Тыля! Пускай очередь занимают и стоят!
– Ладно, Таня, пойдем на старое место, – гордо сказал Максим.
Старое место было за Владиком Поляковским. Но за ним теперь стояла длинная и вредная Зинка Ступина.
– Мы здесь стояли, – объявил Максим Зинке. – Владик, скажи.
– Ага, стояли, – послушно подтвердил маленький смирный Поляковский.
– Гуляй, – сказала Зинка. – Кто стоял, тот стоял, а если кто бегал, это не мое дело.
– Ну-ка пусти, – потребовал Максим и попытался отодвинуть Зинку локтем. Зинка была на голову выше Максима и сама его отодвинула довольно решительно.
– У, дерево, – растерянно сказал Максим. Не драться же со Ступиной! И смешно, и невыгодно: хоть и девчонка, а отлупит. Но отступать тоже было нельзя. – Кому говорят, пусти!
– Что за крик?
Голос был насмешливый и очень знакомый. Максим даже вздрогнул: сзади стоял Витька Транзистор!
Это был непохожий на себя Транзя: причесанный, в новеньких джинсах и белой рубашке. К рукаву его булавками была пришпилена широкая повязка с голубыми буквами "ПП". Максим сразу догадался, что это "Пост порядка" или "Патруль порядка", о котором недавно говорила в школе Римма Васильевна.
Но почему в этом патруле Транзя, от которого никому житья нет? А может быть, он срочно перевоспитался? Что-то непохоже. Вид, конечно, приглаженный, но глаза все равно вредные.
За Транзей стояли двое незнакомых мальчишек – класса из пятого или шестого.
– Что за крик? Почему нет порядка? – повторил Транзя с язвительной улыбочкой. – Это Рыбкин нарушает? Ай-яй, какой невоспитанный...
– Я здесь стоял! – сказал Максим.
– Он стоял, – подтвердил Владик Поляковский и заработал от Зинки Ступиной незаметный шлепок по затылку.
– Он сам не знает, где стоял, – заявил Мишка Стременко. (Ну что Максим ему сделал плохого?) – То тут, то там лезет. А она совсем не стояла.– Мишка ткнул пальцем в Таню.
– Сам ты не стоял! – сказал Тыликов.
– Стояли они! Мы видели! – зашумели девчонки, которые были впереди.
– Это что здесь происходит? – прозвучал взрослый голос, и все на миг замолчали: увидели Розу Михайловну – учительницу из третьего "Б". Роза Михаиловна была пожилая, с черной прической, похожей на кавказскую папаху, и строгая. – Почему такой беспорядок? Это опять Тыликоов верховодит?
Тыликов сказал:
– Как что – сразу я.
– Это Рыбкин, – с улыбочкой объяснил Транзя. – Это воспитанный тихий Рыбкин лезет без очереди, да еще не один, а с подружкой.
– Мы стояли! – крикнул Максим.
– Тихо, тихо, – сказала Роза Михаиловна. – Все должны стоять на своих местах. Никто не должен нарушать дисциплину.
И она удалилась, уверенная, что навела порядок и рассудила спор.
– Ясно, моя Рыбочка? – спросил Транзя. – В очередь! Занимать надо, моя хорошая. Во-о-он там! Топай-топай-топай... – И он показал в хвост очереди, где только что пристроился в полном составе еще один класс.
– Ну их, пойдем куда-нибудь, – шепотом сказала Таня.
Максиму все еще хотелось покататься на колесе.
Но стоять здесь после всего, что случилось, было тошно.
– Пойдем в тир. Я пятьдесят копеек могу истратить вместо обеда.
И они пошли рядом, не оглядываясь. Все замолчали. Потом Тыликов окликнул :
– Макс, иди на мое место! А она – на Веркино!
– Спасибо. Мы в тир, – сказал Максим.
Где тир, они точно не знали и слегка заплутали в аллеях. Оба молчали. Максиму было неловко за ребят. И за себя: не смог добиться справедливости. Чтобы заглушить неловкость, он досадливо сказал:
– Этот Транзя такая шпана. Все знают. А туда же, в патруль...
– Противный, – согласилась Таня.
Заросшая дорожка снова привела их на край площадки с аттракционами.
И тут, словно его звали, опять появился Транзистор! Выскочил из кустов. Теперь он был один. Увидал Максима с Таней и злорадно заухмылялся:
– Что, не пришлось покататься, Рыбочка? Видишь, как нехорошо лезть без очереди.
– Знаешь, что у него на повязке? – громко спросил Максим у Тани. – "ПП" – подлая прилипала.
Он был уверен, что вблизи от учителей и вожатой Транзя не посмеет его тронуть. Но тот вдруг прыгнул и толкнул Максима в кусты. А сам – следом. Теперь кругом были только ветки. Транзя ловко выкрутил Максиму руку.
– Пусти!
– Говори: "Витенька, прости, я больше никогда не буду".
Максим увидел круглые Танины глаза и понял, что потеряет сознание, а говорить такие слова не будет.
Но боль была нестерпимая. Транзя надавил еще сильнее, и Максим упал коленками в траву.
– Отпусти, гадина, – сказал он сквозь слезы. И вскрикнул, ткнувшись лбом в корень куста. Разжал пальцы и выпустил болтик.
Уголком глаза он видел, как Таня бросилась с поднятыми кулаками и тут же отлетела – спиной в гущу веток: это Транзя двинул плечом. Потом он отпустил Максима и поднял его за шиворот. Болтик лежал в траве. Максим сразу нагнулся, но Транзя наступил на болтик и отпихнул Максима. Он подобрал болтик сам.
– Отдавай! – сказал Максим.
– Ах какой нехороший! С железками ходишь. Чтобы драться, да?
– Хулиган паршивый, отдай сейчас же! – бесстрашно сказала Таня.